Знаменитые эмигранты из России

Давил Сарнов, человек-колокол

На примерах Гамова, Тимошенко, Сикорского, Леонтьева и Зворыкина мы увидели образцы успешной научно-изобретательской карьеры россиянина в Америке. Но это был, так сказать, «российский вид спорта». Хотя состязатели и начинали с нулевой отметки, но их оценка велась почти по интернациональным правилам оценки академической карьеры, лишь с небольшими бизнес-поправками. Давид Сар-нов — первый человек, родившийся в России и добившийся огромного успеха в Америке в игре «по чисто американским правилам»: аналогом мог бы служить великий русский бейсболист, но такой пока еще не появился.

Личности Давида Сарнова в США посвящена обширная литература (укажем подробнейшую биографию Ю. Лайонса и избранное под слегка тошнотворным заголовком «Глядя вперед». Мы специально приводим этот заголовок, чтобы подчеркнуть, что речь идет не о великом писателе и не о крупном журналисте, а о великом «коммуникаторе» — иначе роль Сарнова не определишь, ибо русское слово «связист» неизбежно уведет нас в сторону).

Сарнов сделал блестящую деловую карьеру в США. Почему она ему удалась? Это непростой вопрос, и не все качества Сарнова привлекательны. Он никогда не был бесконфликтным «йесменом», но обладал искусством обрывать конфликты, не доводя их до катастрофического исхода. Уже в школе Давид показал свой нрав. Преподаватель литературы однажды, разъясняя образ Шейлока в пьесе Шекспира «Венецианский купец», сказал, что знает случай, когда еврей, недовольный расшумевшейся христианской детворой, позвал полисмена и попросил его вырезать по фунту мяса у каждого из них. Давид возмущенно остановил учителя, объявив эту историю антисемитской. Объяснение кончилось в кабинете директора школы тем, что учителю пришлось подать в отставку, а Давид вернулся в класс. Это очень американская история, но она имеет еще более американское продолжение. Как-то уже взрослым, зайдя в какой-то банк и поговорив с пожилым вице-президентом, Давид сказал ему:

— Мистер М.! Я заслужил слова благодарности от вас. Это мне вы обязаны успешной карьерой в банке.

_?

— Если бы не я, вы бы остались школьным учителем.

Эти два человека в дальнейшем часто встречались и были довольны друг другом. Гм… Как говорят в таких случаях в Одессе: «Ну-ну!»

Но вот восемь классов окончены, надо начинать жить. Всего семь лет прошло с тех пор, когда в 1899 году итальянец Маркони изобрел радио, но уже сотни станций на судах всего мира были оборудованы «беспроволочным телеграфом». Основанная Маркони Компания беспроволочного телеграфа наняла пятнадцатилетнего истсайдского подростка Давида Сарнова «оффис-боем» за пять с половиной долларов в неделю.

Судьба принесла Даввду несколько лотерейных билетов, но так, в меру, не миллионного достоинства. Первый лотерейный билет состоял в том, что родители привезли его из захолустной деревушки Узлян Минской губернии в Америку в девять лет. Это был 1900 год. Хороший американский язык, начавшийся с традиционной немоты на манхеттенском подворье, был составной частью его карьеры. Известно, что мало кто из выучивших язык в возрасте после 10 лет владеет им достаточно хорошо, т. е. не сбивается порой на русизмы, на грамматически верные, но языково-небезупречные конструкции, и чувствует все оттенки.

И первые шесть лет карьеры Давида в Компании беспроволочного телеграфа как будто не предвещали сногсшибательного успеха: он стал всего лишь полноправным оператором радиостанции. За этим скромным успехом стояли годы неустроенного эмигрантского быта, еще не ведавшего никаких велферов, тяжелые пачки газет на идише, которые приходилось жадно хватать и всучивать читателям с криком: «Экстра!», суровый и нищенский семейный антураж, где царил всесильный и беспомощный матриарх — бабушка Ривка. И наконец, то благодатное сочетание американских возможностей и отсутствия прочных надежд на наследство, какое окончательно вершит эмигрантский успех в Америке.

