Звездун

Глава 34

Вы когда-нибудь пробовали изменить свой образ?

Ну пожалуй.

Пробовали принять облик какой-нибудь известной личности?

М-м… для костюмированных вечеринок и прочих подобных мероприятий?

Я о другом. Я имею в виду, вы когда-нибудь встречали знаменитость, на которую вам хотелось бы стать похожей?

Нет.

Мы из разных слоев общества. Вы вращаетесь в одних кругах с известными людьми. Так что вам, наверное, этого не понять.

Чего мне не понять?

Ну… Ну, ты видишь какую-нибудь знаменитость, и этот человек такой же, как ты. Ты можешь быть на него похож — и тогда люди говорят: «Эй, а ты ведь смахиваешь на такого-то!» У вас даже могут быть общие черты характера, и все же… Например, я был похож на Феликса, и у нас обоих были проблемы с алкоголем. Но он — это он, а я — это я. Понимаете? У него было все, что только можно пожелать, у меня же не было ничего. Об этом я и думаю, когда возвращаюсь из похода по магазинам, надеваю свою новую одежду и смотрюсь в зеркало.

Я думаю: «Парень, который смотрит на меня из зеркала, похож на Феликса Картера. Похож, но не он». От подобных мыслей на душе становится скверно.

С другой, положительной стороны, может, я и не Феликс, но по крайней мере очень постарался, чтобы в телешоу выглядеть как он. У меня короткая стрижка, как у него, и я одет в его стиле, во всяком случае, так он был одет на фотографиях в журнале «Фоник». Мешковатые широкие джинсы, темная футболка, джинсовая куртка — вот я и в теме. Долго пытался угадать, какие кроссовки он носит; пришлось удовольствоваться самыми дорогими. По заверениям продавца, они хорошо сочетались с остальной экипировкой, хотя наверняка Феликс и близко не подошел бы к этому дешевому магазину спорттоваров.

Что же касается загара, то с ним ничего не вышло. Едва я зашел в солярий и увидел в приемной девушку — в белом обтягивающем халате, с идеальным макияжем, — так сразу понял, что еще не готов вступить в ее мир. Кроме того, я почувствовал начало эрекции и потому счел необходимым поскорее удалиться. Если бы на следующий день удалось выкроить немного времени, я бы переоделся в новую одежду и вернулся бы сюда. Однако свободного времени не будет — как вчера объяснил Расс, в восемь утра за мной заедет машина, мне нужно на репетицию.

Я говорю себе, стоя перед зеркалом в спальне:

— Моя машина придет в восемь. Мне нужно на репетицию.

Звучит внушительно, мне нравится, как звуки скатываются с языка. Мне нравится то, что предполагает эта фраза: дверь в другой мир, намного лучше моего. В мир, где за тобой посылают автомобиль с шофером.

Я произношу снова, теперь посреди фразы вздыхая:

— Да, моя машина придет в восемь. (Вздох.) Мне нужно на репетицию.

Затем небрежно:

— Н-да-а-а, знаете ли, мне нужно на репетицию. (Зевок.) Машина придет за мной в восемь.

Я повторяю эти слова снова и снова, когда раздается звонок телефона. Так как я полностью поглощен фантазиями, мне требуется какое-то время, чтобы понять, откуда доносится этот звук. Когда наконец до меня доходит, телефон успевает прозвонить три раза.

Автоответчик установлен так, чтобы включаться после седьмого звонка, поэтому я бросаюсь в гостиную и уже почти хватаю трубку, как вдруг мне приходит в голову, что это Сэм. Я дотягиваюсь до музыкального центра, на нем стоит диск с новым альбомом Феликса, нахожу третью композицию — «Люблю тебя (в N-ной степени)» и, прежде чем ответить на звонок, включаю ее.

— Алло? — задыхаясь, выпаливаю в трубку. Музыка гремит во всю мощь. Слишком громко. Второпях я повернул регулятор громкости почти до упора. И все же из телефона, несомненно, доносится голос Сэм.

— Алло, это Крис?

— Извини, — говорю я. — Подожди секунду.

Кладу трубку у динамика, чуть отодвигаюсь назад и жду, пока Феликс не пропоет: «Я люблю-у-у тебя…», затем делаю звук тише.

— Прости.

