Змеиное гнездо

Глава 15

Толпа в аэропорту О'Хара значительно поредела к тому времени, как Дрискилл спустился по трапу самолета местных линий и прошел через терминал к вашингтонскому. Звук собственных шагов в полупустом переходе почему-то казался неприятным. Двадцать четыре часа назад они с Элизабет возвращались в Вашингтон из форта Тикондерога. Бен начал задумываться, долго ли он выдержит такой темп. Элизабет права: он уже не мальчик.

До посадки оставалось еще пятнадцать минут. Он нашел телефон и набрал вашингтонский номер.

Тереза, разбуженная звонком, отвечала резко и устало.

– Ради бога, Бен, который час? – Пробормотав что-то, она ответила сама себе: – О господи, всего десять. Ох, Бен, я чуть не заснула на груде бумаг и папок и… ох, ну и каша.

– Что случилось?

– Ничего, просто вымоталась. Ты где?

– Какая разница?

– Бен, я только что проснулась и хочу знать, где ты, только и всего. Со мной темнить ни к чему. Боже милостивый!

– В Чикаго.

– Готовишься к съезду?

– Нет, нет…

– Это из-за Айовы! – торжествующе догадалась она. – Ты раскапываешь айовские дела, так? Скажи мне!

– Ничего я тебе не скажу, – добродушно огрызнулся он.

– А ты уверен, что это умная мысль? С Белым домом согласовал?

– Как ни странно, я все еще американский гражданин и вправе отправляться куда хочу… Не только туда, куда пошлет меня Святой Чарли. Сперва ты мне советуешь никому не доверять, в том числе и Чарли, говоришь, чтобы я прикрывал спину, – а теперь прикажешь согласовывать с ним свое расписание?

– Я не говорю, что он святой, и не говорю, что он сам сатана. Я просто хочу, чтобы ты унес голову целой.

– Что там за историю выложил Ласалл насчет биржевых дел президента? Я не совсем уловил – это что, очередная катастрофа?

– Бен, это все вранье! Проклятый Ласалл!

– Откуда ты знаешь? Или тебе сердце подсказало?

– Завтра утром опубликуют официальное опровержение президента. Он мне сказал: будь Дрю с нами, мы на все могли бы ответить. Он сказал, это Дрю вкладывал средства в «слепой» траст или выставлял на продажу. – Она тяжело вздохнула. – Если бы только Дрю был здесь…

– Он отпирается или в самом деле чист?

– Бен, откуда мне знать? Во всяком случае, – тихо добавила она, – тебя он, кажется, не сможет в этом обвинить. Кстати, по словам Ландесмана, он мечтает прибить твою шкуру к амбарной стене – из-за какой-то посылки, которую ты не доставил президенту. Что за посылка? Я не поняла, о чем речь, но ты-то наверняка понимаешь.

– Хоть кто-нибудь в этом городишке способен не болтать?

– И, Бен, думаю, стоит тебя предупредить, ко мне заходили ребята из ФБР, хотят с тобой побеседовать…

– Ну, а я с ними не хочу.

– Просто предупреждаю. Они, вероятно, интересуются сообщением Ласалла, что ты побывал у Саммерхэйза в ночь его убийства.

– Все равно я не хочу с ними разговаривать.

– Тогда затаись и не высовывайся, мой тебе совет.

Он вдруг расслышал тихое попискивание и не сразу сообразил, что это такое. Потом вспомнил: сотовый телефон, который навязала ему Элизабет. Она боялась, что не сумеет с ним связаться.

Он нашарил трубку в кармане пиджака.

– Погоди минутку, Тереза, мне Элизабет звонит на мобильник. – Он отвернулся от телефона-автомата, нажал кнопку похожего на игрушку аппаратика, послушал минуту и опять обратился к генпрокурору: – Слушай, извини, я должен поговорить.

Он повесил трубку и взял с полки мобильник. Технология! Он чувствовал себя балаганным шутом. Голос Элизабет спросил:

– С тобой все в порядке?

– Бывало намного лучше.

– Я могу подхватить тебя.

– Я возьму такси. – Сказав это, он почувствовал себя ужасно глупо. Ему больше всего на свете хотелось ее увидеть.

– Но я сама хочу, солнышко. Мне нужно с тобой повидаться. Случилось кое-что…

– Что еще?

– Не волнуйся. Просто я хочу рассказать при встрече.

– Я буду через два часа.

Едва Дрискилл приземлился в Вашингтоне, пропитанная водой атмосфера без предупреждения разразилась ливнем. Бен допил последний скотч с водой. Ему казалось, он едва успел сесть.

