Знаешь, сколько опало во сне лепестков...

7

Когда наш самолёт уже был готов ко взлёту, вдруг раздался скрежет, машина начала ходить юзом влево-вправо и в конце концов остановилась. Вэньцзин, как будто, не желая мириться с фактом превращения летающей тарелки обратно в машину, продолжала крепко сжимать руль. Шофёр опять впал в ступор и лишь глупо посмеивался.

Сзади подъехала машина, где был Байсун с народом. Выйдя из машины, он поинтересовался, всё ли в порядке.

Народ сначала пытался выяснить, что с машиной, потом Байсун позвонил отцу и сказал: "Пап, у нас машина сломалась".

Когда я открыла глаза, было уже 10 утра, голова болела, как будто по ней били палками, а в желудке было так пусто, что я готова была съесть целую свинью. Ну или хотя бы поросёнка. Я включила телефон и лёжа на кровати думала, где бы мне взять поросёнка. Пока я лёжа пускала слюни, телефон зазвонил — это была Вэйвэй. Я вдруг вспомнила, что договорилась с Вэйвэй сходить сегодня в одно рекламное агентство. Я поспешно приняла вызов и услышала пронзительный, не то как у певицы, не то как у свиньи, которую режут, голос Вэйвэй: "Линь Лань! Ты меня кинула!"

Я сразу стал извиняться, кивая и раскланиваясь, лишь потом сообразив, что Вэйвэй всё равно меня не видит.

Положив трубку, я встала с кровати, быстро накрасилась и уложила волосы, вышла на улицу и взяла машину до "Яньша"[15]. Сев в машину я сказала водителю, чтобы он ехал быстро — как самолёт. Таксист повернулся и посмотрел на меня с таким выражением лица, как будто перед ним сидела говорящая жаба.

В машине я опять уснула — как я уже сказала, у меня нет хобби, кроме сна и кино, в такси кино не посмотришь, так что я решила поспать.

Когда вчера приехал папа Байсуна, шёл уже третий час ночи, впрочем, мы уже к тому времени нагулялись, и все разъехались по домам. Гу Сяобэй с Байсуном проводили своих голубок. Скромница Жасминчик по-прежнему изображала из себя саму невинность, а Байсун смотрел на неё с придыханием. Яо Шаньшань оставалась крепостью, Гу Сяобэй стоял рядом с ней, опустив голову, словно искал упавший бумажник. Затем он поднял голову и сказал, что проводит её. Яо Шаньшань, улыбнувшись, соласилась. Яо Шаньшань действительно красива: красные губы, белые зубы, четкие брови и ясные глаза; девочки, про которых обычно говорят, что они "ничего", рядом с ней смотрелись бы просто чушками. При виде её улыбки даже у меня кровь начинала двигаться быстрее. Так что Гу Сяобэю на этот раз действительно попалась мышиная королева.

После того как Яо Шаньшань села в машину, Гу Сяобэй обернулся и сказал: "Линь Лань, тебе стоит задуматься над своим характером, не изменишься — сама же потом страдать будешь".

Я смотрела на Гу Сяобэя: его интонация была очень серьёзной, однако в его глаза играли густыми нежными красками — такими же нежными, как его волосы после душа, точь в точь, как когда мы встречались. Хотя что за глупости, он же теперь парень Мисс университета, настоящий рыцарь прелестного цветка. Я сегодня точно выпила лишнего.

Вэньцзин ещё была одурманена вождением летающей тарелки, стояла, размахивая руками и пританцовывая. Я села в машину отца Байсуна и сразу уснула, поскольку знала, что дядюшка Янь попросит водителя отвезти меня домой.

Дома мама спросила меня: "Как погуляла?" "Отлично, просто супер". Мама взглянула на меня и утвердительно сказала: "Значит плохо". Мама считает, что я хорошо погуляла, если я ей беспрестанно рассказываю, что сегодня делала, в какую минуту и секунду, сколько раз ходила в туалет, сколько выпила глотков воды, кто у нас полный козёл, а кто офигенный чувак. А если я молчу и не прыгаю от счастья, то значит всё плохо. "Нет, я отлично погуляла".

Я зашла в ванную, включила нагреватель, вода с бульканьем полилась. Я села на корточки и заплакала, сначала тихонько, как воришка, боясь, что мама услышит, а потом открыла кран на полную и громко зарыдала. Плача, я взглянула на льющуюся воду, и подумала, сколько же нам за эту воду набежит, после чего зарыдала ещё горестнее.