20 000 километров по Индии

ГЛАВА VII МАДУРА — МАНДАЛАМ — КРУСАДАЙ

После обеда начинаем укладываться. Доктор Менон, отлучившись куда-то часа на полтора, принес и роздал всем надувные резиновые подушки.

— Они вам пригодятся сегодня вечером, не убирайте их далеко в чемоданы, — предупреждает он.

И они действительно пригодились. Если бы не эти подушечки, неуютно пришлось бы нам на кожаных полках вагона. Поезд то еле-еле полз, то несся со страшной скоростью. Вздрагивал и дребезжал наш вагон. Утром, в 4.15, точно по расписанию оказались у перрона вокзала Мадуры. Спешим в отведенные нам номера гест-хауза, которые помещаются здесь же, на втором этаже вокзального здания. Но поспать не удалось: неожиданно представилась возможность пополнить наши коллекции пресмыкающихся. Как только мы зажгли свет в комнатах, то увидели на побеленных стенах множество небольших существ, быстро скрывшихся в щелях. Через несколько минут они снова вылезли и стало ясно, что постоянными жильцами наших комнат являются небольшие гекконы — темно-серые ящерицы, великолепно умеющие бегать по вертикальным стенам и по потолку. Они могут двигаться даже по совершенно гладкому камню и стеклу благодаря присасывательным подушечкам на пальцах. За эту способность их даже выделяют в особое семейство цепкопалых ящериц (Geckonidae). Гекконами их зовут за довольно громкие звуки, которые они могут издавать и которые отдаленно напоминают слово «гекко».

Все тропические гекконы — ночные животные, и при ярком свете они немедленно забиваются в самые глубокие щели и трещины.

Итак, мы в Мадуре, знаменитой и славной столице древнего государства Пандиев, никогда — до установления господства англичан — не бывшую под иноземным игом, в Мадуре, где происходит действие древних тамильских легенд… Мадура — город с полумиллионным населением и огромным количеством текстильных фабрик.

Текстиль тысячелетиями был одним из основных статей индийского экспорта. Сохранились даже древние индийские названия сортов тканей: муслин, коленкор, тафта, нансук. Сейчас в независимой Индии текстильная промышленность интенсивно развивается. Мы по приглашению наших хозяев посетили одну из современных текстильных фабрик в пригороде Мадуры, видели там длинные ряды современных станков, содержащуюся в образцовом порядке заводскую территорию, рабочий поселок при фабрике. Видели мы и красные флаги на длинных бамбуковых шестах, реющие над крышами тут и там. Значит, окрестные жители — сторонники Коммунистической партии Индии.

Центр города — величественный Минакши-храм — выдающееся произведение средневековой южноиндийской архитектуры. Наиболее древние части храма построены около 100 лет назад, но в современном виде храм отстроен при династии Наяков в XVI веке. Храм Рыбоглазой Минакши — супруги Шивы — по существу представляет собой небольшой город. Высокая каменная стена, покрашенная вертикальными бело-красными полосами, с четырьмя гопурамами, поднимающимися на высоту десятиэтажного дома, заключает еще шесть концентрических 01 рад.

В них расположены дворы, дворики, подсобные помещения, огромные крытые залы, большой священный водоем и даже крытые торговые ряды — «Пуду мантамам», где кроме ароматных палочек для обкуривания агрбатти — продается множество пластмассовых и бронзовых безделушек и украшений.

Самые внутренние, самые «священные» части храма доступны только избранным. Мы не попали в их число, хотя и разулись еще на улице. Фотоаппараты нам предложили оставить в машине — почему-то в этот день до обеда нельзя было фотографировать внутри храма. А фотографировать было что…

Все, что видел в храме Минакшц-Парвати Вадавуран[28] тысячу лет назад, то видели и мы, осматривая этот удивительный храм. Видели мы и знаменитый водоем «Золотых лотосов», полный темно-зеленой воды; десятки людей на лестницах-гхатах вокруг, или уже искупавшихся, или готовящихся к священному омовению. Видели и блистательно изваянные из каменных монолитов скульптуры слоноголового Ганеши, и большую скульптурную группу, многократно повторенную и на наружных гопурамах: Вишну отдает в жены Шиве свою сестру Минакши.

Побывали мы и в тысячеколонном зале — большом храме, своды которого поддерживаются лесом колонн, каждая из которых сделана из монолита и украшена оригинальным скульптурным изображением. Тут и вздыбленные всадники, и мифические существа, и герои индийского эпоса. Этот тысячеколонный храм был почему-то закрыт для посетителей, и только благодаря тому, что с нами был какой-то крупный чиновник, дверь его открыл перед нами босоногий монах. На потолке храма, между колоннами и в их капителях в полумраке гнездилось множество летучих лисиц (Megachiroptera). Потом нам пришлось вплотную познакомиться с этими удивительными созданиями. Но не забыть первого впечатления от огромных — более метра в размахе крыльев — темных существ, срывающихся с потолка и исчезающих среди бесчисленных колонн храма, не забыть их резкого крика.

В других внутренних храмах — или частях большого храма — есть немало интересных мест. Смешавшись с толпой паломников, идем не спеша, очевидно обычным маршрутом, вместе с группой индийцев. У некоторых руки заняты кокосовыми орехами, которые продаются при входе в храм. Подходя к повороту каменной галереи, наши спутники один за другим, с силой размахнувшись, бросают кокосы о каменный пол. Из разбитых орехов по полу, по священным камням храма течет мутный сок. Время от времени деловитый монах сметает остатки кокосов, освобождая место для следующих приношений Рыбоглазой.

У нас нет кокосов, и потому спокойно проходим дальше. Недалеко от священного водоема в одной из многочисленных галерей стоит довольно объемистый каменный четырехугольный ящик со светло-серым пеплом (значительно позже мы узнали, что для приготовления такого пепла используется отборный навоз от священных коров, смешанный с кусочками ароматических деревьев). Рядом стоит небольшая, всего в полметра, грубая каменная фигурка Сундерешварара — именно того воплощения Шивы, в образе которого он и стал супругом божественной Минакши. Вся фигурка густо усыпана пеплом, и все новые и новые люди, проходя мимо ящика с пеплом, берут горсточку, посыпают голову Шиве, а потом мажут себе лоб остатками пепла.

