Зона теней

19

«Я верю: каждый человек – личность и у каждого есть что сказать миру. – Женщина говорила с ужасным калифорнийским акцентом, и притом шепотом, словно это было ее личным открытием, которое она хотела скрыть от трех миллионов радиослушателей. Наверное, она держит интервьюируемую за руку и проникновенно смотрит ей в глаза. – На Тибете говорят: если человека мучают тревоги, пусть он прогуляется под соснами; так они сами делают полторы тысячи лет».

«Надо же!» – сказала интервьюируемая.

– Чушь, – бросила Алекс, наклоняясь и выключая радио.

В мире полно людей, которые открыли все секреты жизни, они лежат перед ними, словно непереваренные зерна кукурузы в их испражнениях. Господи, неужели надо тужиться в туалетах или гулять под соснами, чтобы обрести мир и покой в жизни? Счастливы те, у кого есть на это время. И слава богу, что им нечем больше заниматься.

Алекс свернула с шоссе на ухабистую проселочную дорогу и въехала в ворота, на которых было написано от руки: «Замок Хайтауэр». Она улыбнулась – по крайней мере, Дэвид никогда не теряет чувства юмора, не говоря уже о терпении, с теплотой подумала она. Ему давно следовало бы развестись с ней и найти другую женщину, которая будет любить его и сделает счастливым. Он это вполне заслужил; но сейчас она была рада, что этого пока не произошло.

Через несколько сот ярдов дорога превратилась в море грязи, «мерседес», переваливаясь и буксуя, проехал мимо ворот свинофермы, от которой шел удушающий запах; мутная вода летела на ветровое стекло, и Алекс пришлось включить «дворники». Грязный пес выбежал из пристройки и залаял на нее. Миновав курятник и теплицу, она проехала еще через одни ворота с той же надписью – «Замок Хайтауэр» и стрелкой, указывающей вниз. Справа внизу в долине Южного Даунса она увидела несколько строений, карабкающиеся по склонам холмов виноградники и овец, похожих на белые кусты.

Когда она спускалась по крутому склону, слева показалось озеро – зловещее безжизненное водное пространство со странным рукотворным островком в центре. В рекламе по продаже недвижимости говорилось, что это уникальный средневековый пруд, в котором якобы водятся редкостные карпы; в свое время это прельстило Дэвида больше, чем сами строения. Карпы, подумала она; есть люди, которые считают, что в поедании карпов заключен секрет вечной молодости.

Она проехала мимо огромного амбара без передней стенки, в котором рядом с пирамидой навоза стоял проржавевший трактор, и оказалась на грязном дворе перед покосившимся коттеджем, который служил Дэвиду домом и на короткое время стал им и для нее, пока холод и отъединенность от мира не выгнали ее отсюда.

Давно уже она тут не была, но почти ничего не изменилось. Конюшни в дальнем конце двора по-прежнему выглядели так, будто вот-вот рухнут, но свеженамалеванная надпись на стене гласила: «Приемная замка Хайтауэр». Она снова улыбнулась – абсурдная величественность названий всегда вызывала у нее улыбку. На пороге показался заляпанный грязью колли и сонно взглянул на нее.

– Привет, Венденж, – сказала она.

Пес махнул хвостом и опустил нос к земле, что-то вынюхивая. Она прошла мимо «лендровера» Дэвида, стоявшего у конюшни, открыла дверь приемной и вошла в холодную пыльную комнату с каменным полом и старым кухонным столом, на котором возвышался еще более старый кассовый аппарат. Тут же стояли полупустые бутылки с наклейками «Замок Хайтауэр»; из горлышек, словно криво напяленные шляпы, торчали пробки. Остальная часть помещения была доверху завалена ящиками белого картона, на которых зеленым было выведено все то же название – «Замок Хайтауэр». Она вышла, и за ней с громким стуком захлопнулась дверь.

Алекс пересекла длинный двор и подошла к высокому каменному амбару, который выглядел так, будто в свое время служил часовней. Она вошла внутрь. Тут было сыро и холодно и висел прокисший винный запах, как в пустой харчевне.