Элизабет, одетая в джорджтаунский свитер и джинсы, встретила его у турникета. Она вполне сошла бы за студентку колледжа. Они поцеловались.

– Добро пожаловать в Вашингтон, сэр. Позвольте сказать, как я рада вашему возвращению.

От нее так и било нервной энергией. По дороге к стоянке она сказала:

– Баллард Найлс собирается в завтрашнем выпуске «Файненшл аутлук» привести доказательства заявления Ласалла. Утверждает, что это правда.

– Как ты узнала?

– Об этом весь город говорит. – Они вышли на парковку. – А что было в Сентс-Ресте?

Он на ходу обрисовал ей события.

– …И уже совсем под конец Уорделл припомнил важное сообщение от Хэйза. Хэйз сказал, если с ним там, то есть в Сентс-Ресте, что-то случится, то Ник должен связаться с одним человеком… с Рэйчел Паттон. Но ее номер на автоответчике не записался. Как по-твоему, сойдет за доказательство, что наша призрачная леди существует? Теперь у нас есть подтверждение самого Тарлоу. Что означает, что тайный канал – неопровержимая реальность. Нас она могла бы одурачить, но только не Хэйза.

– Слава богу! Тогда все складывается. А что случилось с Уоррингером?

– Убит ножом. Его нашли в реке ниже по течению.

– О господи! – Она вздрогнула. – Ужас. Куда ни повернись, кто-то убит.

– Больше того, Уорделл говорил, Уоррингер беспокоился из-за «Хартленд» и Хэзлитта… вернее сказать, боялся «Хартленд». Боялся их власти, влияния на правительство.

– Похоже, у него были все основания бояться.

– Но мы так и не знаем, связано ли его убийство с «Хартленд».

– Знать-то знаем, только доказать не можем.

Она свернула со скоростной автострады к маленькому отелю, который они временно называли домом.

– Ну и заваруха, Бен. Я хочу, чтобы ты из нее выбрался.

– Не так просто, когда уже вмешался. Я замешан, фирма замешана. И один из моих самых старых друзей. Не могу я всех бросить, Элизабет.

– Бен, взгляни на дело так: это прямо как с иезуитами. Ты выходишь из общества. Конечно, ты можешь уйти и постараться выкарабкаться из каши, в которой увяз Чарли, – мы ведь даже не знаем, может, он ее сам и заварил. Ты под ударом, и он на тебя сердит из-за Ласалла – но верный старина Бен шагает в пасть смерти, вслед за всеми прочими жертвами! – Она въехала на маленькую стоянку позади отеля. Лицо ее разгорелось от гнева. – Я за тебя боюсь. Это все не стоит твоей жизни. Ты можешь уйти. Найми адвоката, который будет тебя представлять… и укройся в безопасности на Уолл-Стрит, за стенами конторы Баскомба.

– Ты хочешь направить меня против Чарли?

– Пусть этим занимается ФБР! Расскажи Терезе все, что тебе известно, и скажи ей, что выходишь из игры, ты ведь не член администрации…

– Как я могу? Откуда мне знать, что ФБР не замешано?

– Бен!.. ФБР?

– Слушай, Элизабет, ты сама всегда старалась меня втянуть, так не набрасывайся теперь, когда я увяз по горло. Это не из тех дел, которые можно просто бросить. Прежде всего, никто, кроме нас, не знает про Рэйчел Паттон…

– Чарли уже знает. А тот, кто за ней следил? Он тоже знает!

– Зато никто в Вашингтоне не знает об Уоррингере и Тарлоу столько, сколько знаю я. На нас лежит ответственность, Элизабет. Мы должны помочь правде выйти на свет.

– Ты уверен? – Она внимательно разглядывала его, прислонившись к двери номера. – А ты подумал, какой может оказаться правда? Подумай и скажи, хочешь ли ты, чтобы она вышла наружу. Я, например, не уверена. И не уверена, что нам стоит в этом участвовать. Уже не уверена. Просто сумасшествие, все так запуталось…

– Не верю своим ушам! – Он поднялся с дивана и встал перед кондиционером, вытираясь полотенцем. – Именно ты, неустрашимая журналистка, искательница истины…

– Ты становишься похож на фанатика, Бен. Мне страшно.

– Ты упускаешь из виду главное. Происходит что-то по-настоящему мерзкое, кто-то пытается контролировать выборы и бог весть что еще. И они пытаются уничтожить Чарли – или он сам в этом участвует. Не могу я сказать: «черт с ним!» – и умыть руки…

– Нет, это ты кое-что упускаешь, Бен. Чарли превращает тебя в своего последнего солдата, такого же солдата, какими были Дрю и Хэйз, а они оба погибли. Но он не сможет сделать из тебя несчастного Хэйза Тарлоу, если ты сам ему не позволишь. – Она глубоко вздохнула. – Пусть страну спасает кто-нибудь другой, Бен. Я хочу, чтобы ты это бросил. Ты мне нужен живым! – Она помолчала, не отрывая взгляда от его лица. – И больше мне, в общем, нечего сказать по этому поводу.

