Знаменитые эмигранты из России

Американский инженер Степан Тимошенко

Он по праву считается здесь «русским ученым», хотя в нем и нет, говоря в современных терминах, русской крови: мать Степана была полькой, а отец — украинцем. Тем не менее Тимошенко — это русский ученый в лучшем смысле этого слова. Россию ее правители размахнули на полсвета с запада на восток, а с севера на юг. Некто постарше их располосовал ее гигантскими реками, которые для коммуникаций скорее помеха, чем подспорье. Чтобы связать всю эту громаду в целое, нужны были дороги. Их-то и предстояло построить русским инженерам. А для того требовалось рассчитать рельсы, подогнать детали паровозов, найти очертания огромных мостов… Да поточнее, чтоб лишняя сталь не оседала мертвым грузом в конструкциях, давая ход алчным конкурентам. Вот почему именно железнодорожные задачи стали главными для славной плеяды русских инженеров (Журавского, Лолейта, Ясинского, Коробова, Шухова, Белзецкого и др.). Даже звучание фамилий выдает, что не все они были русскими по крови. Но русский простор стал частью их профессионального мышления.

Вот что привело способного мальчика из г. Ромны в Петербургский институт путей сообщения — головной мозг дорожного организма России. Собственно, он бы с неменьшей охотой отправился в университет изучать математику. И это была бы серьезная потеря как для России, так и для Америки, но… это было невозможно. И тут, видимо, впервые для него дала себя знать нелепость российской действительности — сколько еще раз придется с ней столкнуться рациональному мозгу инженера! Дело в том, что он, выпускник реального училища, не имел права поступать в университет. Хотя математику ему давали в большем объеме, чем в гимназиях, но не учили древним языкам. Как будто Эвклида можно изучать только по подлиннику, а не по прекрасному учебнику Киселева! Может, отсюда (все мы люди!) пошла у Тимошенко придирчивая ревность к университетским математикам.

Математику в институте им преподавали неправильно, считал Тимошенко. «Инженерам нужно знать только, что составляет суть математических дисциплин и как эти знания применять на практике». Этому профессора математики не учили. Они лишь повторяли курсы, которые им преподавали в университетах, перегружая их доказательствами, но почти не давая приложений. Великий математик и логик Бертран Рассел сказал: «Математики готовят в вузах только преподавателей математики, чтобы те готовили, в свою очередь, преподавателей математики и т. д. до бесконечности». Тимошенко разделял это суждение. Много лет спустя знаменитый физик А. Ф. Иоффе, соученик Тимошенко по ромненской гимназии, напишет, что Тимошенко принесло славу внедрение современных достижений математики в инженерные расчеты. Это отчасти верно, хотя тут и сквозит снобизм, присущий физикам. На самом деле Тимошенко использовал математику лишь как утилитарный язык инженерных рассуждений, никогда не выпячивая ее на первый план. Лекции по математике Тимошенко не слушал, отдавая предпочтение инженеру Белзецкому, который давал на своих лекциях много примеров. Посещение лекций тогда было добровольным, когда число слушателей падало ниже двух-трех, чтение курса с облегчением прекращалось.

А вокруг был шумный студенческий Петербург, Шаляпин в Мариинке, война с Японией, студенческая столовая. Всему этому Тимошенко отдал долг. Он участвовал в студенческом самоуправлении, желал победы японцам, все чаще выступал как инженер-расчетчик во многих проектах. Окончил курс в числе первых, но не первым, подчеркивает Тимошенко в своей автобиографии: таким людям препятствует в первенстве их избирательность. Вскоре после окончания он был приглашен преподавать в свой институт. Но тут произошла осечка: Тимошенко преградила путь первая русская революция, институт был закрыт за отказ студентов повиноваться приказам. Но границы государства оставались открытыми, и Тимошенко отправился в Германию посмотреть, как живут, учатся и рассчитывают конструкции европейцы. Здесь на него большое впечатление произвела восходящая звезда немецкой механики Людвиг Прандтль. Курс, который он прочел, лег в сознание Тимошенко плодородным слоем. Тем временем Россия временно успокоилась, поезда стали снова ходить по расписанию, восстановились и расписания лекций. Тимошенко стал профессором Киевского политехнического института. Началась его карьера лектора, которая продолжалась много лет и завершилась лишь в 60-х годах в Станфордском университете, штат Калифорния.

