Знание-сила, 1997 № 03 (837)

Фальшивомонетчики? На царском дворе!

«Быть у власти и не обогатиться?» — этот мотив проходит сквозь века российского общества. Поводов для него, как известно, было предостаточно. Вот еще один.

При раскопках в центре Москвы археологи Н. Кренке, И. Бойцов и А. Колызин обнаружили... улики. Именно улики, которые были скрыты в течение трехсот лет.

В 1662 году в Москве произошли народные волнения, получившие в истории название «медного бунта». Что вызвало бунт? Народная молва обвиняла в «воровстве» ближайших родственников царя Алексея Михайловича.

Раскопки показали, что обвинения эти имели основания.

Раскоп двора боярина Никиты Ивановича

Стрелкой указан слой, сохранивший следы пожара

Раскопки на заднем дворе «нового» здания «старого» университета на Моховой улице в Москве (факультет журналистики) были начаты, когда собственно археологический сезон уже заканчивался,— 27 сентября 1996 года. Нужно было торопиться, чтобы успеть до дождей и холодов.

Участок, где предстояло вести исследования, еще до раскопок можно было считать уникальным: судя по письменным источникам, где-то поблизости, пока еще не обнаруженный археологами, стоял Опричный двор Ивана Грозного — целый комплекс зданий, огороженных каменной стеной (своеобразная Лубянка XVI века). И уже совершенно точно было известно (сохранились подлинные планы XVII века), что на месте современного заднего двора университета, на перекрестке улиц Грановского и Большой Никитской, стоял в первой половине XVII века двор бояр Романовых. Его владельцы - Иван Никитич, а затем Никита Иванович — откосились к нецарственной линии Романовых.

Медная копейка 1655—1662 годов

Никита Иванович, двоюродный дядя царя Алексея Михайловича, был весьма близок к монарху. Он умер бездетным 11 декабря 1655 года, «идучи с государевой службы». Его двор, где были скоплены огромные богатства в многочисленных хозяйственных постройках, опись которых заняла не одну сотню страниц, перешел в казну. Вот где предстояло копать! К сожалению, на плане XVII века показан лишь жилой дом боярина и контуры двора, внутри — белое пятно.

И вот на глубине два метра десять сантиметров был расчищен слой, сохранивший следы пожара большой постройки. Раскоп попал как раз в ее середину, внешние стены постройки остались за его пределами. Постройка, по-видимому, разделялась на комнаты. Во всяком случае, ее пол был неоднороден: в одной части это утрамбованная шина, в другой — песчаная подсыпка или настил из досок. На приблизительный возраст — вторую половину XVII века — указывали находки большемерных кирпичей, клейменных двуглавым орлом. Поэтому находка металлоискателем первых медных монет, крохотных копеек размером с ноготь мизинца, не показалась неожиданной.

Двор боярина Никиты Ивановича Романова: совмещение планов XVII в. и современного

Но поиск металлоискателя, указывающего, что в земле что-то еще есть, никак не прекращался. Монеты идут и идут, ими буквально усеян весь глиняный пол. Что это? Клад? Поиск перемещается на несколько метров в сторону на песчаный пол, изучается поверхность вокруг небольшой кирпичной вымостки. Ранее эта вымостка была принята за основание печи или что- то в этом роде. Находки маленьких окислившихся медных «монеток» продолжаются, песок изобилует ими. Только копейки какие-то странные: сколько их не очищаешь от окислов, никакого изображения не проявляется, а вот и вообще обрубочки круглой медной проволоки диаметром три миллиметра и длиной около семи миллиметров.

Сейчас уже невозможно вспомнить, кто первым произнес слово «заготовки». Да, найденные вокруг кирпичной вымостки кусочки рубленой проволоки и они же, но расплющенные,— это, безусловно, заготовки монет. Такими их и представляли нумизматы, но никогда не видели. То есть раскопанная сгоревшая постройка — это целая мануфактура по производству монет. В одном помещении стояла наковальня (для прочности под ней, видимо, и была сделана кирпичная вымостка), на которой рубили проволоку на мелкие части и затем их плющили. Судя по находкам капель пролитой меди и кусков проволоки в несколько сантиметров длиной, где-то рядом эту проволоку изготавливали путем волочения через отверстия в специальных волочильных досках. В другой комнате (или другом углу того же помещения) сидел мастер, чеканивший уже собственно монету с помощью пары металлических штемпелей. Недаром на глиняном полу были найдены почти исключительно монеты и совсем мало заготовок.

Само по себе первое обнаружение в Москве, да и в Московской Руси непосредственных следов монетного производства середины XVII века, раскрывающих весь технологический цикл,— это уже сенсация. Но главное интригующее значение находки монетного производства на «Романовом дворе» еще и в другом.

