Золотые рыбки

Глава 6. Смотрины

Усталая, Алена возвращалась домой. Мимочка подвезла ее до подъезда и уехала. Прогулка по магазинам подняла настроение, хотя и отняла изрядную сумму. Алена купила много нужных и ненужных вещей, включая купальник, о котором давно мечтала. Может, еще успеет обновить его на пляже. Или обновит потом, когда поедет в Египет. Правда, там до сих пор стреляют.

А где не стреляют?.. Алена вспомнила соседа, и от хорошего настроения не осталось и следа. Вот ведь наглый, отвратительный тип! Мимочка с трудом отговорила ее пожаловаться в управление.

— Подумаешь, тебя разыграли!

— Ничего себе розыгрыш! — возмутилась Алена. — Я чуть со страху не поседела, когда увидела у него пистолет! Откуда я могла знать, что он из полиции?

— Ты же сказала, что пистолет не видела, только кобуру.

— Какая разница? Все равно страшно!

Но Мимочка убедила, что ссориться с органами не в Алениных интересах. Особенно если она сама виновата.

— Ты же мешала ему спать!

— Подумаешь, цаца какая!

Алена доехала до своего этажа, вышла из лифта и наткнулась взглядом на женщину, которая тщетно пыталась открыть дверь в квартиру соседа. Судя по всему, это была его мать. На ней были надеты капри и свободная блузка бирюзового цвета. На полу стояли сумки с продуктами и кастрюля, из которой пахло борщом.

Увидев Алену, женщина приветливо улыбнулась:

— Добрый вечер!

— Здравствуйте, — вежливо ответила Алена, раздумывая, стоит или нет вываливать мамочке правду про сынка.

— Я Елизавета Дмитриевна, ваша соседка. То есть здесь живет мой сын, а я иногда захожу к нему, рубашки там взять простирнуть, поесть принести. Работа у него не приведи Господь, все сам не успевает, — вздыхала она. — А вы?..

— Алена. С вашим сыном мы уже немного знакомы.

— Ах, вот как…

Женщина спрятала улыбку, и Алена не поняла, к чему бы?..

— Вы не поможете мне открыть дверь? Всегда я с этим замком мудрю. Сколько раз говорила Семену, чтобы он позвал мастера. Да куда там!.. Видимо, опять самой придется вызывать.

Алена помогла Елизавете Дмитриевне открыть дверь, занесла сумки на кухню. Не удержалась и с интересом оглянулась вокруг. Простенькая стенка, угловой диванчик, на столешнице застыл пустой чайник с откинутой крышкой. В мойке торчала одинокая чашка. Когда из нее пили последний раз? Жаль, что дверь в комнату была закрыта.

— Значит, вот так живут наши менты? — хмыкнула она и осеклась, заметив взгляд Елизаветы Дмитриевны. — Нет, это я к тому, что интересно.

— Ничего. Стало быть, вы в курсе того, кем работает Семен?

— Отчасти, — призналась Алена.

Ей вдруг расхотелось рассказывать приветливой соседке о выходке сына. Надо запомнить, что его зовут Семен. Простенькое в общем-то имя.

— Вы давно переехали сюда, Алена?

Словно угадав ее желание увидеть комнату, Елизавета Дмитриевна открыла двери. Она быстро двигалась по квартире, приводя ее в порядок: сложила свитер, убрала на полку книги по криминалистике, отправила старые газеты в макулатуру, отнесла пепельницу на кухню.

— Два дня назад, — ответила Алена, разглядывая фотографии в рамочках на столике. Сосед… То полуголый с удочкой в руках, то возле палатки в кругу друзей, рядом с седоволосым мужчиной, отцом, наверное. Эгоцентрист.

— Вам здесь нравится?

— Очень, — соврала Алена. Хотя нет, не соврала. Ей нравилась квартира до того момента, как в ней появился мент.

Вообще что она до сих пор здесь делает? Помогла Елизавете Дмитриевне и можно отчаливать домой.

