Знание-сила, 2000 № 09 (879)

Подлинная история короля Людовика XVII, которая вышла трагической, хотя очень хотела стать сказкой с хорошим концом.

8 июня 1795 года в парижской тюрьме Тампль умер десятилетний мальчик. Ребенок тяжело болел и уже несколько месяцев не произносил ни слова. Мальчик был сирота. Его родителями считались король Людовик XVI Бурбон и королева Мария- Антуанетта. Оба погибли на гильотине в 1793 году. Наследника звали Луи-Шарль, а многие именовали его уже Людовиком XVII.

Перед захоронением сердце мальчика было вынуто и впоследствии сохранено.

Сказка родилась почти сразу.

Поползли слухи, что принц не умер в Тампле. Один за другим стали появляться люди, называвшие себя Людовиками XVII, чудом спасшимися, втайне выращенными и теперь предъявлявшими свои права.

А тем временем революция завершилась. На смену республике пришла империя, а затем на французский трон вернулись Бурбоны. Король Людовик XVIII был младшим братом казненного Людовика XVI.

Стоит ли объяснять, как беспокоили двор новоявленные «племянники»? Все время Реставрации (1815 – 1836) самозванцы не исчезали из политического контекста. Они продолжали интриговать публику и при Июльской монархии (1830 – 1848), когда на троне оказался представитель Орлеанской ветви Бурбонов.

Лишь с середины XIX века, когда эта династия окончательно сошла с политической сцены, загадка истинной судьбы Луи-Шарля, дофина французского, стала переходить в разряд проблем историографических.

Историки тех времен редко интересовались детьми. Но об этом человеке, едва успевшем перешагнуть рубеж первого десятилетия своей жизни, писали наперебой. Ожесточенные споры о мальчике, умершем в Тампле, не прекращались на страницах научных изданий и в беллетристике. Продолжались они и в XX веке вплоть до самого последнего времени. Причем не только во Франции. На эту тему писали и у нас4*. Каждый находил аргументы в пользу своей «правды».

И вот – сенсация. Современная наука предоставила неопровержимые данные. Точку в спорах ставит генетическое исследование.

15 декабря 1999 года в крипту базилики Сен-Дени пришли биологи. От захороненного там сердца, как считалось, Луи-Шарля Бурбона было взято четыре фрагмента, из которых исследователи выделили затем генетический материал, ДНК. Экспертиза проводилась профессорами Жаном-Жаком Кассиманом из бельгийского университета города Лувена и Берндтом Бринкманом из немецкого университета Мюнстера. Сопоставление этой ДНК с той, которая еще раньше была извлечена из волос Марии-Антуанетты, а также ее сестер и других родственников, не оставляет почвы для сомнений. Ребенок, в груди которого билось многострадальное сердце, несомненно, был ближайшим родственником французской королевы.

А значит, загадки больше нет. Сказка не состоялась. Маленького принца никто не спас. Это он умер в парижской тюрьме Тампль 8 июня 1795 года-Луи-Шарль, герцог Нормандский родился в Версале 27 марта 1785 года. Он был третьим ребенком и вторым сыном в королевской семье. Дофином, то есть наследником престола, сначала являлся Луи-Жозеф-Ксавье, родившийся четырьмя годами раньше брата. Дочерей звали Мари-Терез-Шарлотт (1778 – 1855) и Софи-Элен-Беатрис (1786- 1787).

Первый дофин тяжело болел костным туберкулезом, от которого 4 июня 1789 года скончался. С этого момента наследником французского престола стал именоваться четырехлетний герцог Нормандский.

Революция уже занималась. Месяц, как заседали Генеральные Штаты, в которых пока шла проверка полномочий депутатов. А брожение в обществе, всплески народного гнева, парламентские мятежи – все это нарастало в стране уже третий год.

Даже если бы родители не потеряли за последнее время двоих детей (сына и дочь), им было о чем горевать и тревожиться. Королева становилась едва ли не главным объектом ненависти простого люда как легкомысленная расточительница, «мадам Дефицит», да к тому же австриячка… Король нес тяжкое бремя ответственности как за финансовый кризис, в большой мере унаследованный, так и за попытки реформ, предпринимавшиеся его министрами.

Однако пока страдания и невзгоды родителей, по крайней мере внешне, не сказывались на жизни королевских детей.