— Ничего страшного. Вы Крис Сьюэлл? Это не Сэм.

— Да.

— Отлично. Меня зовут Бетти. Я ассистент художника по костюмам телекомпании «Боттом дроуэр».

— Ясно.

(«Н-да-а-а.-Вздох. — Звонят из студийной костюмерной».)

— Мне нужны ваши размеры. Для завтрашней передачи.

— Что, для костюма?

Тут язык у меня слегка заплетается, и выходит «коссюма»; впрочем, сейчас меня больше волнует концепция самого костюма, а не то, как это слово произносится.

— К-кой коссюм? — Неожиданно я представляю себя, обряженного в нелепый балахон, как в юмористическом шоу «Вот это нокаут!». Образ довершает ведро в руках.

— Нужно подобрать тебе одежду, милый.

Ничего себе, думаю я, она называет меня «милым».

— Ну, я сегодня уже купил кое-что…

— И слава Богу, лапочка, но вообще-то мог бы ничего не покупать. Мы тебя с ног до головы оденем, когда сюда приедешь.

— Еще я подстригся…

— Мы бы сами тебя подстригли. В гримерной. Похоже, юный Расс снова напортачил. Он не предупреждал, что я позвоню?

— По-моему, нет.

Провалы в памяти. Проклятие всех любителей хорошо поддать.

— Весьма на него похоже. Ну ладно, размеры своей одежды знаешь?

Если бы она спросила меня чуть раньше, вряд ли бы я смог дать вразумительный ответ. Обычно подобными делами занимается Сэм. Я переложил на нее все обязанности по приобретению тряпок и запоминанию их размеров. К счастью, сегодня я полдня провел в примерочных, поэтому все мои размеры мне известны, и я, как нормальный человек, могу сообщить их костюмерше.

— Спасибо, — говорит под конец она, явно под впечатлением. — Когда мы закончим, будешь выглядеть как его близнец.

Класс, думаю я, возвращая на место телефонную трубку. Звонят из костюмерной, а еще гримеры — и все для меня. Да, жизнь определенно налаживается. Теперь, когда я знаю, что обо всем позаботятся, можно сосредоточиться на том, как вновь завоевать Сэм.

Полагаю, все будет хорошо. Только сперва кое-что надо сделать.

Что именно? Изгнать демонов.

А для этого нужно навестить Колетт Кару.

Иду в спальню, снимаю свой «феликсовский» наряд и аккуратно кладу его на кровать — я не спал на ней с того самого дня, как ушла Сэм. Из шкафа достаю костюм для особых случаев, который надевал всего пару раз за последние два года: один раз па свадьбу подружки Сэм (я еще там напился, опрокинул торт, назвал невесту толстой сукой и т. д., и т. п.). А еще я был в том костюме на похоронах отца. Пока я принимаю ванну и бреюсь, глядя в диск Мэрайи Кэри, костюм лежит на кровати. В ванной напоминаю себе, что нужно будет еще разок взглянуть в зеркало в спальне, чтобы проверить, как я побрился.

Когда я уже одет в костюм, долго размышляю над тем, брать или не брать с собой оружие. С ним я чувствую себя гораздо увереннее. Но у меня не получается незаметно спрятать его за пояс — костюм слишком легкий, и револьвер выпирает. Поэтому с сожалением оставляю его и распихиваю по карманам все остальное: сигареты, ключи, мобильный телефон. Затем выхожу из квартиры и направляюсь вначале в банк, а затем к дому Колетт Кару. Но только после того, как еще раз наудачу засовываю руку в карман и достаю… Лимонная! Неплохо. Резковатая, зато освежает. Именно то, что мне сейчас нужно.

Я торговец. Моя работа заключается в том, чтобы убеждать. Именно поэтому я идеально подхожу для предстоящего задания. И все же, когда я стучу в дверь дома, меня трясет от нервного возбуждения и очень хочется хлебнуть еще водки.

Я почти физически ощущаю, как чей-то взгляд прожигает мне затылок, совсем как в тот день. Вдруг меня узнают? Конечно, стрижка, очки, пальто — все совершенно другое, но кто может поручиться, что какой-нибудь наблюдательный инвалид не сидит день-деньской у окна своей квартиры, подобно Джеймсу Стюарту из фильма Хичкока «Окно во двор»? Вдруг он прямо сейчас уставился на меня в свой дешевый бинокль и хмурит лоб, пытаясь вспомнить, где же он меня видел? А затем положит бинокль на подоконник и покатит в своем инвалидном кресле к телефону.