— Хотите чаю? Я принесла Семе чай, очень вкусный. У него, как всегда, пустые полки… После того как он расстался с Галей — это его гражданская жена — совсем одичал.

— Да уж! — фыркнула Алена.

— Что? — переспросила соседка, появляясь из кухни.

— Я сказала, что жаль.

— Мне Галя нравилась. Симпатичная, целеустремленная… Но именно это не устраивало Семена.

— Что же он хочет? — удивилась Алена. — Домашнюю клушу?

Елизавета Дмитриевна усмехнулась.

— Именно так Галя и заявила ему, когда уходила. А моему мальчику нужна просто любовь. Так вы будете чай?

И Алена, вместо того чтобы уйти, согласилась и принялась помогать накрывать на стол: ставила чашки, накладывала крыжовенное варенье в розетку, резала лимон, высыпала шоколадные конфеты в вазочку.

А потом они пили ароматный чай и болтали по-женски. Любая тема непременно сводилась к Семену. Алена узнала о его детстве, о том, что он зачитывался детективами и всегда хотел стать сыщиком.

— Отец был категорически против, — вспоминала Елизавета Дмитриевна. — А я сказала себе: что ж, мальчик вырос и имеет право быть тем, кем хочет. Лишь бы не бандитом!

Алена едва не подавилась чаем. Профессия бандита подошла бы ему не меньше.

— А вы, Аленочка, замужем?

Провокационный вопрос.

— В разводе. Недавно оформили.

— Долго продлился ваш брак?

— Слишком долго, чтобы хотеть еще раз замуж, — призналась Алена. — Пять лет мучили друг друга.

— А как же дети?

Соседка вела допрос почти профессионально. Алена покачала головой:

— Детей нет.

— А я бы хотела, чтобы у моего Семы был ребенок… Пусть даже побочный. Даже неродной! А то, боюсь, мы с отцом внуков и не увидим…

Она расстроенно вертела в руках конфетный фантик.

— Обещаю, мам, что увидите… когда-нибудь, — донеслось от двери.

Алена вместе с Елизаветой Дмитриевной обернулась на голос. Опираясь спиной о косяк, Семен подслушивал их разговор.

— Сынок!

Он приподнял мать над полом, с нежностью чмокнул в щеку и кивнул Алене.

— Здрасьте…

— Добрый вечер.

Алена почувствовала, как ее уши принялись гореть. Что он слышал из их разговора? Ни о чем серьезном они не говорили, но ведь повернуть можно по-всякому! Бежать теперь поздно, а вот уйти по-английски, не прощаясь, можно попробовать.

Елизавета Дмитриевна взяла сына в оборот, вертела из стороны в сторону и сокрушалась, что похудел. Потом отправила мыть руки.

— Когда ты нормально спал последний раз? — спросила она. — у тебя черные круги под глазами! Иной раз я думаю, что отец прав: ты умрешь за рабочим столом!

— Но не раньше, чем ты увидишь внуков! — пообещал Семен из ванной комнаты.

Алена решила, что сейчас самое время улизнуть. Отнесла чашку в мойку, сполоснула.

— Куда же вы, Алена? — расстроилась Елизавета Дмитриевна, успев перехватить ее у двери.

— Спасибо, чай был очень вкусный. А варенье — просто супер… Но мне пора. Да и вам мешать не хочется.

Вытирая мокрые волосы, из ванной выглянул хозяин квартиры.

— А вы нам не помешаете. Тем более, за мной должок!

Елизавета Дмитриевна с удивлением переводила взгляд с Алены на сына и обратно.

— А что за должок?

— Да так, ерунда! — Алена опередила ответ Семена. — Считайте, что мы квиты. Спокойной ночи.

Семен долго смотрел на дверь. Алена ушла. Он несказанно удивился, когда вошел и увидел ее с матерью мирно попивающими чай. И это вдруг показалось правильным, естественным: варенье, аромат чая, разговоры о его детстве… Даже Гале мать не рассказывала о нем столько, сколько Алене.

