Знаешь, сколько опало во сне лепестков...

8

Когда я подъехала к кафе, в котором мы договорились встретиться, Вэйвэй уже стояла у входа — её лицо казалось серым, как скала. За ней стоял хозяин кафе с лицом грустным, как будто ему кто-то двести юаней не вернул. Он, наверное, думал, кто же поставил ему у входа этого Кинг-Конга в женском обличье, он же так всех клиентов лишится. Я решила спасти беднягу, забрав Кинг-Конга с собой.

Вэйвэй всё с тем же каменным лицом повезла меня на своей "Хонде" в одно рекламное агентство — и я опять ощутила себя в самолёте. За десять с небольшим часов я в Пекине три раза слетала на самолёте — не правда ли семимильными шагами идёт модернизация страны?

Вэйвэй проговорила сквозь зубы: "Линь Лань, ты когда нибудь сдохнешь на кровати, если так спать будешь!"

Её слова меня сразу развеселили: уж лучше точно умереть на кровати, чем стоя или на бегу, тоже мне придумала! Я не ответила Вэйвэй, лишь посмотрела на неё с улыбкой Моны Лизы — я ж всё-таки из интеллигентной семьи, а интеллигентный человек даже убивать должен интеллигентно.

Посмотрев на меня, Вэйвэй сначала застыла на несколько секунд, а потом рассмеялась: "Линь Лань, ты просто чудовище!" Похоже она поняла меня.

Услышав, что она больше не сердится, я начала своё повествование о том, как мы вчера угодили в лапы к Жасминчику и Крепости, всё больше развеивая обиду Вэйвэй и смывая свою вину. Когда я стала рассказывать о новой подружке Гу Сяобэя, лицо Вэйвэй опять почернело, а когда я дошла до того, как я лихо опрокинула стакан с той бормотухой, Вэйвэй резко нажала на тормоз, я со свистом полетела вперёд и со звоном ударилась о лобовое стекло, но, самое интересное, даже во время своего полёта я продолжала в голове пересчитывать все грехи нашей Крепости — неплохо, правда?

Не стоит винить Вэйвэй в том, что она так отреагировала: мы с ней с детства вместе, она всегда была для меня как старшая сестра. Она считала, что мы с Гу Сяобэем были обречены на то, чтобы рука об руку пойти в церковь, а потом рука об руку лечь в гроб, а после смерти на надгробной плите будет написано: "Только Бог разлучит нас". Раньше каждый раз, когда ко мне подходил какой-нибудь красавчик и заводил разговор, она тут же с серьёзным лицом говорила: "Линь Лань уже замужем",— всех в момент как ветром сдувало. А я ей всегда отвечала: "Если я ещё раз из-за тебя упущу возможность сходить налево, тебе конец!" А Гу Сяобэй стоял рядом, смотрел на меня ласковым взглядом и мило улыбался. Но Вэйвэй не боялась, что ей от меня может не поздоровиться, а может она знала, что мне это не по зубам, в любом случае, она продолжала также ревностно оберегать мою верность. Если бы китайская сборная так же могла пинать по мячу, как Вэйвэй одного за другим отфутболивала кавалеров, то, гляди, и бразильцев бы без проблем сделала.

Так что поворот налево для меня был запрещён, и наш с Гу Сяобэем счастливый поезд продолжал своё движение к светлому завтра...

Остановив машину, Вэйвэй сказала: "Да как ты позволяешь Гу Сяобэю так над тобой издеваться?"

Я молчала, держась за голову — голова ещё болела после удара, а Вэйвэй подумала, что я переживаю, и серьёзным голосом произнесла: "Ничего страшного, Линь Лань, ничего страшного". Точь в точь как Вэньцзин, подумалось мне,— две горячие девочки с характером Кинг-Конга, если вдруг изредка и проявят нежность, то так, что и лошадь испугается. И я испугалась, да так, что слёзы на глаза наворачиваться стали.