Ее муж, погруженный в раздумье, стоял в дальнем конце амбара между двумя массивными пластиковыми цистернами. Она прошла мимо давильни, выкрашенной в ярко-красный цвет, мимо пластиковых емкостей поменьше, стоявших в ряд, мимо огромного стеклянного резервуара, заполненного багровой жидкостью. Он поднял к носу стакан с вином, задумчиво понюхал его и выплеснул в канавку, выкопанную по центру амбара.

– Привет, Дэвид, – сказала она.

Он удивленно поднял на нее глаза.

– Боже милостивый! – Он улыбнулся и почесал бороду. – Ну ты меня и напугала!

– Прошу прощения.

Он подошел к ней с распростертыми руками; на нем были грязная джинсовая куртка и мятые шерстяные брюки. Она почувствовала прикосновение его щетины и холодную влажность губ.

– Ты тут не замерз?

– А разве холодно? Я и не заметил.

Она посмотрела, во что он обут.

– Мне думалось, фермеры носят сапоги, а не шлепанцы.

– Я не фермер, – обиженно сказал он. – Я хозяин замка.

– Прости, я и забыла, – улыбнулась она.

– Как бы там ни было, ногам в них тепло. Постой, ты должна это попробовать. – Дэвид подошел к одной из огромных цистерн, которая была открыта, и зачерпнул из нее полстакана вина. – Не обращай внимания на цвет; оно еще молодое и отфильтруется.

Она с сомнением посмотрела на мутную сероватую жидкость и понюхала ее: запах был мягкий, пахло цветами.

– Хорошо отдает в нос, а?

Она кивнула.

– Я еще прибавлю ему градусов. Но и так неплохо, а?

Она попробовала вино и поморщилась – оно было очень холодное, потом покорно покатала его во рту, ожидая указания – то ли глотать его, то ли сплевывать. Дэвид смотрел серьезно и сосредоточенно, как ребенок, который ждет похвалы. Несмотря на хороший запах, у вина был неприятный железистый привкус с примесью горечи.

Алекс проглотила вино, не понимая, правильно ли она поступила.

– Гм… – задумчиво произнесла она, видя, как на его лице энтузиазм уступает место сомнению. – Очень хорошее. Просто прекрасное.

Он просиял и возбужденно потер руки.

– Думаю, что я с ним справился, а?

– Все твои вина просто великолепны, Дэвид.

Он покачал головой:

– Все, что я делал до сих пор, было чепухой, жульничеством, я копировал другие сорта, например второсортное «Альсаке». Я пытался повторить «Брики Боттом», «Сент-Гутман» и все остальное, что казалось мне достаточно удачным. – Вскинув голову, он хлопнул в ладоши. – Главное – оригинальность. Я хочу создать великое английское вино, нечто уникальное и неповторимое. – Он сложил в кружок большой и указательный пальцы. – И ограничить его выпуск; в этом-то весь секрет. Чтобы стояла очередь отсюда и до дороги.

– Если они вынесут запах свиного навоза.

Он обиделся, и она пожалела о своих словах.

– Тебе… тебе в самом деле оно нравится? – спросил он.

Алекс кивнула.

– Ему надо еще долго выстаиваться, ты же понимаешь, не так ли?

– Ну конечно, – соврала она, улыбаясь ему.

Он явно почувствовал облегчение.

– Я так и знал, что ты поймешь; по крайней мере, если брак со мной ничего тебе не дал, то хотя бы научил разбираться в винах.

Она опять сочувственно улыбнулась ему.

– Я думаю, Фабиан гордился бы этим вином. В прошлом году он бывал здесь и помогал мне давить виноград. В общем, получилось неплохо, да?

Она кивнула.

– Шардоне! – воскликнул он, глядя в потолок; он повторял это слово громко, отчетливо, словно проповедник на кафедре, читающий Библию.