– Элизабет… Это больше ради Дрю, чем ради Чарли. Я все спрашиваю себя, а чем Дрю-то занимался в этой заварухе? И пока не могу решить. Но Дрю и Хэйз будто стоят у меня за плечом, иногда указывая путь…

– Вот именно этого и не надо. Ты заслужил передышку, возможность посидеть спокойно в своей башне на Уолл-стрит, работать на джентльменов, перенять эту роль Дрю… и в конце концов самому стать великим старцем. Тем и займись, Бен. Ради меня. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Не стоит это твоей жизни.

– Я всю жизнь – всю жизнь, Элизабет, – отказывался жить по чужой указке. Будь жив мой отец, он бы тебе подтвердил. Теперь уж слишком поздно меняться. Извини, Элизабет. Я не могу стать другим.

Она села.

– Ты всю жизнь выкарабкивался из всякого рода неприятностей. И поверил, что вылезешь откуда угодно. Вообразил себя Багсом Банни! Но ты уже не ребенок, а Багс – ради бога, он ведь из мультика, он никогда не повзрослеет. Пора умнеть, Бен. Я не говорю, что ты не справишься, – говорю только, что это еще неизвестно. С каждым днем счет растет не в твою пользу.

Дрискилл не нашел, что ответить. Элизабет свернулась на кушетке, уставившись в пространство, и вскоре закрыла глаза.

Он проспал меньше часа, беспокойно, плавая на границе сознания, подстегнутый адреналином, – и проснулся. Она спала рядом. Он улыбнулся, обнял ее и снова уснул.

Когда он проснулся второй раз, Элизабет рядом не оказалось. Встав, он пялился в телевизор, который она, уходя, оставила включенным без звука. Уставившись на ведущего новостей Си-эн-эн, он помотал головой, стряхивая паутину.

Присев на край кровати, позвонил Маку в Вашингтон.

Глава администрации, судя по голосу, был на грани срыва.

– Черт, Бен, ты где? Тут все чуть не свихнулись, гадая, куда тебя дальше занесет. Ты скачешь туда-сюда и никуда, как хреново пушечное ядро.

– Соберись, Мак. Вспомни, это мне велели валить на фиг…

– Только вот ты не свалил, вылез на ринг и принялся размахивать кулаками, и тебе, кажется, дела нет, в кого попадешь. Ну так вот, Сам сидит в Овальном, раздирая твою физиономию на клочки для кошачьего туалета. Где, черт побери, та дама, которую ты собирался предъявить Чарли? Нашел свою потерю?

– Либо ты заткнешься, Мак, либо я вешаю трубку, а тебе от этого легче не станет. Я на тебя не работаю, и на Белый дом тоже.

– Ладно, ладно, хорошо. Зачем звонишь?

– Хочу поговорить с президентом. Я должен услышать его версию истории с LVCO и хочу обсудить с ним события в Айове. Он должен услышать от меня… кое-что, ему неизвестное.

– Зато тебе известное! Так?

– Так.

– Сколько можно, Бен?

– Ты лучше передай. Ему нужно об этом знать.

– Ты еще не заметил, что каждый раз, передавая твои новости, я подставляю собственную задницу? Мне бы потребовать надбавку за работу в зоне боевых действий…

– Обязательно скажи, что он должен повидаться со мной срочно.

– Бен, может, тебя это страшно удивит, но у него сейчас хватает собственных проблем. Вот прямо сейчас он готовится к пресс-конференции насчет этих акций LVCO… Так что передать-то я передам, но когда, сказать не могу. Дошло? Он так увяз в болоте с аллигаторами, что я ничего не могу обещать, Бен. Я с тобой свяжусь. Где тебя искать? Разумнее будет мне с тобой связаться…

– Для тебя, может, и разумнее. Но у меня в последнее время нет, скажем так, постоянного адреса. Я тебя разыщу.

Дрискилл повесил трубку.

Он шел в кухню и злился на Мака. Элизабет оставила ему записку. В ней значилось имя. «Бен, – писала она, – позвони ему. Он сумеет тебя вытащить». Имя и номер принадлежали Кристиану Брэйкену, известному в узких кругах Вашингтона адвокату, с которым приходилось считаться. По крайней мере, подумалось ему, она понимает, что для Бена Дрискилла подходит только высший сорт.