Доктор Менон ушел вперед и помешать нам не может. Осторожно берем горсть пепла, посыпаем как можно аккуратнее на затылок Шиве, а остатками мажем себе лбы. Окружающие настолько поглощены тем же, что или не обращают на нас никакого внимания, или, напротив, принимают все как должное. Лишь монах, наблюдающий за порядком в этой части храма, одобрительно посматривает в нашу сторону. Идем дальше.

В многочисленных темных уголках за решетками (чем священнее место, тем больше решеток) стоят скульптурные группы, светлеют настенные росписи. Подходим к знаменитым звучащим колоннам. Из монолита вырезаны небольшие каменные столбики высотой около 35 см и диаметром 3–4 см. Ловко ударяя металлическим прутиком, стоящий здесь монах извлекает из них музыкальные звуки, составляющие полную гамму; с беломраморной галереи, окружающей водоем, можно видеть несколько высоких колонн на плоской крыше внутренних залов храма. Эти колонны поставлены богатыми жертвователями. Обычай ставить колонны в честь какого-либо события несомненно пришел из Индии. До сих пор во многих частях страны сохранились величественные каменные колонны, поставленные императором Ашокой (III век до нашей эры); одна из таких колонн поставлена на месте рождения Гаутамы Будды.

В некоторых частях свод храма поддерживается монолитными колоннами, изображающими фантастических животных — тигроженщин, слонольвов и т. п. У одного из таких чудищ, высеченных, как и все другие, из единой глыбы камня, в полураскрытой пасти можно покатать рукой большой каменный шар. Древние ваятели, вырубая из камня морду зверя, оставили шар в пасти таким образом, что его можно там легко перемещать, но нельзя вытащить. В некоторых частях храма скульптуры искусно передают позы классических танцев, имеется и серия аватар — воплощений — Шивы.

Последнее, что мы видели в храме Минакши, — огромный светлый зал бракосочетаний. В самом дальнем конце этого зала, освещаемого ярким солнечным светом (одна из стен образована несколькими колоннами), на возвышении стоит нечто вроде деревянной беседки. За ней нарисована на стене яркая картина, кажется, опять та же сцена обручения Шивы с Минакши. На этом возвышении располагаются обычно жених с невестой. Гости и родители заполняют длинный зал, стены его украшены цветными яркими изображениями Шивы и Лакшми[29]. В двух местах зал от пола до потолка перегорожен зеркалами, и создается впечатление бесконечной протяженности помещения. В этой части храма много солнца, свежий воздух, высокие потолки, чистота.

Столько хотелось фотографировать в храме Минакши! А пришлось ограничиться только храмовыми слонами, весело болтавшими хоботами в одном из наружных помещений храма, и съемками наружных гопурамов, богато украшенных разноцветными фигурами героев «Рамаяна».

Но посещением храма Минакши наш день только начался. Мы побывали в небольшом, но уже давно существующем сельскохозяйственном колледже, во дворе которого в неглубоком бассейне, затянутом сверху сеткой, грелись на солнышке два крупных гавиала (Gavialns gangeticus), которых всегда можно безошибочно распознать по длинному и узкому пинцетообразному рылу с булавовидным расширением на конце. Несмотря на свой грозный вид, гавиалы не опасны для крупных млекопитающих и человека, хотя могут достигать длины свыше 5 метров. Единственная их пища — рыба, которую они с ловкостью хватают в мутной воде тропических рек. Очень интересно, что челюсти гавиала удивительно сходны с челюстями гангского речного дельфина — платанисты. Нет сомнения, что в данном случае это сходство объясняется одинаковым способом охоты на крупных рыб.

Гавиал питается только рыбой

Над входом в небольшой музей висит огромная морская звезда, а под ней на черном фоне яркими белыми и розовыми раковинами выложено: «Welcome» («Добро пожаловать»).

В этот день мы успели еще познакомиться с работой каферды профессора Кришнасвами. В новом здании помещаются все отделения Мадрасского университета: физики, химии, математики и биологии. Однако правительство штата и местные власти стремятся развивать систему высшего образования: в ближайшее время филиал университета будет расширен и превращен в самостоятельный Мадурский университет.

В Мадуре было еще одно учреждение, в которое нам хотелось попасть, чтобы познакомиться с постановкой биологических исследований, — Американский колледж. Но доктор Ф. Абрахам, с которым мы познакомились, сразу же заметил, что в колледж мы смогли бы приехать только через несколько дней. Вечером, просматривая газеты, мы выяснили причину такой отсрочки: в краткой заметке сообщалось, что забастовка студентов Американского колледжа продолжается. Нам осталась неясной причина забастовки, но стало понятно, почему доктор Абрахам не смог пригласить нас в колледж.

Выкраиваем время, чтобы успеть съездить в Алагар Койл — известное место паломничества в Южной Индии, в 18 километрах от Мадуры.

Храм стоит у подножия небольшого, покрытого густым парком холма. На деревьях, на плитах дворика — великое множество макак. Развит и особый вид дохода — кормление этих животных. У ворот, ведущих во внутренний храмовый двор, можно купить арахис, бобы и взять напрокат плошку. С полной плошкой всякой снеди идут паломники к храму, где их с откровенным нетерпением ждут стайки обезьян. Здесь мы впервые видели, как обезьяны мирно уживаются с самыми обыкновенными бродячими собаками, которые тоже не прочь полакомиться бобами.

На холме в парке наконец-то вновь существенно пополнилась коллекция кокцид Николая Сергеевича. Видя, что времени в обрез, он попросил о помощи, и мы все бросились искать их на траве, на корнях, на ветвях. В машине, на ходу разбирая нашу добычу, он изредка довольно урчал, а за ужином объявил, что найдены новые интересные виды.