Известно, что Луи-Шарль был chou d’amour (любимчик, сокровище) своей матери, с которой проводил много времени. Мария-Антуанетта любила читать сыну басни Лафонтена и сказки Перро, пела ему, аккомпанируя себе на клавесине.

Сохранился написанный рукой королевы в 1789 году текст, рассказывающий о характере дофина. Он был составлен для воспитательницы мальчика мадам ле Турзель и свидетельствуете внимательном и нежном отношении матери к ребенку. Королева пишет, что Луи-Шарль очень хочет быть хорошим, но малышу это не всегда просто. Он фантазер и подчас так увлекается, что путает выдумки с реальностью. Есть, между прочим, в записке и такое замечание: «Чувствительность его нервной системы такова, что любой непривычный шум его пугает». Королевский сын, например, боится собак.

Впрочем, достоверных сведении о первых годах жизни будушего Людовика XVII мало. Мемуары знавших его тогда людей и основанные на них биографии приближаются к жанру «жития мученика» и требуют весьма критического к себе отношения. Но нам хорошо известно, когда и как в нее ворвалась революция.

6 октября |78§ года мальчика разбудили на рассвете и потащили в покои короля. В Версальский дворец ворвалась разъяренная толпа. Уже убили нескольких лейб-гвардейцев, опасность угрожала королеве…

Малыш увидел дрожавшую от страха и унижения плачущую мать. Услышал яростные крики и поношения в ее адрес, увидел искаженные лица страшных людей. Вот Мария-Антуанетта. взяв за руки сына и дочь, выходит на балкон. Внизу колышется и угрожающе рокочет многоголовая революция. Мальчик и девочка жмутся к матери. Но из толпы кричат, чтобы детей убрали. Угроза относится только к женщине. Королева уводит Луи-Шарля и Мари- Терез в комнату и появляется одна…

В тот же день королевский кортеж в сопровождении национальных гвардейцев Лафайета и восставших медленно движется по направлению к Парижу. Вокруг кареты пляшут возбужденные женщины, раздаются исступленные, необузданные вопли, звучат оскорбления в адрес Марии-Антуанетты, смысла которых принц и принцесса, слава Богу, не могут понять. Лишь к одиннадцати часам вечера венценосные путники и их измученные дети добираются наконец до нового жилища – дворца Тюильри.

События знаменитого похода на Версаль и переезда короля в Париж описаны сотни раз. Но вот какое смятение пережили в тот день девочка одиннадцати лет и мальчик четырех с половиной, навсегда останется неведомым. Можно лишь предполагать, какой отпечаток оставили страхи и ужасы того дня на их психике.

А это было только начало. В Тюильри приходилось начинать новую жизнь. При этом скоро оказалось, что революционные власти Парижа фактически взяли короля и его семью в плен. Свобода их действий и даже передвижений оказалась существенно ограничена. И с каждой неделей ограничивалась все больше, а положение становилось все более унизительным. На лицах взрослых, окружавших Луи-Шарля и Мари-Терез, стали появляться отчаяние и страх.

Наконец, летом 1791 года была совершена знаменитая попытка бегства королевской семьи. Поздним вечером 20 июня гувернантка мадам де Турзель, вместо того чтобы уложить детей спать, закутала их потеплее и вывела за ворота Тюильри на улицу Эшель. где ждала карета. Мадам де Турзель будет играть роль русской баронессы Корф, возвращающейся на родину вместе со своими детьми. «Лакеем» баронессы будет Людовик XVI, а «камеристкой» – Мария-Антуанетта. Путешественники собираются по отдельности, соблюдая меры предосторожности… Долго и с беспокойством ждут «камеристку», которая, не зная Парижа, плутает по улицам. А впереди – ночь и день в дороге, утомительная поездка к северо-восточной границе Франции. Все закончится в деревушке Варенн, где «лакея» и «камеристку» узнают и задержат.

И теперь обратный путь: подавленные лица взрослых, чужие люди в карете рядом с отцом и матерью (это были комиссары Национального собрания Барнав и Петион), которые ведут себя как хозяева, и опять толпы вокруг, злобно кричащие или угрожающе молчащие…

Луи-Шарлю, мальчику с легко возбудимой психикой, шесть лет.