Голос матери вернул в реальность, заставил шевелиться.

— Сема, есть будешь?

— Да, мам, спасибо.

Он переоделся, пришел на кухню. Мать наливала в глубокую тарелку Подогретый борщ, отрезала хлеб, ставила солонку и перечницу на стол. Ее заботливые руки то и дело гладили Семена по голове.

— Как отец?

Семен откусил кусок хлеба, съел ложку борща и удовлетворенно кивнул: вкусно!

— Отец передавал привет. Ждет, когда ты придешь доиграть партию.

Семен ел, а мать, подперев щеку рукой, наблюдала за ним. Наверняка не терпится поболтать о соседке. Снова будет сватать, хотя совершенно не знает ее.

— Симпатичная женщина, не так ли? — начала мать издалека.

— Угу.

— Хорошо, когда с соседями можно о чем-то поговорить…

Семен молчал. Отвечать матери — втягиваться в долгий и нудный разговор. Он бы лучше поговорил сейчас о чем-нибудь другом.

— Ты выглядишь усталым. Много дел?

— А когда их мало? — ответил он.

— Что-то новое?

Иногда он рассказывал матери в общих чертах о расследовании, о преступниках и все же старался щадить ее нервы и сон.

— Да так…

— В криминальной сводке говорили, что опять нашли труп женщины.

Семен взглянул на мать. Она не любопытствовала — переживала за него.

— Мам, со мной ничего не случится. У меня такая работа.

— Я знаю, Сема. Это серия, да?

Как всегда мать знала то, что он недоговаривал.

— Возможно.

Она сжалась, зябко передернула плечами.

— Как земля носит такую нечисть?

— Потому что они такие же люди. Плохие, но люди. У них же не написано на лбу, что они гады и извращенцы!..

Борщ закончился. На второе мать принесла котлеты с макаронами, сладкий чай с конфетами на десерт. Семен устал, зевал и потягивался за столом. Глаза закрывались сами собой. Мысли о соседке отошли в сторону, пропустив вперед раздумья о преступнике. Кто он и что? Мать спросила, как его носит земля. Действительно, как? Он ходит по ней, что-то делает, о чем-то думает, мечтает, наверное.

Или ищет новую жертву. И она обречена, если не успеть вычислить его.

— Спасибо, мам, было очень вкусно.

Семен широко зевнул.

— Сема, рубашки я взяла, чистые развесила. Продукты разложила. Что еще?..

— Мам, да не волнуйся ты. Я взрослый мальчик, все могу сам… Времени только не хватает.

— И жены, — вставила мать. — Знаешь, ты присмотрись к соседке. Она мне понравилась.

Семен хмыкнул. Мать готова женить его на первой встречной! Интересно, а его мнение учитывается?

— Мам, ты о ней ничего не знаешь…

Она усмехнулась:

— За чашкой чая многие рты раскрываются. Она в разводе, развелась недавно. Детей нет. Видно, что обеспечена. Что еще нужно узнать?

Семен в полусне пробормотал:

— Ну, мать… Тебе бы дознавателем быть! С чаем…

Мать собрала сумки. Семен провел ее до двери, поцеловал в макушку прямо на уровне его подбородка.

— Ты, Сема, не забывай, что у преступников тоже есть матери. Вдруг именно я смогла бы разговорить такого? Все, побежала…

— Отцу передавай привет. Как только выдастся нормальный выходной, поедем на рыбалку.

Мать помахала ему из лифта и уехала. Семен еще постоял на лестнице, покурил. Возле двери соседки валялись коробки и обрывки бумаги. А она на самом деле ничего, симпатичная. Это он заметить успел еще утром, когда пил ее кофе и ел бутерброды. Стройная, ухоженная, и пахнет от нее дорогим парфюмом. Чувствуется, что отдыхает она не на пляжах московской действительности, а где-нибудь в Хургаде. Впрочем, какое ему до этого дело?