Когда женщина подходит к двери и произносит: «Кто там?», я первым делом делаю все, чтобы поскорее войти внутрь.

Я никогда раньше не занимался торговлей вразнос, однако, полагаю, основные принципы те же самые. В конце концов, реклама и торговля очень похожи. Нужно как можно быстрее завоевать клиента, заручиться его доверием. Начав с…

Улыбаясь, я говорю:

— Мисс Кару?

— Вы из полиции? Надеюсь, нет. Хватит с меня общения с полицией!

Мне казалось, что Колетт Кару будет выглядеть несчастной, беззащитной жертвой, но я ошибался. Единственным признаком тяжелого недавнего испытания служит усталое выражение глаз, да уголки губ печально изогнулись вниз.

Конечно, она смотрит на меня с подозрением. Естественно, в начале встречи клиент обычно относится ко всему недоверчиво и скептически. Задача продавца в том, чтобы рассеять все его сомнения.

— Нет. Вам будет приятно услышать то, что я сейчас скажу.

Она ниже меня ростом, и мне приходится обращаться к ней сверху вниз. Не очень хорошо. Однако я улыбаюсь как можно шире и смотрю женщине прямо в глаза, пытаясь вызвать доверие.

Во время разговора я почти незаметно киваю. Новый прием. Подразумевается, что, когда она видит, что я киваю, ее мозг ошибочно посылает сигнал, заставляя ее соглашаться со мной. Хитро, правда? Держу пари, вам и в голову не приходило, что мы проделываем с покупателями такие трюки.

— Я представитель местного бизнеса, — продолжаю я, кивая и улыбаясь. — Мы прочитали о том, как вас ограбили — дважды ограбили, — и подумали, что сумеем помочь.

Руки слегка разведены, создавая впечатление искренности. Язык жестов чрезвычайно важен для того, чтобы установить контакт с клиентом, особенно если понимаешь, что человеческое общение всего лишь на семь процентов выражается вербально. Когда-то нас учили зеркально отображать движения клиентов, чтобы они почувствовали себя раскованнее, но сейчас эта практика вышла из моды. Сейчас считается, что нужно выражать свою искренность и открытость языком жестов, то есть не засовывать руки в карманы, не скрещивать их на груди, ну и все такое.

На ее лице написана надежда, смешанная с недоверием. Ей хочется поверить мне, но жизнь слишком часто отдергивала дающую руку.

— Может, нам лучше войти в дом? — предлагаю я, страстно желая поскорее скрыться от инвалида с биноклем.

— Прошу, — отвечает наконец Колетт, — сюда только ленивый не заходил.

Я не уверен, что мне стоит смеяться, и сдерживаюсь. Вместо этого я киваю и вхожу, мысленно испустив вздох облегчения, когда дверь за мной закрывается.

Чтобы ненароком не направиться сразу же к Колетт, приходится напомнить самому себе, что я никогда не бывал в этом доме и потому не знаю, где дверь в ее квартиру.

— Сюда, пожалуйста.

Мисс Кару поворачивается и идет в гостиную, я следую за ней. Там она усаживается на располосованный диван и берет со стеклянного кофейного столика пачку дешевых сигарет «Питер Стайвесант».

Гостиная такая же, как я ее запомнил, зловонная. Правда, сейчас здесь разит еще сильнее — человек, проникший в квартиру Колетт Кару, помочился в прихожей, и вся квартира провоняла запахом застаревшей мочи. Что ж, думаю я, по крайней мере из-за того, что часть вони моя, ее легче выносить. И на том спасибо…

Жалюзи на окне закрыты, что радует; женщина не включила свет, и потому я продолжаю изучать ее в полумраке.

Она примерно моего возраста, почти привлекательная. Но привлекательностью несколько потасканного сорта, даже на фотографии в газете это было видно. Немытые волосы заложены за уши. На ней белый топ без рукавов, из-под которого выглядывает лямка лифчика, и дешевая, знававшая лучшие дни юбка кремового цвета.

