Зубрилка для Чёрного

Глава 15

Глава 15

Катя

Я просыпаюсь от громкого завывания ветра. Потираю глаза и сажусь на постели. На соседней кровати спит Игнат. Я спускаю ноги на холодный пол и на носочках подхожу к спящему парню. Замираю и взглядом ласкаю расслабленное лицо Чернышева. Спокойное, красивое и даже… невинное. Он спит на спине, закинув одну руку за голову. Другая его рука покоится на животе. Волосы, которые всегда торчат в разные стороны, сейчас топорщатся ещё сильнее. Пара прядей падает на лоб. Повинуюсь порыву, тяну руку и откидываю волосы с его лица. Затаиваю дыхание, боюсь, что он сейчас проснётся. Но молодой человек спит слишком крепко. Тогда я начинаю скользить пальцами по его расслабленному лицу, дарю ласку, о которой он никогда не узнает.

Сейчас, когда он спит, я не боюсь рассматривать его. Не стесняюсь. Я повинуюсь своим чувствам, которые толкают меня к нему. Чувствовать тепло его кожи. Запах тела. Шероховатость кожи.

Мамочка. До чего же он красивый!

Я пальцами поглаживаю его колючую щёку, на мгновение прикасаюсь к нижней губе. Игнат немного шевелится, а я замираю, как зверёк в свете фар. Испуганно одёргиваю руку и отхожу к кровати. Только сейчас понимаю, что ноги сильно замёрзли. Я надеваю носки, засовываю ноги в кроссовки и подхожу к окну. Выглядываю в окно. На улице бушует метель. Я обхватываю себя руками за плечи и чувствую, как по коже проходит мороз.

Бросаю ещё один взгляд на Игната, который продолжает сладко спать, и направляюсь в ванную комнату, где привожу себя в порядок. Когда я возвращаюсь в номер через пятнадцать минут, Чернышев посапывает, перевернувшись на живот и обхватив обеими руками подушку.

В грудной клетке разливается тепло и нежность. Вновь на некоторое время замираю, рассматривая спокойное и умиротворённое лицо Чернышева. Я впитываю в себя каждую черту. Запоминаю. Отпечатываю его образ на сетчатке глаза.

И чем больше на него смотрю, тем отчётливее понимаю, что я влюбилась. Влюбилась настолько сильно, что дышать тяжело. Настолько отчаянно, что прямо в это мгновение готова подойти, склониться и прижаться губами в его, приоткрытым во сне, поцелуем. Чтобы узнать вкус его губ. Чтобы поймать его дыхание. Чтобы узнать — мягкие или твёрдые его губы.

Осознав, о чём я думаю, торопливо выхожу из номера. Иду в сторону лифта, чтобы спуститься в столовую, но не успеваю пройти и половины коридора, как меня грубо хватают за предплечье, причиняя дикую боль. Я не сдерживаю вскрика, пытаюсь обернуться, но у меня ничего не выходит. Меня грубо дёргают назад.

— Отпустите! — пищу слабо, пытаюсь сопротивляться.

Меня затаскивают в номер и захлопывают дверь. Я бьюсь в панике. В груди всё леденеет от ужаса, а в голове одна ужасная мысль сменяет другую. Я хочу заорать, но крик застревает в груди, когда меня грубо толкают на пол, а у меня получается повернуться. Я смотрю в лица четырёх своих одноклассников, на которых застыла ярость.

— Что… Что случилось? — спрашиваю испуганно, смотря в лицо Даши.

— Случилось то, Бунтарёва, что в наши ряды закралась одна стукачка, — подаёт голос Никита, сжимая кулаки и выплёвывая слова с ненавистью.

— Вы про что? — я распахиваю глаза и медленно начинаю отползать к двери, надеясь, что я смогу сбежать, если выпадет возможность.

— Я же говорила, что она будет строить из себя невинную овечку, — фыркает Юля, складывая руки на груди. — Кто-о-о? Я-я-я? Сейчас блеять начнёт и глазами хлопать, будто ничего не понимает.

— Что происходит? — я поднимаюсь с пола и выпрямляюсь, переводя взгляд с лица Юли, на лица других одноклассников.

— Не делай вид, что ты ничего не понимаешь, Катя! — шипит Даша. — Ты настучала Дарье Игоревне, чем мы занимались. Она зашла в номер. Спалила нас. Сказала, что ей сообщили. Кроме тебя, никто из номера не выходил.

— Именно! Я слышала, тварь, как ты ей настучала. Вся такая правильная, вся такая пушистая. Донесла, — выплёвывает Юля.

— Ты лжёшь! — я сжимаю кулаки.

— Игоревна позвонила родителям, Бунтарёва! Моя мать уже звонила мне! — кривит губы Даша. — Из-за тебя я не пойду на концерт своей любимой группы.

— Но я ничего не делала, Даша, — говорю с отчаянием. — Вы разве не понимаете, что это ложь?

Я повышаю голос. Сжимаю кулаки, чувствую, как краснеют щёки от злости.