И тут судьба вручила Давиду Сарнову второй лотерейный билет несколько более высокого достоинства. Надо сказать, что до 1912 года развитие радио сопровождалось поразительным безразличием общества. Причем это было характерно как для беспроволочного телеграфа, что вполне понятно, так и для радиотелефонии, что понять труднее. И политические передачи, и новости, и выступления эстрадных певцов, и оперные спектакли с участием Карузо уже прозвучали в эфире, но натолкнулись на всеобщее равнодушие как пошлые и скучные игрушки. В лучшем случае их слушали полсотни профессиональных радистов на своих дежурствах. «Слушать радио» — просто никому в голову не приходило.

И вдруг все переменилось! 14 апреля 1912 года публика почувствовала интерес к запаху жареного мяса из эфира, хотя этот запах исходил от ледяной горы, в которую врезался самый большой, самый престижный и вообще самый, самый, самый пароход «Титаник». Мы даже сейчас еще ощущаем дыхание этой трагедии, хотя и погибло-то «всего» 1 500 человек — ерунда в сравнении с последующими мировыми войнами! Но нас сейчас интересует не трагедия «Титаника», а как мир узнал о ней. А узнал он из телеграммы, полученной в Нью-Йорке с парохода «Олимпик», находившегося на расстоянии более 2 500 километров: «Пароход «Титаник» врезался в айсберг и быстро тонет». И принял эту телеграмму оператор Давид Сарнов, который после этого трое суток не снимал наушников, окруженный трепетным вниманием всего мира.

По приказу президента США Тафта было прекращено все постороннее радиовещание, и весь мир судорожно ловил сигналы судов из района бедствия. Образ симпатичного паренька в наушниках задержался в поле зрения американских газет, ибо именно он служил в тот момент самым надежным источником информации.

А тут еще такая незадача: радиокомпания Маркони, попавшая в центр общественного внимания, нуждалась в американизации, так как была всего лишь американским филиалом британской компании: как сам Маркони, так и многие его сотрудники сходили за американцев лишь с большим натягом. Может быть, поэтому Давид Сарнов пошел в гору: он стал инспектором радиослужбы Нью-Йоркского порта, а затем и всех Штатов. Но энергия распирала молодого эмигранта по-прежнему. Он был полон идей, как лучше вести радиовещание с точки зрения содержания передач, их структуры и оборудования — ведь ничего этого еще не было!

Да тут еще апрель 1917 года, до Америки докатилась первая мировая война. Все передатчики конфискованы правительством, сразу понявшим их военное значение. Сарнов у кормила всех этих по-американски быстрых организационных перемен. Одна из его обязанностей — организация технической учебы сотрудников фирмы Маркони, другая — проведение этой учебы (которую, между прочим, прошел и менеджер, принявший его оффис-боем), третья — написание разнообразных журналистских материалов, четвертая — докладные записки начальству… Где тут было думать о собственном высшем образовании? Нам не удалось найти никаких сведений о Сарнове-студенте. Зато в его обязанности по должности генерального менеджера созданной в 1917 году и слившейся через два года с компанией «Маркони» Радиокорпорации Америки (РКА) входила оценка и финансовая поддержка всех ведущих достижений мировой науки в этой области. Например, это он дал добро на детекторные приемники, изобретенные генералом Генри Данвуди и положившие начало миллионному движению радиолюбительства. Затем покровительством Сарнова пользовались изобретатель гетеродина Эдвин Армстронг; наконец, именно Сарнов опекал своего гениального соотечественника Владимира Зворыкина, изобретателя современного электронного телевидения. И за всем этим многообразием надо было внимательно следить. Не всем великим изобретателям это удавалось; например, увлеченные своими идеями стареющий Эдисон и неугомонный Маркони за калейдоскопом радиомира, откровенно говоря, не поспевали. Одним из правильных кардинальных решений, принятых Сарновым, была поддержка предложенной Зворыкиным электронной развертки изображения: большинство специалистов склонялось к механической развертке, которая была развита значительно лучше и сулила быстрый успех.