Колетт сидит на диване, сжавшись в комочек, затем берет сигарету и прикуривает ее легкими, скупыми, отточенными движениями, после чего бросает зажигалку на столик. Колени женщины плотно сжаты, она курит, прижав руки к телу, шумно втягивает в легкие дым и выдыхает его еще громче. Я вдруг замечаю, что ее лицо — совершенный механизм для курения. Губы, кажется, специально слегка округлены, чтобы лучше держать сигарету, высокие скулы, впалые щеки…

Украдкой осматриваюсь, ища взглядом кошку, вдруг она прокрадется в комнату, узнает меня и поднимет тревогу. Ее нигде не видно, и я едва сдерживаю дрожь, представив, что я чуть было с ней не сделал.

— Так вы прочитали об этом в газетах, да? — произносит наконец Колетт.

Никакого тебе предложения выпить чашку чаю. Даже сесть не пригласила. Правда, сидеть все равно не на чем.

Я пытаюсь подавить легкое чувство досады. В конце концов, если бы я пришел сюда из филантропических побуждений, то можно было бы считать, что со мной обходятся крайне невежливо. Но это не так, так что молчи, досада, молчи! И все же мне трудно не испытывать отвращение к этой женщине, и потому я решаю смыться отсюда как можно скорее.

— Да. По-видимому, это было ужасно.

— Я не говорила и половины того, что понаписали в газете. Все мои слова переврали. Могу я их привлечь к суду?

Отвращение становится сильнее, его трудно сдержать. Неблагодарная сука. Местный бизнесмен прочитал в газете о постигшем ее несчастье и пришел помочь, а она плачется, что ее слова переврали.

— Не знаю. А в чем дело?

— Они написали то, чего я никогда не говорила. Крутился тут репортер, но я ничего подобного не говорила. Что я была потрясена, и все такое.

— М-м-м… Думаю, им разрешается писать, что это ваше дословное высказывание, если вы на это согласны.

Вы-то в курсе. Я был прав?

В общем, да. Можно слегка перефразировать. Вроде как если бы диалог «Вы ощущаете себя неудачником?» — «Да», превратился в: «Я законченный неудачник», — сказал Кристофер Сьюэлл.

Вроде того.

— Там все неправда, — говорит Колетт Кару. — Гребаные газеты. Вечно пишут неправду, да?

— Не знаю.

Надо срочно убираться, я чувствую, что потерял контроль над ходом встречи. Первое правило торговли: бери руководство ситуацией на себя.

— Послушайте, мисс Кару. Наша компания, мы все хотели бы сделать пожертвование, чтобы помочь вам пережить такое трудное для вас время.

Я лезу в карман и достаю пачку банкнот, которые недавно снял со счета в банке. Три сотни фунтов, если точно.

— На каких условиях? — спрашивает женщина, увидев в моих руках деньги. Ее глаза сужаются и становятся похожими на две щелки.

Стараюсь не обращать внимания на неблагодарность, на то, что она даже с места не сдвинулась.

— Никаких условий. У нас на работе есть… фонд для помощи… э-э… людям вроде вас. Ну, может, только одно условие, если его можно назвать условием, конечно, — мы бы хотели остаться неизвестными. Понимаете, если все будут знать о нашем фонде, нас завалят просьбами о помощи.

Ее взгляд не утратил подозрительности, однако теперь в нем заметен интерес.

— Вы, наверное, большая шишка?

— В общем, да. — Я делаю шаг к столику, размахивая купюрами. — Финансовый директор.

Я жду, что Колетт протянет руку и возьмет у меня деньги, но женщина сохраняет неподвижность. Словно находится под видеонаблюдением ФБР, и попытка взять банкноты будет расценена как преступление. Я же, в свою очередь, настойчиво пытаюсь вручить ей наличные.

— Триста фунтов вам помогут?

— Даже триста пенсов пригодятся.

— Ну и отлично. Вот вам триста фунтов.

Так как она по-прежнему не делает попытки взять деньги, я наклоняюсь к кофейному столику и кладу купюры рядом с пачкой сигарет.

— Вы их мне оставляете, да? — спрашивает женщина.

— Да. Возьмите деньги, и все.

Нужно ли добавить, чтобы она не говорила об этом полиции? Какая-то часть меня полагает, что нужно, а другая боится, что Колетт что-нибудь заподозрит.