Проходит еще год… 20 июня 1792 года в королевское жилище врывается толпа, как когда-то в Версале. Пока она хозяйничает в Тюильри, королева с детьми сидит, забаррикадировавшись в одной из комнат. Король надевает революционный фригийский колпак, кричит: «Да здравствует нация!» Однако совершенно ясно, что дни его власти сочтены. Да и за саму жизнь трудно поручиться – охрана из швейцарских гвардейцев не может сдерживать натиск восставших.

И вот наступает развязка. 9 августа народ вооружается, гудит набат, бьют в барабаны, отчетливо звучат требования низложения короля. Угрожающие звуки вновь достигают ушей обитателей Тюильри. Людовик XVI, королева Мария-Антуанетта, их дети и сестра короля Элизабет под охраной гвардейцев теперь уже навсегда покидают дворец. Они направляются в Национальное собрание.

Здесь, в небольшом помещении рядом с залом заседаний, королевское семейство проведет три дня. Отсюда хорошо слышны и враждебные голоса депутатов, и пушечные залпы, и ружейные выстрелы – Тюильри берут штурмом.

13 августа 1792 года семилетний дофин Луи-Шарль вместе со своими близкими оказался в тюрьме. Их поселили под надежной охраной в малой башне Тампля: короля на третьем этаже, всех остальных на втором. Общаться разрешалось, поэтому в первое время заключение сблизило детей с родителями. Впрочем, и это потом обернулось психологической травмой.

Сначала мальчик находился под опекой матери: она проводила с ним большую часть времени, укладывала спать и поднимала по утрам. С отцом Луи-Шарль виделся только днем. 26 сентября Коммуна для большей надежности перевела короля в главную башню, теперь семья могла видеться с ним только за обедом. Прошел месяц, и в главную башню переселили всех заключенных. Но в жизни мальчика вновь произошла перемена. Отныне его кровать поставили в комнате отца, а королева должна была после ужина оставлять сына. Дофина не переводили наверх к матери и тогда, когда король в конце ноября заболел; королеве не разрешали оставаться с ребенком на ночь, даже когда у того поднялась температура.

Тем не менее, если не считать всех этих болезненных перемен и етраничений, до сих пор все было не так уж плохо. Жизнь текла размеренно и однообразно. Дети проводили много времени с родителями и с теткой, с которой очень сблизились, вместе гуляли во дворе Тампля, по несколько раз в день собирались за столом. Людовик XVI играл с сыном и занимался с ним не менее двух часов каждый день. Будучи весьма образованным человеком, он читал вместе с Луи-Шарлем, давал ему уроки истории, географии, математики, латыни. Наверняка между ними возникла дружба – мальчик был как раз в том возрасте, когда становится важно внимание отца.

Но вот 11 декабря начался судебный процесс над Людовиком XVI. С этого момента его окончательно разлучили с семьей, а дофина снова отправили к матери.

Разлука и в особенности последняя встреча-прошание семьи с королем 20 января 1793 года, накануне его казни, не могли не стать тяжелым психическим потрясением для ребенка. По свидетельству очевидца, свидание продолжалось около двух часов. Женщины рыдали, дофин стоял между колен осужденного и обнимал его. Ребенок неполных восьми лет знал, что завтра его отца убьют.

Сразу после смерти Людовика XVI его брат, граф Прованский, находившийся в Вестфалии, провозгласил Луи- Шарля королем Людовиком XVII, а себя объявил регентом при племяннике. Новому королю присягала эмиграция, его признали европейские дворы. Но сам маленький монарх именно в это время начинает болеть, на организме ребенка начинают сказываться испытания последних лет.

Современные медики, исследовавшие историю болезни Луи-Шарля, обнаруживают у него симптомы туберкулеза, от которого в свое время умер его брат. Эта тяжелая болезнь быстро развивается в организме с ослабленным в результате стрессов или нездорового образа жизни иммунитетом. Особенно легкой добычей туберкулеза в таких условиях становятся дети.

Весной 1793 года у дофина начинается плеврит, тогда же опухают суставы, то есть появляется симптом весьма распространенной, особенно у детей, формы заболевания – туберкулезного лимфаденита (воспаления лимфатических узлов, вызванного бациллами туберкулеза). Если болезнь запустить, развивается сепсис5*.

