Звонок другу

Глава 24 И ТУТ КАК ПРОЯСНИЛО…

Зойка в полном ошеломлении отложила газету. Вспомнилось эстрадное: «…И тут как прояснило… Обманули!»

Она вскочила, заметалась по квартире.

Обманули! И ее, и Аньку! Вот почему Лаврова такая блаженная всю неделю ходила — они там всех зомбируют, так оно и есть! Чем? Как? Да Бог его знает! Учит их кто-то этому! Если уж там связь прослеживается с этим… Он же бандит натуральный. И не боится ничего. Ну да, у него же, говорят, погоны чуть ли не генерала гэбэшного.

Но раз в газете напечатали такую громадную статью… Кто, кстати, написал-то? Зойка кинулась к газете. Автор — известный журналист Митькин, специалист по разоблачениям и шельмованиям сильных мира сего. А от какого числа? Газета оказалась позавчерашней. Расширенный субботний номер.

Нужно немедленно что-то делать! Немедленно! Но что? Куда обращаться-то? В милицию? Куда именно? В районную или в какое-то определенное отделение? Может, в ГУВД или в МУР. Хоть бы дали какой-нибудь телефон контактный!

Она опять бросилась к газете. В статье никаких телефонов для связи не было. Но должны же они знать, куда следует обращаться, если дали такую статью! С призывом сбросить оковы…

Зоя просмотрела последнюю страницу, нашла телефон редакции, набрала номер.

Ответил молодой девичий голосок:

— Редакция… Вас слушают.

— Девушка, я по поводу статьи Митькина «Три товарища».

— А-а, — как-то сразу опечалилась девушка.

— Скажите, я могу как-нибудь связаться с автором?

— Нет, не можете, к сожалению. Его больше нет.

— А когда он будет? — не поняла Зойка.

— Его… Он попал под машину, — всхлипнула девушка.

— Он… жив? — вскричала Зоя.

— Нет, — всхлипнула девушка.

— А когда это было? Пожалуйста, скажите! Мне это очень важно!

— Вчера. Он в булочную вышел… Извините, я не могу больше… Гражданская панихида завтра…

В трубке запиликало.

Ничего себе сходил за хлебушком!.. Потрясенная Зоя плюхнулась на диван. Статья вышла в субботу, а в воскресенье он, значит, под машину… Быстро работают…

Она судорожно набрала номер Лавровой. Длинные безответные гудки. Глянула на часы — половина четвертого. Господи, да Анька давно уехала! Вернее, улетела. Как жаль, что нет номера ее мобильного! Кому же позвонить? В какой колокол звонить?

Объяснить что-либо людям извне, не связанным с «Триадой», было невозможно. Ну как сказать им, что ты добровольно отдал мошенникам свои кровные деньги, и очень немалые деньги, и рассчитываешь вернуть их, облапошив близких тебе людей? Как убедить, что то, во что тебя заставили поверить, пусть даже под воздействием какого-то там зомбирования, есть натуральное мошенничество? Как ее, Зою Филиппову, теперь называть? Наперсточница?

Зоя почему-то представила себе разоблачительный телевизионный процесс типа передачи «Независимое расследование» и ужаснулась. Ее ученицы увидят ее в компании с руководителями Фонда — с Третьяковой и другими!

Почему Филиппова решила, что показывать в телевизоре будут именно ее, а не три миллиона других членов первой ступени — этот вопрос следует отнести к родной тете Марине, воспитавшей племянницу на классической русской литературе, следствием чего и являлась крайняя экзальтация Зои.

Но что-то нужно было делать! Необходимо! Хотя бы поговорить с кем-нибудь. Господи, нужно звонить Скотниковым! Это же друзья Аньки, такие же чистые добрые люди, как и Лаврова. Обманутые, одураченные, поруганные…

Зойка бросилась к телефону. Трубку снял Анатолий. Заикаясь, захлебываясь словами, то и дело надевая и снимая очки, хватаясь за газету, чтобы прочесть наиболее впечатляющие куски, Филиппова облегчила душу.

Когда она наконец выговорилась, на другом конце провода повисла тишина.