На перроне вокзала в Мадуре страшная суета. Станция узловая, поезда приходят с севера, юга и юго-востока. У нас билеты в вагон международного поезда Мадрас — Коломбо. Поезд опаздывает, и мы уже целый час бродим по перрону. Сидеть негде — все скамейки заняты спящими или сидящими транзитными пассажирами. Снуют носильщики — их видно издали по красным тюрбанам. Вещи они носят только на голове, лишь изредка придерживая рукой. По виадукам, лестницам и асфальту перрона шлепают тысячи босых ног. Продавцы фруктов разносят свой товар в корзинах; горячие лепешки и овощные острые приправы развозят в тележках. Красивая молодая женщина в красно-зеленом сари несет на голове большой латунный сосуд с водой. Томящиеся жаждой за гроши пьют по очереди из маленького начищенного латунного стаканчика. Невдалеке от места, где сложены на перроне наши вещи, расположилась на отдых семья переселенцев. Глава семейства спит, прислонившись к узлу с вещами, его жена кормит грудного, совершенно голого ребенка. Впрочем, вокруг талии младенца повязана тоненькая веревочка с каким-то талисманом. Два малыша постарше с восторгом смотрят на бананы, которые несет доктор Менон. Бананов много — две большие связки. Доктор Менон очень озабочен: в дороге трудно получить привычную для европейцев пищу, и бананы должны компенсировать как-то наш скромный завтрак. Заметив две пары внимательных глаз, доктор протягивает малышам по банану.

Большая белая корова медленно идет по рельсам между двумя высокими платформами. Откуда она взялась и что ей здесь нужно? Банановые корки полетели вниз, и корова спокойно слизнула их шершавым языком. Вдали показалась вторая корова, по соседним путям прошла еще одна. Железнодорожные служащие не проявляли никакого беспокойства. Приближающийся поезд еще километра за два до станции включил сирену и на самом малом, «черепашьем» ходу подполз к перрону. Впереди паровоза прикреплена огромная наклонная решетка (может быть, это специальное приспособление для скидывания зазевавшихся коров с пути?). Но до этого, очевидно, никогда не доходит: сирена предупреждает скот об опасности. Быстро находим табличку с надписью: «Русская зоологическая делегация». Проводник отпирает дверь. Усаживаемся и сразу включаем вентиляторы. Шестиместное купе наполняется ровным гудением электромоторов.

У окна сидеть никому не хочется. Окна в вагонах индийских поездов — это целый набор различных решеток. Снаружи толстые металлические прутья — от воров, затем опускающееся стекло, опускающиеся деревянные жалюзи из косо набитых реечек — защита от солнца, наконец, можно поставить еще мелкоячеистую металлическую сетку от москитов. Снова оглушительная сирена, и поезд начинает медленно двигаться. Полуголый человек со связкой сахарного тростника на голове, бредущий по дороге, движется все же быстрее поезда. Только на значительном расстоянии от города, где нет опасности задавить корову, машинист выключил сирену и начал набирать ход.

На остановке к нашему купе подходят трое молодых людей, нагруженных тарелками и судками. Доктор Менон, оказывается, успел-таки заказать обед! Блюда все индийские, как всегда в железнодорожных ресторанах. Все очень вкусно, хотя и наперчено на совесть. На следующей станции в купе вошел мальчишка, собрал всю посуду и выставил прямо на асфальт перрона. Со встречным поездом ее отправят назад.

За окнами плывет Южная Индия. Пальмы, пальмы, пальмы, рисовое поле, снова пальмы и снова рис. Буйвол по шею в воде, буйвол, на котором полуголый крестьянин пашет рисовое поле, идя за плугом по густой жидкой грязи, снова молодой зеленый рис, снова пальмы, ток, по которому кругами ходит буйвол, молотя собранный рис. Через три часа мы в Мандапаме. Дальше поезд пойдет по Адамову мосту — цепи островов, связанных дамбами и мостами, а потом на пароме переплывает на Цейлон. Но наш путь кончается здесь.

В Мандапаме нас уже ждут сотрудники центрального исследовательского института морского рыболовства; он расположен в здании, построенном для госпиталя союзников в период второй мировой войны. Длинные одноэтажные бараки с тенистыми навесами по обеим сторонам соединены друг с другом такими же тенистыми переходами. Между строениями уютные зеленые дворики. В многочисленных лабораториях темновато: окна хотя и большие, но выходят не прямо на улицу, а под своды боковых галерей. Народу в лабораториях мало многие научные сотрудники разъехались либо в экспедиции, либо в отделения института по побережью Бенгальского залива и Аравийского моря.

Огромные коллекции морской фауны тропических морей свидетельствуют о большой исследовательской работе. В этом еще раз убеждаешься, посетив великолепную библиотеку, которая выписывает около 400 научных журналов всех стран мира, в том числе и из СССР.

В Индии настоящее товарное рыболовство в океане развито пока слабо. Поэтому правительство страны одобряет и поддерживает всякие перспективные исследования промысловых запасов рыб и беспозвоночных. Уже несколько лет действует индо-норвежский договор, по которому норвежские ученые помогают индийцам освоить огромные промысловые запасы рыб в водах океана.

Домики института расположены в полукилометре от берега океана среди густой зелени. Ближе к побережью небольшое светлое здание аквариума, где в проточной морской воде живут местные рыбы. Аквариум построен, конечно, не для демонстрации морских обитателей, а для научной работы. Рядом с этим зданием — бетонный бассейн, в котором вот уже три года живут два дюгоня (Halicore dugong). Индийский дюгонь — одно из редчайших млекопитающих мира, представитель очень немногочисленного отряда сиреновых, или морских коров. Еще не так давно тысячные стада морских коров обитали и в наших водах на Дальнем Востоке. В середине XIX в. последние экземпляры этих доверчивых и беззащитных животных были уничтожены промышленниками в водах Командорских островов. Сирены — единственные травоядные морские млекопитающие[30].

Понятно поэтому, с каким интересом наблюдали мы за этими огромными — метров до трех длиной — животными. Их поймали рыбаки. Самец и самка запутались случайно в рыбацких сетях в нескольких километрах от Мандапана. С тех пор дюгони живут в бассейне. Он соединен с морем небольшой трубой, по которой с помощью бензиновой помпы накачивается вода. Кормят дюгоней два раза в день. На обед им приносят по охапке свежей травы.

Морская корова — дюгонь

Дюгони очень светлого серого цвета. Это важно. Важно потому, что долгое время не было — и нет до сих пор — достаточно убедительного объяснения, почему большинство видов тропических речных дельфинов очень светлого цвета. То, что и тропические прибрежные дюгони столь же светлого цвета, наводит на мысль об общности причин такой окраски. Быть может, дюгони, проводящие большую часть жизни у поверхности воды, медленно передвигаясь и неглубоко ныряя в поисках морских растений, своей светлой окраской предохранены от перегрева?

