Золотое королевство

ГЛАВА 2

– Энни! – Филипп Блайт остановил ее взглядом, в котором читались одновременно и гнев, и испуг. – Какого черта ты делаешь тут, на острове? Ты ведь должна быть на материке. Здесь ты можешь стать жертвой насилия…

– Я приехала в шлюпке дона Яго, – ответила Энни без тени раскаяния. – Отец, мне нужно поговорить с тобой. Дон Яго сказал, что ты отправляешься к англичанам в качестве заложника, – вспомнив неприятную улыбку дона Яго и плохо скрытую угрозу в его взгляде, девушка вздрогнула. – Я не хочу, чтобы ты ехал.

Энни взяла руку отца и прижалась к ней щекой:

– Это слишком опасно.

Дочь и отца окружали высадившиеся на острове англичане и испанцы, старательно изображавшие дружеские намерения, в которые Энни не верила.

Филипп мягко улыбнулся:

– Я должен подчиниться. Этого требуют условия договора.

– Но почему именно ты?

– Наместнику трудно было искать добровольцев, согласных исполнить роль заложников. А кроме того, дорогая, не забывай, в моих жилах течет наполовину английская кровь.

Энни сосредоточенно рассматривала прибрежную гальку, прислушиваясь к шепоту волн и издаваемому ими шуршанию.

– Английская кровь прольется так же легко, как и любая другая, когда пираты обнаружат обман.

Филипп насторожился:

– Почему ты думаешь, что готовится какой-то обман?

– Я не верю ни дону Мартину, ни дону Яго, – ответила она, не поднимая глаз.

Филипп устало вздохнул, и Энни взглянула на отца. Какой неизгладимый след оставили на его лице прожитые годы! С тех пор как она помнит себя, отец страдал тропической лихорадкой и несколько раз был при смерти. Но кроме следов болезни Энни видела на его лице признаки крайней усталости от жизни. Жизни очень хорошего человека, который всю ее провел в неравной борьбе с алчностью и беспринципностью. Будучи членом совета Вест-Индии, Филипп пытался добиться более гуманного отношения к покоренным индейцам. Но результатом его усилий стала лишь враждебность и неприязнь к нему самому со стороны подавляющего числа испанцев, считавших местных жителей просто рабочей скотиной. Филипп наверняка уже лишился бы и своей должности, и своего положения, если бы не влияние голубой крови де Карвалей, семьи его давно умершей жены. Де Карвали имели огромный вес в высших кругах испанского общества.

– Я должен ехать, – повторил он. – Кроме того, я – единственный, кто прилично говорит по-английски.

Со стороны батареи пушек послышался взрыв смеха. Оглянувшись, Энни узнала в группе мужчин того смуглого сильного англичанина, который напал на дона Яго, защищая ее.

Энни не переставала удивляться – почему он набросился на испанского дона? Почему рисковал жизнью ради нее? Но он – враг, и ей никогда не представится возможность спросить его об этом. Энни повернулась к отцу:

– Я говорю по-английски так же хорошо, как и ты.

Филипп твердо положил ей на плечи руки и притянул к себе.

– Никогда, слышишь, никогда даже не думай о том, чтобы вмешиваться в политику Англии и Испании, моя отважная девочка, – он посмотрел в глаза дочери. – Послушай, я не могу больше задерживаться. Ты должна вернуться на материк.

– Хорошо, отец.

Обещая, Энни уже знала, что обманывает отца.

– Возьми вот это.

Филипп протянул ей три вещицы: похожий на трилистник железный ключ на большом кольце, кожаный мешочек со старым вышитым носовым платком и кольцо с рубином, которое снял с пальца и повесил ей на шею на кожаном ремешке.

К горлу подкатил комок, и Энни с трудом смогла спросить:

– Отец, почему ты отдаешь эти вещи мне?

– Для твоей безопасности. Как я уже говорил тебе раньше, воспользуйся ими только в крайнем случае, когда не будет другого выхода. Бог был милостив – у меня никогда в жизни не возникло необходимости в них. Но, Энни, если что-нибудь случится, воспользуйся ими, чтобы доказать твое истинное происхождение. Эти вещи спасут тебя.

«Или будь я проклята во веки веков», – подумала Энни и внезапно похолодела до кончиков пальцев.

– Отец, пожалуйста…

– Хватит, Энни. Ты должна быть храброй. Если со мной что-нибудь случится, Родриго отвезет тебя на Эспаньолу к моей матери.

