Звездун

Глава 40

Еще один совет для любителей выпить. Никогда не напивайтесь до такой степени, чтобы отключиться в той одежде, которую собираетесь носить на другой день. Следуйте этому совету, и вас не постигнет моя участь — я заснул, не снимая джинсов, на диване и проснулся в луже собственной мочи.

Замечательно, думаю я.

Вы, очевидно, считаете так же.

Извините, я не хотела…

Ничего страшного. В общем, у ситуации, когда ты надираешься до потери пульса, есть недостатки — к примеру, просыпаешься с мокрыми штанами и неожиданно с ужасом осознаешь, до чего докатился. Само пробуждение тоже отвратительно — ты трясешься и кашляешь, в горле пересохло, голова раскалывается, и, конечно, демоны уже кружат над тобой, готовые низвергнуть в пучину стыда и вины. Впрочем, есть и преимущество — как правило, не надо далеко тянуться за следующей дозой выпивки.

И точно, бутылка водки гордо возвышается передо мной на кофейном столике. А рядом расположились: одна пепельница (переполненная), одна пачка сигарет «Мальборо лайт» (осталось три штуки), одна зажигалка (одноразовая, самая обычная), один револьвер (заряженный) и один ключ от входной двери (предыдущий владелец — самый знаменитый в стране поп-певец).

Я тянусь за бутылкой водки, которую вчера вечером забыл закрыть — глупо, все знают, что спирт испаряется, — подношу ее ко рту, глотаю и закашливаюсь, едва сдерживая позыв к рвоте. Все же мне сразу становится лучше, я с трудом сползаю с дивана и начинаю стягивать насквозь мокрые штаны.

Я собирался отправиться к дому Феликса сразу же после полудня, в час или в два, постучаться и показать ключ, пояснив, что накануне вечером нашел его на заднем сиденье машины. Атак как я знал, что Фрэнк улетает на Менорку, то не отдал ключ телохранителю — на самом деле даже ничего ему не сказал, — а решил, что верну его лично.

Феликс обрадуется тому, что потерянный ключ нашелся, и пригласит меня войти, заметив бутылку виски, которую я предусмотрительно захвачу с собой. При виде дармовой выпивки в озорных глазах поп-звезды заиграет дьявольский огонек. В гостиной я остановлюсь и стану восхищаться коллекцией персонажей из «Звездных войн, которые, как я знаю, теснятся у него на полках. Естественно, завяжется разговор о том, какой из фильмов самый лучший (лично я считаю, что «Империя наносит ответный удар», но готов целиком и полностью поддержать выбор Феликса).

Теперь же планы придется менять. Невозможно за несколько часов отстирать джинсы от мочи, а потом их высушить. А если вы думаете, что я собираюсь пойти в гости к Феликсу в каких-нибудь других штанах, то глубоко заблуждаетесь.

Итак, я бреду к стиральной машине, чувствуя себя скинхедом из старой рекламы моющего средства, той самой, где он хочет постирать белую рубашку и зовет на помощь мамочку, когда ненароком рассыпает порошок по всему полу. Слава богу, я не Колетт Кару и моя стиральная машина исправна, даже если я, как тот скинхед, не совсем уверен, как ею пользоваться. Все же я не умственно отсталый и потому с успехом запускаю агрегат. Я даже не забываю поставить машинку на режим «короткой стирки» и, убедившись, что она начала работать, залезаю в ванную, прихватив с собой бутылку водки.

В ванной до меня вдруг доходит, что я чересчур увлекся, заранее предположив, что Картер будет дома. В конце концов, он недавно выпустил новый альбом, его песня попала в хит-парад, ему нужно рекламировать свой фильм, наверняка он трудится, как пчелка. Бывает ли у поп-звезд свободное время по вторникам после обеда? Не знаю. Если случится худшее, и его не будет дома, я точно не брошу ключ в щель почтового ящика. Я могу сделать вид, что не стал оставлять ключ, опасаясь, что кто-нибудь проникнет в дом в отсутствие хозяина. Подожду, когда Феликс вернется, и отдам ключ ему лично. Другими словами, приду на другой день.

Однако тянуть нельзя. Если Картер решит, что потерял ключ, то может, несмотря на видимое пренебрежение собственной безопасностью, сменить замок, и тогда вряд ли его признательность за возвращение пропажи будет настолько велика, что он пригласит меня войти. Вряд ли ему до такой степени дорог брелок с Бартом Симпсоном.

Нет, время — деньги, а спонтанность — залог успеха. Постучу по дереву, чтобы не сглазить: пусть он окажется дома и один.

Эх, жаль, что я не засунул в барабан вместе с джинсами и футболку. Она уже попахивает. Наливаю в тазик горячей воды, сыплю туда порошок и стираю ее старым дедовским способом. От ритмичного шума работающей стиральной машины головная боль, вызванная похмельем, слегка успокаивается, да и волшебное средство против демонов действует благотворно.

Сейчас я чувствую себя намного лучше, сильнее. Как прошлой ночью, когда шел за Феликсом к выходу из здания телецентра. Маленькая команда из двух человек. Почти братья. Держу пари, что хоть один человек, увидев нас вместе и не зная всей правды, подумал бы, что мы братья. Хоть один.

Футболка постирана. Подношу ее к носу, удовлетворенно вздыхаю: «М-м-м… альпийская свежесть!», словно на съемках рекламного ролика, и иду в гостиную, где раскладываю футболку на батарее. Центральное отопление уже включено и жарит вовсю, готово к испытанию джинсами. В отличие от штанов футболка скоро высохнет.