«Шардоне!» – отозвалось эхо в сыром и холодном помещении, и в чаще бороды Дэвида, как у маньяка, блеснули зубы.

Алекс вздрогнула: внезапно он показался ей чужим и незнакомым.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала она.

– В этом году я могу выпустить двадцать пять тысяч бутылок; неплохо для начала, как ты думаешь?

– Мне нужно поговорить с тобой, Дэвид.

Он протянул к ней руки:

– Посмотри, ты только посмотри на них.

Она видела грязь под ногтями и потрескавшуюся кожу.

– Когда-то в Лондоне я делал маникюр. Помнишь?

Она кивнула.

– У меня были ухоженные ручки, ибо все, что они делали, было чистейшей ерундой. Теперь они грязные и уродливые, но ими я творю красоту. Разве это вино не прекрасно?

– Да, и надеюсь, оно у тебя хорошо пойдет. Мы не можем вернуться в дом и поговорить?

– Конечно. – Он взял у нее стакан и направился к дверям, там остановился и нежно погладил огромную цистерну из нержавеющей стали. – Для ферментации, – гордо сказал он. – Ни у одного винодела в Англии нет такой. – Он посмотрел на Алекс, и она увидела в его карих глазах грусть. Он бросил Лондон, отказался от большого жалованья, элегантных машин, изысканных костюмов и услуг дорогой маникюрши, чтобы вести вот такую жизнь в сырых холодных строениях, в окружении странных механизмов, прокисших запахов, виноградников, овец и одиночества.

– Ты счастлив? – спросила она.

– Я делаю то, что хочу.

– Но ты счастлив?

Он молча пожал плечами и вышел на яркий солнечный свет. Она последовала за ним, прошла через двор, над которым стоял запах сырой земли, собак и навоза, и, наклонившись под низкой притолокой, вошла в коттедж.

Он наполнил чайник водой из глиняной миски и поставил его на огонь. Алекс присела за сосновый стол и машинально смела в ладонь хлебные крошки.

– Хочешь поесть?

Она покачала головой и высыпала крошки в большой коричневый бумажный мешок, который выполнял роль мусорного ведра.

– Я рад тебя видеть. Ты давно тут не бывала.

Она посмотрела на грязную посуду, громоздившуюся вокруг, и улыбнулась:

– Тебе надо бы обзавестись посудомойкой.

Он покачал головой:

– С винными бокалами она не справится, будут оставаться следы.

– У тебя их скопилась целая груда.

Он пожал плечами.

– Когда темнеет, все равно больше нечем заниматься; вот тогда я и мою посуду.

Чайник слегка зашипел; будто вздохнул, подумала она.

– Я встречалась с медиумом.

Дэвид тщательно протер чашки кухонным полотенцем и взглянул на нее:

– Ну и?..

– Он установил контакт с Фабианом.

Дэвид опустил чашку на стол и вытащил из кармана жестянку с табаком.

– Я знаю, что ты думаешь по этому поводу, но кое-что произошло – и довольно странное.

– Что именно?

Алекс уставилась на старые часы в деревянном корпусе, стоявшие на полке. Четыре пятнадцать.

– Уже? – тихо сказала она и, как бы сомневаясь, взглянула на свои часы.

– Обычно они на несколько минут спешат.

– К четырем я собиралась быть в «Пингвине». – Она покачала головой.

Дэвид продолжал смотреть на нее.

– Это так важно?

Она кивнула:

– Потребуется не меньше месяца, чтобы все наладить.

– А может, кто-нибудь сходит вместо тебя?

– Нет.

– Я думал, у тебя толковые помощники.

– Так оно и есть, но в данном случае я сама должна там быть. – Она смотрела на часы. – Хорошо, если я еще успею к шести. – Алекс поймала себя на том, что ругает Дэвида: это его вина, что она забыла обо всем, что сидит тут, на его грязной кухне, черт знает где. Он виноват, если у нее сорвется одна из самых удачных сделок. – Могу ли я воспользоваться твоим телефоном? – осторожно спросила она.