Небольшая голова, массивное туловище, резко сужающееся сзади, хвостовой плавник, повернутый в горизонтальной, как у китов, плоскости, длинные передние конечности (и отсутствие задних!), голая кожа, покрытая редкими жесткими волосками, подвижная верхняя губа с усами-вибриссами и два дыхательных отверстия на голове — вот, пожалуй, на что обращаешь внимание, рассматривая этих интересных животных.

Ближе к вечеру прием в панчаяте. Панчаят — это древнейшая форма самоуправления в Индии, существующая по крайней мере несколько тысяч лет. Раньше в панчаят входило пять старейшин (отсюда и само слово «панчаят»), теперь же число руководителей может быть и больше пяти и не обязательно они только старейшие — в этом мы убедились на приеме. В объединенный панчаят входят представители 30 прибрежных деревень, в которых живут 68 тысяч жителей. Нас встречают на широкой деревенской улице, поперек которой натянут плакат «Welcome, to our Russian friends!»[31]. Ведут в просторную комнату, где накрыты простые деревянные столы. Всего за столом оказывается человек пятьдесят. Разносят по два банана, чашке крепкого чая, по пирожку со страшным индийским перцем — чили и по нескольку кусочков желтоватого сладкого не то творога, не то сыра. Короткая теплая приветственная речь председателя панчаята, еще не старого энергичного человека, в белом бумажном пиджаке и таких же брюках. Через плечо перекинуто белое полотнище. Наши хозяева не говорят по-английски, и Менон переводит нам с тамили. Маленькие девочки, смущаясь, дарят нам цветы. На этом прием заканчивается. Но он запомнился каждому из нас, этот маленький праздник далекой индийской деревни в честь нашей страны.

Утром мы отправляемся на островок Крусадай — один из многочисленных островов архипелага Адамова моста. Весь вечер и часть ночи проходят в сборах. Ночью на яркий свет наших окон слетается всякая живность. С тяжелым гудением прилетел первый крупный жук. Это был пластинчатоусый красавец эухлора из рода Anomala. Спина и брюшко у него яркого золотисто-зеленого цвета. Потом полетели богомолы, ночные бабочки, снова несколько зеленых жуков и множество мелких двукрылых… Вместо сна началась охота за насекомыми, только поде утро удалось заснуть на два-три часа.

Наверное, все коралловые острова издали похожи друг на друга. Из моря показываются верхушки пальм, потом зеленая полоса колючих кустарников у берега и белая линия пляжа. Волны накатываются на невидимый подводный риф и раскалываются в белую пену. Таким нам представился и крошечный островок Крусадай, когда ранним утром мы подходили к нему на белоснежном катере, принадлежащем институту в Мандапаме.

Островок этот обитаем: на нем живут две или три семьи сотрудников Морского института. Нас никто не ждал, но все население острова, конечно, вышло на берег: приход катера — важное событие в размеренной и однообразной жизни «островитян». Не доходя до острова, катер стал на якорь, а от берега к нему устремился на долбленой лодке темно-коричневый парень в белых трусиках. Он греб одним веслом, стоя на корме.

Маленькая лодочка вмещала не более трех человек, и пришлось совершить немало рейсов, пока мы сами и наш багаж оказались на берегу. Стоявший босиком молодой человек в белой рубашке и таких же шортах представился нам как хозяин островка и просил чувствовать себя; как дома. Это был доктор К. Саббиах. Почти напротив: места, где на коралловом песке сложили наши вещи, к тени кокосовых пальм, окруженных стеной колючих кустов пандануса, виднелся маленький домик. Он был построен из известняка — единственного строительного материала коралловых островов — и покрыт пальмовыми листьями. Этот домик и стал нашим жилищем.

Доктор Саббиах убрал кривую ветку, подпиравшую дверь, и пригласил нас осмотреть помещение. В домике оказалась всего одна тенистая комната, потолка не было, его заменяла пальмовая кровля двускатной крыши. Четыре оконных проема не были застеклены, и ветер хозяйничал в домике. Днем это, конечно, было большим достоинством, но ночью, когда появятся москиты, придется плохо. Ни стола, ни стульев, ни кроватей не было. Так как троим из нас (авторам этой книги и Е. В. Жукову) предстояло жить и работать здесь в течение нескольких дней, нужно было немедленно приниматься за благоустройство. Через час катерок ушел в Мандалам, увозя Николая Сергеевича и Константина Александровича, местные жители занялись своими делами, и мы, оставшись одни, почувствовали себя вполне робинзонами.

На песчаной дорожке перед домом начали распаковывать ящики, достали инструмент: молоток, клещи, ножовку. Шваброй из кокосового волокна обмели стены и пол, оконные проемы затянули марлей. Из ящиков соорудили стол, большие обломки кораллового полипняка отлично сошли за кресла. Из досок и кольев соорудили три топчана. Несколько пальмовых циновок мы нашли тут же, а надувные подушки у нас были с собой. Одеял здесь не требуется.

Едва мы создали хоть какой-то «интерьер», появился доктор Саббиах с большим чайником, полным горячего чая. Пить его, однако, не захотелось. На острове, оказалось, нет пресной воды. Местным жителям приходится довольствоваться солоноватой жидкостью, которая скапливается в большой яме в дождливый период. Чай был и душистым и сладким, но и соленым он тоже был. В первый день мы предпочли кокосовое молоко, благо, весь остров зарос пальмами.

Кокосовая пальма плодоносит круглый год, и влага, находящаяся в ее недозревших орехах, — отличный напиток. Орех вырастает до величины среднего арбуза. Снаружи он покрыт толстым слоем волокнистого вещества — койрой, которую срезают топориком или серповидным ножом. Под койрой — очень плотная скорлупа, выстланная изнутри слоем белой мякоти — копры. Самую середину ореха занимает прозрачная, чуть мутноватая жидкость — это и есть молоко. Вкус у молока своеобразный: и солоно, и сладко, и кисловато.