Затем я иду в комнату для гостей, где мы храним книги. Когда-то она была самой захламленной во всей квартире, теперь же, если сравнить ее с остальными комнатами, она выглядит образцом минимализма. Нахожу атлас улиц Лондона, отношу его в гостиную и кладу на столик рядом с револьвером и ключом.

К этому времени первая стадия приготовлений заканчивается, я вытаскиваю из остановившейся стиральной машины джинсы и развешиваю их на батарее рядом с футболкой. Затем переодеваю трусы, нахожу полотенце, накрываю им мокрое пятно мочи на диване и сажусь, чтобы посмотреть трилогию «Звездные войны», сколько успею, пока будут сохнуть джинсы, — назовем это домашним зданием. Когда звучат фанфары киностудии «Двадцатый век Фокс», смотрю на часы. Сейчас половина первого.

Я действую методично. В первый раз встаю, чтобы перевернуть джинсы, когда Люк находит тела своих тети и дяди, затем — через каждые двадцать минут. В квартире жарко, как в сауне, но я в одних трусах-боксерах и потому чувствую себя комфортно. Водка закончилась; мне нельзя надираться вдрызг, и больше я не пью. Я доволен ходом приготовлений и не хочу все испортить.

В четверть пятого прихожу к выводу, что джинсы достаточно высохли, чтобы их можно было носить, выключаю отопление и, перед тем как одеться, жду, пока в квартире станет прохладнее, чтобы не вспотеть. Уже одевшись, какое-то время кружу по гостиной, готовлюсь морально и физически, разминаюсь, как футболист перед финальным матчем на Кубок мира или как Феликс перед выходом на сцену.

Вот теперь я готов. Просматриваю карту Лондона, нахожу Акациевую улицу и ближайшую к ней станцию метро. Идти придется совсем недолго. Засовываю револьвер за пояс джинсов и надеваю куртку, резонно рассудив, что так оружие будет незаметно. Кладу ключ в карман. Сигареты, зажигалка, мобильник, собственные ключи, последний взгляд в справочник…

Уже без пятнадцати пять, когда я наконец выхожу из квартиры и иду в магазин, где покупаю бутылку виски «Джек Дэниелс» и четыре шкалика водки — не «Абсолют», к сожалению, не получится вытаскивать наудачу. Тяжесть револьвера за поясом наполняет меня силой, какая жалость, что продавщица не смеет мне грубить!..

Направляясь к метро, я даю большой крюк, лишь бы не проходить мимо дома Колетт Кару. На дворе ноябрь, и потому уже почти стемнело.

Пока я еду в метро, успеваю опустошить две бутылочки водки, одну — до станции «Кингс-Кросс», другую — сразу же после, использую свой любимый трюк с зевком. Несмотря на успокаивающее действие алкоголя, внутри все клокочет. Я дрожу от возбуждения и, самое главное, не знаю точно, зачем я туда еду, но почему-то уверен, что это необходимо, что в конце пути меня ждет ответ, решение всех проблем. Ощущение такое, будто все знаки минувших двух недель указывали в этом направлении, однако только сейчас я решился обратить на них внимание. Мне по-прежнему неясно, какую цель я преследую. Как в случае с домом Огрызка (правда, тогда мной двигали низменные мотивы), я уверен, что пойму, когда доберусь до места. У меня такое предчувствие…

Я чувствую, что, если мне удастся поговорить с Феликсом, все наладится.

Я стою на крыльце дома по Акациевой улице с бутылкой виски в одной руке и ключом от входной двери в другой. Брелок со стариной Бартом Симпсоном покачивается, когда я нажимаю кнопку звонка. Нажимаю один раз, с усилием, и слышу, как в доме раздается трель. Жду.

Усилием воли заставляю себя улыбнуться. Это нелегко, ведь мне нужна не простая ухмылка; я хочу, чтобы по моей улыбке было понятно, что я не надоеда, не жалкий подлиза-поклонник, а равный, просто парень, у которого есть веская и законная причина появиться у двери певца. В конце концов, разве возвращение ключа от входной двери — не уважительная причина?

Из дома доносятся звуки какого-то движения, словно кто-то идет к входной двери. Когда я слышу, как в замке поворачивается ключ, быстренько нацепляю улыбку.

Из-за двери высовывается голова Феликса, видны только глаза и волосы. Во взгляде нет ничего дружелюбного, никакой приветственной улыбки. Я мысленно убеждаю себя: «Причина, у меня веская причина» и продолжаю мило улыбаться, не обращая внимания на мрачное выражение его лица.

— Привет, Крис, — говорю я, изо всех сил стараясь не выглядеть слишком жалким, слишком жаждущим общения.

— Хм, привет. — Феликс не хочет продолжать нашу вчерашнюю игру, по-прежнему видна только его голова. У меня такое впечатление, что он совершенно голый. Прячется за дверью, чтобы скрыть наготу. Не обращая внимания на меня, он смотрит на улицу, потом переводит взгляд на бутылку виски в моих руках.

— М-м… что вам надо?

— У меня кое-что есть для тебя, — бормочу я. Господи, звучит глупо и угрожающе!

— Да? — Феликс явно чувствует себя не в своей тарелке, ему не нравится, что его побеспокоили; полагаю, именно с таким недовольным видом люди обычно встречают членов секты свидетелей Иеговы. Хотя сектанты приходят не за тем, чтобы возвратить утерянную собственность, напоминаю себе. Через пару секунд, когда Картер узнает, зачем я пришел, его настроение поменяется. И тогда он с улыбкой подхватит нашу шутку и пригласит меня войти.