– Можешь не спрашивать: тебе принадлежит половина всего, что тут есть.

– Не надо читать мне лекций, – вспыхнула она. – Мне просто нужен этот паршивый… – Она запнулась, закусив губу; не стоит сходить с ума; не стоит винить Дэвида или кого-то еще.

– Ты очень уверенна.

– Да, мне кажется, я и в самом деле обрела уверенность. – Алекс засунула руки в карманы пальто; высокие резиновые сапоги были ей великоваты, и нога в них болталась; интересно, кому они принадлежат, подумала она.

Земля хлюпала у них под ногами, когда они прогуливались вдоль посадок виноградника. Бесконечные ряды сухих узловатых лоз без единого листочка или соцветия, они стояли будто полки скелетов, охраняющих царство Гадеса.[3] Алекс передернуло – она вспомнила, какие ужасные мысли недавно посещали ее. Поскользнувшись, Алекс ухватилась за руку Дэвида; та была мускулистой, излучала энергию, и это удивило ее – она и забыла, какой он сильный.

– Все в порядке?

– Вполне.

– В воскресенье кончаем обрезку, – гордо сказал он. – Три месяца, день в день.

– Отлично, – с энтузиазмом поддержала она его.

Начинало смеркаться, стало прохладнее. Слышалось блеяние овец. Высоко в небе пролетел легкий самолетик.

– Ты считаешь, у меня крыша едет, не так ли? – спросила она.

– Нет, я так не думаю. – Он неожиданно заволновался. – Ну как, черт побери, тут оказались овцы, ты только посмотри! – Проследив за движением его пальца, Алекс увидела на склоне холма среди виноградника кучку овец.

– Разве твой пес не гоняет их?

– Эту проклятую собаку овцы не интересуют; он предпочитает спать и гонять кроликов.

– Должно быть, у него что-то не в порядке с генами.

Дэвид как-то странно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на виноградник.

– Чтоб им провалиться. Должно быть, где-то дыра в изгороди. – Он огорченно покачал головой. – Я думаю, тебе здорово досталось. Ты ведь всегда отличалась чрезмерной точностью и работоспособностью, в этом секрет твоего успеха; в прошлом ты никогда не забыла бы о назначенной встрече. Роза на ветровом стекле, ваза с цветами… Да в мире полно красных роз, Алекс. Хотелось бы думать, что они – послание от Фабиана, но это совершенно невероятно; ты зациклилась на совпадениях, придаешь им слишком большое значение. Ты втягиваешь себя во все это.

– Ни во что я себя не втягиваю, – сердито сказала она.

В конце виноградника тропа разветвлялась.

– Обойдем вокруг озера?

– Хорошо, – согласилась она.

Миновав редкий подлесок, они вышли на берег озера. Алекс взглянула на водную гладь и почувствовала какое-то беспокойство: ей никогда здесь не нравилось, а сейчас от озера исходило зловещее ощущение опасности. Пруд времен Средневековья!.. Она никак не могла забыть того описания в рекламном проспекте. Если его осушить, интересно, какие тайны откроются на дне, подумала она. Она вдыхала запах стоячей воды, видела густые заросли камыша, похожие на сухие пальцы мертвеца, смотрела на странный восьмиугольный бетонный островок, что возвышался посреди озера, примерно в ста ярдах от них. Под ним на дне озера размещался круглый зал. Агент по продаже отвез их туда. Зал был построен в конце прошлого столетия каким-то эксцентричным архитектором, связанным со строительством лондонского метро. Теперь, по словам агента, находиться там было небезопасно.

Она поежилась при воспоминании об этом месте. Они вошли тогда через дверь, густо заплетенную кустарником – где-то неподалеку отсюда, – и по туннелю спустились ниже уровня воды в озере, открывая и закрывая за собой многочисленные водонепроницаемые двери – необходимые меры предосторожности против затопления, сказал агент. После чего оказались в просторном помещении с округлым стеклянным куполом, затянутым илом и переплетенными щупальцами водорослей; в мутной воде порой мелькала тень какой-то рыбы. На полу стояла огромная лужа воды, и агент, опасливо посмотрев на нее, сообщил, что крыша может дать течь в любую минуту. Это было четыре года назад.

