Сквозь пыльное ветровое стекло «вольво» Филипа Мейна пробивалось яркое утреннее солнце; как будто смотришь телевизор сквозь заиндевевшее окно, подумала Алекс. По воскресеньям Лондон выглядел совершенно по-иному – исчезала атмосфера спешки и суеты. Воскресный день – время неспешных прогулок, время размышлений; по воскресеньям Лондон прекрасен.
Она чувствовала себя отдохнувшей – в первый раз после известия о Фабиане ей удалось как следует выспаться.
Алекс посмотрела на выдвинутую пепельницу под приборной доской, забитую окурками, на завал бумаг, журналов, документов и кассет, валявшихся на полу у ее ног.
– Спасибо запрошлую ночь, – сказала она. – Мне сейчас гораздо лучше.
– Нам удалось, – тихо ответил он.
– Что «удалось»?
– Просто удалось.
– Порой ты говоришь загадками.
– Скинуть напряжение, владевшее нами обоими.
Улыбнувшись, она посмотрела на него: из-под усов торчит сигарета, голова чуть втянута в плечи, словно он опасается, что заденет крышу машины.
– Самомнения у тебя более чем достаточно, не так ли?
– Нет… только порой… – промямлил он.
– Что «порой»?
– Порой… – Он замолчал, не в силах подобрать слова. Наклонившись, вставил кассету в плеер, и через секунду раздался громкий чистый голос Элки Брукс. Хмыкнув, он приглушил звук. – Значит, викарий посоветовал тебе выяснить как можно больше подробностей о Фабиане?
– Да, младший викарий.
– И что тебе удалось выяснить?
– Что он не бросал свою девушку, Кэрри, это она бросила его.
– И какой же ты сделала из этого вывод? Что он был гордый?
Алекс засмеялась:
– Знаешь, прошлой ночью я вела себя как идиотка.
– Когда устаешь, воображение выкидывает всякие шутки.
– Ты когда-нибудь слышал о медиуме Моргане Форде?
Он покачал головой и затянулся сигаретой.
– Как можно отличить честного человека от жулика?
– Среди них честных нет.
Алекс уставилась на него:
– Вы, ученые, порой бываете такими ограниченными и самодовольными, что выходишь из себя.
Филип раздраженно подал сигнал маленькой прокатной машине; четыре человека, сидевшие внутри, восторженно глазели на фасад магазина «Либерти».
– Нет, просто мы говорим правду, которая не нравится людям.
– Все равно это ограниченность.
Она была искренне удивлена, увидев, что ее «мерседес» стоит на том же месте, где она его оставила: его не уволокли на буксире, не разграбили и даже не приклеили на ветровое стекло квитанцию о штрафе.
Она поцеловала Филипа в щеку.
– Теперь с тобой будет все в порядке?
– Да.
– Думаю, что вытащу тебя сегодня пообедать, чтобы убедиться в этом.
Она покачала головой:
– Мне не хочется возвращаться вечером в пустой дом. Лучше приезжай ко мне, и я угощу тебя ужином.
– Около восьми?
Алекс чувствовала себя повеселевшей и отдохнувшей, но она знала: боль еще вернется. Она копилась в ней, ожидая лишь повода, чтобы вырваться наружу; и во второй половине дня, когда солнце станет клониться к горизонту, она достигнет предела; так было всегда, с самого детства, – депрессия наваливалась на нее воскресными вечерами.
Она поехала на юг через Воксхолл-Бридж и к Стритэму, перед ней стояла неприятная задача: разыскать Кэрри и сообщить ей о Фабиане. У нее даже не было ее точного адреса. Она помнила лишь, что, когда они миновали антикварный магазинчик с выставленными на тротуар рядами кресел, Фабиан сказал: «Мама, а вот тут живет Кэрри», она посмотрела тогда направо и увидела кирпичную башню. Она возвышалась у подножия холма, похожего на тот, рядом с которым она сейчас находилась; Алекс увидела закрытую антикварную лавочку и справа в отдалении два серых башнеобразных здания. Развернувшись, она направилась к ним по узкой – едва можно протиснуться – улочке, заставленной подержанными машинами и запыленными фургонами. Два чернокожих мальчугана, игравшие на мостовой, уставились на нее, и она поймала себя на том, что краснеет, словно у нее не было права находиться здесь, словно она вышла за границы отведенной ей территории.
