Звонок другу

Глава 28 КОВРОВСКАЯ САГА

Коллегия Министерства внутренних дел подходила к концу. Министр читал по бумаге сводку о состоянии преступности, подготовленную аппаратом, делая упор на преступлениях, связанных с оборотом наркотических средств. Сидевшие рядом руководители угрозыска Москвы и Питера Вячеслав Иванович Грязнов и Виктор Петрович Гоголев тихо переговаривались, под монотонную, усыпляющую речь министра.

— У нас теперь, кроме наркотиков, других преступлений нет, — хмыкнул Грязнов.

— Естественно. Верхи заказывают музыку, низы отбивают чечетку. Вот сейчас меня полоскать начнет.

— Ну, это стало признаком хорошего тона — охаять питерских. Этим все кому не лень занимаются. От Москвы до самых до окраин.

— Ну да. Барина куснуть не смеем, так укусим его родичей.

Министр действительно заговорил о проваленной питерским угрозыском операции по перехвату партии наркотиков на ивангородской таможне.

— Мне эту операцию до конца дней вспоминать будут, — вздохнул Гоголев.

— Держись, Виктор. Собака лает, ветер носит, а караван идет. Ты свой ответ Чемберлену подготовил?

— Подготовил. План дальнейших мероприятий здесь. — Гоголев хлопнул ладонью по пластиковой папке. — Так он же все равно выступить не даст. Это у нас бранят при всех, а оправдываться я у него в кабинете буду. Вызван на завтра.

— А, так ты сегодня остаешься? Отлично! Можем в «Узбекистане» посидеть не спеша. Выйдем, я туда позвоню, чтобы столик нам организовали.

— А Турецкий в городе?

— Сан Борисыч? Здесь.

— Может, и его позовем? Давно я его не видел.

— А что ж? Идея хорошая. Ладно, помолчим, начальство тебя глазами сверлит.

Вопреки ожиданию друзей, министр, действительно сверливший Гоголева строгим, но справедливым взглядом, вдруг снизил пафосность разноса, пообещал даже некоторую поддержку питерским и вообще отказался от оргвыводов по отношению к Гоголеву и его подчиненным. А в конце выступления пожелал питерским товарищам в должной степени проявить свой без сомнения высокий профессионализм. Особенно в нынешних условиях сближения криминала и госчиновни-чества на политической и экономической основе.

— Надо же! Я эту концовку уже наизусть знаю, — бухтел Грязнов. — Кто ему выступление готовит? Таких спичрайтеров надо метлой гнать. Они же прямо блоками перекидывают текст из одной речуги в другую. Как это называется, когда источником плагиата является сам автор?

— Не знаю. Зато я знаю, чем отличается плагиат от компиляции.

— Чем?

— Отсутствием фантазии.

Грязнов хмыкнул. Коллегия наконец завершила свою работу.

В вестибюле Вячеслав Иванович связался по телефону с Турецким — следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Сколько «дел», громких и «неслышных», но всегда исключительной важности, приходилось им расследовать вместе почти за двадцать (боже, как летит время!) лет дружбы. И зачастую расследования эти были сопряжены с опасностью для жизни. И скольких друзей они уже схоронили за эти годы! Сколько их пало в борьбе роковой! Но и в живых, к счастью, осталось немало. Вот и Витька Гоголев — один из них. Тоже бывал связан с Саней Турецким общими «делами», как профессиональными, так и личными. Все трое — мужчины примерно одного поколения и, что гораздо важнее, общих взглядов на жизнь. Так что желание Гоголева, оказавшегося в первопрестольной, повидаться с Турецким было вполне естественным. А что касается Грязнова, то они с Саней почти ежедневно если и не виделись, то «слышались» по телефону, но это как раз тот случай, про который говорят: «много не бывает».

Служебный «мерседес» Грязнова домчал их до «Узбекистана» — ресторана, почитаемого московскими друзьями Гоголева за отменную кухню и возможность уединения в отдельном кабинете, который хозяин заведения всегда держал для них наготове.

Едва мужчины прошли в вышеозначенный кабинет, где их ждал уже накрытый стол, как в дверях возник Турецкий.

— А вот и Александр! — обрадовался Гоголев.

— Здорово, Витя! — Турецкий крепко пожал протянутую руку.

Мужчины придирчиво оглядели друг друга.