— Послушай, приятель, — продолжает певец, — я жду машину… вот-вот должна приехать. Мне нужно… ну, ты понимаешь… мне некогда разговаривать. Чего надо?

— Хорошо, — говорю я, — я могу прийти и позже, просто решил, что тебе пригодится…

И протягиваю ему ключ, маленький Барт болтается у него перед глазами.

Похоже, Феликс слегка расслабился, но только самую малость. Он все еще держится настороженно, я бы даже сказал — чересчур настороженно. В чем дело? Я ведь здесь в роли доброго самарянина. Пришел вернуть ключ.

— А, — произносит Картер, — откуда он у тебя?

— Наверное, ты обронил вчера вечером в машине.

— Почему же… я имею в виду, почему тебе не пришло в голову отдать его Фрэнку?

Господи, что происходит? Знаменитый поп-певец, который так зазнался, что не может поблагодарить за доброе дело? Нет, я вовсе не ожидаю, что он в знак признательности бухнется на колени, но все же улыбка не помешала бы. Вчера он сказал спасибо только за то, что я купил его дурацкий альбом, а сейчас, когда я проделал такой путь в западный Лондон, он обращается со мной как с прокаженным!

— Не было смысла отдавать его Фрэнку, — отвечаю я, отчетливо ощущая три вещи: негодование, тяжесть револьвера за поясом и беспокойство Феликса. — Фрэнк с женой греется под солнышком Менорки и, может, прямо сейчас, пока мы разговариваем, потягивает «Сангрию».

— Он не говорил мне, что ты нашел ключ.

— Разумеется, ведь я ему об этом не сказал. Не стоило беспокоить Фрэнка из-за такой мелочи, ведь ему бы тогда пришлось ехать назад через весь Лондон, чтобы отдать тебе ключ. А я как раз мог прийти сюда и вручить его тебе лично. Знаешь, по-моему, тебе следовало бы обрадоваться.

— М-м… да, конечно, я рад. Просто… ну, в общем… Послушай, огромное тебе спасибо за то, что ты не поленился приехать. А теперь отдай мне ключ, хорошо? — Он протягивает из-за двери руку и тянется за ключом, как будто я предлагаю его взять. Пластиковые ступни Барта почти касаются ладони певца, но в последнюю секунду я отдергиваю ключ, и пальцы Феликса хватают воздух.

— Не-а, — говорю я, — а где волшебное слово?

— Не выделывайся. Просто отдай мне ключ.

Я машу ключом перед его лицом.

— Эй, мужик, не кипятись.

Довольно слабенькое подражание Барту. Никогда не мог его изобразить, у меня лучше получается Гомер.

По лицу певца пробегает тень. Ну и где тот самоуверенный, остроумный любимец публики? Сейчас хозяин положения я. А он выглядит самым заурядным обывателем. Таким же уязвимым, как Колетт Кару, возможно, даже еще беззащитнее.

Он оборачивается и через плечо смотрит в дом, затем снова на меня и, по-видимому, что-то решив, обращается ко мне:

— Послушай, приятель, спасибо, что занес ключ. Сейчас ко мне должны приехать, буквально с минуты на минуту. Давай-ка я зайду в дом и найду адрес своей продюсерской фирмы. Я предупрежу их, ты им позвонишь, и мы организуем для тебя пару пропусков за кулисы на один из моих рождественских концертов — для тебя и кого-нибудь еще — в знак благодарности с моей стороны, заметано?

Никакого приглашения войти. Никакой выпивки. Никакого общения на почве любви к «Звездным войнам». Твою мать, даже чаю не предложил!.. Нет уж, Феликс, думаю я, совсем не заметано.

— Послушай, послушай, — выпаливаю с горячностью и, вспомнив о своих приемах продавца, начинаю кивать головой, только я волнуюсь, и потому моя голова дергается вверх-вниз чересчур энергично, как у припадочного. — Мы неправильно друг друга поняли. Смотри, твое любимое, — с этими словами я показываю ему бутылку виски, — помнишь? Давай лучше выпьем!

Киваю, киваю, киваю. От отчаяния меня бросает в пот. Но мой дар убеждения, видно, отдыхает, а моя сумбурная речь только придала Феликсу решимости, и он говорит:

— Э нет. Подожди-ка здесь. Секунду.

Прежде чем я успеваю ответить, он делает шаг назад и захлопывает дверь.

Закрывает дверь прямо перед моим носом. Щелкает замок.

Улица пуста и тиха, я дышу часто и прерывисто. Отчаяние, несправедливость, обида, отрицание, бессилие — все смешалось в моей душе, перед глазами мелькают яркие вспышки, я никак не могу сосредоточиться на одной мысли.

Билеты на концерт. Он просто послал меня подальше.

Только здесь что-то не так. Я вспоминаю выражение лица Феликса и взгляды, которые он бросал внутрь дома…

Нагибаюсь и ставлю бутылку виски у порога. Потом правой рукой достаю из-за пояса револьвер, одновременно левой засовываю ключ в замок и поворачиваю, вначале не туда, затем правильно. Дверь открывается.

Я переступаю через порог в прихожую — после всего пережитого захожу наконец туда, откуда уже не вернусь.

Простите, одну минутку…

Ничего, не спешите.

