Юрий Петрович Печкин с капитаном Немо еще не вернулись из заграничной командировки, когда красавица Вероника и Перпетуум-Мобиле вовсю развернулись в сфере услуг, инкогнито предоставляемых «Парацельсом» определенно больным людям, которым уже не было куда девать бабки.
Такса за пребывание в гостях у русских бандюг отличалась завидной стабильностью вне зависимости от притязаний клиента. Мафии было все едино, чем интересуется иностранец: погудеть с ней на всю катушку или даже принять участие в разборах, лишь бы гнал наперед десять штук зелени.
Вероника привозила в штаб-квартиру мафии клиента с завязанными глазами, и, когда с его шнифтов стягивали черную повязку, иностранец с ходу понимал, что ему повезло гораздо больше, чем всем вместе взятым комитетам по борьбе с организованной преступностью.
Хаза мафии поражала своей роскошью и простотой нравов. По всему периметру малины, кроме груд коробок с явно награбленным добром, валялись пустые бутылки, шприцы, наркотики, оружие и голые девки, готовые ублажать братву, как только у нее выдастся свободная минутка.
Но откуда взять время этой самой организованной преступности, когда она едва успевает ежечасно грабить, убивать, взрывать и контролировать банки вместе с казино? Клиент, слегка владевший иностранным языком, очень быстро понимал за это. Тем более Вероника представляла его главарю банды по кличке Вырвинерву с понтом троюродного брата, готового вести переговоры с американскими и прочими коллегами за совместную деятельность.
Вокруг Вырвинерва сидела явно бандитская братва с коротко стриженными волосами, обвешанная такими килограммами золота, будто она не бегала ежеминутно грабить золотые запасы всех подряд, а занималась рекламой Ювелирторга.
Потенциальный связной с международными преступными синдикатами бухал на брудершафт с бандитами самую настоящую «Смирновскую», которую ему выдавали за самогон, курил газетные самокрутки с махрой имени Филиппа Мориса и прислушивался к разговорам за столом.
Судя на них, дел у мафии было невпроворот. Бандиты прямо уже предлагали своему главарю заняться подделкой авизовок, транспортировать тонну героина из Шереметьево во Внуково, документально оформить подпольный обувный цех, а также захватить пару заложников, чтобы скачать с них миллионные выкупы. Главарь пресекал ненужные базары, потому что сперва нужно перемочить основных конкурентов, и лишь потом делать налет на засекреченный склад Валютного резерва, замаскированный под будку «Союзпечати» в отставке.
Когда гость доходил до повальной кондиции, ему уже было все равно — пить дальше самогон из самовара, идти с бандитами на разборки или попытаться трахнуть одну из постоянно липнущих до него марух. В это время в хазу влетал трясущийся от страха или возбуждения человек, обвешанный золотом, как новогодняя елка игрушками, и чуть ли не скакал на четвереньках до главаря Вырвинерва.
— Беспредел! — визжал вновь прибывший, печатая шаг руками. — Волчина позорный! Мочить надо, век воли не видать! Клянусь мамой родной и постановлением мэрии о торговле спиртным!
Главарь мафии начинал вести с явно обиженным человеком беседу, а мадам Моршанская переводила гостю в ухо тех слов, которых он не мог понять, даже если бы знал местный язык на уроне академика от лингвистических наук.
— Это очень крутой мэн, — шептала Вероника. — Его обидел председатель совета директоров банка «Метеор». Вот сучий козел! Сама помню, как он у Коки в ногах валялся, пищал: одолжи денег, а теперь отдавать не хочет. А Кока, между прочим, не какой-то там конгрессмент, а…
Вероника многозначительно умолкала и лишь затем доверительно добавляла:
— Жаль брательник Коки сейчас на разборках…
— Кто есть Кока? Министр? — пытался хоть что-то понять гость, пока главарь мафии орал на братву, что она опухла от безделья: три взрыва за день — и это вся работа?!
— Бери круче, — шептала Вероника, — он тебе не какой-нибудь, а заведует приемом стеклотары…
— Как это есть? Директор банк брать деньги у…
— Ничего ты в наших делах не рубишь, — гладила иностранца по голове мадам Моршанская. — Знаешь, есть такие стихи знаменитого поэта: «Умом Россию не понять»? Так вот, это же не просто, а мафия, усекаешь?
Клиент срочно опрокидывал еще один граненый стаканчик с самогоном и начинал понимать все на свете, даже почему банкир одалживает деньги у приемщика пустых бутылок.
Вырвинерв грохал кулаком по столу, переворачивая банки с экзотической закуской «Икра кабачковая», и провозглашал:
— Посадим гада на счетчик! Бритвой по горлу! У каждого вопроса есть свой прайс…
— Разборы! — орала братва, судорожно передергиваю затворы списанных «Мосфильмом» маузеров, которые иностранный гость легко принимал за секретное оружие.
Иностранец оказался не робкого десятка и высказал горячее желание принять участие в операции по возвращению кровных несчастному Коке.
— А как же иначе? — хлопал его по плечу главарь. — Мы же по натуре должны тебя проверить в деле… Ну, на посошок!
