Глава 22. Блондин

Алена лежала на массажном столе. На ней была только простыня, накинутая на бедра. По комнате разливался запах ароматических масел. Массажистка ее салона умело разминала напряженную спину и плечи.

На соседнем стульчике пристроилась Мимочка: ей не терпелось узнать, что было у Алены с Кудиновым.

— Так-таки ничего? — допытывалась она с подозрением. — Ты ездишь к нему на четвертый сеанс — и ничего?

Алена разговаривала, закрыв глаза, — по телу разливалось блаженство.

— Успокойся, мне абсолютно не нужен твой Кудинов. Он мне до лампочки!

— Ах, твои бы слова да Грише в уши!.. — вздыхала Мимочка. — Я уж и так к нему, и этак подкатывалась — не хочет!

— Может, и не надо подкатываться? Плюнь на него.

— Ты смогла плюнуть на Семена?

Руки массажистки сжали кожу слишком сильно, Алена скрипнула зубами.

— Я другое дело. Спасибо, Ира. Мне уже лучше.

Массажистка помогла Алене слезть и одеться, собрала кремы и растирки в чемоданчик.

— Алена Владимировна, вам надо больше отдыхать. Вы такая зажатая.

— Да-да, Ира, я знаю. Иди.

Они с Мимочкой подождали, пока девушка ушла, и продолжили разговор.

— Это ты такая зажатая из-за ссоры с Красновым!

— Мы уже почти помирились. Не могу я сердиться на него после того, как он сделал мне предложение. А как трогательно Семен дарит цветы! — Алена мечтательно закатила глаза. — И между прочим, почти каждый вечер. Мне их скоро ставить будет некуда. Подумаю-подумаю и открою цветочный магазин.

Даже Борис был под впечатлением, когда она рассказала ему о цветах.

— Судя по всему, ломаться ты будешь недолго, — констатировала Мимочка.

Алена вздохнула. Ломаться надоело. Семен почти перевоспитался и был готов к семейной жизни с ней. А она — с ним. И к трудностям была готова, и к ночным отлучкам, и к проявлению мужского эгоизма. Кажется, она тоже перевоспиталась. И Борис сказал то же самое.

— Где моя взбалмошная сестренка?

— Осталась в прошлом.

Вчера Алена проводила его в аэропорт. Он улетал в Штаты к семье и бизнесу.

— На свадьбу пригласишь?

— Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! Борь, мне еще дожить до нее надо. Но в случае чего тебе позвонят.

Он отругал ее за плохую шутку. Что-то она на самом деле в последнее время много шутит и все как-то по-черному.

— Когда будет готов твой портрет? Уж очень хочется взглянуть, — сказала Мимочка, отвлекая от мыслей о брате.

— Не знаю. Кудинов тянет, чтобы я подольше ездила к нему. Но мне уже надоело. Съезжу еще пару раз и все, баста! — Алена потянулась.

После массажа она чувствовала себя лучше. Пропала сонливость и тяжесть в теле. Хотелось работать, работать… А еще ужасно хочется коктейль из «Макдоналдса», гамбургер и кока-колу.

— Может, перекусим?

Мимочка охотно согласилась. Они переоделись и направились на соседнюю улицу, где находился «Макдоналдс».

Посадив подругу за свободный столик, Алена ушла делать заказ. К счастью, народа было мало. Она постояла минут пять, а потом ее тронули за локоть.

— Добрый день.

На нее смотрел симпатичный голубоглазый блондин. Улыбался так, словно они знакомы лет десять.

— Привет.

— Вы меня не помните?

— Что-то не припоминаю…

У Алены приняли заказ, и она отвлеклась от блондина, забирая на поднос гамбургеры и кока-колу. Парень не отставал и даже вызвался донести поднос до столика. Но Алена предпочла справиться сама, мельком заметив, что у него дрожат кончики пальцев.

Блондин пристроился рядом.

— Я искал квартиру и позвонил к вам.