Он проголодался, но есть здесь, наедине с ее запиской и мыслями о том, как у них все пошло в разнос, не хотелось. Бен принял душ и вышел.

Он остановил машину у «Уилларда». Белый дом сиял на солнце. Бар «Раунд Робин», конечно, еще закрыт, но Джимми наверняка на месте, наводит идеальный блеск в своих владениях. Бен прошел через вестибюль, даже не пытаясь укрыться от случайных взглядов, и приподнял бархатный канат, отгораживавший вход в бар. Джимми осматривал винный ящик. Он поднял взгляд на пришельца и улыбнулся.

– Мистер Дрискилл!

– Я без заправки, – сообщил ему Дрискилл. – Нельзя ли протащить сюда контрабандой омлет с лососиной и немного джина с тоником на запивку?

– Ради вас, думаю, сумеем. – Джимми на минуту скрылся, надо полагать, для того, чтобы распорядиться о завтраке. Вернулся он с высоким стаканом свежего апельсинового сока. – Может, для начала подойдет, сэр?

– Обо всем-то вы подумаете.

– Если бы только это было правдой, – тихо вздохнул Джимми.

Маленький телевизор за баром уже был настроен на Си-эн-эн. Бен увидел на экране знакомый пейзаж пресс-конференции с президентом – Мак не обманул – и Чарли, входящего из главного здания в Западное крыло и направлявшегося к подиуму, где уже стоял Мак. Звука пока не было. Ведущий налаживал микрофоны.

Чарли, в сущности, ничего не оставалось, как собрать пресс-конференцию, и он предпочел провести ее в неформальной обстановке комнаты прессы, где, как шутили репортеры, имелся богатейший в мире запас алюминиевых лесенок, служивших, чтобы с них заглядывать через головы тех, кто взобрался с ногами на складные стулья. Здесь обычно проводили ежедневный брифинг пресс-секретари, президент же, как правило, встречался с репортерами в строгой формальной торжественной обстановке бального зала наверху. Картины в нем прикрывали фанерными щитами, чтобы телекамеры, покачнувшись, не порвали холсты. В этом зале камеры показывали президента, с улыбкой проходящего по красной ковровой дорожке, иной раз с пачкой заметок в руке, – все как в кино. Сегодня было иначе. Бен решил, что утренний сценарий вдохновлен гением Ларкспура.

В девять тридцать шесть утра президент, появившийся по возможности незаметно, встал на трибуну, украшенную президентской печатью, и оглядел знакомые лица. Снаружи солнце заливало газоны. Толпа туристов выстроилась вдоль Пенсильвания-авеню, заглядывая через изгородь в надежде что-нибудь подсмотреть. Президент с улыбкой кивнул кому-то из знакомых, поймавшему его взгляд.

Макдермотт встал рядом.

– Президент хотел бы сказать несколько слов. Он сделает заявление, и, боюсь, у нас не будет времени отвечать на вопросы. Очень плотное расписание. – Он взглянул на часы, потом, повинуясь знаку оператора – в камеру. – Итак, президент Соединенных Штатов.

Президент занял место за кафедрой. В комнате стояла жара, и рукава его рубашки были закатаны по локоть. Он первым из президентов решился обратиться к народу не в парадном костюме. В расчете, что народ поймет, что он, так же как они, работает на износ.

– Обвинения, выдвинутые Арнальдо Ласаллом в недавней телепрограмме, и сегодняшняя колонка Балларда Найлса оказались неприятным сюрпризом, и нет смысла это отрицать. Хотя я разочарован прочими средствами массовой информации, повторившими эти обвинения как истинные сведения, вместо того чтобы произвести независимую проверку, но такое поведение стало уже привычным. По правде сказать, у меня не остается времени отслеживать оборот акций и слепых пулов даже по газетам, однако американский народ, по-видимому, заслуживает краткого откровенного отклика от своего президента, а мой главный советник по финансам мертв. – Боннер импровизировал на ходу. – Никто не сделал бы этого лучше него. Итак, я перед вами, и вот что мне известно относительно акций LVCO.

Много лет назад, когда я вел адвокатскую практику в Вермонте, я обзавелся скромным портфелем акций, включавшим и акции компании, разросшейся ныне в спрута LVCO. Я не был биржевым брокером, не тратил времени на отслеживание курса акций. Я полагался на брокера, который предлагал мне покупать или продавать. Мне припоминается эта маленькая делавэрская компания по производству металлоизделий. Мой брокер – если память меня не подводит – однажды упомянул за торопливым обеденным перекусом, что эта фирма получила пару правительственных контрактов и стоит прикупить ее акции. Они, как мне помнится, стоили совсем дешево. Что-то вроде доллара или двух за долю. – Люди, привыкшие видеть его изо дня в день, отметили бы, что президент был бледнее обычного, но его голос оставался сильным и уверенным.