Джек!.. Джек, помнишь, ты хотел сделать общую фотографию? Я думаю, сегодня ты ее получишь. Только с одним условием, уж решай, соглашаться или нет. Условие таково — до конца нашей беседы ты останешься в коридоре. Можешь стоять прямо за дверью. Нет, дружище, никаких скрытых мотивов, просто боюсь, что слишком разволнуюсь, и не хочу, чтобы ты меня таким увидел. Я тебя слишком уважаю… Ох, извините, забыл о правилах хорошего тона. Вы не возражаете? Джек будет поблизости, не беспокойтесь.

М-м-м… нет, не возражаю.

Значит, договорились. Джек, беги за фотоаппаратом. Захвати себе стул, а мы постучим, когда будем готовы сфотографироваться, ладно? Ни о чем не беспокойся…

Отлично, ушел. Все в порядке?

Да, все хорошо. Скажите, ведь это не настоящая причина? Мол, вы не хотите, чтобы Джек видел вас чересчур взволнованным?

Верно подмечено.

Тогда в чем дело?

Я должен сказать вам кое-что, о чем никто не знает. Только вначале дайте слово, что никому не расскажете. Это будет нашим секретом. Даете слово?

Прежде чем я отвечу… Почему?

Почему — что?

Почему вы мне доверяете? Я ведь журналист.

Вы видели фильм «Индиана Джонс и последний крестовый поход»?

Честно говоря, не помню.

Там Шон Коннери играет его отца. Они ищут Святой Грааль и в конце концов попадают в зал, где полным-полно чаш, и только одна из них — Грааль. Отрицательный герой хватает самый красивый кубок и пьет из него. И как бы растворяется в страшных мучениях — отличные спецэффекты! — а после его смерти старый рыцарь-хранитель произносит лишь: «Он сделал плохой выбор», и больше ничего, классический пример сдержанности. Затем Инди тоже приходится сделать выбор, и он не ошибается. Тогда хранитель говорит: «Правильно выбрал».

Суть в том, что они не знают. Выбирая чашу, они не уверены, принесет она им счастье или ужасное зло. Действуют, как подсказывает интуиция, но поймут только тогда, когда выпьют из нее. То же самое с вами. Я думаю, что, выбрав вас, не ошибся. Так ведь? Я могу вам доверять?

Да, конечно.

Вот что я вам расскажу…

Когда я вхожу в дом Феликса, певец там не один.

Сначала мне кажется, что алкоголь сыграл со мной дурную шутку, ну, вроде этих старых штучек в кино, когда происходит что-нибудь необыкновенное, а перед глазами находящегося поблизости пьянчужки все двоится.

Так или иначе, мне именно это приходит в голову, когда я ступаю через порог в прихожую — крошечный шаг для всего человечества, огромный прыжок для Кристофера Сьюэлла. И думаю: «Черт, у меня двоится в глазах».

Я ожидал увидеть либо пустую прихожую, либо прихожую с Феликсом Картером. Я никак не ожидал, что увижу прихожую, в которой стоят Феликс Картер и еще какой-то человек.

Я захлопываю за собой дверь и крепко зажмуриваюсь на всякий случай — вдруг у меня и правда двоится в глазах. Но когда я их открываю, то они оба все еще там, уставились на меня, открыв рты. Один из них — Феликс, это точно. Другого я не знаю, однако именно он привлекает мое внимание.

Потому что у него в руке пистолет.

А еще потому, что он очень взвинчен.

— Твою мать, кто это? — спрашивает незнакомец Феликса пронзительным от волнения голосом.

Феликс умиротворяющим жестом протягивает нам руки, одну — мне, другую — взвинченному парню. На какой-то миг он похож на регулировщика движения.

— Спокойно, ребята, спокойно, — произносит он.

Мой револьвер направлен в глубь прихожей, в их сторону, но ни на кого-то конкретно.

Нервный парень отступает на шаг от Феликса, слегка покачиваясь, потому что пытается держать под прицелом нас обоих. Я испытываю легкий укол зависти. Кем бы ни был этот придурок, его пушка выглядит гораздо круче моей. И она наверняка современнее. По-моему, это один из тех пистолетов, где обойма с патронами вставляется прямо в рукоять. Значит, у него больше пуль, чем у меня. Что может сыграть решающую роль, если мы решим устроить в прихожей перестрелку.

Голос Взвинченного Парня срывается на визг:

— Твою мать, кто это?!!

Я направляю револьвер на него.

— А ты кто такой?

— Ребята… — начинает Феликс.

— Кто ты? — повторяет Взвинченный Парень. Он поднимает вторую руку и теперь держит пистолет обеими. И я снова чувствую, что меня обошли. У него не только пушка круче, но и держит он ее увереннее. Сперва я хочу поменять хватку, потом решаю, что подражание ему сделает меня слабее в глазах этих двух. Не выглядеть слабым — неожиданно это становится чрезвычайно важным; надеюсь, Взвинченный Парень не заметит, что я пьян.

— Кто ты? — настаиваю я.

Мысленно мы уже убили друг друга. Интересно, он такой же новичок в обращении с оружием, как и я? Судя по тому, как он его держит, вряд ли. И если бы не факт, что он, по-видимому, взял Феликса в заложники и Феликс стоит здесь, в одних трусах, испуганный до полусмерти, я бы подумал, что этот громила — просто другой телохранитель, заменяет Фрэнка, пока тот в отпуске. Но он не телохранитель, и какую-то долю секунды я прикидываю, кем бы он мог быть. Так или иначе, он здесь явно не затем, чтобы охранять Феликса.