— И представляешь, Толя, — вспомнила Зойка самое главное, — журналист, который написал статью, Митькин, ты о нем, конечно, слышал, так он под машину попал! Позавчера вышла газета, а вчера его машина задавила! Насмерть!

Опять тишина.

— Толя, ты меня слышишь?

— Да, конечно, — осторожно ответил Скотников.

— Нужно что-то делать!

— Безусловно. А ты уже начала?

— Так а что я могу одна? Нужно пойти в милицию, и чем больше народу пойдет, тем лучше! Нужно позвонить Голушко и «ухо-горло-носу», нужно всем все объяснить! И написать заявления. Они же нас зомбировали! Это все нечестно! Я бы и одна пошла, но куда идти-то? Нужно же выяснить, кто этим занимается. МУР, или ГУВД, или ФСБ?.. — тараторила Филиппова, все возясь со своими очками.

— Ага. Ты еще забыла ООН и ЮНЕСКО, — не выдержал Скотников, но тут же сбавил тон: — Ладно, Зоинька, очень хорошо, что ты позвонила. Ты просто раскрыла мне глаза. Я потрясен. Ты пока никуда не ходи и не звони. Дай мне подумать. Я тебе перезвоню, хорошо? Помни, в отсутствие Лавруши за тебя отвечаю я. Она поручила тебя мне. Так что сиди и жди звонка.

— Ага, — согласилась Филиппова. Положив трубку, она действительно села на стул. Тут же на колени ей впрыгнул Мотя и заурчал, глядя в возбужденное лицо хозяйки. Так они и сидели оба и ждали.

Скотников тем временем связался с Третьяковой. Доложил ситуацию.

— Вы хорошо знаете эту женщину? — спросила Ольга.

— Я ее совсем не знаю. Это кандидатура госпожи Лавровой.

— А я таких дамочек знаю прекрасно. По тому, как легко она отдала вчера последние свои деньги, можно сделать вывод, что с такой же легкостью она сделает любой другой сумасбродный и необдуманный шаг. Стоит лишь ей поверить, что этот шаг нужно сделать. Госпо-ди, что за клиентов приводите вы к нам, Скотников! То Нережко, психопат пьяный, то эта Филиппова, гормональная истеричка!

— Я вам и Лаврову привел, — обиженно произнес Скотников.

— Лаврова — человек перспективный, — согласилась Третьякова. — Но где она, ваша Лаврова?

— Вы же знаете, она уехала в Прагу.

— В таком случае, за эту Филиппову именно вы головой отвечаете, понятно?

Это было сказано таким тоном, что у Скотникова подкосились ноги.

— А что же мне с ней делать?

— Во-первых, немедленно позвоните ей, во всем с ней соглашайтесь и убедите ее, что в одиночку действовать опасно. Поезжайте к ней, пасите ее до самого бала. Наплетите что хотите, но чтобы на балу она была! Я сообщу вам, что делать дальше. Понятно?

— Понятно… А скажите, госпожа Третьякова, этот журналист… его что…

— Чушь собачья! — отрезала Ольга. — Он алкоголик, этот Митькин. Вы что, не знали? Запойный алкоголик. Конченый человек. За бутылку водки напишет гадость про родную мать. Вот, видно, и пошел пьяный в булочную. И полез под колеса.

— Ну да, ну да, — обрадовался Скотников.

— Туда ему и дорога, — злорадно добавила Третьякова — Нечего пакостничать!

Скотников захлопнул рот. Аж зубы клацнули.

— Все, конец связи. И учтите, если Филиппова что-нибудь выкинет, я с вас спрошу. Поняли?

…Через час в квартиру Зои Филипповой нагрянули Скотниковы вместе с врачом-отоларингологом Ярославом Головлевым. Они привезли кучу продуктов, бутылку водки и какое-то французское вино. Пока Гуся и доктор разгружали на кухне сумки, Анатолий уединился с хозяйкой в комнате.

— Зоя, ты совершенно во всем права! — начал Анатолий. — Как хорошо, что тебе эта статья попалась! Ты всем нам просто глаза открыла! Но! Мы должны действовать осторожно и обдуманно…

— Я считаю, завтра утром нужно идти в милицию!

— Куда именно?

— Да хоть в районное отделение!