Турецкий, худощавый, подтянутый, выглядел значительно моложе своих сорока с серьезным хвостиком. Его ровесник Гоголев, напротив, за последние годы пополнел, что при высоком росте придавало его фигуре державную осанистость.

— Загорел! Форму держишь, просто плейбой, — чуть завистливо отметил Гоголев и похлопал Александра по плечу.

— А ты все мужаешь. Вылитый генерал! — слегка ткнув товарища в живот, съехидничал Турецкий.

— Так у нас с Вячеславом работа сидячая, вот мы и мужаем. Что за начальник без живота? А тебя ноги кормят.

— И тамбовский волк мне товарищ.

— Волк — животное полезное. Санитар леса.

— Ладно, санитары, хватит трепаться попусту, — оборвал содержательную беседу Грязнов. — Садитесь, давайте-ка по рюмке!

Они выпили и с удовольствием принялись за закуску. Разговор вертелся вокруг общих тем. Следовали расспросы о семьях, друзьях и знакомых — в общем, обычная беседа людей, давно не видевших друг друга. Постепенно перешли к только что прошедшей коллегии.

— Виктору министр кости слегка перемыл, — наябедничал Грязнов.

— Это за что же? — поинтересовался Турецкий.

— А-а, — махнул рукой Гоголев. — Надоело рассказывать, но тебе, Саня, расскажу. Если Грязнов потерпит.

— Потерплю, чего уж там. Я вообще страстотерпец, — вздохнул Вячеслав Иванович.

Под очередную рюмку Гоголев поведал Александру историю срыва операции на ивангородской таможне. Турецкий усмехнулся. Покачал головой:

— Надо же! Из-за такой случайности — вся работа псу под хвост!

— Вот именно! Ну да ладно. Мы этих наркобаронов все равно возьмем. Они ведь так и не рюхнули, что засада по их душу лежала. В ту бригаду наш человек внедрен, так что я уже знаю дату захвата. Говорить не буду, чтоб не сглазить. — Гоголев суеверно плюнул через плечо.

— Да уж, не говори «гоп». А то опять девица какая-нибудь из кустов пальнет, не дай бог, — поддразнил его Турецкий.

— Вот то-то и оно! Мне эта девица покоя не дает! И мужик ее. Представляешь, парочка контрабандистов, запросто бросивших на границе машину, в которой обнаружилось почти полмиллиона баксов! Причем молодые, лет под тридцать. Видно, не в первый раз валюту провозили. Погранцы их узнали.

— Документы? Кто такие?

— Документы липовые, разумеется. Я вот к Вячеславу обращался, просил помочь мне эту дамочку отыскать.

— К Вячеславу?

— Да, они у вас в Москве обитают. Или обитали.

— Просил, это верно, — вступил в разговор Гряз-нов. — Так ни одной зацепки! Машина, которую они бросили на границе, зарегистрирована на некоего Григорьянца, представителя среднего бизнеса. А попросту — торговца фруктами с Черкизовского рынка. Только этот Григорьянц сразу после событий на той таможне уехал в Грузию. Это со слов соседей. И действительно, проезжал абхазскую границу этот господин, мы связывались с Веселым, там сей факт подтвердили. Они ж все друг друга знают. Все друг другу если не родня, то кумовья. Только в Гаграх, куда он направлялся, его нет. И попробуй найди его на просторах чужого государства. Фотороботы, составленные со слов пограничников и таможни, ничего не дали. В криминальных картотеках никого похожего на девицу или ее спутника тоже не нашли. Через оружие нужно искать, Витя! Она ведь оружие возле трупа бросила. Ты говорил, там пальчики сняли.

— А мы и искали, Слава, — откликнулся Гоголев. — И действительно нашли. И отпечатки пальчиков, и кое-что другое. Вернее, кое-кого. Только без толку как-то…

— Ну-ка? Почему без толку? Расскажи уж, облегчи душу.

— А что за оружие? Ты не сказал… — спросил Турецкий.

