Сборник повестей П. Амнуэля, выпушенный российским издательством ACT, — событие, заслуживающее внимания. Не потому, что это новый сборник фантастики, а по причине того, что это образец новой фантастики, которую автор создает на протяжении уже нескольких лет. Аннотация издательства, которая утверждает, будто эти повести «вызывают в памяти лучшие образцы времен «золотого века» научной фантастики», оказывает сборнику дурную услугу, потому что затемняет важное качественное отличие.
Отличие это отчасти напоминает принципиальную разницу между классической философией и экзистенциализмом. В то время как классическая философия имела своим объектом предметное Бытие, экзистенциализм повернул философию к Человеку, к его бытийственной ситуации. Аналогично, классическая фантастика «золотого века» (середина XX столетия) имела своим объектом «новый, бравый» предметный мир, контуры которого уже просвечивали в открытиях и гипотезах науки, и герои-люди служили ей в основном орудиями познания этого мира в его отношении к человеку. Между тем фантастика П. Амнуэля идет не от мира к человеку, а от человека к миру. Или проще — она имеет своим главным объектом Человека как Разумное существо, и ее главной темой является парадоксальное место этого человеческого разума в структуре вселенной. Не случайно новый сборник называется «Все разумные».
В чем же состоит этот «парадокс разума»? От Декарта, а в более позднее время — от Вернадского с Федоровым и Тейяра де Шардена и до Горького — все считали, что разум — высшая ступень развития материи, что разум отличает человека от животных, что разум, наконец, — это благо, это высшая ценность вселенной. Поэтому прав Френсис Бэкон: «Знание — сила». Павел Амнуэль иронически обыгрывает этот афоризм Ф. Бэкона. Сквозная тема всех четырех его повестей, составляющих новый сборник, — это тема разума как силы, но не благой, а самой разрушительной силы во вселенной. Почему разрушительной? Потому что свобода воли, присущая разумным существам, нарушает — и разрушает — хрупкое равновесие вселенной. В этом и состоит, по Амнуэлю, «парадокс разума». Чем он могущественней, тем хуже для вселенной. И — в итоге — для самого человека.
Фантастика, как известно, — это замечательный литературный метод, который позволяет овеществлять самые отвлеченные понятия, категории и идеи. П. Амнуэль, мастерски пользуясь этой способностью фантастики, последовательно, в каждой из четырех повестей по-своему, овеществляет афоризм «знание — сила». Знание, достигнутое его героями, как правило, на путях научного открытия (реже — откровения), рано или поздно, даже против воли самих героев реализуется в поступке или событии весьма загадочного, разрушительного толка. Расследование этого события (оно и составляет сюжет всех этих детективных по форме повестей) позволяет понять или смутно догадаться, что именно лежит в основе произошедшего разрушения, нарушения равновесия мира. Каждый раз это понимание конкретно, но, закрывая последнюю страницу сборника, заинтригованный читатель уже сам может сформулировать для себя основные философские посылки «новой фантастики» П. Амнуэля. Наверно, эти посылки уязвимы. Но они любопытны. Во всяком случае, они никогда не приходили в голову мастерам «классической фантастики».
Познавая законы природы, говорит П. Амнуэль, человек вступает с ними во взаимодействие — как, например, наблюдатель вступает во взаимодействие с тем прибором, с помощью которого он наблюдает микрочастицы. И так же, как там, он вносит в наблюдаемый мир, во вселенную, некую неустранимую неопределенность. Почему? Потому что наблюдатель (разумное существо) обладает свободой воли. Между тем мир задан, определен до последней точки уже изначально, при своем создании. Он определен своими законами. И вся устойчивость мира держится на согласованности всех его законов. Внося в законы мира свою непредсказуемость, то есть неопределенность свободы воли, разум нарушает эту устойчивость и мир начинает исподволь разрушаться. Чем могущественней разум, чем больше он «знает» о законах природы, тем больше непредсказуемый результат его «свободного» (неуправляемого, недетерминированного законами) воздействия на мир. В пределе, когда разум достигает всемогущества, мир становится абсолютно непредсказуемым, то есть полностью рассогласованным и предельно неустойчивым. И тогда достаточно шевельнуть мизинцем, чтобы рухнули миры.
Понятно, что такой взгляд на место разума в природе ведет к тотальному философскому пессимизму. И действительно, в отличие от светлых утопий и мрачных антиутопий классической фантастики, «новая фантастика» П. Амнуэля — сплошная «мрачная утопия». Читать эти повести интересно, но зябковато. Можно, конечно, защититься от их пессимизма вульгарным внелитературным «опровержением»: мир, к примеру, не рухнул с появлением Галилея или Ньютона, и скорость света осталась той же после Эйнштейна. Это, конечно, так, но наше неизбывное подозрение, что разум и природа не вполне «рождены друг для друга», от этого никуда не исчезает. И с прочтением «Всех разумных» оно лишь подкрепляется. Иными словами, эта книга дает хорошую пищу для самостоятельных размышлений, как и положено хорошей, серьезной научной фантастике. Увы, такой фантастики сегодня маловато.