– Больше я об этих акциях не думал. С тех пор, как я их купил, до тех пор, пока мне не напомнили о них по телевидению. – Он не сумел заставить себя вторично произнести имя Ласалла. Рубашка на нем от сырости липла к телу. – Я стал конгрессменом, затем губернатором Вермонта, мои акции вошли в слепой траст, а поскольку губернатор Вермонта редко имеет дело с производством металлоизделий, тем дело и кончилось. Мой финансист распоряжался портфелем, выплачивал налоги и тому подобное. Я даже не знал, жива ли еще та маленькая компания. Когда я стал президентом, мои адвокаты и сотрудники министерства юстиции перебрали мой портфель, который, позвольте добавить, не слишком разросся за прошедшие годы, и заверили меня, что удалили всё, так или иначе компрометирующее деятельность президента. Поскольку последняя достаточно широка, практически все, чем я владел, – так мне сообщили, – было распродано, а деньги положены на процентный счет в Нью-йоркском банке.

Я никогда не интересовался скупкой акций, продажей или что там еще делают с акциями. Поэтому я не способен дать более подробный комментарий, и отмечу только, что сообщение по телевидению, как и сегодняшние газетные сообщения, – это не более и не менее как продолжение ряда атак на меня, с самого начала характеризовавших эту кампанию. Они лишены оснований, и я удостоил их сегодняшнего комментария только потому, что широкое освещение в средствах массовой информации заставило обратить на них внимание и опровергнуть, независимо от того, нужно ли это мне. Когда ложь попала на телеэкран и на страницы печатных изданий, ее, конечно, уже ничем не удалишь из умов людей. Я лишь делаю то, что в моих силах, чтобы разобраться в этом деле. Когда я получу более точную информацию, то, можете быть уверены, немедленно сообщу о ней народу.

Боннер откинулся назад, показывая, что сказал все, что хотел сказать. Президент был в бешенстве и не скрывал этого. Мак наклонился к микрофону.

– Это все.

Вперед выдвинулся Бернард Шоу из Атланты.

– Поскольку президент не станет отвечать на вопросы, нам остается только гадать, где его новый юридический советник. Кажется, это коллега Дрю Саммерхэйза, Бен Дрискилл? Но мистер Дрискилл в последнее время не отвечает на звонки. – Бен опешил, увидев вдруг на экране себя перед «Ритц-Карлтоном» в Бостоне после того, как его «замешали» в дело о смерти Саммерхэйза.

Элизабет оказалась права. Он увязал все глубже и глубже.

Джимми аккуратно подвинул Бену тарелку с яичницей и копченой лососиной, с ломтиком поджаренного хлеба на краю, и поставил джин с тоником.

– Надоело видеть себя по телевизору? Это ваши пятнадцать минут славы.

– Я бы предпочел всю жизнь в безвестности, Джимми.

– Давно известно, что политика – грубая игра, а в Вашингтоне она ведется грубее, чем где бы то ни было.

– Примерно то же самое сказала мне нынче утром жена. Она уговаривает меня бросить это дело. И этот город. И политику, и все эти драки. Совсем бросить.

Джимми покивал:

– Я бы сказал, в этом что-то есть. Нелегко, ведь вы с президентом старые друзья… Но на вашем месте я бы ее послушал.

– Она говорит, хочет, чтоб я жив остался.

Джимми заглянул в лицо Дрискиллу.

– Знаете, та статейка заставила меня задуматься насчет мистера Саррабьяна. Что, вообще говоря, привело к нему Дрю Саммерхэйза?

Бен уставился на него.

– Что вы сказали, Джим?

– Я просто подумал насчет мистера Саррабьяна и мистера Саммерхэйза и как все это дело с акциями всплыло невесть откуда и застало президента врасплох. Сдается мне, кто-то получил свое за нашу старую добрую страну. По большому счету.

– Еще как…

Саммерхэйз. Рэйчел Паттон, Чарли, LVCO…

Позавтракав, Дрискилл позвонил в нью-йоркскую контору и переговорил с Элен.

– Послушайте, Элен, вы не могли бы сами сходить к Берту Роулегу и попросить его проверить для меня кое-что? Да, правильно… LVCO.

Вернувшись в бар, он заказал «Деву Марию». Ответного звонка пришлось дожидаться час. Он услышал именно то, что хотел услышать.