– Пресвятые угодники, с тобой ничего не случится, – она сердито топнула ногой, – потому что ты не поедешь на этот английский корабль.

Он слегка приподнял ее подбородок:

– Перестань спорить, дорогая. Я должен ехать. Этого требует моя честь. Отправляйся обратно на материк и разыщи Родриго. Думаю, он собирает припасы для наших английских гостей.

Сквозь пелену слез Энни мученически улыбнулась:

– Родриго – защитник вдов и сирот.

– Он хороший человек, несмотря на свои диковатые привычки.

Филипп нежно расцеловал дочь в обе щеки.

– Не отчаивайся, малышка. Я вернусь прежде, чем ты успеешь соскучиться.

Он подтолкнул ее к шлюпке, где уже сидели два испанских моряка:

– Отправляйся, Энни, отправляйся.

Наблюдая, как он идет к другой лодке, Энни прикрепила к своему корсажу мешочек и ключ. Кольцо на груди оттягивало шнурок, как мельничный жернов.

Филипп встал в лодке во весь рост и на прощание поднял руку. Энни почувствовала внезапный страх и едва не закричала, когда моряки взялись за весла и направили шлюпку к английскому флагману.

– Значит, последний заложник уже на пути к англичанам? – спросил дон Яго, неожиданно, как всегда, оказавшись у нее за спиной.

Энни резко обернулась, и лицо ее исказила гримаса. Как бы она хотела, чтобы этот трус остался на материке!

– Да. Несмотря на мои возражения.

– Ну что ж, тогда самое время приступать к осуществлению нашего плана, – добавил он и запустил руку под камзол.

От страха у Энни потемнело в глазах.

– Плана, милорд?

– Ну да, нашего плана уничтожения всех этих еретиков, – он достал сигару и рассеянным жестом указал на собравшихся у пушек мужчин. – Все приверженцы истинной веры прячут какое-нибудь оружие. Через минуту зазвучит труба, и начнется настоящая бойня.

– Нет, – внезапно охрипшим голосом прошептала Энни. Она отвернулась от дона Яго, отыскивая взглядом лодку, в которой плыл ее отец. Он был уже недалеко от корабля англичан, и слишком далеко от берега, чтобы услышать, если она закричит. – Вы послали его на смерть!

– А тебе вообще лучше бы убраться отсюда, девочка, – сказал дон Яго, – иначе тебя могут задеть в драке.

Камзол его распахнулся, и Энни увидела блеснувший кинжал.

– Нет! Нет! – на этот раз она закричала.

Дон Яго побагровел от ярости.

– Заткнись, черт побери, иначе ты выдашь нас! – он подался вперед, чтобы схватить девушку за руку, но Энни резко отдернула ее и бросилась бежать.

Ее душили рыдания, юбки путались в ногах. За спиной она слышала топот сапог дона Яго по каменистой почве и его хриплое прерывистое дыхание.

Но Энни знала лишь одно – необходимо предотвратить резню. Если испанцы осуществят свой план, у нее не останется никакой надежды когда-нибудь снова увидеть отца.

Руки дона Яго вцепились ей в спину и ухватили ее чепец. В ужасе девушка замотала головой, вырываясь, и вдруг почувствовала, как по плечам рассыпаются волосы. Дон Яго споткнулся и, исторгая проклятия, упал.

Воспользовавшись этим, Энни побежала к темноволосому англичанину, все еще стоявшему рядом с играющими в карты моряками. Он порядочный человек, защитил ее от дона Яго и теперь был се единственной надеждой.

– Пожалуйста, – задыхаясь и отводя его в сторону, пролепетала Энни.

Игроки, оторвавшись от карт, смотрели на нее как на сумасшедшую, но девушка не обращала на это внимания.

– Сэр, я должна поговорить с вами.

От удивления англичанин широко раскрыл глаза, но отошел в сторону и, наклонив голову, приготовился слушать, при этом ему на лоб упал завиток черных волос.

– Да? В чем дело?

– Вас обманули, – выдохнула Энни. – Они все скрывают оружие.

– Кто?

– Испанцы, – нетерпеливо произнесла Энни, и тоне ее голоса слышался страх.

– Это невозможно. Наместник поклялся нам, что его люди будут безоружны.

– А вы и поверили! – Энни едва сдерживала слезы. – Я знаю дона Мартина и дона Яго. Они хотят…

Звук трубы разорвал воздух; и Энни стала свидетельницей того, как кошмар превратился в явь.