После смерти отца Луи-Шарль еше несколько месяцев живет в Тампле с матерью, теткой и сестрой. Однако 13 июля 1793 года якобинское правительство решает изолировать бывшего дофина от матери. Революционное воспитание королевского отпрыска поручается члену Совета Парижской коммуны, сапожнику Симону и его жене. Новый удар вполне мог стать убийственным для восьмилетнего ребенка. Конечно, он плакал, цеплялся за мать, не давал себя увести. Долго плакал и потом несколько дней отказывался есть. Потеря родителей одного за другим, утрата чувства безопасности, незащищенность, страх, непонятность и враждебность окружения – вот какова была отныне жизнь уже тяжелобольного мальчика.

Сапожник Симон, видимо, не был тем безжалостным извергом, каким рисовала его роялистская традиция. Он и его жена вполне добросовестно относились к данному им поручению. Ребенок был одет, умыт и накормлен, гулял в саду Тампля. Ему покупали игрушки и птичек, о чем сохранились документальные свидетельства. Однако все дорогое для Луи-Шарля прежде здесь подвергалось осмеянию и поруганию, все, чему раньше его учили и за что хвалили, этих людей могло только раздражать. Манеры поведения, привычки и обыкновения – все бы то абсолютно чужим. И чужие люди кругом, ненавидевшие близких мальчика, не стеснявшиеся в выражениях в адрес его матери…

Мария-Антуанетта с сыном

Расставание Людовика XVI с семьей накануне его казни

А уже через несколько месяцев дофин французский горланил революционные песни и ругался, как сапожник. Что произошло с его психикой?

В октябре начался процесс над Марией-Антуанеттой. Революционным «следователям» показалось недостаточным обвинить королеву в измене. Они явились допрашивать ее маленького сына.

Так называемые показания Луи-Шарля Капета против Марии-Антуанетты – один из позорнейших эпизодов французской истории и французской революции. Историки редко приводят текст протокола целиком, слишком неправдоподобной, мерзкой и отвратительной является зафиксированная на бумаге ложь. На гнусном «документе» стоит подпись неверной больной руки любимого ребенка королевы…

Интересно, что Робеспьер был возмущен полученным «показанием», полагая, что оно может вызвать лишь сочувствие к подсудимой. Так и случилось. На грязную клевету Мария-Антуанетта отвечала в высшей степени достойно, устроители процесса имели бледный вид.

«Революционное воспитание» Шарля Капета кончилось 19 января 1794 года. Симон, получив от Коммуны новое поручение, уехал из Тампля. Отныне у маленького узника были только охранники. Изоляция его усилилась: помещение ограничили одной комнатой, гулять выводили только на крышу башни.

В стране все больше распространялись антиякобинские, в том числе и роялистские настроения. Франция была в состоянии войны с монархической Европой. Неуверенность в будущем заставляла революционных деятелей учитывать фигуру сына казненного Людовика XVI как разменную монету в политической торговле. Известно, что дофином очень интересовался Робеспьер.

Сразу после термидорианского переворота в Тампль является влиятельный представитель новой власти Баррас. К мальчику приставляют нового охранника Лорэна. Приказано обеспечить лучший уход за девятилетним ребенком, который после отъезда Симона оказался фактически заброшен. Впрочем, сделано это не было.

Состояние здоровья Луи-Шарля к этому времени существенно ухудшается. Он апатичен и малоподвижен вследствие ли боли в суставах или психических травм… Он отказывается от еды. В феврале 1795 года в Тампль направляется медицинская комиссия, а затем назначается врач, известный хирург Дезо. «Я нашел ребенка-идиота, умирающего, жертву самой низкой бедности, полностью заброшенное существо, опустившееся от самого жестокого обращения», – пишет он в своем заключении. Мальчик грязен, завшивлен, он не может встать с постели, суставы вздуты, кожа покрыта нарывами, вскрывающимися язвами. И он уже продолжительное время ни с кем не разговаривает.

Тот факт, что в последние месяцы узник Тампля в ответ на обращения к нему не произносил ни слова, засвидетельствован разными людьми. Впоследствии это стало одним из оснований мифа о подмене принца немым мальчиком. Однако психологам и психиатрам хорошо известен такой симптом сильного детского невроза или психическою расстройства, как мутизм, когда ребенок действительно не может произнести ни слова. Он характерен для больных трех-пятилетнего возраста, но при тяжелых стрессах вполне может проявиться и в девять-десять лет.