Другой бы подумал, что это какой-то необычный сексуальный сценарий, ведь Картер стоит в одном нижнем белье. Но я торговец, я умею читать язык жестов; даже если сделать скидку на мое присутствие, в прихожей нет ни намека на сексуальную атмосферу. Прихожу к выводу, что я появился почти сразу же за этим парнем. Он каким-то образом проник в дом, пока Феликс переодевался — на двери позади певца висит вечерний костюм. Если бы я не обмочился предыдущей ночью, то пришел бы сюда первым, и роли бы поменялись.

В полумраке прихожей я пытаюсь разглядеть черты Взвинченного Парня. На пару лет моложе меня, ниже меня или Феликса, у него маленькое, будто сплющенное лицо, подходящее для его комплекции. Честно говоря, довольно противное. За такими физиономиями обычно прячутся самые неприятные эмоции. И хотя мы с ним едва обменялись несколькими словами, мне он сразу же не понравился. Конечно, это могло произойти из-за того, что он держит меня под прицелом, хотя вряд ли я воспылал бы к нему симпатией и при менее странных обстоятельствах. Он, похоже, из тех типов, которых называют отморозками.

Взвинченный до предела отморозок.

Одному богу известно, что он сейчас думает обо мне. Может, пришел точно к такому же заключению, что и я. Что бы он ни думал, наверняка уже понял, что я не из полиции и не телохранитель. В его глазах я всего лишь еще один парень с оружием, который незваным вломился на вечеринку. И он слегка успокаивается. По крайней мере справляется со своим голосом.

— Кто ты такой? — Когда он произносит эти слова, его лицо будто морщится еще сильнее. Непонятно почему, но он напоминает мне высокомерного продавца магазина.

— Я не из полиции, — отвечаю я, удивленный собственным самообладанием. Удивительно, что может сделать с тобой оружие. — Я не телохранитель. Я обычный человек. А теперь скажи мне, кто ты.

— Я преследую Феликса, — отвечает отморозок, и когда он делится этой информацией, его грудь раздувается от гордости, как будто он сообщает о том, что занимает пост министра внутренних дел или играет главную роль в новом фильме с Томом Крузом.

А почему бы и нет? Мне, конечно, о нем известно. Я много раз читал про него в журнале «Фоник», Фрэнк тоже про него упоминал. Он почти знаменит. Только никто не знает его имени.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я.

— Брайан Форсайт, — отвечает парень свысока, словно обращаясь к слуге. Я чувствую, как меня охватывает волна негодования.

— Ну… а я его двойник, — парирую я.

— Никогда про тебя не слышал, — сурово возражает он. — Тем более ты на него не слишком-то и похож.

— Нет, похож.

— Нет, никто на него не похож. И уж точно не тот тип из передачи «Звезды в их глазах». Он еще хуже тебя.

— Суть передачи «Звезды в их глазах»… — произносит Феликс первые слова за последние пять минут. Мы оба смотрим на певца, и тут неожиданно мне приходит мысль, что сегодня не его день. Один сумасшедший с пистолетом в собственном доме — еще куда ни шло. Но два?

— Суть передачи «Звезды в их глазах» не в том, — продолжает Картер, — чтобы конкурсанты были похожи на звезду внешне, а в том, чтобы они похоже звучали.

Некоторое время мы все трое молчим, сбитые с толку, затем Брайан обращается ко мне:

— Когда ты зашел, я подумал, что это его телохранитель.

— Фрэнк? — уточняю я.

— Ну да, конечно, — отвечает он. Его взгляд мечется, парень явно занервничал. — Фрэнк должен вот-вот прийти.

Ясно, раз Брайан преследует Феликса, значит, видел Фрэнка раньше, а так как я его тоже встречал, то могу сказать, что у парня имеются все основания для беспокойства.

— Нет, он не появится, — говорю я.

— Обязательно появится. Он приедет за Феликсом. Он всегда заходит в дом.

Смотрю на Феликса и вижу в его глазах мольбу. Теперь все понятно. Феликс знает: мне известно о том, что Фрэнк не приедет, что он в отпуске. Но он блефует перед Брайаном. Размахивает Фрэнком как тузом и использует осведомленность Брайана против него самого, ведь Брайан в курсе того, что обычно за певцом приезжает телохранитель и входит в дом. Но ему также известно, что заменяющий Фрэнка водитель входить внутрь не станет, у него нет того уровня доступа, которым обладает постоянный телохранитель. Как я уже сказал, сегодня не день Феликса.

Особенно после того, как я говорю:

— Слушай, успокойся, Фрэнк в отпуске. Он не придет, ясно? Он улетел на Менорку.

Брайан смотрит на Феликса.

— Ты мне солгал, — медленно произносит он.

— Я забыл, — неловко оправдывается Феликс, бросая на меня гневные взгляды.

Честно говоря, мне до лампочки, что сейчас думает Феликс. Я бы предпочел, чтобы человек, нацеливший на меня пистолет, не вел себя так нервно.

— Сейчас за мной придет машина, — говорит Феликс, — клянусь Богом, не вру.

— Но ведь водитель не войдет в дом, не так ли? — осведомляюсь я, прежде чем Брайан успевает еще раз дернуться.

— Нет, — отвечает Феликс тихо, словно в его мозге промелькнуло видение захлопывающихся стальных дверей.