— Ах, да… что-то такое было. Ну и как, нашли, что искали?

— Нашел. Спасибо. Правда, в другом месте.

— Рада за вас.

Пожалуй, они поговорили достаточно. Алена подхватила поднос и направилась на веранду. Блондин остался в помещении, но следил за ней через стекло — улыбался, дружески кивал. Алена не ответила.

Мимочка со скучающим видом разглядывала людей за соседними столиками. Бросила взгляд на Алену и показала сотовый: звонила Кудинову, приглашала в театр, но он отказался.

Мимочка немедленно пожаловалась:

— Эта сволочь сказала, что у него срочный заказ!

Алена усмехнулась. Бегает так же, как от нее бегал Семен.

— И что ты будешь делать?

— Сашки нет, я свободна. Почему бы мне не нагрянуть к Грине и не обломать ему заказ?

— Обломай! — поддержала Алена.

— А ты чем будешь заниматься?

— Скучать.

Утром Семен ушел на работу: она видела из окна, как за ним приехала машина. Вернется он теперь только утром. Что ей остается делать — дохнуть, как муха, от скуки!

Они неплохо посидели в «Макдоналдсе». Уходя, Алена снова увидела того парня. На этот раз он не улыбался и смотрел на нее так… так… Она не смогла подобрать сравнения, но от его пронзительного взгляда ей стало не по себе. Словно с нее живой сдирали шкуру.

— Тьфу, чур меня! — проговорила она.

— Ты на кого плюешься?

Мимочка оглянулась вокруг.

— Да так. Встретила тут одного… Я его не помню, а он меня запомнил. Странный какой-то… Видишь, блондин за окном?.. У него руки трясутся.

Но Мимочка больше смотрела на мускулистого парня за соседним столиком.

— Трясутся — ну и что? Алена, да у тебя сейчас все мужики, кроме твоего Семена, будут странными.

Пожалуй, так оно и есть. И Алена выкинула блондина из головы.

* * *

Вадим незаметно проводил Алену с подругой — разряженной идиоткой в кудрях — до салона. Он давно выяснил и место их работы, и расписание, и имена некоторых служащих — мало ли пригодится. И уже пригодилось.

В прошлый раз, когда он был в салоне и делал вид, что интересуется проспектами с рекламой услуг, Вадим слышал, как девчонки на телефоне обсуждали Алениного друга — художника, который рисовал ее портрет. До слуха долетело и то, что рисовал он ее обнаженной… У Вадима даже желваки заходили. Нагой! Это нужно прекратить и немедленно. Но как?

Сегодня он пришел к салону просто так. Мотался вокруг, бродил по кустам и газонам, попил водички в ларьке, съел мороженое, помня, что мама разрешает ему съесть только одну порцию. И вдруг увидел, что из салона вышли Алена с подругой Они направились в «Макдоналдс». Чем не место для случайной встречи?

В глубине души он надеялся, что она его помнит. Вспомнила, но не сразу. Но так даже лучше. Если у него ничего не выйдет, то его образ опять сотрется из ее памяти. Он останется для нее «кем-то там».

Они перебросились парой слов. Вадим поговорил бы еще, но понял, что неприятен Алене. Пришлось отойти в сторону. Пусть она идет и не боится. А он тихонечко постоит за окошком и посмотрит…

Когда утром у него на работе появился Аленин ухажер и с ним второй тип, Вадим струхнул. Знал, что однажды такое может произойти, но увидел их и заметался, запаниковал. По спине опять потек пот. Прилипла футболка. Руки похолодели так, что перестали сгибаться пальцы.

Он присел между штабелями коробок, но его увидел начальник смены, заорал:

— Долгов, чай расселся пить?

Пришлось встать и идти таскать коробки в зал. Неожиданно сыщики вышли прямо на него. Ноги точно приросли к месту. Вадим не успел увернуться — коробка в руках не позволила — и Аленин ухажер толкнул его. Извинился. Лучше бы молчал! Звук его голоса отдавался в мозгу какофонией. Слушать было невозможно. Взяв себя в руки, Вадим шагнул дальше, кажется, буркнул что-то в ответ.