Все испанцы как по команде вскочили на ноги, у них в руках заблестели ножи и кортики. Энни видела, как уже троим англичанам перерезали горло. Хлынувшая кровь залила карты и деньги, всего несколько минут назад выложенные, англичанами, не чувствовавшими подвоха, для невинной игры с испанцами.

– Дрейк, беги! – закричал темноволосый англичанин. – Беги к кораблям!

– Я сейчас, Эван!

Энни увидела бегущего к ним крепкого мужчину с рыжей бородой. Его светлые глаза сверкнули невиданной яростью. Внезапно он обернулся и увидел перед собой испанца, тот замахнулся кинжалом, целясь Дрейку в грудь.

Энни в ужасе затаила дыхание. Когда лезвие почти коснулось рубашки Дрейка, тот сделал молниеносное движение ногой, отбросив испанца. Даже с этого расстояния Энни услышала, как хрустнули кости, когда нога Дрейка угодила испанцу в лицо. Человек по имени Эван облегченно вздохнул. Дрейк стремительно бросился в набежавшую волну.

– Торопись! – закричал он другу. – Общество предателей и негодяев вредно для здоровья.

Эван тряхнул головой, как проснувшийся огромный пес. Вместо того чтобы следовать за товарищем, он схватил Энни за руку и потащил к форту.

Энни яростно сопротивлялась. Какой она была идиоткой, что доверилась англичанину! Если еретики победят, она может стать их пленницей. Тогда они могут сделать с ней то, о чем неоднократно предупреждал отец, и о чем с такой настойчивостью шептались горничные наместника короля. Пока Эван тащил ее, он, казалось, не замечал наносимых ею ударов.

– Отпустите меня! – вопила она. – Мой отец…

– Тише, молчите, – сквозь зубы процедил англичанин, толкнув девушку к стене между двумя наклонными подпорками. – Я просто хотел увести вас с линии огня, если дело дойдет до этого.

Энни перестала сопротивляться, осознав, что стена будет надежным убежищем.

– Почему вы это сделали?

Его массивные плечи недоуменно приподнялись.

– Я и сам не знаю. Возможно, потому что вы пытались предупредить меня.

– Эван! – в голосе Дрейка слышалось отчаяние. – Мы не можем больше ждать!

Энни не поняла слов, которые пробормотал Эван, но догадалась, что это было ругательство.

– Идите. Спасайтесь сами.

Он долгим взглядом посмотрел на нее. Под ниспадавшими на лоб черными локонами светились чистые умные глаза. Они были с чуть коричневым оттенком, цвета позднего летнего меда. Лицо его было грубым, но не жестоким. Эван снова выругался и побежал к ближайшей батарее.

«Глупец», – подумала Энни, догадавшись, что он собирается завладеть одной из пушек, и от страха за него у нее внутри все похолодело.

Больше Энни не думала о незнакомце по имени Эван. Ее отец приближался к английскому флагманскому кораблю. Она должна остановить его, предательство испанцев будет стоить заложникам жизни. Забыв о наказе Эвана спрятаться, девушка, низко пригибаясь, побежала к берегу.

Все лодки были переполнены перепуганными предательством английскими моряками, которые, как безумцы, гребли в сторону своих кораблей.

Не раздумывая, Энни рванула шнуровку своего платья, сбросила юбку, и выкарабкалась из лабиринта фижм. Железный ключ со ^звоном упал на камни. Оставшись в одной сорочке, Энни бросилась в обжегшую ее соленую воду. Нужно спасать отца.

Было время прилива, и быстрое течение делало напрасными все усилия девушки: один бросок вперед возвращал ее на два шага назад. Плача от бессилия, она продолжала неравную борьбу.

– Энни! Вернись назад! – донесся до нее приглушенный расстоянием голос отца. Она стояла по пояс в воде.

К ней снова вернулась надежда. Филипп находился еще в лодке, – а не на английском флагмане.

Вдруг раздался пушечный залп и мушкетный огонь. Сморщившись от грохота, Энни прокричала отцу и двум морякам на веслах его шлюпки какие-то ободряющие слова. Энни видела, что испанские и английские корабли угрожающе окружили маленькую, качающуюся на волнах лодку.

– Отец! Скорее! – закричала Энни. – Спасайся!