— Спать! — приказал он себе, затушил сигарету, бросил окурок в железную банку, прикрепленную к перилам, и ушел к себе.

Алена, затаив дыхание, наблюдала за соседом в глазок: она едва не нарвалась на него, когда пошла выбрасывать пустые коробки. Семен курил и выглядел задумчивым и усталым. Чуть жалко его не стало.

Мимочка спрашивала, симпатичный ли он. Высокий, крепкий, руки — подковы гнуть. Алена представила в этих руках пистолет — по спине прошелся холодок. Наверняка ему приходилось стрелять в людей. И убивать… Жуть!

Иногда он поднимал глаза и в упор смотрел на дверь ее квартиры, словно видел сквозь нее. Алена вжималась в стену, чувствуя себя партизанкой.

Наконец он докурил и ушел домой. Алена на цыпочках вернулась в комнату и села в кресло. Оценила взглядом царивший вокруг хаос. Может, и не разбирать ничего, а просто переехать отсюда? Нужен был дельный совет.

— Ни в коем случае! — отрубила Мимочка, когда Алена позвонила ей полчаса спустя. — Ты пила чай с его матерью — считай, знакомство состоялось.

— Елизавета Дмитриевна очень приятная женщина. И видно, что обожает сына. Все беспокоится, что он без жены.

— В таком-то возрасте…

— При его работе это нормально. К тому же он недавно с кем-то разбежался.

— Обычная история, — заметила Мимочка. — Кстати… Сегодня меня атаковал твой бывший.

Алена нахмурилась. Когда же Куроедов уйдет из ее жизни?

— Чего надо было?

— Тебя искал. Телефон хотел или адрес. Но я не дала и вообще послала его.

Алена зло фыркнула. Мимочка тактичный человек, наверняка послала Жорика мягко. Нарвался бы он на нее, костей бы не собрал.

— Придется встретиться с ним еще разок и объяснить, чтобы он ко мне на пушечный выстрел не приближался! Так ты завтра придешь?

— Жди меня часов в девять, — пообещала Мимочка. — Дай слово, что успокоишься и будешь спать сегодня без задних ног.

Спать, если в голове мысли водят хороводы? Не получится. Алена переоделась, взяла сумочку и вышла из квартиры. Не дыша проскользнула мимо двери соседа и спустилась по лестнице. Потом долго гуляла, дышала воздухом, наслаждалась прохладным вечером. Рядом с бывшим мужем она забыла, что можно гулять просто так, ни о чем не думая, отдыхая душой. Да здравствует свобода! Да здравствует развод!

С мужчинами, стоит признать, ей пока не везло. Она искала надежное плечо, на которое можно опереться не только для того, чтобы поправить туфли на шпильке. Но мужик нынче измельчал и не то что женщину на руках удержать не сможет, но даже руки не подаст в случае чего.

Задумавшись, Алена попала каблуком в ямку, споткнулась и едва не упала. Проходящий мимо парень поддержал ее.

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Да не за что, — кивнул тот.

Придется взять свои слова обратно, руку они еще подают.

Мужененавистницей Алена никогда не была. Она влюблялась до самозабвения и любила до тех пор, пока любили ее. Но стоило предмету обожания сделать ошибку, прощение получить было практически невозможно. Исключение она собиралась сделать для Жорика — все-таки пять лет совместной жизни из песни не выкинешь.

Алена дошла до реки, спустилась по склону к воде и присела на нагретый солнцем камень. Вокруг росла густая трава, торчали зонтики лопухов, квакали лягушки. Оказывается, кваканье успокаивает, заслушаться можно. Возле плеча прострекотала голубая стрекоза, закачалась на травинке. Но ее тут же спугнула серая трясогузка. Жорика подобные картины умиляли, особенно в телевизоре, по каналу «Дискавери».