— Да что мы её слушаем? — повышает голос Юля. — Вы всё ещё верите её наивным глазкам и заикающемуся тону? Моя мать шкуру из-за неё с меня спустит!

Девушка кидается вперёд и хватает меня за хвост, наматывает его на кулак и оттягивает голову назад.

— Я тебе покажу, тварь, как стучать.

— Пусти! Отпусти меня немедленно! Ты с ума сошла! — я вскидываю руку и пытаюсь расцепить пальцы бывшей подруги, которые причиняют мне нестерпимую боль.

— Не ожидала от тебя, Катя. Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся! — Маша, которая до этого момента молча стояла рядом с Никитой. — Я думала, что ты нормальная девчонка, а оказалась крысой.

В два шага девушка подходит к нам. Я всё ещё пытаюсь убрать руку Юли из своих волос, поэтому не сразу замечаю, что Маша заносит руку, а после ударяет меня. Она попадает по уху, поэтому у меня тут же начинает звенеть в ушах. Я всхлипываю от боли и отчаяния. Окидываю взглядом лица одноклассников, которые с каждым мгновением становятся всё более злыми.

И я понимаю, что меня сейчас изобьют. Три моих одноклассника, которых науськала Юля, готовы растерзать меня. Они понимают, что сопротивляться я не могу. Что я слишком слаба, чтобы драться с ними. Сейчас они слишком сильно напоминают мне гиен, которые кидаются на слабого и беззащитного зверька.

Я набираю в грудь как можно больше воздуха и начинаю кричать. От собственного крика закладывает уши. И я добиваюсь того, что Маша и Юля отшатываются от меня.

— Ты больная? Какого чёрта? — закрывая руками уши, кричит Даша. — Закрой свой рот!

Я рукой нащупываю ручку, нажимаю на кнопку и распахиваю дверь.

— Стой, тварь! Я тебя растерзаю! — летит угрожающее вслед.

Я не понимаю, кто из девочек это кричит. От удара и собственного крика уши заложило. Я на мгновение теряюсь в пространстве. Не понимаю, куда нужно бежать. И эта заминка приводит к тому, что меня со всей силы толкают в спину. Я вскрикиваю и лечу вперёд. Падаю, разбиваю ладони.

От страха я не чувствую боли. Очки слетают с носа на пол. Времени на то, чтобы их поднять, у меня нет. Я сначала ползу на карачках, а потом подскакиваю и бегу со всех ног к лестнице. Ноги заплетаются, я спотыкаюсь практически на каждом шагу.

— Стой, тварь! Стой! Ведь будет гораздо хуже, когда мы тебя нагоним!

— Бунтарёва! Снова стучать побежала?

— Учти, хуже будет.

— Тут даже твой папочка не поможет.

Угрозы летят мне в спину. И каждое слово подгоняет меня. Оно вселяет в меня страх. И силы на то, чтобы бежать быстрее. На первом этаже я замираю, озираюсь по сторонам, пытаюсь понять, куда бежать дальше. Где скрыться от своих одноклассников. Слышу топот ног.

— Стой, Бунтарёва, — голос Юли раздаётся совсем близко.

А я… От страха и ужаса теряю голову. Я вижу, как раздвигаются двери, и в отель входит мужчина. На улице закончилась метель, и я, не придумав ничего лучше, кидаюсь к дверям.

— Катя, стой! — слышу испуганный голос Даши. — Катя, мы ничего не сделаем тебе.

Но я не верю ей. Я вылетаю на улицу. Ноги тут же вязнут в снегу, но я не чувствую холода. Страх подгоняет меня. Я никогда так быстро не бегала, никогда не задирала так высоко ноги, прыгая по сугробам и удаляясь от отеля.

— Бунтарёва! Идиотка! Я всё равно тебя достану! Только вернись в отель! — несётся мне вслед звонкий голос Юли.

Я выдыхаюсь уже через три минуты. Проваливаюсь в сугроб по колени и чувствую, как насквозь промокают кроссовки и джинсы. Оглядываюсь. Только сейчас замечаю, что далеко убежала от отеля в лес.

— Боже мой, — шепчу дрожащим голосом.

Меня начинает колотить от холода и страха. Я оглядываюсь по сторонам. Вокруг ни одной живой души. Оно и понятно. Метель только закончилась, но порывы ветра не стихли. Я обхватываю себя руками за плечи, разворачиваюсь и по своим же следам медленно иду назад. Я понимаю, что куда хуже будет, если я замёрзну в сугробе.

Да и сейчас я осознаю, что в холле отеля меня бы никто не тронул. Слишком много людей вокруг.

— Боже. Какая я дура! — со всхлипом шепчу я.

Из глаз текут слёзы. Страх отошёл на задний план. А мороз привёл чувства в порядок. Мне нужно было вернуться в номер к Игнату. Колотить в дверь. Я верю в то, что Чернышев не дал бы меня в обиду. Спас бы меня от разъярённых одноклассников. Доказал бы, что я не виновата.

