Зубрилка для Чёрного

Глава 17

Глава 17

Катя

Утром я просыпаюсь от того, что по щеке скользят горячие шершавые пальцы. Касаются губ, с лаской обводят абрис. Я не хочу открывать глаза, мне кажется, что я всё ещё сплю. Веки начинают трепетать, но просыпаться я совсем не хочу. Сожмуриваю глаза сильнее, улыбаюсь во сне.

С губ готово сорваться любимое имя, но кашель мешает это сделать. Открываю глаза и тут же сталкиваюсь взглядом с самыми красивыми карими глазами. Я сажусь и пытаюсь откашляться. Зажимаю рот ладонью, чувствую, как спины касается горячая ладонь. Поразительно, но она помогает мне. Будто прогревает изнутри. Кашель успокаивается. И я тут же оглушительно громко чихаю. Шмыгаю носом.

Игнат поднимается к кровати и идёт к столу, ставит чайник кипятиться. Я окидываю взглядом домик и замечаю, что, помимо камина, комнату освещает свет ламп.

— А свет…

— Думаю, что генератор заработал. Либо, нам повезло, и провода не оборвало. У тебя нет аллергии ни на что? Тебе мёд и малину можно? — спрашивает тихо, не поворачиваясь ко мне.

— Нет.

— Хорошо.

Наблюдаю за широкой спиной парня, который заваривает чай. Спускаю ноги на пол и, передвигаясь на одной ноге, прыгаю в ванную комнату. Закрываю дверь на ключ, кидаю взгляд на своё отражение и отшатываюсь в ужасе. Волосы торчат в разные стороны, глаза сильно опухли, губы обветрились и потрескались. Я умываюсь, сажусь на крышку унитаза, чтобы не напрягать ногу, и заплетаю волосы в косу.

Когда выхожу из ванной, застываю, рассматривая Игната. Такого красивого, что слов нет. Он стоит в одной майке, которая облепляет каждый мускул на идеальном теле, не скрывает тугих канатов мышц на его руках. Парень ставит на стол чашку с чаем и замечает меня. Преодолевает между нами расстояние за несколько шагов. Рукой сжимает косу и откидывает мою голову назад. Я охаю и ртом хватаю воздух. Чувствую, как жадные губы вжимаются в шею. А следом зубы прикусывают кожу.

— Игнат… — выдыхаю поражённо, руками впиваясь в плечи молодого человека. — Игнаша, что ты делаешь? — спрашиваю сдавленно и шмыгаю носом.

— Зубрилка, ты знаешь, что слюни пускаешь, когда спишь? — голос Игната низкий, хриплый, царапает кожу.

От его близости и жара тела мысли разбегаются в разные стороны. Я не сразу понимаю, что он говорит. А когда доходит, я ладошками упираюсь в его плечи. Давлю. Отодвигаю от себя.

— Может, ещё и храплю? — фыркаю и обхожу молодого человека.

— Сопишь, — доносится в спину.

Хромая, я прохожу к столу, сажусь на стул.

— Пей, — Игнат подходит ко мне со спины и придвигает чашку. — Я нашёл малину и мёд. Тут есть противовирусные.

— Спасибо, Игнат. Но у меня от лекарств живот болит. Даже от капель в нос.

— Ладно. Пей.

Игнат отходит к плите, только сейчас я замечаю, что на ней стоит сковорода. Парень снимает крышку, берёт тарелку и что-то накладывает.

— Ешь, Зубрилка, — ставит передо мной яичницу.

— Я есть не хочу, Игнат, — сглатываю, чувствуя боль в горле.

— Ешь, Катя. Нужно поесть, — протягивает мне вилку.

— А ты? Ты будешь есть? — держа чашку у губ, застываю я.

Парень берёт сковороду, ставит на стол и садится напротив меня. Начинает есть. А я вновь забываю обо всём. Даже о боли в горле и о том, что нога ноет. Я снова не могу отвести взгляда от лица парня. От того, как он пережёвывает еду. От того, как ходят его желваки. Как он обхватывает губами вилку и снимает еду. И я, забыв обо всём на свете, смотрю на его рот. И хочу лишь одного — поцеловать его.