Один из английских кораблей закрыл путь к острову, и лодка направилась к испанскому галеону «Алмиранте».

Сжимая в руке кольцо, которое дал отец, Энни, застыв от страха, наблюдала за происходящим. Он будет спасен, если доберется до «Алмиранте».

Успех в сражении уже переходил к испанцам. Один из их кораблей, палуба которого была переполнена солдатами, приблизился к английскому «Миньону». В воздух, как нити исполинской паутины, взметнулись абордажные веревки, с помощью которых «Миньон» был подтянут еще ближе.

– Сантьяго! – раздался над водой боевой клич испанцев.

– Бог и святой Георгий! – отзывались несдававшиеся англичане.

Энни не сводила глаз с отца. До «Алмиранте» ему оставалось каких-нибудь двадцать ударов веслами, когда она увидела, что к лодке подошел другой английский корабль. Стоявшие на лебедках моряки поднимали якоря. Судно оказалось совсем рядом с «Алмиранте». На английском корабле закурились дымком факелы. Энни мгновенно поняла, что сейчас может произойти.

– Отец! – она отчаянно метнулась в сторону шлюпки. Соленая вода залила глаза и нос. Энни захлебнулась.

В ту же секунду заговорили английские пушки. Оглушенная грохотом, Энни смахнула с глаз воду. Ядра отскакивали от дубового корпуса испанского корабля, не причиняя никакого вреда, но в парусах и оснастке уже дымились несколько дыр. Оранжевые языки пламени лизали поручни.

– Пороховые склады! – закричал один из испанцев. – Если порох взорвется, мы все покойники!

Губы Энни сложились в беззвучном стоне. Она не отрывала взгляда от отца. Лодка все еще находилась в опасной близости от «Алмиранте», хотя и двигалась теперь прочь от него.

Поначалу Энни увидела всего несколько вспышек, не причинивших судну особых повреждений. Мелькнула отчаянная надежда, что английские ядра не попадут в пороховые погреба, но тут раздался адский грохот.

Взрыв ослепил Энни. Даже рядом с берегом она чувствовала жар и силу взрыва. Над водой взметнулся желтоватый дым, поглотивший корабль.

Все вокруг наполнилось отвратительным запахом серы.

Еще до того, как дым рассеялся, Энни поняла – отец погиб! Никто не смог бы выжить в такой катастрофе!

Желание жить покинуло девушку, она безразлично отдалась воле прохладных волн, накрывших ее с головой. Волосы ее рассыпались, лицо погрузилось в воду, и сознание затуманилось.

Но прилив выбросил ее на мелководье. Задыхаясь и отплевываясь, Энни пришла в себя, ноги коснулись каменистого дна. Ей не суждено было найти прибежище в смерти.

Так и не оправившись от ужаса произошедшего, Энни сидела в воде, подтянув колени к груди. С тупым безразличием она наблюдала за битвой. Флагман дона Мартина – эта несокрушимая с виду плавающая крепость – начал оседать все ниже и ниже. Взрыв порохового склада проделал огромную брешь в корпусе, и вода с неистовой силой устремилась внутрь.

Английские корабли, освободившись от опутывавших их веревок, напали на испанский флагман, как рой рассерженных пчел на вора-медведя. Они приближались, чтобы нанести быстрый удар, и тут же отступали, а неуклюжая жертва все больше и больше кренилась и, в конце концов, начала тонуть.

Сброшенную Энни юбку волна прибила к ее дрожащим ногам.

– Отец, – прошептала Энни, прижимая к груди кольцо с рубином.

Остальные сокровища, которые он ей дал, унесло в море. Панический страх охватил девушку, она вскочила на ноги. Если кто-нибудь найдет их и догадается об их значении, ее будут преследовать и англичане, и испанцы.

Но у Энни больше не было времени для поисков исчезнувших сокровищ: из плотных клубов дыма, вьющихся над водой, показалась лодка Филиппа.

Несколько минут спустя Энни сидела на берегу, держа на коленях голову мертвого отца. Его пустые глаза были устремлены в вечность.

Полным страдания взглядом Энни взглянула на моряка, который привез Филиппа.

– Его душа уже отлетела, – прошептала она непослушными губами.

– Без сомнения, в рай. Последнее, что он сделал – закрыл меня своим телом от взрыва.

Энни заставила себя посмотреть на многочисленные глубокие рваные раны на спине отца – смертельные раны, которые он принял на себя, спасая другого человека. Она не удивилась героизму отца. Филипп Блайт погиб так же, как жил – как человек чести.