Дорога, изгибаясь, поднималась все выше, мимо двухэтажных строений, с крутыми металлическими лестницами, ведущими на верхний этаж. С балконов и из окон свисали выстиранные полотенца, рубашки и нижнее белье; совсем как в гетто, подумала Алекс.
Наконец она увидела две мрачные кирпичные башни с выщербленной бетонной облицовкой. Они высились на фоне неба, как два нелепых надгробия.
Алекс вылезла из «мерседеса», внимательно закрыла его и вошла в холл ближайшего здания. На полу валялись осколки верхней стеклянной части одной из дверей, другая дверь болталась на одной петле. На стене большими красными буквами аэрозолем из баллончика было выведено слово «трахнуть» и стоял неприятный запах, происхождение которого она не могла определить.
Алекс посмотрела на список обитателей дома. Вот она, нужная фамилия: И. Нидэм. Ее охватили противоречивые чувства. Было бы куда легче, не окажись здесь этой фамилии: она старалась выполнить то, что задумала, но ничего не удалось.
Алекс нажала на кнопку, и массивная створка лифта скользнула в сторону: лифт был скорее грузовой, чем пассажирский. «Пососи». Мастер аэрозольного баллончика поработал и здесь. Она подумала: пожалуй, лучше было бы подняться пешком. Лифт резко дернулся и мучительно медленно пополз вверх. Запах в нем стоял омерзительный, как в общественной уборной; к своему ужасу, она обнаружила у ног лужицу мочи. Алекс отодвинулась. С щелканьем и лязганьем лифт миновал первый этаж.
Наконец он рывком остановился, и Алекс оказалась в мрачном коридоре с каменным полом. Стена была испещрена уже выцветшими призывами бросать бомбы, а дальше кто-то кистью вывел слово «свиньи». Она остановилась у двери с номером 33, синяя дверь с глазком, и нашла кнопку звонка. Звонок зажужжал сердито, как разозленное насекомое. Она стала ждать. Через секунду откликнулся женский голос:
– Да?
Алекс уставилась на дверь.
– Миссис Нидэм? – Она подождала, но ничего не изменилось. Где-то дальше по коридору плакал ребенок, а над головой раздавались ритмы поп-музыки. Она снова позвонила.
Последовала длинная пауза.
– Да кто там?
Алекс буравила взглядом дверь.
– Миссис Нидэм?
– Да кто там? – Теперь голос был ближе; она услышала звук шагов и увидела свет в глазке. – Так чё надо? – враждебно спросили ее.
– Будьте любезны, я хотела бы поговорить с миссис Нидэм.
– Вы из муниципалитета?
– Нет. Меня зовут Алекс Хайтауэр. Мой сын был знаком с вашей дочерью.
Долгое молчание. Алекс услышала хриплое покашливание, и снова воцарилась тишина.
– Алло? – нервничая, сказала она.
– Так чё вам надо? За телевизор я уже уплатила.
Алекс нахмурилась:
– Я просто хотела поговорить о вашей дочери, Кэрри. У вас есть дочь Кэрри?
Пауза.
– Ага. – Еще одна пауза. – А чё она сделала?
– Ничего, миссис Нидэм. Я хочу ей кое-что сообщить. Откройте, пожалуйста.
Снова раздался хриплый кашель, и она услышала, как гремит задвижка – дверь приоткрылась на несколько дюймов. Женщина была куда моложе, чем ожидала Алекс, примерно ее лет, но годы огорчений, отсутствие какого-либо ухода за лицом наложили отпечаток на ее внешность, явно сказывался и недостаток свежего воздуха. В свое время она, должно быть, была хорошенькой, да и сейчас, если приложить старания, могла бы выглядеть куда лучше. На ней был грязный голубой халат, на голове бигуди, изо рта свисала сигарета. Женщина смерила Алекс взглядом с головы до ног и переспросила:
– Так вы не из муниципалитета?
– Нет.
– Ага, ну да, а то являются сюда с разными глупостями.
Алекс заметила, как хозяйка квартиры скользнула по ней оценивающим взглядом и тут же отвела глаза. Потом, кивнув, сделала шаг в сторону. Алекс приняла ее жест за приглашение и вошла в маленькую прихожую, в которой пахло прокисшим молоком и табачным дымом. За дверью направо она увидела кухню, стол был заставлен пустыми пивными бутылками. Женщина провела ее в спальню странной формы: углом.