А ведь у них с Жорой могла сложиться нормальная семья. И дети могли быть. Но они поговорили на эту тему и решили, что пока рано. Даже через пять лет брака — рано. И куроедовская мама активно возражала, чтобы кто-то называл ее «бабулей». Зато не пришлось делить после развода детей и решать, кто когда будет с ними сидеть.

— Ты глянь, васнецовская Аленушка расселась! — донесся сверху гогот ребят.

Алена хмыкнула. Неужто похожа? Приятно, что пока никому в голову не взбрело назвать ее кикиморой.

Она выбралась по берегу наверх и побрела по протоптанной в траве дорожке. Мимо проходили собачники. Может, тоже завести себе кого-нибудь? Маленького очаровашку йорка или шелти. Рядом просипел толстый мопс, оглянулся на Алену и вздохнул.

— Тебе тоже грустно? — спросила она.

Мопс потрусил за идущей впереди хозяйкой.

Зазвонил сотовый, Алена кинула взгляд на экран. Наконец-то!

— Алена Владимировна? Это из сервиса…

— Да-да, как там поживает моя машинка?

— Все отладили, можете завтра забирать.

— Правда? Спасибо!

Она успела соскучиться по своей машине, да и ездить в метро, где каждый норовит обтереться и прижаться, надоело.

Вадим любил смотреть по телевизору вечерний выпуск криминальной хроники. Он наливал себе чай, садился в кресло рядом со столиком, на котором стояла фотография матери, и открывал пакет кукурузных палочек. Перед этим он непременно извинялся:

— Мам, я немного поем, а потом обязательно почищу зубы!

Ему казалось, что мать на фотографии улыбается: значит, разрешает съесть палочки. Если он не видел улыбки — мама сердилась на него. Но сегодня он был хорошим мальчиком.

— Смотри, мама, начинается…

Сводку происшествий о пожарах, разбоях и кражах он смотрел без интереса. Напрягся тоща, когда стали показывать людей, объявленных в розыск. Голос у ведущей был низкий, жесткий, поэтому слова о пропаже людей слышались еще отчетливее, ярче. Но того, чего ждал, Вадим пока не услышал. Хотя…

— В подвале одной из московских пятиэтажек сотрудниками уголовного розыска был обнаружен труп женщины. Никаких документов у жертвы найдено не было. Просьба ко всем, кто знает или видел эту женщину, позвонить по телефонам оперативной части…

На экране появилась ее фотография, и Вадим подумал, что тот, кто снимал, ничегошеньки не понимает в женской красоте.

Вадим привстал с кресла, напрягся каждый мускул в теле. На лбу выступил холодный пот. А потом все разом прошло, он обмяк и свалился в кресло кулем. На фотографии она совсем не выглядела Золотой Рыбкой — женщина как женщина. И на маму абсолютно непохожа.

— Я опять ошибся, — повернулся он к фотографии матери. — Это не ты. Но я буду искать и обязательно найду, я знаю!.. Спокойной ночи, мама!

Вадим выключил телевизор, поцеловал фотографию матери и отправился в ванную комнату чистить зубы. Внутри тлела обида. Они не поняли его. Испортили его работу, и о нем опять ни слова не сказали. Словно его и нет. Но ведь он есть!

— Я есть! — сказал он своему отражению в зеркале, впрочем, оно смотрело на него безучастно. Тоже, наверное, думает, что он маленький винтик в огромном механизме.

Но это не так! Он, тот самый винтик, может заставить ходит на ушах десятки человек! Или еще больше. Главное, чтобы о нем узнали.

Перед тем как лечь в постель, он проведал больную рыбку. Зизи плавала вяло, на стук по стеклу не отзывалась.

— Бедная моя рыбка! Выздоравливай, пожалуйста!

Он отодвинул шторы, открыл настежь окно: ночь была душной. Разделся, надел пижаму и лег, закинув руки за голову. Впрочем, маме это не нравилось. Вадим лег на бок, свернулся калачиком и, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, заснул.