— Оружие, прямо скажем, странное. Не «агран» какой-нибудь, не «кедр», а ОЦ-22. Пистолет-пулемет оружейного завода в Коврове. Партиями этот пистолет-пулемет производится небольшими, конкуренции на рынке оружия не выдерживает. Хотя пистолет неплохой. Главное достоинство — компактность при вполне приличной дальнобойности. Но это так, к слову. Заводского номера на нем нет, но на стволе этакий вензель имеется, вроде инициалов, вроде бы «КЖ», хотя очень витиевато и потому не очень понятно, что за буквы да и буквы ли это. Короче, отправил я в Ковров парнишку одного. Очень толковый у меня парень есть, Валера Балясников.

— Ну? Дальше, Витя, не томи! — перебил обстоятельного Гоголева нетерпеливый Грязнов.

— А дальше целая сага о Форсайтах. Парень мой связался с работягами, там ведь каждый взрослый мужик на этом оружейном работает. Короче, вывели его на человека, который этот пистолет собирал. Некто Кирилл Житомирский.

— Значит, на стволе инициалы «КЖ»?

— Да. Встретился мой Валера с этим «каже», водочки с ним выпил, разговорил. И с другими мужиками местными побеседовал…

— И тоже водочки выпил, — встрял Грязнов.

— Короче, такая получилась картина. — Не среагировал на шутку Гоголев. — Жили-были в городе Коврове папа с мамой, сыном и дочкой. Брат десятью годами старше сестры. Родители не ладили. Мама преподавала в музыкальной школе. Но это так, номинально. А фактически занималась спекуляцией. Тогда ведь не было понятия «малый бизнес». И была эта дама особой очень талантливой в определенном смысле. Возьмет этак человека за руку, посмотрит в глаза и скажет что-то вроде: «Красавица, эта вещь сделает вас совершенно неотразимой! Да вы без этой вещи просто завтра же умрете!» И красавица покупает нечто, что уродует ее до неузнаваемости. Потом опомнится, бежит возвращать товар, но не тут-то было. Короче, даму эту в Коврове не любили. Но и боялись. Местные говорят, что отцом этой мадам был чуть ли не старообрядец какой-то или монах. То ли изгоняющий бесов, то ли наоборот. Черт его знает, неважно. Но якобы мадам эта и сама могла порчу навести… А папа— потомственный охотник, мужик Простой и бесхитростный. Как известно, в одну узду запрячь не можно… Короче, родители развелись. Отец забрал мальчика к себе, дочь осталась с матерью. Мальчик Кирилл взрослел, девочка Оля росла. Брат и сестра хоть и жили врозь, но дружили. Она вообще часто бывала в доме отца. На охоту ее брали, стрелять научили. Хорошая была девочка — лучистая. С харизмой, как теперь говорят. И в музыкальной школе училась, все как положено. Когда ей было шестнадцать, влюбилась Оля в мальчика Диму — сына предисполкома. Тут как раз нагрянули в Ковров первые лохотронщики. Явились в виде гербалайфщиков. Мама девочки, Галина Юрьевна, влилась в их ряды и тут же нашла себя на новом поприще, окунулась в дело с головой… Было лето. У Оли каникулы. И мальчик приглашает ее на дачу родителей. Мама Олю отпускает. А на даче, вместо самого мальчика, обнаруживаются трое парней с соседних дач, сыновья местной власти: военкома, начальника милиции и санитарного врача. Все хорошо знакомы Оле. Выражаясь современным языком, одна тусовка. «А где же Дима?» — удивляется Оля. «А он в магазин ушел, скоро вернется. А пока давай, Оленька, выпьем». Примерно такой разговор. Выпили. А потом трое этих подонков, нажравшись водки, насилуют девочку. И так, и сяк… Дима на даче не появился. Что было дальше? Подонкам ничего не грозило. Ольга не выходила из дома, так как о ее позоре уже каким-то образом узнал весь город. Брат, работавший на оружейном заводе, как раз в отделе сборки, имел дома пистолет. И едва не убил сына военкома, одного из насильников. Но не убил, ранил. И перед тем как его взяли, отдал оружие сестре. Мать отвезла Ольгу в глухую деревню, к своему отцу. Тому самому — не то монаху, не то колдуну. Сама же уехала к сестре в Ивангород. Вскоре и семейка предисполкома перебралась в Москву, на повышение… Все это Кирилл узнал, когда вышел из заключения. Он отсидел семь лет, в течение которых ни мать, ни сестра не написали ему ни строчки. Кроме того, оказалось, что его отец погиб при пожаре в собственной квартире. А вместе с ним сгорел весь семейный архив — фотографии и все такое. Кирилл съездил в деревню. Дед-колдун сообщил, что Ольга давно перебралась к матери. Он написал письмо в Ивангород. Ни ответа, ни привета. А вскоре заехали к нему на крутой тачке с московскими номерами крепкие ребята и наказали, чтобы он забыл навсегда свою родню. Нет, мол, у него ни матери, ни сестры, ни тетки. Вот такая история.