— Это неправильно, — покачал головой Скотников. — Милиция сама продажна и тупа. Вот ты пришла, подала заявление. А они, небось, сами статейку Мить-кина уже прочли, в районном отделении своем. И нужно им связываться с депутатом Госдумы?

— Но там, в статье, написано, что мы должны все вместе, сообща…

— Вот именно! — перебил ее Скотников. — Все вместе! А не в одиночку! В среду на ежегодном балу будут присутствовать все члены Фонда. В том числе вновь принятые. Вот там у тебя будет прекрасная возможность во всеуслышание сказать все, что ты хочешь!

— Да? Это здорово! — загорелась Зойка, поправляя очки. — А как?

— Каждая структура будет выступать с капустником. На сцене, с микрофоном. Вот мы сейчас будем писать сценарий капустника. Я и Головлева для этого взял. У него стихотворный талант.

— У ухо-горло-носа?

— Ну да. Мы сейчас посидим, выпьем, сочиним все как положено. А на сцене, после капустника, ты скажешь все, что думаешь. Прямо со сцены в микрофон!

— Ух ты! Здорово!

…Когда они вернулись на кухню, стол был накрыт. Блюдо с отборными помидорами, мелкими, пупырчатыми огурчиками, желтым, глянцевым болгарским перцем, порезанным кольцами, кучей зелени занимало середину стола. Рядом блестела жирная, посыпанная лучком селедка, овощи по-вьетнамски, нарезка карбоната, маслины. Над закуской возвышалась запотевшая бутылка водки.

Возле плиты, стоя в Зойкином фартуке, Ярослав Головлев жарил мясо. Рядом кипела кастрюлька с картошкой. Гуся расставляла тарелки.

— Ничего, что я в шкафчик за посудой залезла? — Она кинула быстрый, внимательный взгляд на Зойку.

— Ничего, конечно! Боже, когда это вы все успели? — ахнула Зойка.

— Это все Ярослав. У него просто золотые руки! И все так быстро, так споро. Толик, нарежь хлеб.

Скотников взялся за буханку и, нарезая хлеб, оповестил присутствующих о состоявшемся только что разговоре с Зоей. Присутствующие слушали, кивали головами.

— Надо же! Кто бы мог подумать, что это лохо-трон! — сокрушалась Гуся.

— И я даже не предполагал, — вступил в разговор Ярослав.

— Ладно, друзья, давайте за стол! Посидим, обсудим что да как. Мы с Зоей уже выработали план действий.

Зойка ловила на себе восхищенные взгляды Головлева и чувствовала себя Жанной Д'Арк.

Вечер пролетел незаметно. После бокала вина мужчины уговорили дам выпить немного водочки. Под селедку и горячую картошечку с укропом. Дамы не особенно возражали. Скотников опять вспомнил о капустнике, который непременно нужно было сочинить для отвода глаз. Принялись сочинять и даже как-то незаметно развеселились. Потом Зойка вдруг захотела спать. Очень сильно. Скотниковы увели ее в комнату.

… Она проснулась среди ночи. Рядом с ней, обнимая ее крупное тело, спал Ярослав. Диван расстелен, оба они голые… Что было-то? Да что уж тут спрашивать… Но стоило Зойке пошевелиться, как Ярослав тотчас проснулся, крепко прижал ее к себе.

— Что это мы? Как это мы? Я не хотела… — бормотала Зойка под его ласками.

Он был горяч, страстен и ласков одновременно. К утру он приручил ее совершенно.

Когда в десять за ними заехали Скотниковы, чтобы проехаться по магазинам и выбрать наряды к балу, Зоя не возражала. Ярослав убедил ее, что она произведет на членов «Триады» неизгладимое впечатление своей пламенной разоблачительной речью, если будет одета в длинное вечернее платье.

— Люди любят красоту, Зоинька! — сказал Ярослав.

— Ты поедешь с нами? — застенчиво спросила Зоя, глядя на него сквозь линзы очков.

— Увы, меня ждут больные, — развел руками Головлев и шепнул ей на ухо: — Увидимся вечером! Я к тебе приеду, можно?

Зоя покраснела и кивнула. Голованов отчалил, перепоручив Филиппову Скотниковым.