– Помнишь, как мы спускались в тот зал? – сказала она Дэвиду.

Он кивнул.

– Он все еще существует?

– Я все собирался глянуть на него; как-нибудь подплыву на лодке, поныряю с трубкой – посмотрю, что там и как.

– Можно пройти и по туннелю.

Он отрицательно покачал головой:

– Слишком опасно; если там есть протечки и один из отсеков заполнен водой, можно утонуть, когда откроешь двери. Фабиана это место притягивало непостижимым образом; я дал ему хорошую выволочку в прошлом году, когда узнал, что он туда спускается. – Он пожал плечами. – А жаль, там можно было бы устраивать хорошие приемы.

– Я думала, что ты вообще не любишь никаких приемов.

– Они соответствуют моему образу владельца замка, тебе не кажется? Отметить приемом под озером вино нового урожая?

Она улыбнулась.

Он вытащил жестянку с табаком и откинул крышечку.

– Послушай, Алекс, я бы не хотел, чтобы ты воспринимала мои слова как критику. Я все еще очень люблю тебя и всегда буду любить – это мои проблемы, и мне их решать. Фабиан мертв. Медиумы – шарлатаны. Они будут тянуть деньги, пока ты сможешь им платить. – Он покатал сигарету меж пальцев и зажал ее губами; они остановились, и он чиркнул зажигалкой; Алекс вдохнула легкий запах табака.

– Откуда же, по-твоему, медиум узнал о грузовике?

– А он и не знал. Он прочел в газете, что там был грузовик, хотя, как ты знаешь, это неверно; по чистой случайности ребята в машине подумали, что им навстречу мчится грузовая машина, а ты решила, что медиум – гений. Пусть даже ты назвалась вымышленным именем – нельзя исключать, что у некоей Джонсон сын и в самом деле погиб при столкновении с грузовиком; каждую неделю на дорогах погибают сотни людей. Подумай об этом.

– Он и не говорил, что это был грузовик. Он сказал, что так крикнул Фабиан.

– Послушай, чем мы, в конце концов, занимаемся? Опять копаемся во всем этом. – Он покачал головой. – Твой медиум, Форд – или как там его, – сказал, что установил контакт с Фабианом?

Алекс кивнула.

– Значит, ты считаешь, что Фабиан жив, что после аварии он все еще продолжает существовать, скитаясь в каком-то ином мире – мире духов или где-то там?

Она снова кивнула.

– Тогда после столкновения он конечно же должен был бы понять, что ошибся – навстречу им шла легковая машина, а не грузовик. Почему он не сообщил об этом медиуму?

Алекс продолжала смотреть на воду, стараясь не слушать его. По озеру прошла рябь, и она подумала, уж не рыба ли там играет. Она чувствовала себя усталой и измотанной, словно из ее тела вышла вся энергия и пальто прикрывает лишь неподвижную безжизненную плоть.

– А как ты объяснишь поведение Филипа Мейна? – спросила она, но в ее словах не осталось и следа прежнего напора.

– Ты слышала, как он говорил голосом Фабиана?

– Да.

– Скорее всего, это было представление; должно быть, он хороший актер.

– Чего ради ему заниматься этим? Кроме того, так было и с тобой, Дэвид. Словно бы ты… преобразился в него. Я слышала, как из тебя исходил его голос.

Он пожал плечами:

– Воображение может откалывать с нами странные шутки.

Они постояли в молчании.

– Я замерзла, – сказала она. – И хотела бы вернуться.

Они молча двинулись в обратный путь. Рядом раздался громкий всплеск.

– Рыба! – сказал Дэвид.

– И похоже, что большая.

Кивнув, он грустно улыбнулся:

– Фабиан был куда лучшим рыболовом, чем я; у него было больше терпения.