Тимошенко оказался замечательным лектором. Слушавший его лекции профессор К. С. Завриев (кстати, очень многие из его слушателей стали профессорами) рассказывал автору о лекторской манере Тимошенко. Каждую лекцию Тимошенко строил как решение инженерной задачи, которую он формулировал вначале. Всегда без всяких записок он создавал иллюзию, что решение ищется на глазах у слушателей. Нередки были и ошибки, которые слушатели находили сами, шумно споря друг с другом. Эти моменты он считал самыми продуктивными в процессе обучения, а вовсе не механическое списывание с доски готовых формул. Конечно же, это была лишь артистическая имитация процесса творчества. На самом деле вывод формул был тщательно подготовлен дома, но студентам решение казалось нетрудным благодаря такому подходу, и лектор из-за ошибок не выглядел неподражаемым небожителем. Студент чувствовал себя и сам готовым к приятному процессу рождения новых формул. На вопрос, все ли ошибки рождались естественно, не было ли нарочитых, Завриев уверенно не ответил.

Казалось, ничто не было способно прервать эту победоносную карьеру. Была подготовлена первая книга, Тимошенко стал деканом строительного факультета университета. Как вдруг все рухнуло в одночасье. И виной всему был, как это часто бывало в истории, пресловутый «еврейский вопрос». Нет, ни сам Тимошенко, ни его родственники не были, как говорится, «ни в одном глазу»… Но проклятый вопрос достал и его! Все получилось из-за конфликта между рациональным мышлением инженера и вздорными бюрократическими установлениями, а точнее из-за процентной нормы на прием евреев в политехнический институт. Да какой нормы! Целых 15 процентов! О такой норме во времена «брежневского застоя» евреи и мечтать не смели. Но в 1910 году не хватило и этой гигантской нормы. Молодой профессор и слышать не хотел ни о каких нормах, считая их оскорбительными для коренного населения Украины.

Ослушание уже тогда каралось в России сурово. Тимошенко был изгнан с должности с «волчьим билетом», без права работы в правительственных учреждениях, а частных технических институтов в России тогда не было. Отобрана была и казенная квартира. Встал вопрос о хлебе насущном и для самого профессора, и для двух его маленьких дочерей. О том, как восприняла эту кару профессиональная среда, как все коллеги почувствовали себя оскорбленными этим шагом властей, стоит сказать особо. Ему была присуждена Всероссийская премия имени А. Журавского. Чтобы обосновать премию, лучшие механики России написали и издали (что обычно не делается!) восторженные отзывы о его работах. Среди них были и университетские механики Колосов и Бобылев, которые, если говорить по чести, тогда не были высокого мнения о его работах, но гражданский долг ставили выше профессионального. В 1978 году, к 100-летию со дня рождения Тимошенко, мне удалось опубликовать этот эпизод в журнале «Техника и наука». У редакторов чесались руки выбросить неприятный для сопоставления факт, он мог бы оставить чувствительный след в их карьере: но каждый из них думал: «Почему это должен сделать я? Пусть лучше кто-то другой». В итоге издевательские «15 процентов» увидели свет.

Но политический климат России переменчив: через пару лет страсти вокруг скандала перешли в обычную российскую скукоту, и Тимошенко снова в Петербурге, он профессор института путей сообщения. Правда, время стоит необычное, когда-нибудь его назовут порой наивысшего подъема российской промышленности. Растут домны и электростанции, набирает силу индустриальный капитал. Нужны фонды, сырье, рабочая сила и… уравнения, которые привели бы все в действие. Тимошенко привносит последнее. Его имя становится все более известным. Но периоды успешного движения вперед в России обычно недолги. Вдруг события снова пошли чехардой: война, революция, разруха и самое страшное — большевики.