Медицина уже была бессильна. Антибиотики еще не появились, а лечение туберкулеза сводилось в те времена, по сути дела, к повышению сопротивляемости организма. Больному назначали здоровый образ жизни, правильное питание, сухой климат и много солнца. На ранней стадии такие методы иногда давали хороший результат. Но не в этом случае. Запушенный больной, долгое время лишенный элементарных условий нормального существования, тем более ребенок, тем более переживший одну за другой тяжелейшие психические травмы, такой больной шансов на жизнь не имел.

Луи-Шарль Бурбон умер, когда правительство вело переговоры о нем с испанским двором. После официального объявления о его кончине граф Прованский провозгласил себя королем Людовиком XVIII.

Карл-Вильгельм Науидорф

Но тут поползли слухи.

Рождению сказки способствовали три обстоятельства.

Во-первых, правда о замученном в застенке ребенке оказалась слишком страшной. Узнавать ее не хотелось, а узнав, так и просилось поверить в чудесное продолжение с похищением, переодеванием, жизнью под чужим именем… И. как полагается, со счастливым концом.

Во-вторых, действительно, никто не мог быть тогда уверен, что французское правительство в официальном сообщении сказало правду. Доказательств представлено не было.

Не оказалось ни одного человека, который в последние три года жизни был бы при дофине постоянно и мог бы засвидетельствовать развитие его болезни и смерть. Охранники, врачи, комиссары все время менялись. Впоследствии только скрупулезнейшие исследования доказали, что все это время узник Тампля находился на виду, подменить его и тайно вывезти было бы крайне затруднительно.

Даже вскрытие трупа было оформлено поспешно и юридически безграмотно, что долго давало почву для сомнений. Например, не было произведено опознание умершего родственниками, при том что сестра его находилась тут же, в Тампле. В протоколе отсутствуют какие бы то ни было указания на отличительные особенности мальчика. Имя его вообще ни разу не названо, а говорится о трупе десятилетнего ребенка, причиной смерти которого стало развитие золотухи.

В-третьих, немало влиятельных людей могли извлечь политическую выгоду из слухов о чудесном спасении Людовика XVII как сразу же после его смерти, так и позднее, на протяжении нескольких десятилетий. Словом, родилась идея о том, что. маленький принц спасся. И какими только историями она не обрастала! То ли Луи-Шарля увез с собой еще Симон, который был в сговоре с принцем Конде… То ли его похитил из Тампля сам Робеспьер… То ли Баррас с Жозефиной Богарне, будущей женой Наполеона, организовали вынос из тюрьмы усыпленного ребенка в гробу…

Спрос рождает предложение, и первые «Людовики XVII» объявились уже на рубеже XVIII и XIX веков. Всего же специалисты насчитали их более шестидесяти. И у всех было много общего. Авантюристы, недовольные своим социальным статусом, покидали родной дом в погоне за удачей. Смутное время востребовало таких людей – самоуверенных, смелых и неразборчивых в средствах.

Впрочем, большую часть самозванцев полиция быстро разоблачала и помещала в тюрьму. Так было с сыном портного Жаном-Мари Эрваго. так было с Матюреном Брюно. приключения которого отнюдь не ограничивались только поприщем Людовика XVII. Хотя были и другие, кто относился к делу посерьезнее. Так, знаменитый Анри-Этель- Бер-Луи-Эктор Эбер, именовавший себя бароном де Ришмоном, герцогом Нормандским, выпустил свою биографию с обоснованием монарших притязаний – настоящий роман. Хотя Ришмону и пришлось два раза отсиживать срок и несколько лет скрываться в Англии, он, тем не менее, продержался «в роли» до самой своей смерти в 1855 году. Его «узнавали» некоторые представители старой аристократии, у него была своя «партия». Но наиболее живучим оказался миф прусского часовщика Карла Вильгельма Наундорфа. Его потомки до последнего времени носили фамилию де Бурбон, гордясь своим сходством с монархами и судясь за признание их королевских кровей. По этому поводу проводилось несколько биологических экспертиз, именно для них, в частности, была извлечена ДНК из волос Марии-Антуанетты. Дело в том, что происхождение Наундорфа действительно до сих пор остается загадкой. Паспорт на имя Наундорфа этот человек получил в прусской полиции уже после того, как объявил себя сыном Людовика XVI. Но будучи немцем и не владея французским языком, часовщик подробно рассказывал о жизни французской королевской семьи, которую выдавал за детские воспоминания. Словом, и до сих пор существует «загадка Наундорфа».