– Забавно, что каждый из нас видел нашего ребенка по-своему. Мне вот никогда не казалось, что он терпелив: маленьким, если он сразу же не получал того, что ему хотелось, он мог буквально взорваться. Его вспышки прямо пугали меня.

– Он прекрасно чувствовал букет вина. Я думаю, стоило бы ему захотеть, и из него получился бы отличный винодел. – Он заметил легкую усмешку на лице Алекс. – Это развивающаяся индустрия, – обиженно сказал он. – Когда несколько недель назад Фабиан был тут в последний раз, он попробовал шардоне и совершенно точно определил его.

– Несколько недель назад?

– Да.

– Мне он сказал, что после Рождества тут не был.

Дэвид смущенно улыбнулся:

– Может, он не хотел обижать тебя, не хотел, чтобы ты… ну, не знаю… ревновала, что ли. – Он пожал плечами. – Он не раз тут бывал, особенно после Рождества.

Неизвестно почему Алекс почувствовала себя как-то неуютно.

– И что он здесь делал?

– Немного помогал мне с обрезкой. Его в самом деле все тут интересовало. У меня даже появилось ощущение, что он подумывает присоединиться ко мне после Кембриджа. Не очень-то практично, конечно, особенно в данный момент, – я имею в виду деньги. Хотя еще пару лет – и мы будем с прибылью.

– Он приезжал один?

– Да. Прости… я тебя огорчил?

– Нет, нет, конечно же нет; я только рада, что вы были такими хорошими друзьями, это прекрасно.

– Честно говоря, я хотел бы узнать его получше; он был очень сдержан. Я видел, как он часами сидел с удочкой тут, на островке, и пытался понять, о чем он думает.

– А о чем ты думаешь, когда удишь рыбу?

Он замялся.

– Чаще всего о тебе.

– Обо мне? – улыбнулась она.

Он снова раскурил сигарету.

– О счастливых временах, когда мы были вместе. Когда впервые встретились. О том, как мне вернуть тебя. – Повернувшись, он посмотрел на нее, и на несколько секунд они застыли на месте, глядя друг на друга, после чего Алекс опустила глаза.

– В самом деле похолодало, – сказала она, прибавляя шаг.

– Тебе обязательно возвращаться в Лондон сегодня вечером?

– А что?

– Я бы хотел, чтобы ты осталась и мы пообедали. А можем пойти прогуляться. Нам надо договориться о встрече на этой неделе.

– А не залетает ли к тебе какая-нибудь птичка?

– Птичка? Нет, господи, конечно же нет.

– Та, которой принадлежат эти сапоги? – Она увидела, что он покраснел.

– Да я и не знаю, чьи они, – смущенно пробормотал он. – Я думаю, они достались мне вместе с домом.

Она улыбнулась:

– Я ничего не имею против, если даже ты… ну, ты понимаешь…

Он покачал головой.

– Так ты останешься?

– Меня ждет ужин, я должна вернуться.

– Останься на ночь, отдохни; в тебе чувствуется такое напряжение… я устроюсь в пустой комнате… ты сможешь занять мою… там тепло и уютно.

– Посмотрим, – сказала она.

Они вошли в маленькую гостиную, и, пока Алекс освобождалась от верхней одежды, Дэвид принялся разводить огонь в камине.

– Я пользуюсь этой комнатой, лишь когда у меня гости; остальное время предпочитаю существовать на кухне.

– Кухня меня вполне бы устроила.

– Нет, когда комната согреется, в ней будет очень уютно. Она тебе понравится.

Кивнув, она обвела взглядом фотографии, старую потертую мебель и давно вышедший из моды музыкальный центр «Бенг и Олафсен». Алекс вспомнила тот день, когда они купили его; ее поразил тогда дизайн этого агрегата, но каким огромным и неуклюжим он казался сейчас! Среди фотографий был снимок Фабиана на трехколесном велосипеде и совсем недавние черно-белые снимки; его пронзительный взгляд – прямо в камеру – смутил ее, и она отвернулась. На решетке уже занялось пламя, и она вдохнула аромат дыма.