Сначала Тимошенко бежал от них в Киев, к украинским националистам. Там он ввязался в создание Украинской Академии наук. Ездил в Ростов, договаривался о сотрудничестве с русским «добровольческим правительством». Из этого, разумеется, ничего не могло выйти: там слышать не хотели ни о какой-то «малороссийской» науке. Не лучше обстояло дело и в самом Киеве: Тимошенко упорно говорил только по-русски, не желая переходить на знакомый, но непривычный украинский. Так что, по известной схеме В. Некрасова, он попал в «великодержавные самостийщики». А тем временем большевики стремились к Киеву. Тимошенко казалось, что нужно немного переждать, сохранив себя, и безумие, овладевшее Россией, кончится. Это привело его сначала в Загреб, где он, буквально мимоходом, стал основателем хорватской школы в механике. В 1970 году Тимошенко опубликует свою последнюю научную статью: она будет в юбилейном сборнике патриарха хорватской механики Хлитчиева, армянина по рождению и его ученика. Между тем время шло, а безумие не проходило. И в 1922 году Тимошенко решился пересечь океан.

Для преодоления языковых трудностей он взял в университете курс «Египетская культура» на английском языке. Конечно, это мало помогло в объяснениях анализа напряжений. Неумолимый возрастной ценз не позволил Тимошенко полностью овладеть английским. Его английский остался по сути дела русским, в котором подставлены английские слова. Как же случилось, что сорокапятилетний ученый буквально заставил Америку понимать русский язык, да так, что это ощущается в языке американских механиков и сейчас? Эта часть жизни Тимошенко овеяна легендами, которые нам сейчас придется разоблачать.

Начнем с популярной легенды о том, как Тимошенко устраивался в фирму «Вестингауз». Если верить тому, что говорили в свое время в курилках советские инженеры промеж анекдотами, начальник научно-исследовательского отдела фирмы, поговорив с Тимошенко, сказал: «Садитесь на мое место. Я не только менеджер, я еще и акционер. Мне выгоднее, чтобы на месте начальника были вы, чем если я им буду». От этой легенды так и несет той святой верой в совершенство американской системы предпринимательства, которую исповедовали многие совки, находясь на почтительном расстоянии от Америки. Такое совершил за всю историю науки только один раз английский физик Барстоу по отношению к Ньютону, да и то давно дело было и мы не знаем деталей.

В случае с Тимошенко все было куда прозаичнее: чтобы опубликовать на английском свою первую книгу, Тимошенко взял своего начальника, Лессельса, в соавторы. Собственно, Тимошенко перевел на плохой английский свой курс теории упругости, a Лecсельс приложил к нему скромный экспериментальный раздел. Так дело было доведено до обоюдного удовлетворения с помощью тихого компромисса, без высекания жертвенных искр. Книга была переведена на русский и доступна всем, но в ней не было обаяния легенды.

Вторая легенда говорила о том, как Тимошенко отбирал сотрудников. Сначала проводился серьезный экзамен по математике с трудными по-настоящему задачами. Те, кто прошел его успешно, из дальнейшего отбора исключались. «Это математики, — говорил Тимошенко, — они не заинтересуются инженерным делом, а если и заинтересуются, то напишут такое, что я сам не смогу понять». Затем следовал трудный инженерный экзамен из задач, каждая из которых заканчивалась диаграммами поведения различных инженерных характеристик. Предполагалось, что экзаменуемые должны были произвести сложные расчеты и отразить их результаты в диаграммах. Большинство экзаменуемых в расчетах запутывались, не успевали, на их диаграммах появлялась всякая ерунда. Эти тоже выбывали из соревнования. Наконец, единицы среди соискателей понимали, что получить диаграммы в отведенное время невозможно, и придумывали их. Кто подогнал диаграммы правильно, выигрывал состязание.

В этой легенде больше истины. Тимошенко и в конце жизни поругивал чистых математиков за бессодержательность и элитарность их работ, он возражал против засилия математики в инженерном деле. Посещая Ленинградский институт путей сообщения в 1957 году, он говорил об этом тогдашнему заведующему кафедрой строительной механики профессору А. П. Филину, который живет ныне в Линне, штат Массачусетс. Однако все важные решения в Америке принимаются коллегиально. Особенно о приеме на работу. И провести в жизнь такую схему приема на работу математика Тимошенко не дали бы. Хотя он, конечно, ценил инженерную интуицию. А когда инженеры лишь следуют формулам и компьютерным программам, которых не понимают, итог получается плачевным.

