Она уехала смущенная и разочарованная. Мейн был прав, подумала она. Прав был и младший викарий. Ничего нельзя добиться, пытаясь вернуть ушедших, все подобные попытки заканчиваются только – как он сказал – разочарованием и злом. Слова эти отдавали огнем и серой. Он рекомендовал ей пасторальный мир и покой, в котором мягко звучат колокола.
Неужели она столкнулась с тем самым злом, о котором он говорил? Нет, обида, горечь – может быть, но не зло. Возможно, игра, фокусы. Она вспомнила: комната источала опасность, пока в ней не появился Форд; неужели там живет зло? Может, пока он погружен в транс, оно выскальзывает из-за портьер и садится в кружок рядом с кошками? Она поежилась. В мире так много того, чего она не знает и никогда не узнает – так же как и большинство людей, – тайные общества, странные обряды, общение с богами, дьяволами и покойниками. Кто знает тайну? Или истину? Неужели Морган Форд в своем аккуратном сюртучке, восседающий в своей великолепной гостиной, один из тех немногих, кому открылся истинный смысл жизни? Неужели ему одному вверена ее тайна? И если так, то что он делает со своим даром? Сидит в этой странной комнате и говорит ложь скорбящим женщинам?
Алекс услышала нетерпеливый гудок у себя за спиной и подняла глаза – на светофоре был зеленый. Взглянув в зеркало заднего вида, она увидела вплотную за собой капот такси, вскинула руку и двинулась в сторону Гайд-парка. Свернула налево, сбросила скорость и включила стоп-сигнал. Куда она едет? Понедельник, одиннадцать утра, в офисе ее ждут неотложные дела, но она не может заставить себя приняться за них, пока еще не может – в сравнении с постигшим ее разочарованием все кажется несущественным. Чего же она ждала, подумала Алекс и повела плечами.
Может, в самом деле, с грустью подумала она, Фабиан пытался что-то сказать ей. Она была уверена: те странности, что происходят вокруг нее, непонятная игра ее воображения – все это имело какой-то смысл. Она не сомневалась, что пошла к медиуму по настоянию Фабиана. Алекс улыбнулась, и глаза ее увлажнились. Она надеялась узнать что-нибудь о его смерти, думала, что он объяснит ей нечто особенное, но теперь все рухнуло – обман, еще один грязный трюк, который сыграла с ней жизнь.
Да, Мейн был прав. Он и такие, как он, ближе всех к истине, пусть они и восседают в своих лабораториях в окружении пипеток, мензурок и горелок, с компьютерами, которые все время решают вводимые в них уравнения, пытаясь вывести единую всеобъемлющую формулу.
Может быть, уже существует некий палимпсест,[1] на который накладываются строчки кода ДНК, и скоро появится ученый более терпеливый или, возможно, более удачливый, чем все прочие, которому наконец откроется сокровенная тайна религиозной убежденности?
Припарковав машину, Алекс пошла вдоль берега озера, каждой клеточкой своего тела ощущая огромность окружающего мира. За деревьями на фоне неба вырисовывалась панорама Лондона; притираясь боками друг к другу, как пассажиры в вагоне метро, стояли дома. Пожилой человек, не отводя взгляда от поверхности воды, время от времени взмахивал руками, словно сетуя на тщету всего сущего. Она поежилась, обхватила себя за плечи, внезапно со страхом представив себе, что и она состарится и будет вот так же глядеть на воду, делая странные жесты.
Розы в той комнате; роза на ветровом стекле… Одинаковое число роз в вазе… И того же цвета… О чем это говорит?
Что дала ей встреча с Морганом Фордом? Знал ли он, кто она такая на самом деле? Сам ли он догадался, что она имеет какое-то отношение к той аварии, о которой сообщалось в газетах, или же она дала ему какой-то намек? А может, он узнал обо всем телепатическим путем? Пожалуй, это единственное рациональное объяснение, но почему же тогда он допустил ошибку, сказав о грузовике? И исказил имя Кэрри?