Тем не менее к чужаку внимательно присматривались, не давая ему сверхважных постов; зато стоило дать сбой, сделать неверную ставку, и собрание акционеров РКА немедленно отреагировало бы на это, благо речь шла формально не о ключевой позиции. Только в 1930 году Сарнов, давно уже фактический глава РКА, основоположник всех направлений деятельности — от практического радиовещания до производства радиоприборов, — стал ее президентом. Это промедление было, по нашему мнению, очевидным следствием 5-го пункта, а к тому же незримого эмигрантского клейма (что в какой пропорции — об этом я предлагаю подумать читателям). К тому времени уже вся Америка и пол-Европы обзавелись «музыкальными ящиками», предложенными Сарно-вым еще в 1916 г. Эти «ящики» развлекали и образовывали их, а также вколачивали в них рекламу по сарновскому стереотипу. Была и конкуренция — как же без нее! Руководил конкурирующей компанией У. Пэйли, по совпадению (случайному ли?) тоже сын российского эмигранта. Это так американцы опривычили еврейско-украинскую фамилию «Палей».

2 июля 1921 года с матча на первенство мира по боксу в тяжелом весе между Демпси и Карпентьером из города Джерси-Сити (США) началась трансляция спортивных событий в прямой эфир. Болельщики выходили на площади, так как индивидуальных приемников было еще очень мало. В 30-е годы зазвучало в эфире с подачи Сарнова пение Титта Руффо и Беньямино Джильи, миллионы слушателей, никогда не бывавших в концертном зале, приобщились к искусству Артуро Тосканини и Яши Хейфеца через дочернюю для РКА радиостанцию Эн-Би-Си. Разлетелись по всему свету звуки, издаваемые голосовыми связками, трубами, саксофонами и кларнетами знаменитых джазменов. Симфония и джаз долго соперничали, пока наконец не были объединены временем и, добавим, радиовещанием в единое понятие «музыкальной классики». Питомцы Сарнова рассказывали и о событиях в мире, и скоро это стало главным, отчего массы людей в западном мире припадали к приемникам, разумеется там, где они не были отобраны: начиналась полоса тревожных событий.

Сам Сарнов этого времени отнюдь не напоминал капиталистическую акулу в духе героев Драйзера и Фицджеральда: это был обстоятельный семьянин, предпочитавший общество музыкальных критиков и изобретателей компании толстосумов. Хотя он получал, конечно, немалые барыши, их основу составляла зарплата президента компании, в 1937 г. она принесла Сарнову 100 000 долларов — не правда ли, неплохо по тогдашним временам? С таким доходом и Давид, и его жена, очаровательная француженка Лизетт, вполне могли состоять попечителями многих благотворительных фондов.

А что национальность Сарнова, она не играла никакой роли? Такое приятное заблуждение, если и обитало в чьих-то умах, то лишь по другую сторону железного занавеса. А вот реальность: как-то в газетах появились статьи о том, что в деятельности РКА присутствует антисемитизм. Следы вели в отдел кадров, который, как и во многих других компаниях, играл очень важную самостоятельную роль. Обнаружилось, что анкета для устройства на работу в компанию содержит графу «религиозная принадлежность». Сарнов вызвал к себе шотландца-католика, руководившего отделом, и сказал ему:

— Видишь ли, вопрос анкеты наводит на мысль о дискриминации. Но о какой дискриминации? Это не может быть дискриминация против евреев, ибо я, президент компании, еврей. Не может это быть и дискриминация против католиков, так как ты католик. Так зачем нам дискриминировать против несчастных протестантов?

Сомнительная графа была без особого шума убрана. Жизнь в США только поверхностному взгляду представляется очень легкой: это купить продукты здесь просто, да и то если вы не придаете значения выбору. А уладить национальный конфликт, чтобы это устроило все стороны, ох, как непросто. И то, что это Сарнову удавалось даже в такой скользкой области, как радиовещание, было внушительным плюсом.

Влияние Сарнова не ограничилось тем, что он был руководителем крупной корпорации. Еще важнее денег было идеологическое влияние Сарнова, в силу которого он был личным советником всех президентов США, начиная с 20-х гг., с Вудро Вильсона. Это требовало четкой политической позиции, отвечающей мнению большинства американцев, с ограниченной свободой маневра. Пока Сарнову удавалось выбирать такую позицию, он занимал прочное место в истэблишменте. Как только обнаружился разрыв, ему пришлось уйти, но это случилось много позже, в середине 50-х гг.