Но я… Я действовала на эмоциях. Страх заставил совершить глупость. И теперь я пробираюсь по сугробам обратно в отель. От мороза меня колотит так, что с каждым шагом ступать становится всё сложнее. Ноги перестают сгибаться. Мне начинает казаться, что я заблудилась. Вроде иду по своим следам, но почему-то отеля не вижу.

— Помогите! — кричу, срывая голос. — По-мо-ги-те!

Мороз забирается всюду. Под одежду, под кожу. Мне кажется, что он превращает мои кости в лёд. Я иду из последних сил. Смотрю вперёд, щурю глаза, которые слепит от снега. Я не замечаю в снегу корень дерева. Спотыкаюсь. Кричу от боли, пронзившей лодыжку. Плашмя падаю в снег и не нахожу в себе больше сил, чтобы подняться.

Меня накрывает апатия.

Я только на спину переворачиваюсь и смотрю в серое небо. Холод медленно сковывает тело. Каждую клеточку. Через какое-то время начинает казаться, что снег обжигает.

Веки слипаются. Я предпринимаю попытку подняться, но она с треском проваливается. Тихо всхлипываю и подчиняюсь желанию закрыть глаза.

— Катюша. Малыш, чёрт, — слышу над головой голос. И мне кажется, что это лишь игра моего воображения. Улыбаюсь слабо. — Вот так, — я чувствую, как на плечи опускают что-то безумно горячее. Мне кажется, что меня засунули в печку. Нестерпимо сильно хочется скинуть с себя. — Тише, малыш. Тише. Пойдём, — я чувствую, что взмываю в воздух.

Сквозь вату в ушах я слышу хруст снега. Меня куда-то несут. Я приоткрываю глаза, но не вижу абсолютно ничего. Всё кругом белое. Смазанное. Неясное.

— Не смей отключаться, Катя! Не смей! Слушай мой голос!

Меня резко подкидывают, прижимают к твёрдому телу. Я не знаю, кто это. Не могу понять. Я не чувствую запахов, плохо понимаю и слышу, и ничего, абсолютно ничего не вижу. В какой-то момент ногу простреливает острой болью. С губ срывается едва слышный всхлип.

— Вот чёрт! Чёрт! Чёрт! — слышу вдруг рычание над головой.

А потом меня начинает трясти, будто тот, кто меня спас, куда-то начинает бежать. Я снова открываю глаза, но зрение по-прежнему подводит. Я всё ещё ничего не вижу.

— Твою ж мать!

Меня сильно качает. Мне кажется, что я вот-вот вновь окажусь в сугробе. Слышу странный гул. Кажется, у меня начало гудеть в ушах. Следом раздаётся страшный треск и грохот, гул всё нарастает. Слышу, как кто-то ругается над головой, с каждым шагом всё тяжелее дыша. Проходит всего несколько мгновений, я слышу хлопок двери. Больше не чувствую ветра, обжигающего щёки. И мне кажется, что стало тепло. Нестерпимо тепло. Я чувствую, как меня кладут на что-то твёрдое, а меня сверху придавливает тяжёлое тело. Мою голову обхватывают и вдавливают в плечо.

— Не дёргайся, Катя. Замри, — слышу на ухо предупреждение, после чего к виску прижимаются губы. — Всё будет хорошо. Не бойся.

Когда гул становится всё громче, а потом раздаётся треск, будто ломаются деревья, руки вокруг меня сжимаются сильнее. Я распахиваю глаза, скашиваю их на окно и испуганно выдыхаю, когда понимаю, что сходит лавина. С ужасом и страхом жду, что стёкла сейчас вылетят. Что снег сметёт всё. Попадёт в домик, в котором я оказалась.

Я перевожу взгляд на лицо Игната, который с напряжением смотрит в окно. Мне начинает казаться, что на меня давят стены. Что они медленно сужаются. Давят. Места становится всё меньше и меньше. И дыхание застывает в груди, будто пудовый камень положили сверху.

— Катя? — Игнат замечает моё состояние. — Посмотри на меня, — горячие руки обхватывают ледяные щёки. — Смотри на меня. Делай медленный вдох, — я послушно пытаюсь вдохнуть. Но у меня не выходит. — Катя, слушай меня. Назови мне пять вещей, которые ты видишь. Говори, Зубрилка! — рычит, когда я молчу.

— Окно, с-с-стол, к-к-к-амин, стул, кров-в-вать, — скольжу взглядом по комнате.

— Молодец. Теперь назови четыре цвета, которые ты видишь.

— Жёлтый, красный, белый, коричневый.

— Три вещи, до которых ты можешь дотронуться.

— Пол, ты и… и всё. Игнат. Игнат, где мы? Что случилось? — я хочу вскинуть руки и впиться пальцами в плечи молодого человека, но тело не слушается, а пальцы заледенели.

— Сошла лавина, Зубрилка. Мы с тобой взаперти.

Почему-то именно эти слова оказываются последней каплей. Наконец-то, я проваливаюсь в спасательную темноту.