Слишком много противоречий. В чем же истина? Что же представлял собой Фабиан? Видела ли она его суть или только то, что на поверхности? Глядя на лодочный эллинг, на скачущих мимо нее всадников – среди них была юная симпатичная девочка с новым модным защитным шлемом на голове, – Алекс задумчиво покачала головой: перемены, перемены… И все сливается в некоей исчезающей точке на горизонте. Все обретает черты сходства – даже наездники напоминают теперь конную полицию. Господи, ей никогда не поддавались головоломки; в чем же тайна этой загадки? Неужели она так и останется неразгаданной, подобно параллельным линиям, которые никогда не сходятся, или же где-то, в невообразимой дали, все-таки есть точка пересечения, где и лежит ответ?
В памяти возник Отто, сначала едва различимо, он словно скользнул в приоткрытую дверь и безмолвно ждал в тени, пока она обратит на него внимание. Алекс смотрела на маленькую девочку с няней, которая кормила уток крошками хлеба, и вдруг почувствовала, что Отто с самодовольной ухмылкой тайком поглядывает на нее. В чем дело? Что он здесь делает, раздраженно подумала она и попыталась не обращать на него внимания, изгнать из памяти его образ, но добилась лишь того, что он еще четче предстал перед ней. Теперь она видела его комнату, пустые бутылки из-под шампанского, шипящую кофеварку, небрежно расставленные на столе чашки и презрение в глазах, хранивших тайны ее сына, взгляд, в котором ясно читалось: «Я мог бы иметь тебя в любую минуту, как захочу, но не буду себя утруждать».
Что он знает?
Алекс поймала себя на том, что по пути к машине она уже обдумывает, как быстрее выбраться на автотрассу и будет ли он на месте, или же ей придется дожидаться его в коридоре. Она даже не пыталась обуздать свой порыв – ничто не могло остановить ее. Она не думала ни о чем ином, кроме как о темной дубовой двери его комнаты.
Она приехала в Кембридж незадолго до двух часов, припарковалась рядом с колледжем Магдалины и пробежала сквозь сводчатый проход. Торопливо поднявшись по ступенькам, прошла по уже знакомому коридору и, задыхаясь, остановилась у его двери, надеясь услышать хоть какой-нибудь звук: поскрипывание половиц, позвякивание чашек, музыку, голоса или шуршание бумаг. Тишина. Она осторожно постучалась, услышала эхо своего стука и ощутила гулкую пустоту за дверью.
Но дверь открылась, и Алекс отпрянула. На пороге стоял Отто – одна рука в кармане грубошерстной куртки, на изрезанном шрамами лице многозначительная ухмылка. Насмешливо глядя на Алекс, он кивнул:
– Вы явились раньше, чем я ожидал.
Она нахмурилась, задетая этим замечанием, и посмотрела ему прямо в глаза, стараясь понять, что он имеет в виду, но, смутившись, отвела взгляд.
– Прошу прощения, я не поняла… я ничего не просила вам передать.
Он повернулся и вошел в комнату.
– Я сделал кофе. Хотите?
Она увидела, как в прозрачной емкости кофеварки на полу бурлит жидкость и рядом уже стоят две чашки.
– Спасибо.
– Я знал, что вы придете, – деловито сообщил он ей.
– Каким образом?
Он пожал плечами:
– Я вообще многое знаю.
– Что именно?
Он презрительно хмыкнул, и на мгновение у нее появилось желание ударить его.
– Тем не менее, при всех своих знаниях вы не знали, как спасти моего сына от смерти, – с внезапным сарказмом бросила она, не в силах сдержаться.
Он, встав на колени, поднял кофеварку.
– Придется пить черный и без сахара.
– Спасибо и на том.
Алекс ждала, что он ответит, но Отто промолчал; он продолжал стоять на коленях у кофеварки. И, глядя на него, она почувствовала странную слабость.
Когда он наконец повернулся, в глазах у него была злоба.
– Прошу прощения, Отто, – вдруг занервничав, сказала она. – Я была не очень-то любезна. – Алекс почувствовала, что в нем клокочет тихая ярость; внезапно он показался ей слишком старым для студента, даже старше ее. – Порой я говорю то, – сказала она, – чего на самом деле не думаю.