– Подожди немного, сейчас здесь станет очень уютно. Включи музыку, если хочешь. – Дэвид направился к дверям.

– Какую музыку ты теперь слушаешь?

Он пожал плечами:

– Большей частью Бетховена. – Он посмотрел на нее. – Чему ты улыбаешься?

– Так, ничему.

Он направился в кухню, и Алекс, улыбаясь про себя, последовала за ним.

– Просто мне это показалось забавным. Я пыталась научить тебя слушать классическую музыку, но ты отказывался, говорил, что, слушая ее, чувствуешь себя стариком; тебя никогда не интересовало ничего, кроме поп-музыки.

– Я еще очень любил джаз, – обиженно сказал он.

– Странно, не правда ли, как мы меняемся.

– Ты тоже изменилась? – спросил он, моя руки.

– Да.

– Я не думал, что ты на это способна.

– Я была довольно легкомысленна, как и ты; теперь я посерьезнела – ты тоже.

– По крайней мере, мы меняемся вместе.

«Хотела бы я, чтобы так оно и было», – грустно подумала она.

Они сидели за кухонным столом, глядя друг на друга, и пламя свечи отражалось в блюде, на которое Дэвид выложил жаркое.

– Тебя не смущает, что это твоя собственная овца?

– Нет. Может, и смущало бы, живи я в Лондоне. Но сельская жизнь вырабатывает иное отношение.

Она ткнула вилкой в тарелку, подцепила кусок и попробовала его.

– Вкусно, очень вкусно.

Он не мог скрыть своей гордости.

– Есть и другая причина, почему я решила снова увидеться с медиумом, Дэвид.

– Еще картошки?

Она кивнула.

– Я думаю, что Фабиан мог бы…

– Морковки?

– Спасибо.

– Мог бы – что?

– Ты знаешь ту девочку, Кэрри, с которой он встречался?

– Да.

– Она бросила его после Рождества.

– Бросила? Он никогда не говорил об этом.

– Мне он рассказал. Сказал, что ушел от нее, – скорее всего, им руководила гордость.

– Никому не хочется признаваться, что его бросили.

– Да. Но я решила, что ей следует сообщить, ты понимаешь…

– Конечно.

– Я поехала к ее матери; та не видела дочь довольно давно; она сообщила мне, что Кэрри в Штатах, и показала несколько открыток, одна из которых была написана Кэрри совсем недавно.

Дэвид подлил себе вина.

– Когда я разбирала вещи Фабиана, то нашла еще несколько таких же открыток и письмо от Кэрри, в котором она сообщала ему, что не хочет больше его видеть. Я подумала, что это несколько странно: зачем ему точно такие же пустые открытки, и все с видами Бостона?

Он пожал плечами.

– Я стащила одну из открыток у матери Кэрри и сравнила с почерком ее письма; мне показалось, он несколько отличается, и я отнесла и то и другое специалисту по почеркам.

– Графологу?

– Да. Я все пыталась вспомнить это слово. – Она уставилась на него. – Дэвид, открытка, которую Кэрри послала своей матери из Бостона и которая была проштемпелевана на почте семь дней назад, написана не Кэрри. Ее писал Фабиан.

Обмякнув на стуле, он смотрел на нее сквозь пар от горячего мяса.

– Ты абсолютно в этом уверена?

– Да.

Он покачал головой.

– Что ты хочешь этим сказать?

Алекс повела плечами.

– Ты хочешь сказать, что он еще жив?

– Ты был во Франции.

Сглотнув комок в горле, он побледнел и медленно склонил голову.

– И что из этого следует?

– Поэтому я и захотела встретиться с медиумом.

Он долго молчал, глядя на остывающую перед ним еду.

– Не сомневаюсь, этому есть какое-то объяснение, – наконец сказал он. – И может быть, очень простое.

– У нас есть выбор, не так ли? Или медиум, или полиция.

– Можно еще ничего не делать.

Алекс покачала головой:

– Нет, этого мы не можем себе позволить.