Они ходили, вынюхивали, выспрашивали, разглядывали… Вадим, чувствуя, как стучат зубы, шел за ними. В сутолоке разглядеть его было трудно. Да они и не пытались. Это он знал о них, а они о нем нет. Но слишком, слишком близко подобрались…

Шутка с манекеном обернулась против него. Но когда-то все должно было закончиться. Значит, уже скоро. Он должен подготовиться. Подготовить своих золотых рыбок и Алену. Он не оставит ее здесь, с этим…

Может, сыщик что-то почувствовал, начал оглядываться. Но у Вадима уже закончилась смена. Он быстро переоделся и ушел с работы, приехал сюда, к Алене…

В кармане зазвонил сотовый. Стало неприятно. Вадим взглянул на экран и скривился: Катя. Она, дурочка, даже не представляет, как ей повезло! Могла бы валяться на бетонном полу вместо манекена. И кровь на стенах была бы не из краски, а из вен, тягучая, темная, сладкая… Но в последнюю минуту, когда уже выходил из дома, Вадим решил, что ему противно прикасаться к Кате. Чувствовать растяжки на немолодой коже, видеть белые складки жира на рыхлом животе. Да и к шее, морщинистой, дряблой, прикасаться не тянуло. Какая она Золотая Рыбка? Скорее уж старая жаба!

Но Катя настойчиво искала свидания. Звонила, требовала, умоляла.

— Мальчик, мой! Малыш… — Катя ревела в трубку. — Всего разочек… Один разочек…

Сдуру он пообещал встретиться, когда будет свободное время. Так она теперь звонит каждый день. Как от нее отвязаться? Не обращать внимания — сюда притащится. Припугнуть — побежит в полицию. Катя, Катя… Кажется, он ошибся, поменяв ее на манекен.

Он достал сотовый.

— Я слушаю.

— Малыш, это я…

Она снова принялась просить о встрече, и на этот раз Вадим согласился.

— В нашем парке. Никому не говори. Пусть это будет только нашей тайной…

Она была готова пообещать что угодно, хоть луну с неба!

— Конечно! — восклицала Катя. — Да, мой мальчик!

Старая дура! Никак не смирится с тем, что никому не нужна. Но если бы она видела Алену, ее гладкую кожу, красивые, ухоженные руки, то поняла бы, что со временем поспорить может лишь смерть.

Бот он и подарит ей это чудо..

Вадим вернулся домой. Его лихорадило — то ли заболел, то ли от предвкушения того, что случится. Рыбки в аквариуме, словно чувствуя его состояние, метались из угла в угол, задевая друг друга хвостами и плавниками.

— Мои дорогие…

Поставив аквариум на столик рядом с собой, Вадим сел в кресло и включил Бетховена. Пока текла соната, он успокаивался. Прекратили метаться и рыбки. Что с ними будет, если его вдруг не станет?

Почудилась мать. Взглянула на него строго, протянула руку к аквариуму и проговорила:

— Ты должен позаботиться о них.

— Да, мама, конечно.

Он позаботится, но чуть погодя. После того, как разберется с Катей.

К вечеру небо нахмурилось, пошел небольшой дождь. Вадим занервничал. Теперь в парке развезет, он перепачкается с головы до пят. Еще следы оставит! Может, позвонить и сказать, что у него поднялась температура? Но Катя так мешается под ногами, что он уже боится споткнуться о нее.

Вадим переодевался в темную одежду. Сегодня он чувствовал себя демоном. Сегодня мать точно не назвала бы его Вадиком, только Вадимом. Только так!

До парка он ехал почти два часа: кружил, менял транспорт, оглядывался. Едва ли они уже вышли на его след, но осторожность никому и никогда не вредила.