Отто сел прислонившись к стене; его гнев постепенно стихал, он снова обрел моложавый вид.
Алекс натянуто улыбнулась:
– Откуда вы знали, что я приеду?
Он ответил медленно и четко, словно диктуя в микрофон:
– Порой я предчувствую какие-то вещи, то, что должно произойти, – иногда крупные события, иногда мелочи, порою ничего не чувствую.
– И что же, они на самом деле происходят?
Он сделал глоток кофе.
– Происходят. – Он испытующе посмотрел на нее. – Но все это ни к чему, вся эта информация бесполезна.
– Почему? – растерянно спросила она.
– Она как бы говорит о том, что уже случилось, поэтому мне с ней нечего делать.
– Вы обещали мне кофе.
Он пожал плечами:
– Конечно, он уже готов.
– Вы знали о столкновении? О том, что оно должно произойти?
– Нет, ничего. – Он помолчал. – Но даже если бы и знал… – Он пожал плечами.
– Вы знаете, почему я приехала?
Он промолчал.
Алекс в упор посмотрела на него, пытаясь что-то прочесть в его глазах. Ей хотелось увидеть что-то за насмешливой ухмылкой, которая в них читалась, но ничего иного она не заметила. Словно смотрела через стекло, за которым стояла непроглядная ночь.
– Отто, я хочу, чтобы вы попытались кое-что вспомнить; вам это не доставит удовольствия, но для меня очень важно. Вы поможете мне?
– Если смогу.
– Вы врезались в легковую машину, не так ли?
– Да, без сомнения.
– А что происходило до этого?
– Не помню; помню только – вот я в машине, а в следующий миг уже вылетел из нее.
– Прошу вас, попытайтесь вспомнить.
– Я маялся похмельем, у нас была основательная вечеринка; о Фабиане я ничего не знаю. – Он усмехнулся.
– Почему вы улыбаетесь?
– Он умыкнул дочку хозяина и провел с ней ночь. – Отто покачал головой. – Трудно поверить, каким успехом он пользовался у девушек.
– Но никогда не мог удержать их?
Он посмотрел на нее и отвел глаза:
– Это не важно.
– Для вас. А для него?
Отто пожал плечами.
– Ваш сын вел себя по отношению к женщинам как подонок, миссис Хайтауэр; лучше не касаться этой темы.
– Что вы хотите этим сказать?
Он покачал головой.
– Какое это имеет значение, когда он… – Алекс помолчала. – Вы можете рассказать мне?
Он как-то странно улыбнулся:
– Это не важно, в самом деле не важно. – Он отпил кофе. – Мы ехали и просто болтали; я сидел на переднем сиденье, Чарли и Генри сзади; почему-то я не застегнул ремень – в «гольфе» сидеть в таком положении, как вы знаете, неудобно. Встали мы рано, только занимался рассвет; Фабиан болтал с Чарли и поглядывал вокруг; внезапно прямо перед нами довольно высоко я увидел огни, они неслись на нас с бешеной скоростью, и я подумал, что это грузовик.
– Что? – услышала Алекс свой крик. Ее пронзила дрожь, захлестнула волна недоверия и смущения. У нее закружилась голова, пол внезапно качнулся, уходя из-под ног, словно лодка, подброшенная волной, и, чтобы не свалиться с кресла, ей пришлось ухватиться обеими руками за подлокотники. – Грузовик?
– Оказалось, это был старый «ситроен», большой и высокий, а наш «гольф» почти стелился по земле. Тот «ситроен» выглядел как грузовик. Фабиан, должно быть, так и подумал. Он закричал: «Грузовик!» И после этого я оказался на траве или в грязи… толком не помню.
Кресло продолжало раскачиваться с боку на бок, словно жило своей собственной жизнью; пытаясь побороть тошноту, она прижалась к спинке, различая лишь его глаза напротив, темные как ночь.
– Боюсь, что узнали вы немного.
– Порой и не стоит много знать, – еле слышно сказала она, смутно осознавая, как спазмы сжимают желудок.