Вдруг ее рука тянется к моей промежности и начинает гладить мой член.

Я смотрю на женщину. В ее глазах что-то вроде торжества. Чувствую, как наступает эрекция, мой пенис, который она продолжает сжимать и поглаживает, твердеет и поднимается.

Жадно ловлю воздух ртом.

— Если хочешь, можешь остаться, — говорит Колет.

В ее словах не слышно ни кокетства, ни приглашения. Простая констатация факта, и пока она говорит, ее пальцы находят язычок молнии на моих брюках и тянут его вниз.

Вначале мне хочется, чтобы она продолжала. Маленький Крис заявляет о своем существовании. Но затем я резко отстраняюсь, неожиданно увидев себя и ее как бы со стороны, осознав, что эта женщина представляет собой разницу между тем, где я был, и тем, куда я хочу попасть.

Я не собирался с отвращением отпрянуть, так уж получилось. Женщина отодвигается, и выражение торжества в ее глазах гаснет, уступив место поражению. Черты ее лица каменеют.

— Извините, — бормочу я, — я не хотел… то есть я… я имею в виду, что я женат.

Я показываю Колетт обручальное кольцо, одновременно другой рукой застегивая штаны.

— Вот видите… На самом деле мы просто хотели немного вам помочь.

Колетт тянется за сигаретами и зажигалкой и берет их со столика. Обшарпанного, грязного кофейного столика.

— Ну что ж, — говорит она после долгого молчания. — Спасибо. Таких, как вы, сейчас нечасто встретишь.

— Да, — отзываюсь я, пытаясь ничем не выдать смущение, вызванное ее словами. Господи, если бы она только знала!

— Наверное, нельзя судить других людей по себе, — продолжает женщина, прикуривая. Зажигалку она бросает обратно на столик.

— Нет, что вы, — уверяю я, отступая к двери, — вы очень…

Очень… что? Очень потасканная на вид? Я меняю тактику.

— Просто я женат…

Снова показываю обручальное кольцо, словно делаю в ее сторону неприличный жест.

— Вы хороший человек, — замечает она, когда я уже собираюсь выйти.

— Спасибо… — Слова застревают у меня в горле. Закрываю за собой дверь, на которой все еще нет замка — должно быть, Огрызок выбил его, когда грабил квартиру Колетт неделю назад.

Поспешно удаляюсь. Прочь. Прочь от разгрома, который я учинил в ее доме, прочь от вони, прочь от своего постыдного прошлого.

Уже на улице прихожу в себя и улыбаюсь. В конце концов, я совершил достойный поступок, возможно, первое по-настоящему доброе дело за несколько недель. По этому поводу можно и выпить. Отпраздновать. К счастью, здесь напротив винный магазин, где я покупаю бутылку водки и несколько банок пива «Ред страйп».

— Кто я? — переспрашивает Феликс журналиста, которого не видно на экране.

Он сидит на бильярдном столе, который, как нам сообщили, служит украшением его дома. Певец уже показал свою коллекцию фигурок из киноэпопеи «Звездные войны», кухню, где, по его признанию, он никогда не бывает, собрание компакт-дисков, бейсболку, свистнутую, по его словам, со съемочной площадки фильма «Враги», фотографию, где он стоит в обнимку с Джереми Айронсом. «Вот великий актер, у кого многому можно научиться».

Передача «Быть Феликсом Картером» уже где-то на середине, а я почти прикончил бутылку водки. В честь передачи я нарядился как он.

— Кто я? Бог его знает. Я имею в виду, разве можно определенно сказать, что собой представляет человек? При одних обстоятельствах ты такой, при иных — совсем другой… Нельзя сортировать людей, как яблоки… Яблоки, да? Не разбираюсь… Ну хорошо, тогда как картошку.

Придя домой, я снял костюм, бросил его на пол в гостиной, а сам залез в ванную с банкой пива. Я сидел, думал о своем завтрашнем появлении на телевидении, и на душе у меня было хорошо. Интересно, посмотрит Сэм эту передачу? Хоть бы, хоть бы, хоть бы посмотрела. Не хочу думать, что будет, если не посмотрит. Если она пропустит программу с моим участием, и все усилия пойдут прахом. Пытаюсь убедить себя, что она обязательно увидит телешоу, а затем фантазирую о будущем. Будущем, в котором она вернется ко мне обновленному, в котором квартира будет чистой, а я снова начну работать, возглавлю свою команду, возьмусь за Люка Рэдли и заставлю его подчиняться.