Бену Дрискиллу не пришлось долго искать дом Тони Саррабьяна. О нем уже полтора года сплетничали по всему Вашингтону – от раздела «Стиль жизни» в «Вашингтон пост» до «Архитектурного дайджеста». Саррабьян купил два больших особняка в парке на берегу Потомака и велел соединить их длинным флигелем, в котором, по слухам, разместил бальный зал, невиданный в Америке, триста футов в длину, ровно как футбольное поле. Тони с семьей проживал в одном особняке, а второй полностью перестроили, подготовив к приему гостей. Саррабьян счел его вполне подходящим для размещения «Ассоциации Саррабьяна», поскольку эта фирма весьма напоминала маленькое государство во всем, что касалось торжественных обедов, приема коронованных особ и ежегодных празднеств.

Дрискилл сидел за рулем взятого внаем «крайслера» с откинутым верхом. Горячий ветер шелестел в листве. Влажное марево паутиной висело среди ветвей. Он приближался к поместью по пятимильному съезду с двухрядного шоссе, которое вилось среди тополей и платанов, плотной стеной обступивших дорогу. На полянах паслись великолепные каштановые и черно-серые лошади, кормившиеся, несомненно, исключительно четырехлистным клевером. Все это, размышлял Дрискилл, в самом буквальном смысле – плата за грехи. Идеал. Настоящий идеал.

Как только он вышел из машины, к нему подбежали два далматинца, красивые собаки, совершенно не возражавшие против его появления. Они просто любопытствовали. Они не относились к системе безопасности, хотя Дрискилл точно знал, что видеокамеры следили за ним с самого съезда на пятимильную дорожку. Он опустился на колени и заговорил с собаками, погладил их и потрепал за уши. Улыбающийся Тони Саррабьян стоял в дверях и смотрел на Дрискилла, словно на лучшего друга.

– Бен Дрискилл, – назвался Бен.

– Я вас знаю. Заходите. Скромный дом, но это наш дом. – Так он представлял себе подшучивание над собой.

– Кажется, у вас действительно водятся лишние деньги. – Собаки плясали, радуясь гостю.

– Вы не первый, кто это заметил. Зато хватает Фреду и Джинджеру, – он кивнул на далматинцев, – на «Киблл и битс». Заходите, осваивайтесь.

Саррабьян провел его по главному зданию – гостиные, приемные, столовая, библиотека, телевизионная комната, бильярдная, кухня и наконец – кабинет, с широкой застекленной стеной, откуда открывался вид на лужайку, сбегающую к Потомаку. В полусотне ярдов виднелся белый, словно покрытый пряничной глазурью бельведер. Две женщины развлекали стайку в полтора-два десятка малышей, а несколько нянечек помогали, разносили подносы, переворачивали сосиски на газовом гриле и утешали расплакавшихся прежде, чем те успевали заразить остальных.

Саррабьян постоял, любуясь этой сценкой.

– У моей дочки день рождения. Клоуны уже в раздевалке. Моя жена склонна устраивать слишком много шума по подобным случаям. Я ей говорю, что дети ничего не запомнят, но она только смотрит на меня с упреком и отвечает, что я в этом ничего не понимаю. Может, она и права. Меня в детстве не баловали. А теперь, мистер Дрискилл, чем могу быть полезен?

– Я насчет Дрю Саммерхэйза. – Он выдержал паузу, ожидая реакции.

Саррабьян наконец отозвался:

– Меня страшно огорчила его смерть. Хотя я его не слишком хорошо знал. Мне казалось, это вы – специалист по Дрю Саммерхэйзу.

– Он был мне близким другом.

– В моей стране ценят дружбу и верность, – заметил Саррабьян.

Дрискилл задумался, о какой стране идет речь. Ходило множество слухов, и некоторые из них могли оказаться правдивыми.

– Не скажу, что был особенно удивлен вашим приездом, хотя, кажется, у вас в последнее время хватает собственных проблем.

– Мои проблемы – мое дело. Поговорим о ваших.

– Простите, но я таких не вижу.

– «Крайний срок» Найлса.

– «Крайний срок»… – Саррабьян тихо пробормотал название колонки. – Он такой чудак, знаете ли. Мне говорили, у него положительная ВИЧ-реакция. Надеюсь, это правда.

– Что вы против него имеете?

– Вы же читаете его колонку, Дрискилл. Полная околесица. Сплошное вранье. Свобода слова хороша для птичек, можете сослаться на меня. В этой стране много хорошего, но свобода слова сюда не относится. – Саррабьян не повышал голоса, держался обыденно-спокойно. Он уселся к столу на стул с высокой спинкой, развернувшись так, чтобы краем глаза наблюдать за праздником дочери. – Беда с Найлсом в том, что люди этому поганцу верят. Мир без него стал бы лучше. – Его темные глаза ярко блестели под черными бровями.