— Что? — буркает парень и выгибает бровь, когда замечает мой взгляд.

Я тут же вспыхиваю ярко, опускаю взгляд и прячусь за огромной кружкой чая. Медленно тяну его и изо всех сил стараюсь в сторону Игната не смотреть. Он заканчивает есть и несёт сковороду в раковину. Начинает мыть. Я подпираю щёку рукой и искоса смотрю на Чернышева. Не могу отвести от Игната взгляда. Снова думаю о том, насколько он красив.

И когда парень немного поворачивает голову, я дёргаюсь и отворачиваюсь торопливо. Носом утыкаюсь в тарелку и медленно начинаю есть. И эта яичница кажется мне самой вкусной на свете. Я ем её с наслаждением, жмуря глаза. И не сразу замечаю, что шум воды стих. Распахиваю глаза и сталкиваюсь взглядом с глазами Игната. Он внимательно следит за мной. За каждым моим движением. Неотрывно. Жадно. Его глаза кажутся чёрными. Пожирающими.

Вздрагиваю. И не могу оторваться. Я будто тону на их дне. Погружаюсь настолько глубоко, что ни вдохнуть, ни выдохнуть не могу. И мне кажется, что это совсем не из-за насморка. А от взгляда молодого человека. Так на меня не смотрел никто и никогда. Он будто с ног до головы меня взглядом охватывает.

Я облизываю губы и откладываю вилку, потому что еда застревает в горле.

— Спасибо большое, Игнат. Безумно вкусно, — говорю шёпотом. — Ничего вкуснее не ела.

Я с восторгом и нежностью смотрю на то, как на его скулах появляется румянец. Такой очаровательный, такой яркий, что взгляда отвести я не могу. Губы покалывает от желания прижаться к нему губами. Попробовать, насколько колючая его щетина, которая за ночь покрыла его подбородок и щёки.

— Давай. Помою.

Парень, отводя взгляд, подходит к столу и берёт тарелку. Отворачивается к раковине. Моет посуду и ставит на сушку. Вытирает руки и разминает шею, проводит ладонью по шее, взъерошивает волосы.

Я громко чихаю, зажимаю рот рукой. Кажется, что в груди всё разрывает от боли. На глазах выступают слёзы.

— Держи, — Игнат протягивает мне коробку с салфетками.

— Спасибо, — вновь громко чихаю.

Высмаркиваюсь. И вновь захожусь в кашле. Игнат огибает стол, склоняется надо мной и губами прижимается ко лбу.

— У тебя температура, Катя. Пойдём, — подхватывает меня на руки и несёт в кровать.

Откидывает одеяло и укладывает меня. Накрывает, поправляет подушку, вновь целует в лоб. Голова идёт кругом. И вовсе не от слабости во всём теле. А от того, что нос вдруг начинает чувствовать, а я чувствую запах Игната. Яркий. Мускусный. Заставляющий колени сильно дрожать, как и всё в грудной клетке. Я вскидываю руку и пальцами провожу по его щеке. Подушечками пальцев. Дрожу от чувств к нему.

— Спасибо за всё. Спасибо за помощь. За то, что спас и не дал мне там остаться под снегом. За чай, за завтрак. И… — лопочу, смущённо скользя взглядом по комнате, стесняясь смотреть на Игната.

Парень проводит пальцами по моей щеке. Игнат отходит к столу, наливает чай. Возвращается к столу и протягивает мне чашку:

— Пей.

— Не хочу.

— Нужно, Катя. Нужно. Пей. Сейчас же.

Мне ничего не остаётся, как принять чашку и выпить залпом чай с мёдом. Меня начинает клонить в сон. Возвращаю чашку молодому человеку. Прикрываю глаза и проваливаюсь в сон.

