Знание-сила, 2009 № 04 (982)

Толстовка

Владимир Иваницкий

Русский язык богат обозначениями предметов одежды; соперничать могут лишь названия тканей. К сожалению, разнообразие-то по большей части музейное (армяк, ферязь, кафтан, опашень, плис, граденапль, мадеполам). Сами же термины, главным образом неславянские по происхождению: это заимствования, чаще всего попадающие к нам вместе с предметом обихода: шинель, пиджак, пижама, кофта, спенсер, пуловер и так далее.

Когда же русский язык изобретает названия «из нутра» получается то хорошо и картинно (душегрейка), то чуть нелепо (водолазка) или смешно до неприличия (говнодавы). Бывает и из рук вон плохо, как получилось с ТОЛСТОВКОЙ.

Как-то раз я купил ТОЛСТОВКУ — то была фуфайка из плотной ткани с небольшим стоячим воротником. «Сколько стоит водолазка?» — спросил я у девушки, сидящей за кассой. «Да это толстовка!.. Цена на бирке». «А почему толстовка?» «Да видите, какая плотная, с начесом — толстая».

Язык способен порождать слова-клоны, которые хорошо демонстрируют опасность любого клонирования. Клон только выглядит абсолютной генетической копией: полного тождества не будет, ведь часто способ порождения организма сильно влияет на его судьбу. Примешиваются какие-то неучтенные факторы, внутренние «напряжения материала». Возможны незапланированные мутации. Язык — тоже живой организм. Незапланированные мутации порождают уродцев, что и получилось в разбираемом примере.

Граф Л.Н. Толстой, помимо писательства, занимался главным, как он сам считал, делом — философией жизнестроения. Исследовав Евангелия, писатель пришел к своим выводам, которые церковью не были приняты, зато вызвали горячий энтузиазм в самых разнообразных кругах общества. Бунин вспоминает, как сам в юности сделался на время толстовцем. То было движение не без сектантского духа, исповедующее не столько суть учения великого вероучите ля, сколько грызущееся внутри себя из-за мертвой буквы.

Опростившийся граф проповедовал труд и смирение и любил ходить в простой серой блузе. ТОЛСТОВЦЫ и ТОЛСТОВКИ переняли манеру графа одеваться просто: в результате костюм их застрял меж дворянским, крестьянским и разночинным.

Ту БЛУЗУ в те времена еще не звали «толстовкой»; ТОЛСТОВЦЫ ее иногда носили. ТОЛСТОВКИ — носили и юбки, и кофточки, а также стилизованные сарафаны «под народ» и цельные платья с закрытым верхом.

После революции идеи Толстого были ревизованы, а толстовцев жестоко разогнали. Блузу отменить не удалось: она имела повальный успех. Носили ее счетоводы и хозяйственники, ревизоры и советские администраторы, красные директора и нэпманы, партийные бюрократы, воспетые Ильфом и Петровым голубые жулики, полупролетарские поэты и подпольные миллионеры-аферисты. Она отлично подходила к эпохе, когда, по меткому выражению А. Белого, «торжество материализма отменило материю». Блуза была проста, легка в изготовлении, дешево обходилась, шилась практически из любой непестрой ткани.

Назвали ее, не без легкого налета пошлости, ТОЛСТОВКОЙ. Смысл, однако, в названии был, и все его понимали. В нынешней ТОЛСТОВКЕ, ничем не похожей на ту настоящую, смысла нет. Но его тоже понимают. В точности так, как мне объяснила девушка у кассы.

Перед нами не совсем известный лингвистический феномен. Слово ПАРОХОД поначалу обозначало ПАРОВОЗ. Термином САПФИР древние, скорее всего, обозначали не наш сапфир, а поделочный синий камень лазурит.

Подобных случаев перехода названия с одного предмета на другой тысячи. Но ни с чем не произошло такого конфуза, как с ТОЛСТОВКОЙ. Особую путаницу вносит то обстоятельство, что обе последние ТОЛСТОВКИ — предметы одежды. Представьте себе, что будет, если вилки начнут звать ложками.