Но, возможно, ему лучше было умереть именно сейчас, в этот день, когда испанская честь оказалась лишь пустыми словами.

Звуки сражения пушечных батарей становились все громче. Энни раньше никогда не видела настоящего боя. Это было совершенно не похоже на волнующие рассказы, которые она слышала в тавернах Санто-Доминго и Веракруса. Настоящее сражение оказалось уродливым и ужасающим. Воздух разрывали нечеловеческие крики, стоял резкий запах крови и зловония, исходивший от разорванных человеческих внутренностей.

Моряк поднялся.

– Здесь еще осталось несколько лютеранских еретиков, – достав короткий кинжал, он протянул его Энни. – Может вам пригодиться.

Мужчина перекрестился и побежал к крепости.

Преследуемый дюжиной испанцев, Эван бежал к берегу. На острове из англичан остались в живых только он и еще двое: моряк по имени Дирк и корабельный плотник Дентон. Они дрались оружием, взятым у убитых испанцев. С боем они прорывались вперед, когда внезапно со стороны ближайшей к ним батареи раздался выстрел. Их окутало облако густого дыма, скрыв от преследователей. Эван схватил Дирка за руку и потянул за угол крепости. Они прижались к стене, кашляя и вытирая слезящиеся от дыма глаза.

– Смотрите, лодка! – прошептал Дентон, указывая рукой на берег. – Возьмем ее.

– Надо торопиться, иначе наши корабли уйдут без нас!

Дирк оглянулся по сторонам, затем махнул рукой:

– За мной!

Пригнувшись, Эван последовал за товарищами. Боковым зрением он заметил на берегу ярко-зеленое пятно и замедлил бег.

– Дентон, подожди!

«Нет», – думал Эван на бегу, устремляясь к яркому световому пятну, выделявшемуся возле большого округлого валуна. «Господи, пожалуйста, только бы это был не он».

Но мольба оказалась тщетной и закончилась проклятием, ибо худшие опасения подтвердились.

Чарли Мун, корабельный юнга, лежал мертвый у большого круглого камня. В берете все еще торчало зеленое перо попугая. Невинное выражение лица мальчика превратилось в маску недоумения. Горло было перерезано до шейных позвонков.

– Эван, быстрее! – торопил Дирк. – Парню уже ничем не поможешь! А мы наверняка погибнем, если не уберемся отсюда, пока не рассеялся дым.

От гнева у Эвана потемнело в глазах. Он поднял обмякшее тело Чарли и последовал за товарищами. Завеса дыма поредела, и стали видны английские корабли. Выстрелы береговой батареи изрядно потрепали флотилию. «Ангел» опасно накренился, еще два корабля бились в воде, как загарпуненные рыбы. Но хуже всего было то, что английский флагман тоже находился в предсмертной агонии: от его мачт и парусов почти ничего не осталось.

Несмотря на все это, Джон Хокинз стоял на палубе и руководил битвой, размахивая большой серебряной кружкой пива. Над водой ясно слышался его раскатистый голос.

– Стойте насмерть, как подобает мужчинам! – призывал он своих людей.

Не успел Хокинз договорить, как выстрелом из рук выбило кружку.

– Вот! – вскричал он. – Господь спас меня! Точно так же он спасет всех нас от этих коварных предателей!

«Уже слишком поздно», – мрачно подумал Эван, глядя на тело, которое нес на руках. Сапоги стучали по каменистому берегу. Вдруг он споткнулся обо что-то мягкое. Раздался крик.

Собравшись с силами, Эван одной рукой удерживал ребенка, а второй выхватил кинжал и приготовился защищаться, но, увидев девушку, застыл от удивления.

Она сидела на берегу на коленях в одной лишь мокрой сорочке. Ее мокрые, спутанные, волосы рыжего цвета водорослями рассыпались по дрожащим плечам. Одной рукой девушка сжимала безжизненную руку отца, другой – короткий остро отточенный кинжал.

Обходительный человек, которого Эван помнил по встрече на флагмане, лежал перед ним мертвый. Из его спины торчали деревянные щепки и куски металла.

Эван осторожно положил тело Чарли на землю, к горлу подступила тошнота.

– Мисс…

Он не знал, что сказать. Он слышал, как товарищи забрались в брошенную лодку и зовут его голосами, полными тревоги.