С нами была большая корзина с хлебом, фруктами, яйцами и жареным мясом. Наскоро закусив сандвичами и выпив по целому ореху, отправились осматривать лабораторный дом. По узкой тропинке, проложенной между пальмами, очень приятно идти босиком.

Лаборатория в пяти минутах ходьбы. В ней две большие комнаты с рабочими столами. В застекленных шкафах коробки и банки с животными, обитающими на островке и в море у его берегов, — очень хороший маленький музей. Видно, здесь поработало немало ботаников и зоологов. Для Евгения Витальевича освободили один из столов: здесь он будет заниматься паразитологическим вскрытием рыб. Забегая вперед, следует сказать, что эта работа была очень успешной. Е. В. Жуков сейчас же развернул свою походную лабораторию. Ежедневно ему доставлялась свежая рыба, пойманная тут же у Крусадая, и Евгений Витальевич с утра до позднего вечера просиживал за рабочим столом.

Мы, оставшись теперь вдвоем, решили осмотреть весь остров. Сделать это в общем было не так уж трудно, так как длина Крусадая едва достигает 2 километров, а ширина — и того меньше. Нагрузившись коробками, банками, сачками, взяв полиэтиленовые ведра, мы пересекли остров и вышли на западный берег. Тропинка привела нас к широкой лагуне со слегка заиленным песчанистым дном. Здесь мы увидели тощего загорелого рыбака, который ловко бросал накидку.

Ловля рыбы накидкой распространена во всем мире, но ловить ее имеет смысл, когда рыбы много. Взяв обеими руками сеть, особым образом сложенную, рыбак выбрасывает ее перед собой. По краям сети имеется множество грузил, благодаря чему уже в воздухе сетка распластывается в виде большого круга и плашмя падает в воду. Правильно сложить и бросить накидку — большое искусство, требующее и навыка, и ловкости, и физической силы. Когда накидка ляжет на дно, ее начинают медленно поднимать за веревку, привязанную к середине сетки. Грузики при этом сползают к центру, и рыба оказывается пойманной. При нас было поймано несколько рыб средней величины и одна очень крупная карангида (так называемый морской карась), более полуметра длиной. Оказалось, что весь улов предназначался нашему паразитологу, и еще трепещущую добычу рыбак понес в лабораторию.

Зайдя в воду лагуны, мы увидели в мелком месте на дне тонкие бороздки: как будто кто-то проводил по песку пальцем. Иногда такая бороздка, извиваясь, тянулась шагов пять-шесть и заканчивалась маленьким бугорком. Раскопав в этом месте песок, легко находим красивого брюхоногого моллюска — оливу (Oliva). Оливы — типичные обитатели песчаных отмелей тропических морей. За красивый цвет и изящную форму блестящей раковины оливы всегда собирают и используют как украшения и сувениры. Набрав десятка полтора олив величиной с большой палец, отправились вдоль берега к выдающемуся мысу. Как нам сказали, этот мыс оканчивается отмелью с живыми мадрепоровыми кораллами.

Мадрепоровые кораллы — особая группа колониальных кишечнополостных животных, к которым относятся также медузы, актинии и наша пресноводная гидра. Но у мадрепоров развит прочный известковый скелет. Именно они и составляют основу коралловых рифов. Рифообразующие кораллы могут жить и размножаться только в чистой, прозрачной морской воде нормальной солености. Они очень теплолюбивы и быстро погибают, если температура воды опустится даже на короткий срок ниже 20°. Кораллы нуждаются также в солнечном свете и обильной пище — мельчайших планктонных животных. При благоприятных условиях мадрепоровые кораллы образуют на мелководье тропических морей сплошные заросли.

Одному из нас (Д. В. Наумову) уже довелось поработать на коралловых рифах у берегов острова Хайнань в Южно-Китайском море. Теперь появилась возможность сравнить риф у берегов Индии с рифами Южного Китая.

Риф, то расширяясь, то сужаясь, уходил далеко в море. Вначале мы шли по песку, потом стали попадаться выступающие наружу известняковые плиты, большие обломки полипняка. Берег снижался, и появились лужи, промоины, протоки. Море совершенно спокойно, вода в протоках почти неподвижна и прозрачна. Перевернув большую глыбу отмершего коралла, находим под ней нескольких черных голотурий — животных типа иглокожих, к которым относятся также морские ежи и звезды. Здесь же прячутся мелкие крабы и змеехвостка-офиура — тоже иглокожее. Все виды уже известные, они встречаются и на других рифах.

Ближе к концу мыса обломков кораллов и известняковых плит стало больше, их нагромождения скрывают различных морских беспозвоночных животных и рыб. Почти под каждой плитой можно найти что-то новое. Особенно интересны моллюски. Через несколько минут в нашей коллекции появились очень красивые крупные коричневые раковины ципрей, получившие научное название «арабика» за нежный рисунок, напоминающий арабскую вязь. С азартом собираем маленьких монетарий, которых здесь целых три. Раковины монетарий под названием «каури» не так давно служили в тропических странах мелкой разменной монетой — отсюда и их название. Нам попались желтая с двумя серыми полосками монетария-монета, беловато-серая с желтым кольцом монетария-колечко и более крупная коричневая «змеиная голова». Раковина последнего моллюска по форме действительно напоминает голову змеи.

Нашлись под плитами и в глубоких лужах также моллюски турбо и трохус. Их перламутровые раковинь) покрыты снаружи слоем темного органического вещества. В щелях разрушающихся полипняков прячутся небольшие черные морские ежи с толстыми тупыми иглами.

Мыс уходит в воду, и нам приходится раздеваться. Спустившись в воду, мы наконец дошли до пояса живых кораллов. Их здесь оказалось совсем немного — семь-восемь видов: два вида похожи на елочки колоний акропора, оба буроватые с сиреневыми полипами; телесного цвета причудливые колонии козлорогой поцилло-поры с розовыми кончиками ветвей; листовидные коричневые с синими мелкими полипами монтипоры. Кроме этих видов удалось обнаружить еще 2–3 вида зеленоватых шаровидных фавитес и поритес. Все говорило о том. что риф чем-то угнетен. Лишь в одном месте удалось напасть на сплошной массив из колоний мадрепоровых кораллов диаметром около 10 метров. Чаще же попадались лишь группы колоний или отдельные колонии.