Было проведено определение монет (правильность экспертизы подтверждена сотрудником отдела нумизматики Государственного Исторического музея, доктором исторических наук А. С. Мельниковой, которой авторы выражают искреннюю признательность). Оно показало, что все монеты являются медными копейками, отчеканенными в ходе денежной реформы 1654—1663 годов. Отпечатаны они настоящими штемпелями Нового московского денежного двора, причем в основном использовалась лишь одна пара штемпелей.

Однако Новый московский (или английский) денежный двор, открытый специально для обеспечения денежной реформы, находился совсем не там, где «Романов двор», а на Фроловской улице Белого города, около церкви Гребневской Божьей Матери (ныне район Мясницкой улицы, Златоустинского переулка). Старый денежный двор располагался в Кремле. Других денежных дворов в Москве середины XVII века письменными источниками не отмечено. Что же тогда означают находки монетного производства на «Романовом дворе»? Чтобы гипотезы, которые будут предложены далее, выглядели более убедительными, необходимо напомнить некоторые факты из истории денежной реформы Алексея Михайловича, приведшей в результате к медному бунту 1662 года и массовым репрессиям, в которых пострадали тысячи москвичей.

Об этой катастрофе и том, что ей предшествовало, мы знаем из различных источников — от следственных документов до записей московских слухов и толков, сделанных иностранными послами по горячим следам.

Правительство царя Алексея Михайловича попыталось решить проблему нехватки серебра, необходимого государству, ведущему непрерывные войны, путем выпуска медной копейки, приравненной к серебряной, с принудительным курсом. Сначала население приняло новую медную монету с доверием. Но одновременно многократно возрос соблазн изготовления фальшивых монет. Беда изготовитель медной монеты, приравненной по курсу к серебряной, решал мечту средневековых алхимиков — делал из меди серебро!

Москва конца 1650-х годов стала свидетельницей многочисленных по- средневековому жестоких казней с отрубанием рук и ног у людей, обвиненных в фальшивомонетчестве (историки считают, что казнено было более десяти тысяч человек, что очень много для средневекового города, население которого едва ли перевалило за 150 тысяч). Однако парадокс заключается в том, что нумизматам почти не известны медные копейки фальшивого чекана. Объяснить это можно тем, что главное «воровство», видимо, происходило на самих монетных дворах (чеканка монет из незаконно пронесенной на двор и неучтенной «левой» меди) и под прикрытием высокопоставленных должностных лиц. Недаром до австрийского посла Августина Мейерберга, бывшего в 1661—1662 годы в Москве, дошли слухи, что сам царский тесть, боярин Илья Данилович Милославский, начеканил «на себя» 120 тысяч рублей!

Заготовки монет из медной проволоки — уникальное доказательство монетного производства на «Романовом дворе»

Подобные разоблачительные слухи, видимо, широко циркулировали в народе и стали внутренней пружиной «медного бунта» 1662 года, хотя поводом к нему послужили «политические» обвинения в измене того же Милославского и Ртищева, отца «медной» реформы. И действительно, карательные меры правительства в условиях «воровства» на монетных дворах, подведомственных Милославскому, несколько напоминают крики «Держи вора!». Во время кульминации событий, самого бунта, когда толпы народа, состоявшего по преимуществу из любопытных зрителей, пришли к парков Коломенское, Алексей Михайлович укрыл Милославского, а затем, нарушив свое «слово», устроил избиение толпы.

О чем же свидетельствуют уникальные находки на «Романовом дворе»?

Можно предложить три версии. Версия первая. Некие злоумышленники-чиновники, очевидно, самого высокого ранга, ведавшие отошедшим в казну двором, организовали здесь подпольное монетное производство с применением «позаимствованных» на Новом монетном дворе штемпелей.

Версия вторая. Документы свидетельствуют, что опись имущества на «Романовом дворе» и его выдача разным лицам в качестве дарения или жалования производились по личным указам царя Алексея Михайловича и патриарха Никона. Патриарх сам бывал на дворе и отбирал имущество из боярской казны.

Могли ли в этих условиях злоумышленники втайне от царя печатать на его дворе деньги, приспособив для этого целую большую постройку? Маловероятно. Нс исключено, что царь знал об этом и даже мог иметь какую-то выгоду.

Версия третья. Никакого «криминала» не было. «Цех» на «Романовом дворе» существовал законно в связи с тем, что другие монетные дворы не справлялись с выпуском новых медных денег. Но тогда непонятно молчание письменных источников об этом третьем в Москве денежном дворе, отсутствие у этого «романовского» двора собственных штемпелей с особенной буквенной монограммой, как на всех других монетных дворах, и многое другое.

Видимо, первые две версии все же выгладят достовернее, и таким образом находки на «Романовом дворе» дают нам в руки те улики, ради сокрытия которых в XVII веке были совершены столь массовые репрессии.