– Так говорите, Кэрри?
Кивнув, Алекс огляделась; неубранная постель, голые стены, разбросанная одежда, мусор, старые журналы вперемежку с грязными тарелками, тусклые немытые окна, за которыми простиралась величественная панорама Лондона.
– Мой сын Фабиан встречался с вашей дочерью… до недавнего времени; я думаю, они расстались как раз после Рождества.
Женщина продолжала тупо смотреть на нее, с силой затягиваясь сигаретой, хотя та догорела почти до фильтра и вот-вот могла обжечь ей нос; сделав последнюю затяжку, она растерла ее в пепельнице.
– Я ее и не видела; она тут не часто бывает. Садитесь. – Женщина снова повернулась к ней. – Скиньте эти бумаги на пол.
Алекс сдвинула в сторону стопку газет и пачку купонов на питание и села на диван.
– У нее своя жизнь, если вы понимаете, чего я имею в виду.
Алекс чувствовала, что женщина продолжает пристально ее рассматривать.
– Все дети трудные, каждый по-своему.
– Я ничего не знаю о Фиб… имя-то его как, Фиббин?
– Фабиан.
– Не знаю его. Она о нем ничего не рассказывала.
– Он погиб в автомобильной аварии две с половиной недели назад. Я знаю, он был очень привязан к Кэрри, и подумала, что следовало бы ей сообщить.
– Вон оно как? – деловито сказала женщина, и Алекс подумала, что, может быть, она ее не расслышала.
– Понимаете, я думала, что Кэрри, может быть, придет на похороны. – Алекс закусила губу – скорей бы уйти отсюда, от этой вони, этой потасканной бабы, из этой грязной квартиры.
– Как увижу ее, тут же скажу, дорогая… точно, как только она явится. Виновата, ничего не могу вам предложить… никого, понимаете, у меня не бывает, кроме как из муниципалитета.
– Спасибо, ничего не надо.
– Чашечку чаю или чего другого.
– Нет, спасибо, правда.
– Она в Америке.
Женщина кивнула на каминную полку, и Алекс увидела почтовую открытку с изображением небоскребов.
– Она давно там?
Женщина пожала плечами:
– Да понятия не имею, как долго ее там носит; вот только открытки получаю, и ничего больше; хоть они постоянно приходят. А некоторые мамаши, я знаю, и их не имеют.
Алекс улыбнулась:
– Я думаю, Кэрри очень милая, симпатичная девочка.
Женщина снова повела плечами:
– Даже не знаю, как она теперь и выглядит: как-то получила от нее несколько снимков… Куда это я их засунула?
Раздался звонок в дверь, и кто-то стал стучать в филенку.
– Кто там? – выкрикнула она.
Звонок еще дважды звякнул, и в дверь заколотили.
– Иду, иду! – Встав, она закашлялась и потащилась в прихожую.
Алекс вгляделась в открытку. Маленькими белыми буквами у самого обреза было напечатано: «Башня Джона Хэнкока». Рядом стопкой лежало еще несколько открыток: «Массачусетский технологический институт, Бостон, Масс.», «Ньюпорт в Род-Айленде», «Вермонт, штат Нью-Хэмпшир». Она услышала звук открываемой двери, шарканье ног и смех, торопливо оглянулась и засунула себе в сумочку открытку с изображением МТИ.
– Да пошли вы отсюда! Мать вашу! – услышала она вопль миссис Нидэм; раздался грохот захлопнувшейся двери, и миссис Нидэм появилась в комнате с бутылкой пива в руках, ее лицо пылало от гнева. – Сопляки, шляются тут. Засранцы. – Она сорвала зубами крышечку с бутылки, сделала глоток и предложила бутылку Алекс.
Та отрицательно покачала головой:
– Нет, спасибо.
Женщина вытерла рот тыльной стороной ладони.
– Гоняю их все время. А муниципалитет говорит, что, мол, ничего не может поделать. – Она сделала еще один глоток. – Так чё вы там о вашем сыне говорили?
Алекс с ужасом посмотрела на нее, поняв, что все это время ее собеседница была в основательном подпитии.
– Он погиб, миссис Нидэм, – сказала она как можно спокойнее, хотя гнев и жалость сдавливали ей горло. – Погиб.
– Ага, ну да, все там будем, – кивнула миссис Нидэм.