– Он отозвался о вас недоброжелательно, но ведь это только статья. Мне попадались книги о вас, в целом разделявшие тот же взгляд на вашу жизнь и занятия. И вы еще не утратили чувствительности на этот счет? Должны были привыкнуть к плохой прессе.

– Я посредник. Берусь за все. Улаживаю любые дела. Я свожу людей друг с другом. Я устраиваю встречи людей с общими интересами, даю им возможность обсудить взаимовыгодные дела. Понять нетрудно. Я упрощаю людям жизнь. Позволяю им чувствовать себя как дома. Я создаю настроение, в котором они могут договориться. Любое крупное учреждение этого государства, как и всякого другого, располагает такими людьми – как, по-вашему, подписываются крупные оборонные контракты, мистер Дрискилл? Вы давно в Вашингтоне. Вы знаете, как это делается. Когда людям легко друг с другом, они делают дело. Вы желаете производить ракеты для правительства? Хотите строить новые автономные подводные лодки? Я знаю множество людей по ту сторону океана, которые хотят заниматься бизнесом здесь. Дело не просто в подписи на листе бумаги – речь о том, что вы знаете… и кого вы знаете, и куда уходят деньги. Каждое крупное предприятие располагает батальоном таких, как я. За что же меня преследует пресса и все прочие?

– Собственно, не знаю. Думаю, за то, что большая часть ваших действий лежит вне закона – не сочтите за обиду.

Тони расхохотался, запрокинув голову.

– Бен, Бен, Бен, если следовать букве закона, нам всем место в федеральной тюрьме. Но так уж приходится жить… Тут сам закон виноват. Закон забывает о человеческой природе. Согласно букве закона, мы все – преступники. Такова политика. Я тружусь сам на себя и потому могу обеспечить собственную безопасность – и обеспечиваю, поверьте, – тем, что веду дела с лучшими, крупнейшими, самыми могущественными компаниями и народами и с их правительствами. Беспокоиться за меня – просто даром время терять.

– Одной фотографии, подтверждающей его связь с вами, оказалось довольно, чтобы облить грязью Дрю Саммерхэйза. А ведь есть еще Брэд Хокансен из Бостона… Вы обронили ему на ушко словечко насчет «Хартленд», и его чуть инфаркт не хватил…

– Адвокату следовало бы держаться ближе к истине, сэр. Если бы я знал, о чем вы говорите, то ответил бы, что Брэда Хокансена так легко не запугаешь… в особенности если ему светит крупный куш.

– Ваше имя мелькает повсюду, Тони. Вот теперь, насколько я знаю, оно всплыло совсем рядом с президентом. Прямо не знаю, что и думать!

– Что за бред вы несете? Я никак не связан с президентом.

Безмолвно поблагодарив Берта Роулега, Дрискилл возразил:

– В ваших руках, друг мой, находится самый крупный пакет акций компании LVCO, о которой в последнее время так много приходится слышать. Вас это не заставляет чуточку нервничать?

– Не понимаю… Президент и я вкладывали средства в акции одной компании… – Саррабьян тяжело, равнодушно пожал плечами.

– Вы не вкладывали – до последних нескольких месяцев. А купленные вами акции приобретались на имя одиннадцати различных корпораций, каковые все без исключения принадлежат вам или контролируются вами. Президент покупал акции много лет назад. Вот я и задумался, с чего бы вы вдруг принялись скупать их, а потом вдруг Ласалл выдал историю о том, как он инвестировал и реинвестировал средства и выкачивал все больше денег?.. Вы с Чарли Боннером…

– Мистер Дрискилл, должен сказать…

– Нет уж, позвольте мне закончить. На этом вы и сорветесь… Имейте в виду, я еще не понимаю, как все это складывается… но мы видим Дрю Саммерхэйза, ближайшего друга президента, человека, который распоряжался всеми его вложениями, когда тот ушел в политику, и президента в LVCO. Мы видим, как вы нашептываете Брэду Хокансену о каких-то проблемах в «Хартленд», то есть у Хэзлитта, – а Хэзлитт дерется с президентом за выдвижение. Я играю в «Соедини точки» и постоянно натыкаюсь на вас. Что, думается мне, превращает вас в основного игрока…

– Болтовня, друг мой…

– …в деле «Хартленд» и LVCO. Готов поспорить.

Саррабьян отошел к окну и встал, подбоченившись, глядя, как скачут и дурачатся клоуны, потешая его дочь и ее гостей.

