Знание-сила, 2004 № 03 (921)

"Вот пример: советский парень Гамов..."

Гемов (Gamcw) Георг. Ант. (Джордж) (1904— 1968), амер. физик-теоретик. Род. в России, с 1933 за границей, с 1934 в США. Разработал теорию альфа-распада. Выдвинул гипотезу "горячей Вселенной". Сделал первый расчет генетич. кода.

Этих нескольких строк наш выдающий соотечественник Георгий Антонович Гамов был удостоен в "Советском энциклопедическом словаре".

Не упоминать его, невозвращенца, вообще было "несолидно", сказать меньше было просто нельзя. Почему?

Хотя мы уже пытались восполнить вырванные из нашей истории страницы ("Вихри эфирные...", 1992, № 8), о Гамове до сих пор знают мало. Попробуем сегодня, в дни его столетнего юбилея, раздвинуть границы энциклопедической справки. Публикуемый текст является фрагментом рукописи "Космология XX века в лицах".

Профессор Петроградского университета Александр Фридман — автор теории расширяющейся Вселенной — значительную часть своего времени отдавал преподаванию. Слушателей у него было совсем немного, и среди них выделялся один юноша. Тогда он отличался прежде всего высотой своего роста и голоса Но впоследствии этому 20-летнему студенту, которого друзья звали Джонни, суждено было прославить свое имя в истории советской и американской науки. Впрочем, лучше сказать "мировой", тем более что автобиографию свою Георгий Антонович Гамов назвал "Моя мировая линия".

Одно из трех его мировых достижений называется "Большой Взрыв" — "Big Bang" на языке страны, принявшей физика-невозвращенца в 1934 году. Под этим названием известна космологическая модель, родившаяся в 40-е годы, чтобы объяснить химическое разнообразие нашей Вселенной.

Приходится признать, что вряд ли эта модель могла появиться раньше, даже если бы студент Гамов имел возможность учиться у профессора Фридмана гораздо дольше, чем позволила история. И не из-за пристрастного отношения казенной советской идеологии к релятивистской космологии, или мегафизике. А потому что прежде должна была развиться, созреть микрофизика. И в этом созревании деятельное участие принял Гамов. Его первое мировое достижение очень характерно для его научного стиля и тоже было взрывом, хотя и не столь грандиозным. А1928 году, когда была сделана эта работа, теоретики пребывали в неком оцепенении перед океаном ящерной физики, поскольку были убеждены — и не без оснований, — что для путешествий в этом океане необходимо построить квантово-релятивистский корабль или даже подводную лодку.

Гамов знал все теоретические и экспериментальные основания для оцепенения. Но само такое состояние было ему абсолютно не свойственно. И он смог обнаружить, что в океане ядерной физики имеется прекрасная отмель, по которой можно зайти довольно далеко. Эта отмель — альфа- распад ядер. И Гамов не упустил возможности, предоставленной природой. Природой и Наркомпросом. Именно на деньги последнего в июне 1928 года Гамов отправился на стажировку в Германию, всего на несколько месяцев. Но этого ему хватило, чтобы сделать работу, ставшую началом теоретической ядерной физики. Работа принесла Гамову мировую известность и заграничные стипендии, позволившие ему продлить свою стажировку на три года.

Достижение было отмечено и на родине. Первым это сделал главный пролетарский поэт в главной пролетарской газете. Уже через несколько недель Демьян Бедный откликнулся на газетное сообщение о том, что "аспирант ленинградского университета сделал открытие, произведшее огромное впечатление в международной физике. Молодой ученый разрешил проблему атомного ядра".

"СССР зовут страной убийц и хамов.

Недаром. Вот пример: советский парень Гамов,

— Чего хотите вы от этаких людей?!

— Уже до атомов добрался, лиходей!"

— негодовал Бедный-буржуй.

И Бедный-автор подытожил:

"В науке пахнет тож кануном Октября".

Не удивительно, что через три года Гамов стал членом-корреспондентом Академии наук СССР, самым молодым в ее истории. Но стать самым молодым академиком ему не довелось, потому что он почувствовал себя на родине очень неуютно. Главным стал холод крепчавшей научной бюрократии. В результате — гололедица, когда свободно двигаться по дороге научной жизни можно лишь в специальной обуви. Гамов мог бы добавить — "или если из пешехода уже сыпется песок", потому что создать Институт теоретической физики ему помешали старшие товарищи по академии.