— Сколько у нас времени до того, как он приедет? — спрашиваю я. — Имей в виду: если ты солжешь, нам всем будет хуже.

— Пара часов, — выдавливает Феликс с помертвевшим взглядом.

После этой фразы в прихожей воцаряется что-то вроде перемирия. По крайней мере Брайан вроде уже не так нервничает.

— Ну хорошо, двойник, — произносит он наконец, — а ты что здесь делаешь?

Даже достигнув некоего равновесия, мы по-прежнему держим друг друга под прицелом. Феликс, третья вершина треугольника, абсолютно спокоен.

Но вопрос хорош. Что я здесь делаю? Как мне удалось вляпаться в такое дерьмо?

Проще всего было бы ответить так: я вошел, потому что обиделся на попытку отделаться от меня билетами на концерт. На самом деле это только половина правды. Я ведь не Брайан Форсайт, не преследователь-псих. И не одержимый фанат. Несколько дней назад у меня вообще не было записей Феликса Картера, нас связывало лишь то, что люди время от времени говорили, будто я на него похож. Я здесь потому, что приоткрылось окно в его мир и я увидел путь к спасению. Я здесь потому…

— Мне нужна помощь.

Они оба смотрят на меня вопросительно. Типа, в чем тебе требуется помощь? Колесо поменять? Сделать домашнее задание? Как тебе помочь?

— Мне нужна помощь…

Они оба чуть наклоняют головы вперед, ждут, что же я скажу.

— Мне нужна помощь, чтобы вернуть жену.

После моих слов в прихожей чувствуется почти осязаемое облегчение. Полагаю, что, если смотреть на это с их точки зрения, могло бы быть и хуже. Я мог бы потребовать помощи в решении какой-нибудь омерзительной сексуальной проблемы. В данных обстоятельствах немного семейного консультирования — безобидный пустяк.

— Послушайте, парни… — говорит наконец Феликс. Похоже, он неожиданно вспомнил, что это его дом, и что он — звезда, и что мы здесь из-за него, и поэтому, даже если мы и держим пушки, пора брать ситуацию в свои руки. — Послушайте, парни, вы не против, если я оденусь? Моя одежда в гостиной. Я оденусь, и мы сможем поговорить о твоих проблемах с женой. А потом, когда мы с этим разберемся, — он обращается к Брайану, — поговорим о том, чего хочешь ты. Как вам предложение?

К Феликсу вернулось самообладание, точно. Его голос звучит нарочито сдержанно и успокаивающе. Любопытно, обучают ли специально поп-звезд тому, как обращаться с людьми, подобными Брайану Форсайту или мне? Научил ли его Фрэнк, как вести себя в кризисных ситуациях? Типа, сохраняй спокойствие, убедительно разговаривай с человеком, вторгшимся в твой дом, узнай, как его зовут, не делай резких движений, не показывай страх…

— Ну, давайте, — добавляет спокойно певец, — позвольте мне одеться. Я замерз. Вы окажете мне неоценимую услугу.

Молодец, думаю я, устанавливает контакт. Правильно действует. Я бы сам так поступил на его месте.

— Хорошо, — говорю я.

— Нет! — повышает голос Брайан Форсайт. Таким тоном отец запрещает ребенку брать игрушки — мол, последнее слово здесь за мной.

— Ладно, — обращается певец к Брайану все так же спокойно и доверительно, — ты здесь главный.

Отлично: согласиться со своим местом в иерархии. Нужно запомнить этот прием.

— Но у меня вон в той комнате джинсы и футболка. — Феликс показывает вправо. — Я бы оделся, и мы бы сели, помозговали, что я могу сделать для вас.

Я смотрю на Брайана. Его заявка на единоличное лидерство мне не нравится. Давайте не будем забывать, что у меня тоже есть оружие. И все-таки пусть пока все идет как идет.

— Хорошо, — неохотно соглашается Брайан, — показывай дорогу… только медленно!

Феликс делает то, что ему сказали: медленно поворачивается и входит в дверь, ведущую в гостиную. Брайан следует за ним; он, похоже, не уверен, в кого ему целиться. Я пожимаю плечами, словно говоря: «Я не опасен», и Брайан идет за Феликсом; между нами установилось нечто вроде равенства.

Захожу за ними в гостиную, опустив руку с револьвером. Гостиная в точности такая, как я запомнил по документальному фильму, только беспорядка больше. Намного больше. Хотя Феликс не разделяет целиком и полностью мой собственный пренебрежительный подход к ведению домашнего хозяйства, мы явно одним миром мазаны. И от этого мне становится хорошо. И даже еще лучше, когда я замечаю пустые банки из-под пива на столе, который стоит между двумя диванами. Диваны явно дорогие и обтянуты белой кожей. Классно.

— Ну и где же твоя одежда? — осведомляется Брайан.

— Вон там. — Феликс осторожно показывает на диван, действительно заваленный шмотками.

Мы с Брайаном стоим посредине комнаты и смотрим, как Феликс подходит к дальнему дивану, берет джинсы и протягивает их нам для осмотра. Умно.

— У тебя странная пушка, — говорит он мне, просовывая одну ногу в штанину.

Брайан фыркает — по-моему, с легким презрением.

— Зато в прекрасном состоянии, — с напускной уверенностью отвечаю я. Впрочем, если знать моего старика…

— Не сомневаюсь, я просто имел в виду… ну… выглядит необычно. Это что, револьвер времен войны? Похоже на те, из которых стреляли во время военных действий в пустыне. Откуда он у тебя?