А впереди была грандиозная задача создания американской системы телевидения, когда роль Сарнова была намного важнее современной роли Тернера. Неизбежны были и поражения, которые Сарнов переносил с поразительным достоинством. Например, пресловутая (всегда!) компания Эй-Ти-эн-Ти обошла РКА по цене радиоламп и на время овладела рынком радиоприемников. Или, скажем, телевидение. Его качество сразу же, после первых восторгов, перестало устраивать массового потребителя. Потребитель требовал цвет, а цвет в коммерческом одеянии долго не появлялся. Хотя цветная электронно-лучевая трубка была запатентована Зворыкиным еще в 1925 году, бытовое телевидение непростительно долго оставалось черно-белым.

В 1941 году США активно вступили во вторую мировую войну. Сарнов получил звание бригадного генерала и стал заведовать практически всем радиовещанием США. С той поры его называли обычно «генерал Сарнов». Он руководил вещанием на оккупированные немцами и японцами территории, на вражеские страны и на страны-союзники, хотя это и был, по его выражению, «самый странный союз за всю историю». После войны Сарнов оказался в лагере крайне правых, звал к «крестовому походу против коммунизма». Сначала он ратовал за создание «Голоса ООН», свободного независимого органа, нового «Колокола», который был бы слышен повсюду за железным занавесом и воплотил бы право всех жителей планеты видеть и слышать. Однако, поскольку большинству членов ООН принципы свободы информации были чужды, создать международное вещание под эгидой ООН не удалось и пришлось ограничиться укреплением «Голоса Америки», «Свободы» и ряда других американских детищ. Однако и те сыграли выдающуюся роль в крушении тоталитарной системы.

В записке на 35 страницах, которую Сарнов в 1952 году подготовил по просьбе президента Эйзенхауэра, он предлагал «разбудить страны железного занавеса колокольным звоном радиовещания». На склоне лет Сарнов написал ряд провидческих футурологических статей не только политического, но и технологического характера. Особенно широкую поддержку вызвала его «Программа политического наступления против коммунизма» (1955), которая удостоилась специальной статьи в «Правде», где Сарнов был назван «поджигателем войны». Это он на обеде в Нью-Йорке привел в дикую ярость «либерала» Н. Хрущева, когда тот был в США, призывом «открыть информационное пространство России»: «Мы же не препятствуем России вести радиовещание здесь. Почему советское правительство не даст своему народу такую же свободу?» Уже вернувшись в СССР, Хрущев долго не мог успокоиться, ему все мерещилась «вражеская пропаганда», свободно гуляющая по «просторам Родины чудесной».

Но «правизна», к худу или к добру (по мнению автора, этот процесс чересчур форсировался либералами), выходила из моды, а Сарнов, казалось, не желал того замечать. В середине 50-х политика и лексика «крестового похода против коммунизма» дали трещину. Тактике «наведения мостов» было оказано предпочтение перед тактикой «крестового похода». Возобладал умеренный подход, связанный с именами Никсона и Кеннеди, что отразилось и на положении Сарнова, и даже приход в Белый дом его личного друга Линдона Джонсона не смог помочь делу: ушло время, которое, как известно, сильнее самого могущественного политика.

В 1954 году он перестал быть президентом РКА, сменив этот пост на менее действенный: председатель совета компании. Формально он пробыл на посту президента РКА 24 года, фактически — гораздо дольше. С 1961 г. и до самой смерти в 1971 г. он почти не задевал вопросов политики. Научная футурология стала центральной темой его выступлений. Чем старше он становился, тем больше его притягивали самые новые направления научного мышления. Например, он посвятил много энергии новым разделам науки о компьютерах, находя все новые области их применения.

Сарнов не был великим изобретателем. Он предпочитал рассуждать о том, что следует изобрести и как бы он оценил возможное изобретение. Не все его суждения бессмертны, некоторые решения откровенно конъюнктурны. Но не станем забывать, что именно Сарнов предсказал падение коммунизма в 80-х годах и возрастание роли компьютеров. Более того, он уловил связь между этими явлениями. Действительно, мог ли существовать коммунизм, если копию «Архипелага ГУЛАГа» можно получить за полминуты одним нажатием кнопки? Хотя он заговорил таким языком позднее, но ощущение триединства общества, технологии и среды обитания всегда было сильной стороной его личности. Именно оно позволило ему так долго и так плодотворно находиться на самом верху американской властной пирамиды при десяти разных президентах. Давид Сарнов — это пока рекорд власти, которой добивался россиянин в США. И будущим министрам и сенаторам, говорящим по-русски, стоит присмотреться к нему.