Успеху самозванцев сильно способствовало то, что в истории тампльского узника продолжало оставаться множество темных пятен.

Людовик XVIII совершенно не был убежден в смерти своего племянника. Сразу после возвращения из эмиграции в 1815 году он приказал разыскать на кладбище Мадлен могилы своих казненных родственников – брата и невестки – и перенести их останки в древнюю королевскую усыпальницу в Сен-Дени. На кладбище же король приказал возвести Искупительную часовню, где стали регулярно служить (и служат до сих пор) заупокойные мессы по погибшим монархам. Однако Людовик XVIII никогда не заказывал заупокойных месс по дофину.

На кладбище церкви Сен-Маргерит, где, согласно официальной информации, был похоронен дофин, тоже были произведены поиски. Но точное место могилы было неизвестно, и останки не нашли. В XIX веке на этом кладбище еще дважды производили раскопки (в 1846 и 1894). Скелет ребенка вроде бы обнаружили, но исследование костей показало, что они принадлежат подростку четырнадцати-пятнадцати лет. Этим результатом стали пользоваться для обоснования версии подмены, однако затем сопоставили останки с кладбища с описанием тех, что подвергли вскрытию в Тампле в 1795 году, и оказалось, что речь не может идти об одном и том же человеке.

Не могла быть уверенной в смерти брата и Мари-Терез, герцогиня Ангулемская. Проведя в Тампле три с лишним года (с тринадцати ло семнадцати лет), она была в декабре 1795 года обменена на французских офицеров, находившихся в плену у австрийцев. К слову сказать, после пребывания в тюрьме принцесса так переменилась, что потом высказывались версии и о ее подмене.

Мари-Терез не видела брата в последние месяцы его жизни, ей приходилось, как и всем, верить слухам или официальному сообщению. Вероятно, и она колебалась, так как время от времени посылала опросные листы самозванцам, в частности, Брюно и Наундорфу.

И король, и герцогиня Ангулемская отказались принять и поместить в Сен-Дени сердце Луи-Шарля, то самое, которое теперь подвергли генетическому анализу: даритель, хирург Пеллетан, не мог предъявить никаких доказательств его подлинности.

В 1795 году Пеллетан был одним из тех врачей, которые проводили вскрытие в Тампле. Втайне от своих коллег он вынул сердце мальчика и, обваляв его в отрубях и завернув в носовой платок, спрятал в карман. Вернувшись домой, Пеллетан заспиртовал сердце и хранил много лет, прежде чем предложить в дар августейшим родственникам умершего. Но ему не поверили.

Интересна дальнейшая судьба сердца дофина. Его принял архиепископ Парижский. Однако во время революции 1830 года восставшие подвергли архиепископство разгрому, сосуд с сердцем был разбит, а само оно осталось валяться в песке среди осколков. На следующий день поруганную святыню подобрал сын Пеллетана. Теперь помещенное в новый сосуд сердце долгое время хранилось в семье Пеллетанов, а в 1895 году было передано Дону Карлосу Бурбону, герцогу Мадридскому, в то время являвшемуся наследником французских королей. Свое место в базилике Сен-Дени сердце Луи-Шарля обрело, как уже говорилось, в 1975 году с разрешения французского правительства и по просьбе Бурбонов.

Неудивительно, что аутентичность этой реликвии до сих пор многими подвергалась сомнению. История, рассказанная Пеллетаном и оказавшаяся в конце концов правдой, опровергала романтический миф о спасении принца. Миф, которому суждена была столь долгая жизнь, в отличие от коротенькой жизни его героя.

Впрочем, может быть, уже не стоит говорить об этом мифе в настоящем времени? Ведь загадки больше нет, доказательства представлены неоспоримые.

Результаты экспертизы получили во Франции достаточно широкий резонанс: отчеты о ней опубликовали ведущие газеты. Для французов это оказалось важно. Хотя наверняка нашлись и те, кто не поверил. Ведь далеко не все поверили результатам недавно проведенной аналогичной генетической экспертизы останков Николая 11 и его семьи…

Но если спекуляции и продолжатся, то они будут иметь так же мало общего с действительностью, как и все предыдущие. Ничего не поделаешь – в цену за свободу и равенство входит загубленная жизнь десятилетнего Людовика XVII.