Причину угнетения долго искать не пришлось. Она заключается в сильном заилении и мутности воды. Мадрепоровые кораллы в заиленных местах никогда не образуют больших скоплений. Взвешенная в воде муть нарушает питание колонии. Однако весь мыс, несомненно, состоял из кораллового известняка. Об этом свидетельствовала его известковая основа, то тут, то там выступающая из-под тонкого слоя песка. Все побережье острова устлано типично коралловым белым песком — продуктом разрушения колоний. Значит, в недалеком прошлом мадрепоровые кораллы здесь процветали. Из их отмерших колоний сложился целый остров (и другие соседние острова), а затем наступили какие-то изменения в водном режиме, на материке увеличился речной сток, несущий с собой ил, и кораллы стали погибать. Теперь на Крусадае остались лишь самые неприхотливые виды, да и тем грозит гибель. Нам часто попадались совсем небольшие, молодые колонии, уже начавшие отмирать. Изучение коралловой отмели заняло у нас всю вторую половину этого дня.

Коллекционные сборы на этот раз доставить к дому не удалось — вес собранных нами кораллов оказался под силу только паре Власов — Жаботинский. Поэтому мы решили собранные образцы оставить на берегу, чтобы они подсохли. А сами, тяжело нагруженные, с полными рюкзаками и ведрами, медленно пошли к нашему домику. В небе уже светились яркие звезды, и среди них знаменитое созвездие Южного Креста, когда мы увидели огонек керосиновой лампы в окне — это Евгений Витальевич сидел над дневником.

Ужинали мы с удовольствием, благо корзина была еще полна. Запивали ужин содовой водой с апельсиновым соком в чудо-корзине нашлись и драгоценные здесь бутылки.

После трапезы мы отправились на прогулку по берегу. Здесь, так же как вблизи Махабалипурама, во множестве водились песчаные крабы-оципода. Только здесь мы изобрели эффективный способ ловли крабов. Попав в луч света, краб застывает на месте и, насторожившись, замирает. К нему можно подойти довольно близко и накрыть его сачком. Никто из нас раньше не слышал о таком способе добычи пугливых крабов. Он — наше открытие. Мы наловили на выбор десяток самых крупных крабов. Пленников поместили в большую картонную коробку, на крышку которой положили тяжелый обломок коралла.

Еще днем мы обратили внимание, что весь песок между зарослями опунций и панданусов испещрен какими-то странными следами. Как будто игрушечный гусеничный трактор, петляя, ездит по белому песку, оставляя между колеями длинную борозду. Кто же мог оставить на песке такие необычные следы? Днем мы установить этого не смогли и теперь, воодушевленные успешной охотой на оципод, отправились в заросли колючих опунций. Вскоре в луч фонаря попался довольно редкий тропический рак — ценобита. Подобно ракам-отшельникам, ценобита прячет мягкое брюшко в пустую раковину брюхоногого моллюска. Живут ценобиты на суше, питаясь различными растительными и животными остатками. В море уходят только раз в год для размножения. Яйца ценобиты развиваются в морской воде, где живет и личинка, совсем не похожая на взрослого рака.

Сухопутный рак-отшельник — ценобита. Крусадай

При ночной ловле ценобит сачок оказался излишним. Попав в луч света, ценобита высовывается из раковины еще больше, быстро перебирает ножками — пытается убежать. На песке остается сложный след, озадачивший нас. Раки довольно проворны, но все же уйти от человека они не могут. К тому же, вместо того чтобы скрыться в колючих зарослях пандануса, откуда их достать было бы почти невозможно, преследуемый ценобита прячется в свой домик-раковину и остается неподвижным. Возможно, такая реакция спасает рака от его обычных врагов, но для нас она была очень выгодной. Вторая коробка быстро наполнялась ценобитами. По пути в коробку рак высовывается из раковины и яростно впивается клешнями в пальцы.

Возвращаясь к домику, мы обратили внимание на совершенно необычную картину. Когда луч света случайно попадал на колючий кустарник, густо растущий вдоль тропинки, на ветвях видны были крупные дневные бабочки — гекторы (Papillio hector). Днем эти красивые бабочки очень подвижны. Они быстро перелетают от цветка к цветку и в случае опасности стремительно летят в кустарник, где сразу же пропадают благодаря темной окраске сложенных крыльев. Поймать гекторов поэтому очень трудно. Оказалось, что ночью они спят на нижних ветвях колючих кустов и низких деревьев. Свет фонаря вовсе их не беспокоит, и бабочек можно собирать с куста. Среди бабочек были не только гекторы, но еще два или три вида того же семейства.

Собираясь на другой день встать пораньше, мы отправились спать.

Ночью сквозь шум прибоя можно было различить какой-то слабый, очень высокий звук. Вначале казалось, что это чей-то писк или стрекотание долетают откуда-то издалека, настолько слабы они были. Но прислушались внимательнее, и стало ясно, что пищит кто-то внутри нашего домика. Более того, создалось впечатление, что какие-то два существа ведут между собой перекличку. Вот заверещал один и замолк. Через секунду ему отвечает другой. Звуки были очень похожи, но все же, несомненно, между первым и вторым имелось какое-то еле уловимое различие.

Звуки были похожи на писк летучей мыши, но в такую пору летучим мышам нечего делать в помещении. Свет фонарика, направленный в сторону таинственного источника звуков, выхватил из темноты четыре яркие красные точки, горящие как драгоценные камни. Это же наши лори, о которых мы совсем забыли. Зверьки с наступлением ночи принялись лазить по веточкам, поставленным в клетку, в поисках пищи. Конечно, они сразу получили банан, и вот оба сидят рядышком и, держа в передних лапках по половинке плода, аккуратно едят.

Многие животные, ведущие ночной образ жизни или живущие в пещерах либо вообще в условиях плохой видимости, способны издавать ультразвуки и воспринимать их отражение от окружающих предметов.

Такое локационное устройство помогает ориентироваться в пространстве. Тончайший писк, сопровождающий ультразвуковую локацию, особенно характерен для летучих мышей и дельфинов. Точными исследованиями установлено, что некоторые из наземных млекопитающих — крысы, собаки, кошки — могут улавливать ультразвуки, не слышимые человеком. Несомненно, и лори, ведущие ночной образ жизни, ориентируются с помощью ультразвука, который периодически сопровождается тонким писком. Странно, что до сих пор на эту особенность лори ученые, по-видимому, не обращали внимания. А мы услышали самые громкие моменты «разговора» наших лори.