Адреналин вливался в кровь, и та, будоража, бешено неслась по венам. Он никак не мог успокоиться. Но ведь не первый же раз…

В парке никого не было. Дождь разогнал даже собачников, которых Вадим очень боялся. Он шел по узенькой тропинке, стараясь наступать на траву и не оставлять следов подошв ботинок. На голове капюшон, руки в карманах. Катю увидел издали. Она стояла под зонтиком, прижавшись к стволу кривой березы. Дрожала от нетерпения. Была одета в нелепое розовое платье, подходящее для девчонки лет двадцати, а не для сорокалетней тетки! На плече — ремешок от сумки. Туфли на каблуках…

В голове созрел план. Неподалеку есть овражек. Подвести ее к краю, наступить на туфлю — каблук обломится… И чуть подтолкнуть. А потом… Бедная женщина! Какая нелепость… Плохо одно: нет уверенности, что она умрет.

Катя увидела его, замахала, поспешила навстречу.

— Мальчик мой!

У нее были холодные губы. Вадим поморщился, когда они коснулись его щеки. Руки полезли ему под свитер, сняли капюшон — волосы тут же намокли.

— Пойдем! — коротко обронил он.

Катя послушно засеменила рядом.

— Я так давно тебя не видела… Ты скучал по мне?

— Скучал.

— Почему мы так редко видимся?

— Я работаю. Учусь.

Он продолжал врать, хотя теперь это было лишнее.

Почему ему так трудно избавиться от Кати? Проснулась пресловутая жалость? Никого из предыдущих жертв он не жалел. А она… Катя так похожа на его мать! Вот рука и не поднимается.

— Вадичек, куда мы идем?

Если бы он знал! Шел вперед, словно его гнали.

Дождь то затихал, то начинался заново. Они подошли к оврагу. Внизу темнела вода, валялись сухие ветки, листья, пластиковые бутылки и банки из-под пива. На мгновение Вадим пожалел, что не может найти для ее последнего вздоха место покрасивее. Но у него нет времени.

— Катя… Мы должны расстаться. Совсем.

Он посмотрел в ее круглое лицо. Морщины — длинные и короткие, лучиками и сеткой. Она разом постарела лет на десять.

— Вадичек… Как же это? — по мокрым щекам потекли крупные слезы. Глаза покраснели, распух нос, делая ее уродливой.

— Так надо, Катя.

Он даст последний шанс. Если она откажется от него и не будет преследовать, он уйдет и просто забудет ее.

— Нет!

Она вцепилась в его руку, как пиранья, сжала до боли. От судьбы не уйдешь… Видимо, ей на роду было написано встретить именно его.

— Катя, ты веришь в рок?

— Что? — она перестала плакать, растерянно озиралась по сторонам.

Поздно! В ее глазах забился пойманной рыбкой страх.

— Ты хочешь, чтобы я обнял и поцеловал тебя в последний раз?

— П-почему в последний? — переспросила она мелко дрожащими губами.

— Мы больше не увидимся. Иди ко мне…

Вадим не знал, что ей напомнили его широко раскинутые руки. Но Катя побежала.

Она бросилась в противоположную сторону и оступилась: каблуки заскользили по глине, ноги разъехались. Успела зацепиться рукой за куст, но ветки были тонкие и гибкие — не удержали грузного тела. И всего-то подтолкнуть чуть-чуть…

Катя взмахнула руками, повалилась в грязь и покатилась вниз, ударяясь о выступающие корни деревьев. Слишком мягко, крикнуть успела. Что-то вроде: «Будь ты…» Предположим — счастлив!

— Буду, — усмехнулся он, засовывая руки в карманы.

Катя лежала внизу бесформенной грязной кучей. Не шевелилась. Но он знал, что она жива. В его руках — дать ей жить или умереть. Сейчас он — бог, вершитель судьбы.

И вершителю захотелось даровать жизнь.

— Прощай.

Он уходил, не оглядываясь, стараясь не думать, что если она останется жива, то опознает его. Ну и пусть. Здесь у него осталось только одно незавершенное дело…

Загрузка...