Третья легенда, вопреки второй (с легендами это случается нередко), говорит о перестройке, которую произвел Тимошенко во всем инженерном образовании США. Если раньше американские студенты не получали вывода формул, а имели их в готовом виде, то в книгах Тимошенко они увидели доступные им выводы всех формул. С тех пор вывод формул приобрел в американском образовании такую же роль, как и в европейском.

Эта легенда, которой и автор отдал должное в статье 1978 года, преувеличивает значение одного человека, даже очень влиятельного, на такую большую и сложную систему, как американское высшее образование. Конечно, учебники Тимошенко содержат превосходные выводы многих уравнений. Но эти выводы не заняли ведущего места в техническом образовании, а основным содержанием экзаменов остаются задачи. И Тимошенко защищал эту американскую черту образования, будучи в Союзе, хотя и не советовал абсолютизировать ее.

Очень трудно объяснить непосвященным суть сделанного Тимошенко. Поэтому мы ограничимся кругом читателей, имеющих техническое образование. Тимошенко намного расширил круг конструкции, которые поддаются аналитическому или численному анализу. Наряду с вопросами прочности он широко использовал расчеты на устойчивость и колебания. Причем вместе со стержневыми конфигурациями, часто исследовал пластинки, оболочки и трехмерные тела. К явному неудовольствию специалистов, нам придется здесь покинуть мир профессиональных терминов, автор чувствует, каково среди них непрофессионалам. Взамен этого обсудим человеческие черты ученого.

Обращает на себя внимание долголетие Тимошенко (он прожил 94 года). Тем более, что в молодости ему случалось серьезно болеть. Объяснением служит образ жизни и творчества ученого. В пожилые годы он не стремился не отстать от молодых и не лез, очертя голову, в сверхновые научные области, а предпочел спокойную основательность историка науки. Последняя из написанных им книг — результат поездки в Россию. Это книга о постановке высшего образования в СССР. Она помогла американцам понять, в чем они уступали Советам в начале космической эры, в 50-х годах, и быстро наверстать упущенное. Советские коллеги не могли понять, что заставляет старого американца часами беседовать на кафедрах с молодыми коллегами на своем нафталинном русском языке. Например, Тимошенко вспоминает в автобиографии, что вызвал смех, сказав: «Как у вас много барышень среди студентов. У нас в Америке их мало». («Оказывается, нужно было сказать «девушек».) Выходит, и эти беседы были не случайными, ученый вел их на благо своей страны, не просто любопытства ради. Не забыл он заглянуть и в Музыкальный театр, сдержанно похвалил «Севильского цирюльника».

Интересны его оценки советских ученых. Например, М., ученого с негромким именем, но постоянно подвизавшегося на ниве международных контактов, Тимошенко в автобиографии уверенно зачислил в ГБ. М. по этому поводу умно негодовал, он гордился смелостью своих суждений. Мой шеф, когда я ему рассказал об этом, реагировал академической фразой: «Этот результат я получил независимо от Тимошенко». По своим убеждениям, Тимошенко относился к умеренным кругам эмиграции, что отдаляло его от двух братьев, профессоров русского университета в Праге: те были убежденными и активными антисоветчиками.

Большинство книг Тимошенко выпустил в Америке с соавторами-американцами Янгом, Гере, Войновским-Кригером, а соавтор Гудьер стал к тому еще и зятем ученого. Книги выдержали по многу изданий, их и сейчас еще трудно застать на полках библиотек, хотя как учебники они уже не употребляются — это весьма состязательная область деятельности. Все его книги немедленно переиздавались в Москве, издательства их не рецензировали: имя автора говорило само за себя. Только координировали, чтобы не вышли два издания одновременно. До недавнего времени издания были пиратскими и ученый не получал с них ни гроша.

Умер Тимошенко в Вуппертале (Германия), где жил в последние годы с овдовевшей дочерью: умер не от болезни, а оттого, что упал в ванной при купании и у него оторвалась почка. Он прожил длинную и славную жизнь, закончив в срок все земные дела. Вот почему по поводу такой смерти позволительно сказать, что она, как и его жизнь, была профессионально и неотделимо связана с проблемой прочности.