Братва собиралась на дело, не обращая особою внимания на телок, по инерции пристающих ко всем подряд.
— Кенты! — орал один из самых лысых бандитов. — Давайте по дороге грабанем казино!
— Ты что, попух? — одергивал подчиненного главарь. — Их еще до нас Дума своими постановлениями подраздела.
— Конгресс? — таращился гость на двоящегося Вырви-нерва.
— Ну да, — поясняла Вероника, — у наших конгрессменов полная неприкосновенность. Их не имеют права арестовывать и допрашивать. Вот ихняя мафия и конкурирует с нашей.
— А если конгрессмен кого-то убить? — лепетал иностранец.
— Ну и что? Подумаешь, убить, — пожимала плечами Вероника. — Он же конгрессмен! Хоть всю страну угробь, ни черта ему не будет. Ферштейн?
Гость опрокидывал еще одну стакашку на посошок, понимая уже все на свете, и в меру сил поддерживал предложение бандита с золотыми зубами взорвать по дороге к банкиру склад оружия конкурентов, находящийся под охраной райотдела милиции. И пусть потом КГБ набивает стрелу, все равно разборов не миновать.
По дороге к банкиру никто не завязывал глаза гостю, потому что он смотрел вокруг себя, но уже ничего в упор не видел.
— Сейчас разберемся! — гарантировал ему в ухо главарь, сидящий рядом с потенциальным связным на заднем сидении любимого бандитского транспорта «джип». — Ребята просекли, штымп на темной хате пежит свою телку…
— Что? — бормотал гость. — Что есть пежить?
— Факать, — самолично переводил главарь, потому что Вероника ехала в головной машине.
— Он факать корова… О, русская экзотик, — блаженно закрывал натруженные глаза любитель острых ощущений.
Иностранца приводили в чувство уже на конспиративной квартире, где задолжавший банкир занимался сексом вовсе не с коровой, хотя его дама изо всех сил старалась походить весом на это животное.
— У меня ничего нет! — орал- хозяин банка, ползая в ногах русской мафии. — Только не убивайте! Меня, жену, детей и любимую бабушку!
— Всех под корень повзрываю! Вставлю в зад тротил — полетишь быстрее своего «Метеора»! — орал заимодавец. — И твою суку — тоже динамитом шваркну! Вместе с ее мужем и вторым любовником!
— Ой, только не это, — цеплялся за ноги иностранца банкир. — Лучше замочите мою жену, причем здесь посторонняя…
— Ага! — радостно потирал ладони главарь мафии. — Вот теперь мы знаем, на чем тебя взять. А ну, ребята, трахайте у него на глазах эту красотку, пока ейный хахаль не отдаст деньги!
Несмотря на приказ главаря, бандиты почему-то не спешили выполнять его указание. Любовница банкира лениво орала, уползала к стене и затравленно смотрела на все происходящее.
— Давай! Действуй! — толкал иноземца по направлению к несчастной главарь. — По старинному обычаю мафии все лучшее достается гостю. Братва, помогите нашему будущему связному с заграничными наркосиндикатами…
— Не надо! — орала лежащая на полу дама банкира, с готовностью раздвигая ноги. — Я не переживу таких надругательств! Покончу с собой самоубийством!
Пока иноземец из последних сил старался завоевать доверие мафии, в очко несчастного банкира вставляли паяльник. Банкир ожесточенно дергался во все стороны, хотя из его зада дым не валил.
— Отдам деньги! — наконец-то не выдерживал пытки хозяин «Метеора», убедившийся, что иностранец, несмотря на все старания, так и не смог доказать русской мафии: он вовсе не засланный федеральный контрразведчик.
— С процентами! — требовал золотозубый бандит. — Пятнадцать годовых!
Гость мафии начинал прислушиваться к разговору, а потому банкир орал:
— Ни за что! Только основную сумму — три миллиона долларов и ни копейки цента больше! О, дайте, дайте мне свободу…
Вместо свободы банкиру давали чем-то тяжелым по голове, и мафия тут же устраивала короткое совещание, в котором активно принимал участие слегка протрезвевший от своих крутых дел гость. В итоге разбора бандитских полетов выпивалось еще две бутылки, без которых, как известно, русские не могут прожить десяти минут; потом клиент изо всех сил старался вернуть пошатнувшееся до него доверие, до тех самых пор, пока не засыпал на полу рядом с зевающей жертвой…
Принявший активное участие в делах русской мафии просыпался вовсе не среди любовного логова банкира, а в шикарной постели, на краешке которой сидела разодетая в роскошный пеньюар мадам Моршанская.
— Милый, — нежно гладила Вероника клиента по слипшимся волосам, — Ты был просто изумителен… Разве русский мужчина может так любить? О, дорогой, я уже не помню, когда испытывала двадцать восемь оргазмов за ночь…
Иностранец сперва выпивал огуречный рассол с видом пассажира, вернувшегося из виртуальной реальности в состоянии полной прострации. Зато кофе он глотал со слегка небрежным выражением на помятой роже, как бы доказывая прекрасной мадам Моршанской, что способен еще на большие подвиги.