— Упал с верблюда.

— Ха-ха-ха. Отлично.

Феликс стягивает с дивана футболку и, держа ее так, чтобы мы видели, надевает.

— Это оружие моего отца, — поясняю я.

— Неужели? — удивляется Феликс. — А на вид ты не такой старый, чтобы иметь отца, который воевал во Второй мировой.

Брайан тоже смотрит на меня с любопытством.

— Он и не воевал. Не знаю, где он взял этот револьвер. Думаю, приобрел — в надежде на то, что в один прекрасный день встретит человека, который убил мою мать.

— О… — Лицо Феликса темнеет от страха. — Мне очень, очень жаль…

— Ее сбила машина, а водитель даже не остановился. Полиция его так и не нашла. Я думаю, что несправедливость этой ситуации разбивала моему отцу сердце, понимаешь? И я думаю, что это, — я взмахиваю револьвером, — помогло ему пережить ее смерть. Подарило надежду. Мысль о том, что каждый день может стать тем днем, когда он получит ответ. И он был готов его получить.

Брайан стоит молча, наведя на Феликса пистолет, не принимая участия в нашем разговоре. Я жестом показываю Феликсу, что он может сесть.

— Ужасно, — произносит певец, медленно опускаясь на диван, смотрит на меня, хотя одним глазом косит на Брайана. Мне его жаль, на самом деле жаль. Он не понимает, кого ему бояться. — Я имею виду историю с твоей мамой. Представляю, что ты чувствуешь. Это…

— Несправедливо, да?

— Неправильно.

— А ты думаешь, это справедливо? — Свободной рукой я обвожу комнату, показывая на фигурки персонажей из «Звездных войн», два белых кожаных дивана, бильярдный стол, тысячи компакт-дисков, аккуратно расставленных на дизайнерских стеллажах, телевизор — самый большой из всех, какие мне только доводилось видеть, технику в тумбе под ним — видеомагнитофон, DVD-плеер, «Плэй-стэйшн-2», еще одну игровую приставку — «ИксБокс», спутниковую антенну… — Это справедливо?

— Мне повезло. — Феликс подбирает слова с тщательностью человека, идущего по минному полю. — Послушай, тебе это надо? Хочешь денег? Тебе не повезло? Я могу помочь…

— Нет, — отвечаю я, — ты не понял. У тебя есть что-то лучше всего этого. Намного ценнее.

— Ты особенный, — неожиданно вступает Брайан, словно я озвучил и его чувства, — не такой, как обычные люди. Не такой, как мы.

Я бы выразился слегка иначе, и мне не нравится слово «мы». Кому польстит то, что его определили в одну компанию с человеком, явно служившим мишенью для злых шуток в школе, парнем, уже несколько лет одержимым поп-звездой? И все же в его словах есть смысл. В конце концов, кто я такой, чтобы ставить себя выше Форсайта? Я точно так же ворвался сюда с оружием в руках. А то, что его комната скорее всего увешана плакатами с изображением Феликса, тогда как моя завалена пустыми банками из-под пива, — не слишком серьезное отличие.

— Я такой же, как вы, — обращается Феликс к нам обоим. — Мне просто чуть больше повезло, только и всего.

Я открываю было рот, но тут вмешивается Брайан. Да еще как вмешивается. Его голос дрожит от страстей.

— Тебе повезло больше, потому что тебя люди любят, а меня — нет. Ты счастливее, потому что тебя они слушают, а меня никто никогда не слушал. Тебе повезло больше, потому что ты красив и богат, а я — беден и уродлив, потому что люди обращаются со мной как с куском дерьма, а к тебе относятся словно к божеству…

Черт, думаю я. Кажется, я открыл банку с червями.

— Ты удачливее, потому что талантлив и нравишься девушкам, а у меня никогда в жизни не было подружки. Ты везучее, потому что люди считают тебя веселым шутником, а меня считают смешным чудиком…

Пистолет дрожит в его руках. В глазах блестят слезы. Я начинаю тревожиться.

— Тебе повезло больше, потому что у тебя куча поклонников, а меня люди презирают. И еще тебе повезло, что я — тоже твой поклонник, и ты можешь позволить себе обращаться со мной как с дерьмом.

Тут он замолкает — выпустил наконец пар.

Феликс не отрываясь смотрит на Брайана с дивана, его глаза широко распахнуты от страха.

Интересно, а какая причина привела сюда Брайана? Что делают преследователи, когда лицом к лицу сталкиваются со своей жертвой?

Но сейчас не время для расспросов. Брайан, по-видимому, немного успокоился, к нему медленно возвращается самообладание. Я стою, пораженный страстностью его речи, и смутно осознаю, что все им сказанное — чистая правда, я сам ощущал нечто подобное на подсознательном уровне. И это заставило меня прийти сюда. Брайан прав — Феликс попал в такую передрягу именно потому, что он особенный, потому, что он — звезда. А мы — нет. И нам это страшно не нравится.

На самом деле Феликсу просто не повезло.

Ему просто не повезло, что нас, словно мотыльков, потянуло к его пламени. Не знаю, что повлекло Брайана; наверняка у него были свои причины. Зато мне известно, почему сюда пришел я. Потому, что я узнаю в нем себя, потому, что вижу оборотную сторону своей медали.