Только один академик старшего поколения относился к Гамову с полным доверием и старался "дать свободный простор его работе". Это был В.И. Вернадский, директор Радиевого института, считавший, что "одаренная для научной работы молодежь есть величайшая сила и драгоценное достояние человеческого общества, в котором она живет, требующая охраны и облегчения ее проявления". Именно он выдвинул кандидатуру 27-летнего Гамова в Академию наук.

Джордж Гамов в автобиографии не вспомнил российского геохимика и мыслителя. Так может быть, в истории космологии тем более не следовало бы это делать? Наука, однако, устроена так, что ее разделение на области и департаменты довольно условно. Одна из проблем, сильно занимавших геохимика Вернадского, — распространенность и история химических элементов на нашей планете. Но именно распространенность и история химических элементов во Вселенной стала для Гамова — опять! — отмелью в метафизически бездонном и почти безжизненном тогда океане космологии. Именно эта отмель позволила ему задать содержательный физический вопрос по поводу происхождения Вселенной: каковы были условия в начале расширения, во время Большого Взрыва, что его "осколками" стали разные химические элементы в наблюдаемой пропорции?

Разумеется, одним жгучим научным интересом его бывшего директора и попечителя не объяснить рождение гамовской идеи о Большом Взрыве. Так же как не свести его теорию альфа-распада к работе Л.И. Мандельштама и М.А. Леонтовича, решивших в начале 1928 года общую квантовую задачу о прохождении частицы через барьер. В обоих случаях самому Гамову надо было проложить туннель под барьером, состоящим не только из математики, но и, главным образом, из физики.

Чтобы пробить туннель под вторым физико-математическим барьером, Гамову пригодилось и мощное развитие адерной физики, и раскрытие источника звездной энергии, и даже, вполне возможно, вовлеченность в создание термоядерной бомбы. Но творчество — такая хитрая вещь, что здесь разложить все по полочкам невозможно. И вполне справедливо особое внимание уделить тому, кто сумел взять с разных полочек нужные компоненты и создать из них нечто совсем новое. Гамов это смог сделать. Благодаря ему космология из философско-математической и астрономической науки превратилась в физическую.

Осталось только сказать о третьем мировом достижении советского ядерщика и американского космолога — на этот раз в области биологии. Когда Дж. Уотсон и Ф. Крик открыли в 1953 году "двойную спираль" — структуру молекулы ДНК, открылся и новый научный океан — молекулярной генетики. Существование генов, доказанное еще Менделем, стало возможным пощупать молекулярно. И здесь на 6epeiy нового океана оказался Гамов. Он не стал дожидаться, пока построят электронные микроскопы и научатся препарировать нуклеиновые спирали. А обратил внимание, что генетические рецепты 20 нуклеиновых кислот, из которых устроено все живое, написаны алфавитом, в котором всего четыре буквы. Как это можно сделать, например, если слова этого языка все трехбуквенные? Но это уже не биология, а теория кодирования!? Да, конечно, речь идет именно о генетическом коде, важный шаг к разгадке которого сделал Джордж Гамов.

Быть может, именно интерес к генетике и ее трагическая судьба на родине побудили Гамова в автобиографии 1968 года предсказать свое будущее в России — "концлагерь в Сибири за взгляды на мировой эфир и квантовую неопределенность". Если ему и в самом деле удалось прочитать это будущее в социальных генах организма, называемого сталинизмом, то он был воистину выдающийся генетик. Однако в этом его предсказании можно и усомниться. И не только потому, что директорами советских институтов, в которых он работал, были царский генерал А.Н. Крылов и член Временного правительства В.И. Вернадский. А потому что Советской власти для своей государственной мощи была нужна физика. Конечно, ни горячей Вселенной, ни молекулярной генетики советскому Гамову было бы не видать. Но одним из отцов советского ядерного оружия и, соответственно, трижды Героем он бы мог стать. Гамов, однако, предпочел менее героическую биографию. Был ли он прав? На такие вопросы история науки не отвечает.