Я просыпаюсь через час от сильного жара. Меня трясёт. Я вся покрылась испариной, одежда прилипла к телу. Сотрясаясь от кашля, сажусь на кровати, подтягиваю колени к груди.

Боковым зрением вижу, как поднимается со стула Игнат. Он подходит ко мне и протягивает мне свою футболку.

— Переоденься, Кать. Я отвернусь.

Игнат уходит в ванную комнату, а я медленно, с огромным трудом снимаю верхнюю одежду, складываю и кладу у кровати. Надеваю футболку. И снова проваливаюсь в сон.

В следующий раз просыпаюсь поздно вечером, когда за окном уже темно. Из-за того, что Игнат трясёт меня за плечо.

— Катя, нужно попить и поесть.

Я медленно сажусь, тру лицо ладонями. Понимаю, что стало легче. Трогаю лоб.

— Температура спала, — озвучивает мои мысли Игнат.

Я замечаю у кровати таз с водой и полотенце в нём. Опускаю взгляд вниз и понимаю, что сижу без верхней одежды. Вспыхиваю и с испуганным писком прикрываюсь.

— Ты меня раздел?

— У тебя был сильный жар, — поджимает губы и кидает сухо. — Футболка в изголовье. Высохла уже. Слушай, Зубрилка, ты всегда такая невезучая? Всегда от тебя столько проблем.

— Прости, — шепчу со слезами и, прижимая одеяло к груди, тянусь за футболкой.

Натягиваю её и, поднявшись, прыгаю в туалет, оставив Игната сидеть на кровати. Умываюсь. Привожу себя в порядок.

— Игнат, ты не пробовал звонить?

— Здесь связь не ловит. Электричество тоже работает с перебоями.

— Я просто боюсь. Что, если нас не найдут? Что, если еды не хватит? Игнат… Я боюсь замкнутых пространств.

— Я знаю, Зубрилка. Понял, когда у тебя случилась паническая атака.

— Паническая атака? Я… я не знала…

— Первый раз такое было? — хмурится.

— Да, Катя.

— Но… Ты знал, что нужно делать. А… — договорить он мне не даёт, с грохотом ставит чашку на стол.

— Пей чай. И ешь.

Он почему-то злится. Уходит в ванную и с грохотом захлопывает дверь. Слышу шум воды. Ковыляю к столу и без особого аппетита начинаю есть плов. Осиливаю лишь половину тарелки. Выпиваю чай и возвращаюсь в кровать.

Когда парень выходит из ванной, я сижу, поджав под себя ноги. Парень замирает, рассматривая меня и что-то усиленно обдумывая.

— Спать хочешь? — спрашивает в итоге тихо.

— Пока не хочу.

— Тут телевизор есть с флэшкой. Хочешь посмотреть что-то?

— Нет. Не хочу, Игнат, — шепчу тихо. — Игнат, расскажи о себе.

— Что тебе рассказать, Зубрилка? Излить тебе душу? — склоняет голову к плечу.

— Игнат, я хотела спросить у тебя кое-что, — начинаю тихо.

— Я устал, Катя, — перебивает меня. — Я спать хочу. Подвинься.

Проходит к кровати и мотает головой. Опускается рядом.

— Почему ты постоянно грубишь? — спрашиваю обиженно.

Ничего не отвечает. Ложится. Носом утыкается в подушку. И, кажется, мгновенно засыпает. А я долго сижу рядом с ним. И пальцами вожу по его лицу, когда убеждаюсь, что он заснул. Нежность растёт в грудной клетке.

Спокойный. Расслабленный. И даже беззащитный. Он спит, как младенец. И я понимаю, что он безумно устал за эти два дня. Он заботился обо мне. Готовил. Обтирал. Поил и кормил.

В груди растёт такое сильное чувство, что о нём хочется кричать на весь мир. Чтобы каждый услышал. Узнал. Я перебираю волосы Игната, а потом тихо начинаю петь колыбельную, которую пела мне мама в детстве. Я теряюсь во времени. Не замечаю, как сама проваливаюсь в сон, уложив голову ему на грудь и накрывшись одеялом.