Теперь Феликс бросает через комнату взгляд на меня словно в поисках поддержки. Вот только не туда он смотрит. Он забыл, что я уже пересек черту, и это произошло, когда я перешагнул порог его дома. Певец глядит на меня с мольбой о помощи, он считает, что я не так далеко зашел, как Брайан, но, по моим меркам, я примерно там же. Нормальный человек, отвечающий за свои поступки, не станет врываться с револьвером в дом самого знаменитого в стране поп-певца. Ему это и в голову не придет.

Так что не утруждайся напрасно, Феликс, от меня тебе помощи не видать. Здесь тебе не игра в хорошего полицейского и плохого полицейского, а просто разные степени помешательства. Какая из них страшнее? Не знаю, сам решай.

Феликс смотрит на меня, я — на Брайана, Брайан уставился на Феликса. Три вершины одного треугольника, три ступени одной эволюционной лестницы.

— С тобой все в порядке? — обращаюсь я к Брайану.

Феликс будто вжимается в диван. Только что на его глазах единственный потенциальный союзник объединился с его врагом.

— Да, — отвечает Брайан. — Да, спасибо.

— Отлично, — говорю я, вновь поворачиваясь к Феликсу. — У нас есть пара часов до приезда машины. Вполне достаточно, чтобы выяснить твою настоящую цену. Пора доказать, какой ты на самом деле везунчик.

— Как? — поникшим голосом спрашивает поп-идол, даже не глядя на своих мучителей.

Я оглядываюсь и замечаю то, что искал: телефон, дорогой беспроводной модели. Совсем крошечный. Подхожу, снимаю трубку с базы и возвращаюсь на середину комнаты.

— Тебе придется продемонстрировать свое знаменитое обаяние, — заявляю я. — Ты поможешь мне вернуть жену.

Потому что мне нужно только это. Это все, чего я хочу.

— Дружище… — начинает Феликс, но я шикаю на него, пытаясь одновременно удержать пистолет и набрать номер мобильника Сэм.

Только у меня ничего не выходит, я его не знаю. Номер занесен в память домашнего и офисного телефонов, есть в моем мобильном — со всеми этими устройствами я не удосужился запомнить его сам. Проходит больше минуты, пока я тыкаю пальцем в кнопки, надеясь, что номер Сэм все-таки всплывет в памяти… Напрасно! Я уже готов признать поражение, как вдруг меня осеняет, что мобильник при мне.

По-прежнему держа Феликса на мушке, хлопаю себя по карманам. Мобильник обнаруживается в переднем кармане джинсов, только я не могу полезть за ним и одновременно целиться в Феликса — мешает трубка, зажатая в другой руке. И потому я стою, замешкавшись, как какой-нибудь неуклюжий идиот. Впрочем, я такой и есть.

— Эй, — произносит Брайан, шагнув вперед и протягивая руку за пистолетом. — Давай я подержу.

Я смотрю на него, и наши глаза встречаются. В моем мозге мелькает мысль: «Нет, не отдавай ему оружие, лучше засунь пистолет за пояс», но что-то в его взгляде, в его доверительном кивке говорит о том, что он не опасен. В конце концов, с той минуты, как мы вошли в гостиную, у. него было немало возможностей меня пристрелить. Кроме того, я не могу воспользоваться своим мобильником, потому что Сэм сразу же поймет, кто ей звонит, увидев высветившийся номер, значит, мне так и придется стоять, жонглируя телефонами и пистолетами.

И вот в знак доверия и солидарности между психами я отдаю Брайану свой револьвер. Он берет его и целится в Феликса сразу из двух. Нужно отдать ему должное, парень знает толк в том, как выглядеть круто.

Затем я достаю свой мобильник, нахожу номер Сэм и звоню ей с домашнего телефона Феликса.

— Сейчас я наберу ее номер, а когда она ответит, передам трубку тебе, — объясняю я. Феликс внимательно меня слушает. — Ты скажешь, кто ты, и убедишь ее вернуться домой. Брайан прав, люди прислушиваются к тебе, они относятся к тебе как к божеству.

— И как же мне это удастся? — Нервная судорога искажает его лицо.

— Скажи ей, что ты поддерживаешь меня, что ты прошел через то же самое, через что прохожу сейчас я, что мы вместе собираемся бросить пить и что с этой минуты я буду для нее хорошим мужем.

— Послушай… э-э… Крис, думаю, что я не…

Я останавливаю его взмахом руки.

— Тебе ведь довелось пройти через подобное дерьмо, не так ли? «Человек, который хотел бы завязать». Пенелопа Кит, а не Кит Ричарде. Раскаявшийся грешник. Разве ты не спец в этом деле? Люди прислушиваются к твоему мнению, правда? Вчера вечером ты сказал мне, — я передразниваю его голос: — «Жаль, не могу тебе помочь. Знаешь что, очаруй ее своим обаянием». Что ж, теперь ты можешь мне помочь. Только очаруй ее своим неподражаемым обаянием. У тебя его в избытке. Вот оно, твое настоящее богатство.

В трубке слышны гудки.

— Хорошо, хорошо, — торопливо говорит Феликс, — только, пожалуйста, спокойнее. Не надо кипятиться. Я сделаю все от меня зависящее. Как зовут твою жену?

— Сэм.

— Сэм. Отлично.

Я слышу, как на другом конце поднимают трубку, слышу, как Сэм произносит: «Алло?», и чувствую, что при звуках ее голоса моя душа от волнения уходит в пятки.

Бросаю телефон Феликсу, он ухитряется его поймать, подносит трубку к уху и делает глубокий вдох.