Но Эван не мог оторвать глаз от бледной девушки. Он хотел сказать ей какие-нибудь слова утешения, прикоснуться к ней, хотел убрать от нее холодный мокрый труп. Да, именно. Она не должна нести бремя этой ужасной смерти. Наклонившись, он протянул руки к телу. Девушка как пружина распрямилась и вскочила на ноги так быстро, что Эван удивленно отшатнулся.

– Не прикасайтесь к нему! – сказала она по-английски. – Не смейте прикасаться к нему!

Эвану оставалось только пялить на нее глаза: такой чистой и благородной она оказалась. Ее еще неоформившаяся фигура, однако, привлекала его ничуть не меньше. Лицо девушки горело от горя и гнева.

Она была свирепее и воинственнее целой орды испанских солдат.

– Мисс, – Эван откашлялся. – Пожалуйста, позвольте, мисс…

– Пресвятые угодники! – охрипшим голосом воскликнула она. – Неужели я недостаточно страдала!

– Эван, черт побери! – Дентон грубо схватил его за руку. – Они уже близко. Неужели ты хочешь остаться и дать этим мошенникам-папистам вырвать свое сердце?

С этими словами Дентон поднял с земли тело Чарли Муна, дернул Эвана за руку и толкнул его в лодку: Дирк налег на весла, и лодка исчезла в клубах дыма.

Эван положил тело юноши себе на колени. Уткнув подбородок в мокрые прохладные волосы парня, он стал наблюдать за девушкой. Та упала на колени рядом с телом отца, откинув голову назад и начала раскачиваться из стороны в сторону в беззвучных рыданиях. У Эвана перехватило горло.

– Смотрите! – взволнованно воскликнул Дентон. – Это «Юдифь»!

Он остановился и проследил за взглядом Эвана, все еще пытавшегося рассмотреть что-то на затянутом дымом острове.

– Жаль девушку, – медленно произнес Дентон.

Яркие звезды усыпали черный бархат ночного неба. Серебристая дорожка лунного – света бежала по воде, спокойствие которой нарушалось только движением «Юдифи». Волынка выдувала скорбную мелодию. Выполняя приказы Дрейка, Эван установил курс на северо-восток. Несмотря на предельную изношенность, корабль летел на всех парусах. Англичане торопились.

– Проклятие! – сказал Дрейк, меряя палубу нетерпеливыми шагами. Чтобы быть услышанным, ему пришлось напрячь голос. – Господи, как хотел бы я знать, что стало с капитаном Хокинзом.

Эван угрюмо кивнул. Отход англичан из порта Сан-Хуан-де-Улуа происходил в неописуемой суматохе, и они не имели ни малейшего понятия, скольким из их соотечественников удалось спастись.

«Ангел» был потоплен пушками береговой батареи, «Ласточка» тоже пошла ко дну, а одна из каравелл просто исчезла. Как стая волков бросается на умирающего вола, так и вероломные испанцы вцепились в разбитый английский флагман. Команда была вынуждена покинуть его. Единственное, что они знали о Хокинзе, – он принял командование на «Миньоне». Эван хорошо представлял себе, какие чувства испытывает сейчас Хокинз – гнев и жажду мести, ведь он потерял почти всю королевскую флотилию и множество людей и к тому же не выполнил миссию королевы.

Эван разделял его чувства. Гнев его был похож на горячую, раскаленную докрасна точку, закипавшую в воспаленном мозгу. Никогда еще он не слышал о таком низком и подлом предательстве, на которое пошли испанцы, а ведь дон Мартин подписал договор по доброй воле и послал личное письмо Хокинзу, в котором уверял, что англичане будут на острове в безопасности.

– Мы вошли в порт на десяти кораблях, – сказал Эван.

– И только двум удалось вырваться, – отозвался Дрейк. – Молю Бога, чтобы «Миньон» смог избежать плена.

Эван кивнул. Они потеряли из вида корабль Хокинза, а когда подул сильный северный ветер, не могло быть и речи о том, чтобы возвращаться и искать «Миньон» при отсутствии попутного ветра и, особенно, в том плачевном состоянии, в котором находилась «Юдифь». После долгого раздумья Дрейк решил, что его долг капитана – спасти своих людей и, возможно, впоследствии за это пострадать от гнева Хокинза.

– Сколько наших погибло? – задумчиво спросил Дрейк.

– Очень много, включая десятерых заложников, что по доброй воле мы отдали им. Но мы не узнаем точно, пока не найдем «Миньон».