— Тебе нужно срочно уезжать, — шептала Вероника, нежно прижимаясь к клиенту. — Мы, конечно, все уладим, но для этого нужно время. Через месяц приедешь? Боже, как я вытерплю этот месяц?
Клиент начинал припоминать события ушедших суток, но, кроме страстных объятий красавицы Вероники, все остальное помнил весьма смутно.
Мадам Моршанская, стыдливо потупив глаза, припоминала, как этот самый настоящий жеребец владел ею в постели, ванной комнате, на журнальном столике, под вешалкой, за холодильником, а что касается заключительного минета на подоконнике, то эти незабываемые мгновения она пронесет через всю жизнь.
После любовных мемуаров начинались другие. Гость с легкостью вспоминал, как он был в логове русской мафии, где повеселился на всю катушку.
— Милиционера помнишь?
— Нет, — откровенно признавался уставший от бурной ночи иностранец.
— Ну того, с золотыми зубами…
— Это и есть милиционер? — удивлялся любитель экзотики.
— Ну, конечно, какая мафия без милиционера? Между прочим, полковник…
— О, — проникался уважением клиент.
— А второго?
— Главаря?
— Нет, он не милиционер, а самый настоящий бандит. Три раза бегал из-под вышки.
— Что есть вышка?
— Смертная казнь, милый, — поясняла Вероника.
Тут гость натурально чуть не падал с кровати. Оказывается, у них есть не только мафия, но и смертная казнь. Куда смотрит в таком случае Совет Европы, до которого повступали все кому ни лень? Это же мозгами двинуться от такого беспредела — смертная казнь в России! Просвещенная Европа, понятно, будет недовольна. Но как это терпит население страны, почти на сто процентов состоящее в мафии?
Клиенту предварительно успели объяснить что к чему, когда он приземлился в аэропорту. Отныне куда ни плюнь — в таксиста, носильщика, директора гостиницы, продавца пирожков или нищего с протянутой руной, не говоря уже о банкирах — так все они платят дань русской мафии. Не платит только тот, у кого ничего, кроме дурной головы, нет. А чего с придурка взять, если он даже не умеет заработать так, чтобы напиться до полного посинения?
— Дорогой, помнишь, как к банкиру ездили долг выбивать?
— Да, — односложно отвечал иностранец, судорожно вращая глазами в поисках штанов.
— А милиционера забыл?
— Какой милиционер?
— Тот, что машину остановил.
Клиент смутно копался среди памяти за то, как пытали банкира, но о милиционере вспоминал только с помощью Вероники. Когда мафия ехала на дело, милиционер остановил их машину, и заграничный гость выстрелил в него еще раньше, чем тог хотел объяснить: им нужно двигаться в объезд.
После этого иностранец с легкостью и ужасом вспоминал, как зверски насиловал подругу банкира, всовывал несчастному паяльник в зад, стоило тому отказаться доплатить проценты, а затем вместе с остальной братвой убирал свидетелей.
— Жаль, конечно, но так вышло, — Вероника принимала из трясущихся рук клиента опустевшую чашку. — Человеческую жизнь не вернуть. Погорячились вы, ребята. Столько детей осиротело, а главное — три миллиона долларов пропали, не говоря уже о процентах.
Гораздо хуже заговоривший на иностранном языке любитель приключений спрашивал у Вероники — какие могут быть последствия бурно проведенной ночи? Мадам Моршанская откровенно отвечала: других последствий, кроме Вероникиной страсти до него, в природе не бывает. Потому что русская мафия есть русская мафия, а убийства банкиров не раскрываются ни за какие деньги, так как заказные. Если хоть одно раскроют — кто их потом будет заказывать? Полный беспредел получится, президент занервничает.
Дорогой гость знает, как в России всех подряд мочат, даже журналистов, а президент всегда говорит: найдем и обезвредим. Так, кроме министров внутренних дел и обороны, пока никого не обезвредили в связи с выборами, а потому за себя ее любимый может быть еще спокойнее, чем по поводу негодяя банкира с его телкой, которая — самая настоящая корова, потому что едва поместилась снизу двухэтажного гроба…
Об этой культурной программе со старорежимным названием «По ленинским местам» проболтался один из клиентов «Гиппократа», легший в отделение интенсивной терапии на несколько дней.
Однако, к великому сожалению Барона, ему пришлось ограничиваться исключительно деньгами, которые гости отдавали мадам Моршанской прежде, чем бесстрашно лезть в сердце русской мафии. Зато на новомодное лекарство «пердулет» «Гиппократ» осторожно, но клюнул.
После стопроцентной предоплаты «Парацельсу» одесская фирма получила пробную партию товара необходимого прежде всего врачам, лечащих стариков.
Кроме стариков, многие здоровые больные из отделения интенсивной терапии уже через несколько дней не представляли, как смогут уснуть без тампакса в заду, предварительно наглотавшись японских таблеток. Нашего человека дурить не нужно, он привык перестраховываться для достижения еще лучшего самочувствия и морально-этического спокойствия при полном отсутствии намеков на работу будильником для спящей рядом медсестры.