– Какое простодушие, – задумчиво проговорил он. – Здесь обедали три последних президента. Я оказываю людям услуги. Оказываю услуги их братьям и сестрам, детям и племянникам. Вот вы, Бен, рассказали мне любопытную историю…

– Я думал, это все болтовня…

– Но вы ведь адвокат. Приходится полагать, что вы не опираетесь на догадки… на полет фантазии. Вообразить не могу, куда заведет ваш рассказ.

– О, я непременно найду доказательства. Я знаю, что вы связаны с «Хартленд» и LVCO. Не знаю, при чем тут президент….

– Я и президент связаны только потому, что владеем акциями одной компании? Господи, что за бред! – Он широко улыбнулся, отводя взгляд от картины детского веселья. – Так же законно, как охота на ведьм.

– Что ж, немало ведьм попало на костер. Вспомните: мы живем в век впечатлений – а не фактов. Не думаю, что Боннер сочтет это необоснованной охотой на ведьм. Тем более после того, как узнает, когда вы начали скупать акции LVCO и когда говорили с Брэдом Хокансеном. И еще прибавит к этому тот разговор с Саммерхэйзом, когда вас засняли вместе. Вы, мистер Саррабьян, – связующее звено между «Хартленд» и LVCO, а когда я буду знать больше, президенту это тоже покажется интересным.

– Право, о чем вы говорите? Что за игру со мной ведете? Что я должен думать?

– Я говорю о впечатлении. Газеты и телевидение придут в восторг от этой истории. «След Саррабьяна» – назовут ее они. А потом я намерен переговорить с президентом и, может быть, кое с кем из юстиции. Собственно, я слыхал, что министерство юстиции уже заинтересовалось вашими инвестициями…

– Вы даром тратите время, Дрискилл. Баллард Найлс ведь писал, что я связан с самой крупной собакой в стае и тем обеспечил свою безопасность. Уверяю вас, в этом он прав. Вы явились в мой дом, вы оскорбляете меня, говоря со мной как с обычным вором или биржевым шулером. С меня хватит…

– Мне казалось, ваши взгляды на жизнь предполагают, что все мы – воры и жулики. Разве не вы так говорили? А теперь кое-кто стал поговаривать, что президент как раз таков и есть… а он мой друг. И Саммерхэйз, лучший из всех известных мне людей, умер из-за этой истории… и след привел меня к вам. Я решил, что стоит приехать и предупредить вас. Возможно, еще не поздно спастись от последнего гибельного шага. Подумайте хоть о судебных издержках. И о потере лица! – Дрискилл передернул плечами. – Вы из тех, кто понимает, что такое «свой интерес». Если вы замешаны, то мой интерес в том, чтобы заставить вас поплатиться!

– Мы с вами общаемся на разной длине волны. Придется вам с этим смириться.

Дрискилл не слышал, как открылась дверь, увидел только, как чуть заметно кивнул Саррабьян.

– Мистер Дрискилл, меня ждут на дне рождения. Джефферс поможет вам выбраться из нашего лабиринта. Простите, что не провожаю, но я рад, что нам выпал случай побеседовать. Мне кажется, у вас сложилось совершенно ошибочное представление обо мне.

– Какое разочарование, – отозвался, вставая, Дрискилл. – Джефферс, я следую за вами.

– До свидания, Бен. Заглядывайте, – язвительно попрощался Саррабьян и вышел через балконную дверь на лужайку.

Маленькая девочка выскочила из стайки детей и бросилась к нему, размахивая руками.

Следуя за Джефферсом к прихожей, Дрискилл прошел мимо двери в бальный зал. Что-то заставило его остановиться и обратиться к дворецкому:

– Скажите, Джефферс, нельзя ли осмотреть бальный зал? Мистер Саррабьян собирался мне показать, но мы отвлеклись.

– Разумеется, сэр. Это прекрасный зал. Его снимали для «Архитектурного дайджеста», сэр.

Помещение было отделано белым с золотом и легкими штрихами царственной синевы. Футбольные ворота оказались бы здесь вполне кстати. Полировка инкрустированного паркета блестела на солнце. Вдоль стены со стороны Потомака тянулся ряд широких окон. День рождения был в разгаре. Дети визжали от смеха, глядя на клоуна в рыжем парике и огромных шлепанцах. Жена Саррабьяна, маленькая темноволосая женщина, помогала завести какую-то игру.

– А вот, – говорил Джефферс, – из-за чего мы попали в «Архитектурный дайджест». Копия французского дворца, жаль только, не помню, которого. Но все воспроизвели точь-в-точь.

Дрискилл обернулся. Напротив окон висел ряд зеркал в золоченых рамах. В них отражалось веселье на лужайке. Огромные зеркала почти невозможно было отличить от окон.

– Великолепный зеркальный зал, – похвалил Дрискилл.