*****

Просыпаюсь я от грохота. Сажусь и глупо хлопаю глазами. Игнат подрывается с кровати и подходит к окну.

— Нас нашли, Катя, — кому-то махнув рукой, говорит парень.

— Правда? — я подскакиваю и падаю обратно, тихо взвыв от боли в ноге.

— Да. Там спасатели и скорая. И твои родители. Одевайся. Скоро будем дома.

Кидает мне мои вещи, сам быстро одевается. Когда дверь в дом распахивается и в нагретое помещение попадает холодный воздух, Игнат подходит ко мне. Он склоняется, чтобы помочь мне обуться. Когда он начинает выпрямляться, я кладу руки ему на лицо, сжимаю щёки и прижимаюсь губами к уголку рта. Чернышев издаёт странный звук, похожий на рычание. Он подхватывает меня на руки и выносит на улицу. Оба щуримся от яркого слепящего солнца, отражающегося от снега. Я ловлю странную эмоцию в глазах Игната, когда он ставит меня на ноги и заглядывает мне в глаза. Эмоцию, походящую на вину.

— Игнат, Юля сказала мне, что ты на меня поспорил. Что весь твой интерес — лишь желание выиграть. Она ведь солгала?

Я с мольбой смотрю в его лицо. И узнаю ответ до того, как он открывает рот. Парень поджимает губы и отводит взгляд.

— Всё не совсем так, Зубрилка.

— Поспорил… — шепчу с болью в голосе. — Ты просто на меня поспорил. А я… Я ведь… Боже…

Я отшатываюсь. Рукой сжимаю горло, чувствуя, как перестаёт хватать воздуха.

— Катя, послушай… — протягивает руку, но я отшатываюсь.

— Нет. Не прикасайся. Скажи, что ты выиграл, Игнат. Потешься со своими друзьями. Потешь своё самолюбие.

Я качаю головой и пячусь от парня. А потом разворачиваюсь и кидаюсь к родителям, которые стоят совсем недалеко. Каждый шаг причиняет боль. Но эта боль не идёт в сравнение с той болью, что раздирает мою душу. Я ведь влюбилась. Влюбилась настолько, что дышать не могу. А он добивался лишь одного.

Я влетаю в родные и надёжные объятия отца. Вжимаюсь лицом в его грудь, вдыхаю запах защиты и дома, прошу:

— Забери меня домой, папочка. Пожалуйста.

Крепкие руки отца крепко обнимают меня. Ко лбу прижимаются сухие губы.

— Поехали, принцесса моя. Поехали.

Держась за руки родителей и направляясь к машине, несколько раз оглядываюсь назад. На Игната, который всё ещё стоит у дома, не обращая внимания на людей, которые суетятся вокруг. Я плохо и смазано вижу его лицо без очков, даже направление его взгляда не могу отследить. Ещё и слёзы мешают.

Идя к машине, я уже знаю, что перейду в другую школу. Слишком многое изменили эти четыре дня. Слишком многое я узнала. Ничто больше не держит меня в школе. Никто. Поэтому, кинув последний взгляд на фигуру у дома, я шепчу одними губами:

— Прощай.

*****

— Здравствуй, Катюша, — приветливо говорит директор школы, улыбаясь так, что я не могу сдержать ответной улыбки. — Пойдём, я представлю тебя классу.

На подрагивающих от волнения и страха ногах я захожу за директором в класс. Робко окидываю взглядом незнакомые лица и в тот же миг застываю, громом поражённая. Нет. Не может этого быть! Как? Как он оказался здесь? Ведь я бежала от него. Сменила школу. Сделала всё, чтобы забыть. Чтобы выкинуть из сердца. Но, видимо, Игнат Чернышев не тот, кто любит проигрывать. Не тот, кто оставляет спор нерешённым. По его глазам вижу, что в этот раз он пойдёт до конца.

Конец первой части