— История, конечно, интересная. Слушай, Витька, а ты ее не придумал? Или этот твой… Валера Балясников? Может, он сидел там в Коврове, квасил с мужиками, девушек напропалую соблазнял, а потом, чтобы отчитаться, сочинил историю. Прямо как в «Блеф-клубе». — Грязнов шевелил бровями. — И зачем она к деду-то уехала, Ольга эта? В шестнадцать лет, в глухую деревню… Почему не в Ивангород сразу?

— Это-то как раз понятно, — встрял Турецкий. — Надо было отойти от душевных и телесных страданий. Природа, Слава, лечит, разве ты не в курсе? А дед ее тем временем своему ремеслу обучил, верно? — самым серьезным тоном закончил он.

— Вы будете смеяться, но все трое насильников за эти годы умерли.

Грязнов с Турецким переглянулись и расхохотались.

— Как? — в один голос спросили они.

— Один разбился на мотоцикле, другой утонул, третьего скрутил рак.

— Но Оля продолжает мстить всем мужчинам и стреляет в каждого, кто увидит ее голую задницу даже случайно, — страшным голосом проговорил Турецкий.

И они с Грязновым снова зашлись от смеха.

— Зря я вам рассказал, — насупился Гоголев. — Я сам понимаю, что история дикая…

— Не такая уж она и дикая, — посерьезнел Александр. — Подобных историй, к сожалению, немало — в части изнасилования. В жизни, как известно, все бывает. И пострашнее, чем в самой страшной сказке. Просто история твоя…

— Бесполезная, — закончил Грязнов. — Что из не выжать можно?

Турецкий едва заметно кивнул, но добавил:

— Разве что тетку в Ивангороде.

— Ну разве что. Нашли вы эту тетку?

— Нашли, — откликнулся Гоголев. — Кирилл дал адрес, так что найти ее труда не составило. Только опять же без толку. Живет старая карга не в самом городе, а в глухом пригороде, на хуторе. Одна. Родственников сто лет в обед не видела, знать ничего не знает. И хоть ты режь ее — стоит насмерть. Как латышский стрелок.

— А что соседи говорят?

— Соседи друг от друга за версту. Та же песня.

— А таможня? Если твои контрабандисты уже пользовались этим каналом, значит, у них там был свой человек.

— Действительно, в тот день один из таможенников попал в больницу с приступом аппендицита. Увезли на «скорой» часа за два до происшествия. Его в больнице допрашивали. Парень показал, что да, несколько раз эти двое в его смену пересекали границу. Но ничего недозволенного он у них не обнаружил. Тем более валюты в крупных размерах. Показания вполне предсказуемые. Поскольку, если бы обнаружил, должен был парочку задержать. А он их, напротив, пропускал. Все бы и ладно. Только после выписки из больницы он оформил отпуск и куда-то уехал.

— И родные не знают — куда?

— Якобы не знают. Поставили мы их телефон на прослушку. Пока тишина. Но вы, мужики, зря смеялись. На этой женщине как минимум один труп — омоновца. А может, и не один. Григорьянц пропал. Таможенник тот теперь тоже неизвестно где. Почти полмиллиона баксов — это такая гора денег, под которой не один труп может оказаться.

— Ты, Виктор, не сердись, это мы так… Рады видеть

тебя, и вообще… Знаешь, трудно сразу в проблему вникнуть, тем более после пары рюмок.

— Тем более если она не твоя, — пошутил Турецкий.

— Нет, она теперь и моя. Я Виктору помощь обещал, значит, все, что от меня зависит, сделаю. Но пока ничем порадовать не могу. Если таможенник твой жив, он проявится. Значит, пока за эту нитку и нужно дергать. Прослушку не снимайте…

— Есть, товарищ генерал, — как бы взял под козырек тоже генерал Гоголев.

— Ладно, мужики, давайте к горячему приступим. А под горячее следует выпить, — дипломатично предложил Турецкий.