На следующее утро, встав с восходом солнца и наскоро позавтракав, мы отправились вдоль берега с намерением вернуться домой лишь к середине дня, когда ожидалось прибытие катера из Мандапама. Нам должны были привезти пресную воду и продукты, которые были совсем не лишними: корзина опустела, и взять с собой в поход по острову было нечего.

Нагруженные рюкзаками и ведрами, с сачками в руках идем по тропинке, проложенной между пальмами, направляясь к северо-западной оконечности острова. Вначале дорога совсем ровная, затем начинают попадаться небольшие песчаные холмики. Всюду, где только пальмы уже не могут расти из-за обилия песка, густо разрастаются панданусы. Их мясистые, зазубренные по краям, длинные листья покрыты восковым налетом, придающим зелени матовый, белесоватый оттенок. Плоды пандануса ярко-оранжевые, похожие по форме и цвету на зрелый ананас, висят довольно высоко над землей. Их сладкую мякоть часто расклевывают птицы.

Никаких интересных наземных животных нам не попадалось, видели лишь норы, принадлежащие каким-то мелким грызунам, скорее всего крысам. Крысы в изобилии живут почти на всех коралловых островах, хоть раз посещавшихся человеком. Конечно, здесь, вблизи от большого пути из Индии на Цейлон, крысы обитают уже давно.

Тропинка, постепенно отклоняясь влево, выходит на берег моря и теряется в прибрежном песке. Мы оказались на северной стороне той бухты, к югу которой вышли накануне, когда собирали олив. Поворачиваем направо и идем вдоль берега по еще негорячему песку, собирая раковины из выбросов. Северо-западную оконечность острова образует пологая коса, уходящая в море. Проходим довольно далеко по мелкой воде, поднимая густую муть. Здесь дно хотя и песчанистое, но со значительной примесью ила. Олив тут совсем нет, но зато можно набрать много различных двустворчатых моллюсков, живущих на илистых грунтах.

Следуя вдоль береговой линии, огибаем оконечность острова и за одним из мысов попадаем в густые заросли мангров.

Ярко-зеленая глянцевая листва мангров нависает над мутноватой водой. Массу зарослей, как обычно, составляют кусты ризофоры (Rhizophora). Их легко узнать по многочисленным воздушным корням, отходящим от стволов и дугообразно спускающимся в воду. Куст на этих корнях стоит как на высоких подпорках. Среди кустов ризофоры много цветущих, и крупные желтые, розовые, красные цветы выделяются на фоне листвы. На многих кустах есть уже и плоды.

Стрелы мангров. Крусадай

Ризофора, если можно так выразиться, — живородящее растение. Ее семена прорастают, пока плод еще висит на ветке. Проросток имеет вид стрелы, оперенной на хвосте парой листочков. Такие проросшие плоды висят острием вниз, раскачиваясь на ветру. Оборвавшийся плод падает строго вертикально (листья при этом служат стабилизатором) и втыкается острым концом в ил. Вокруг каждого куста ризофоры всегда имеется молодая поросль, образовавшаяся из таких «живых стрел». Если плод оторвался от ветви во время прилива, когда весь нижний этаж мангрового леса залит водой, его унесут волны. Где-нибудь его прибьет к илистому берегу, и вдали от материнского растения появится новый мангр.

Нарвав почти созревших плодов, мы не удержались от соблазна испытать, сколько из. них воткнется в грунт. Выпущенная из руки «стрела» в 9 случаях из 10 неизменно втыкалась глубоко в ил. Зрелище было настолько эффектным, что мы сняли все это на кинопленку. Впоследствии цветные кадры с манграми оказались одними из наиболее удачных.

Кроме ризофоры в зарослях мангров были растения авицении (Avicenia) — низкие кусты, окруженные торчащими из ила короткими вертикальными воздушными корнями. Несколько поглубже в зарослях стояли невысокие деревья бругиеры (Brugiera). Мангровые растения относятся к различным систематическим группам. Их объединяет лишь общность приспособления к обитанию на границе моря и суши на илистых грунтах.

Пробраться в глубь мангровых зарослей мы не смогли, так как стволы и воздушные корни стояли сплошной стеной. Воспользовавшись отливом, пошли по колено в воде вдоль мангров со стороны моря.

Мангры являются средой обитания целого сообщества тропических организмов. Здесь держатся особые, специфические виды животных. Один из наиболее характерных жителей мангров — маленькая рыбка илистый прыгун, с которой мы познакомились еще в Тарополевала-аквариуме, — был замечен и здесь. Но поймать его так и не удалось. Сероватые рыбки, плотно прижимаясь к воздушным корням ризофоры, становились совершенно незаметными. Стоило протянуть к ним руку, как они спрыгивали в воду и исчезали среди корней.

Пока мы бродили вдоль стены мангров в поисках хоть какого-нибудь прохода в заросли, отлив достиг своего предела. Перед мангровыми кустами обнажился довольно широкий илистый пляж, на котором осталось много мелких луж. Обычно в таких лужах во время отлива сосредоточивается много различных животных, не переносящих обсыхания. Переходя от лужи к луже, мы собирали рачков, моллюсков и мелких иглокожих и отошли в сторону моря метров на двадцать. Грунт повсюду был илистый, очень вязкий, поэтому мы шли медленно, с трудом вытаскивая ноги из жидкой грязи. Неожиданно один из нас (А. В. Яблоков), шедший несколько мористее, провалился почти по пояс и начал медленно погружаться еще глубже. Поблизости не было ни палки, ни ветви, ни другого предмета, на который можно опереться.

— Рюкзак! Снимай скорее рюкзак!