А потом мы заведем ребенка. Я представляю, как отец и мать Сэм играют с внуками, а мы, гордые родители, стоим рядом. Вполне разумные мечты. И вполне достижимые, если все пойдет по плану.

Довольный и счастливый, я вылезаю из ванной, вытаскиваю пробку и сливаю Колетт Кару из своей жизни. В спальне надеваю «картеровскую» одежду — потому что она чистая и новая, а еще потому, что она соответствует моему настроению. Затем сажусь на диван, не обращая внимания на беспорядок, и включаю передачу «Быть Феликсом Картером».

— Да, — говорит он, — у меня действительно проблема с алкоголем. Послушай, я ведь стоял у самых истоков рэйв-культуры. Тогда единственным, что имело значение, было веселое времяпрепровождение. Для того мы и жили. Затем я вдруг попал в хит-парады, молодежные журналы стали наперебой спрашивать меня, что я ем на завтрак. А я… мне было всего лишь двадцать, совсем еще пацан. Неожиданно у меня появилось все, о чем можно было только мечтать. Представь, ты вдруг стал станком для печатания денег. Ты делаешь деньги, и все вокруг делают на тебе деньги. А за станком нужно ухаживать, поддерживать его в рабочем состоянии, когда требуется, подливать масло… А мне, да — мне нужно много масла. Ха-ха-ха.

Феликс берет пачку сигарет. Он курит «Мальборо лайт», ту же марку, что и я. Тянусь за своими.

— Честно говоря, я бы сейчас выпил. А ты не хочешь? — спрашивает он журналиста. Тот, конечно, сидит за камерой, и похоже, что певец обращается ко мне.

— Конечно, Феликс, твое здоровье! — Я поднимаю бутылку.

— Вы сейчас пьете? — интересуется ведущий.

Певец шутливо оглядывается по сторонам.

— Нет, а что, у тебя есть пиво?

— Несколько банок в холодильнике, Феликс, — говорю я. Хотя, конечно, ничего там нет. Я все выпил.

— Сейчас я чуть расслабился и не такой примерный, — продолжает Картер. — Дело в том, что выпивка для меня как женщина. Я не могу жить ни с ней, ни без нее. У других людей есть автомобили — они ездят на них, а потом заправляются. Я же, пока не заправлюсь, с места не тронусь. Зато и машины не нужно!

Я согласно киваю головой.

— А как вы обычно пьете? — задает журналист очередной вопрос.

— Ха, открываю рот, и оно само туда льется, — отвечаю я.

— Ха, знаешь, обычно так. — Феликс делает движение рукой, словно опрокидывает рюмку. Он говорит еще что-то, но я не слышу, потому что громко смеюсь над нашей совместной шуткой.

— Вы пьете в одиночестве? — осведомляется ведущий.

— О да, все время…

Я немного веселею и поднимаю бутылку в следующем тосте.

— Бухать в одиночку, Феликс, — обращаюсь я к экрану, — единственно правильный путь. По крайней мере тогда ты уверен, что пьешь в хорошей компании.

Правда, я сомневаюсь, что на самом деле так думаю.

— Вы как-то сказали, что люди не верят, будто у вас есть проблема с алкоголем. Любопытно почему? — спрашивает журналист.

— Надо уметь держаться, — говорит певец. — Иногда кажется, что у организма уже не осталось защитных механизмов, и тогда все, даже мысль о том, как несправедлив мир, сводит меня с ума. Ко мне будто вновь и вновь прилетают демоны, и от них можно избавиться, только начав пить.

Он произносит последние слова, смотря прямо в объектив телекамеры, прямо мне в глаза. Я вздрагиваю. Феликс тоже знает о демонах.

Затем эта часть передачи заканчивается, идет рекламная пауза. После нее показывают отрывки из концертов Феликса, и я, спотыкаясь и пошатываясь, пытаюсь копировать его сценические движения, вместо микрофона держа пустую бутылку из-под водки.

Впервые за много недель я счастлив. Будто бы я уже не один и впереди меня ждет только хорошее.