Эван потер уставшие глаза:

– Фрэнсис…

– Да?

– Мы потеряли Чарли Муна. Перед тем как подняться на «Юдифь», Дирк, Дентон и я похоронили парнишку в море, – в голосе его прозвучала горечь и злость. – Пресвятая Дева, они убивают детей!

Дрейк не ответил, но Эван заметил, что он слегка напрягся. Эван с трудом вздохнул, стараясь сбросить с себя усталость, которая брала над ним верх. Похоже, ненависть была слишком утомительным делом и не прибавляла бодрости духа.

– Я содрогаюсь при одной мысли об участи тех, кто остался там в живых. Инквизиция позаботится, чтобы они умерли долгой и мучительной смертью.

– Почему? – Дрейк ударил со всей силы кулаком по поручням. – Разве наши страны воюют? Хокинз вел себя сдержанно и с достоинством! Он ведь ничего не сделал испанским заложникам!

– Хотя имел полное право убить их в ту же минуту, когда испанские псы напали на нас, – добавил Эван.

Дрейк снова в волнении заходил по палубе.

– Мой помощник погиб. Я видел, как испанский солдат проткнул его шпагой насквозь.

Его голос задрожал.

– Что я должен сказать его жене? У них только что родился ребенок. А Орландо, Рибли и Коллинз – все те из моей команды, кому не удалось спастись. И, Господи, Эван, как я посмотрю в глаза матери Чарли Муна? Что я скажу семьям моих погибших друзей? Неужели мне придется сказать, что они погибли безоружными только потому, что мы по-глупому поверили слову испанца без совести и чести.

Эван прерывисто втянул в себя воздух.

– Мне нечего ответить, Фрэнсис. Мне следовало возмутиться, когда я увидел, что они мошенничают в картах, а я промолчал… – он проскрежетал зубами. – Хотя сейчас это не представляется существенным, но…

– Они нарушили клятву чести, – Дрейк вздохнул, – и испортили мне репутацию, превратив мое первое командование в несчастье.

Что-то в голосе Дрейка заставило Эвана повернуться и посмотреть на друга. Он увидел того же Фрэнсиса Дрейка, которого знал с тех пор, как три года назад вошел в Плимут с полным карманом монет, собранных с большим трудом, и далеко идущими мечтами и планами, мечтами целого города, мечтами, которые невидимым грузом лежали на его плечах. Его взору предстал невысокий мускулистый мужчина с темно-рыжими волосами и бородой, волевым лицом и проницательными глазами.

И все же что-то в нем изменилось. Исчезла грубоватая наивность искателя приключений, взгляд стал более жестким. У Эвана по спине пробежал холодок. Он понял: Дрейк не только разделяет его гнев против испанцев, но и собирается действовать, руководствуясь им.

Его ненависть была такой же несокрушимой, как и вера. Он никогда не простит испанцам совершенной ими подлости.

– Почему ты так смотришь на меня, Эван? – тон Дрейка был холоден.

– Я думаю, что дону Мартину придется пожалеть об этом дне. В твоем лице, Фрэнсис, он сам создал себе смертельного врага.

Дрейк коснулся груди там, где из-под камзола виднелась расстегнутая у ворота рубашка.

– В моем лице, Эван? Но я не убийца.

– Ты не будешь мстить за этот день?

– Я приехал сюда, чтобы учиться мореходному делу и торговать с этой огромной новой империей. Но теперь я со всем покончил. Возможно, наши государства и не воюют, но я воюю, Эван. С той самой секунды, как эти презренные негодяи напали на нас, я понял, что мое предназначение – разорение Испании.

– Не слишком ли сложное предприятие для одного человека?

– Одного? А разве ты не со мной, Эван?

– Ну, я этого не сказал.

Эван подумал о людях из своего города: рыбаках, фермерах, простых тружениках, пожертвовавших многим, чтобы он смог отправиться в путешествие, и теперь полностью зависевших от его успеха.

– Я с тобой, Фрэнсис. Вместе мы пошатнем устои их империи.

Перед Эваном возник мимолетный образ девушки на берегу, обезумевшей от горя и гнева и защищавшей уже мертвое тело своего отца. Испанцы, похоже, жертвуют даже своими людьми.

Но он заставил себя забыть о девушке и сказал:

– А потом, мой добрый хозяин, мы все-таки получим справедливое вознаграждение.