В дело пущены сачки, брошенные в ил крестом, и с помощью протянутой руки потерпевший с большим трудом был извлечен из ила. Пришлось идти обратно, чтобы слегка отмыть себя и сачки от налипшей грязи. Только когда мы дошли до более твердого дна и выкупались, появилась возможность взять в руки фотоаппарат и полевой дневник. Снова отправились к манграм и уже с большей осторожностью продолжали их обследование. Заросль тянулась вдоль берега на расстояние около полукилометра. Затем дно стало более песчанистым, появились обломки кораллов, мангры на берегу стали редеть, и мы вошли в заросли. Если на берегу, где дул легкий ветерок, было просто жарко, то внутри мангровых зарослей стояла духота. Накаленные солнцем темно-зеленые листья, казалось, сами источали зной, как калориферы. Воздух был совершенно неподвижен, до предела насыщен влагой. Вокруг цветущих кустов ризофоры на берегу порхало множество разнообразных бабочек.

Наступило самое жаркое время дня, все живое в это время старается спрятаться в тень. Пройдя еще около полукилометра вдоль песчаного пляжа, мы подошли к нашему домику одновременно с Е. В. Жуковым, который вышел из лаборатории встретить катер, уже приближавшийся со стороны Мандапама.

После обеда, выпив чуть не ведро настоящего, несоленого чая, мы продолжили обход острова. На этот раз пошли вправо от дома, на юго-восток. Берег здесь слагается из мелко крошенного кораллового известняка почти без примеси песка и ила. Зайдя в воду, можно найти отдельные колонии живых кораллов, между которыми снует масса маленьких коралловых рыбок. Большинство из них питается мягкими тканями кораллов и потому имеет клювовидный маленький рот с острыми челюстями. Действуя ими как кусачками, коралловые рыбки откусывают полипы и могут разгрызать твердую известь скелета кораллов. Как в огромном аквариуме, здесь можно было встретить беложелтого с черными полосками хениохуса (Heniochus acuminatus), зеленого в черных пятнах и с оранжево-красными плавниками скатофага (Scatophagus argus), продольно-полосатую, плоскую, как ладонь, рыбу-бабочку (Chaetodon colluris) и совершенно фантастического морского нетопыря (Platax teira). Спинной и анальный плавники нетопыря разрастаются настолько сильно, что сбоку рыбка становится похожей на летящую летучую мышь. Каждый вид держался отдельной стайкой, но временами все смешивалось в пестром кружащемся хороводе.

Собрав образцы кораллов и разложив их на берегу для просушки, мы двинулись к оконечности острова, сложенной из массивных глыб известняка. Здесь хозяйничал океанский прибой. Волны с шумом разбивались о высокий берег и перекатывали довольно большие обломки отмерших колоний кораллов.

Складываем все имущество повыше на берегу, надеваем маски и спускаемся в прозрачную теплую воду. Дно круто уходило вниз. Всюду завалы из обломков колоний и белые глыбы полипняка. Здесь живут очень красивые совершенно черные морские ежи величиной с апельсин, с длинными иглами — ежи-диадемы (Diademа). Лучше не прикасаться к таким ежам: их тонкие иглы имеют множество направленных назад зазубрин. Игла легко входит в тело, и ее кончик обламывается. Зазубринки мешают ее удалению, и всякая попытка вынуть обломок приводит только к его дальнейшему погружению. Зная это, мы подцепляли ежей прямо ведром и набрали довольно много. Попалось несколько интересных морских звезд и маленький осьминог, а также много моллюсков и раков-отшельников. Пришлось сделать перерыв для размещения и консервирования сборов.

Тщательно обследовав оконечность острова, пошли дальше по берегу и, обогнув небольшой мыс, оказались на коралловой отмели, которую уже посещали накануне. Таким образом, за один день мы обошли весь остров и познакомились почти со всеми его уголками.

Выбор места для биологической станции несомненно был удачными. На островке имеются и песчаные и илистые пляжи, есть мангры, небольшой коралловый риф и довольно глубокие лагуны и бухточки. Приехавший сюда специалист может получить животных из разнообразных биоценозов моря и постоянно иметь нужный для исследования живой материал.

Остаток этого дня и первая половина следующего посвящены этикетированию и упаковке собранных животных. Пальмовыми ветвями обкладываем нежные колонии кораллов и бережно упаковываем их в ящики. Сухие мадрепоровые кораллы очень ломки, они звенят, как настоящий фарфор, и так же легко бьются.

После обеда на небольшой долбленой лодке вышли в пролив между Крусадаем и соседним островом Адамова моста. Драга — металлическая рама с привязанным в ней мешком из мелкоячеистой сети — принесла обильный улов крабов, актиний и морских червей — полихет. Переплыв пролив, вышли на песчаный остров для сбора морских выбросов.

Не прошли мы и нескольких шагов, как перед нами, взметая сухой песок, промчалась крупная — сантиметров 40 длиной — ящерица с длинным тонким хвостом. Конечно, мы погнались за ней, предполагая, что на ровной песчаной отмели без единого кустика ей негде будет скрыться. К нашему удивлению, ящерица быстро пробежала вдоль берега и… скрылась в воде. Так как в этом месте было мелко, вода была очень прозрачной, и можно было видеть, как ящерица продолжает бежать по морскому дну. Вскоре ей, однако, пришлось всплыть, чтобы вдохнуть. Она, видимо, собиралась снова нырнуть, но была схвачена за длинный хвост и вынесена на берег. Ящерица шипела, угрожающе открывала рот и в полиэтиленовом мешке все еще продолжала сопротивляться.

Собрав большую коллекцию пластинчатожаберных моллюсков и поймав несколько крабов, вернулись на Крусадай.

Следующий день в киносъемках. Нашими героями были актинии, осьминоги, морские ежи, крабы и ценобиты. Ночью крабы, находившиеся в коробке за дверью нашего домика, подняли, как обычно, страшную возню, пытаясь убежать. Вероятно, это-то и привлекло внимание какого-то небольшого четвероногого хищника. Он скинул с крышки коробки обломок коралла и съел всех крабов, оставив нам только их панцири. Рыхлый песок позволял судить лишь о размере лап ночного вора, но кто это был, установить, к сожалению, не удалось. Во всяком случае собак на острове не было. Пришлось следующей ночью вновь ловить крабов с фонарем.

Последний день на Крусадае ушел на сборы. Мы снова побывали на рифе и еще раз полюбовались живыми кораллами. К вечеру за нами пришел катер, и с наступлением темноты мы уже были в Мандапаме.