20 000 километров по Индии

ГЛАВА V МАДРАС

От Бангалура до Мадраса самолетом всего 50 минут. Точно по расписанию наш самолет подруливает к мадрасскому аэропорту. Мы в Мадрасе — неофициальной столице всей Южной Индии и официальной столице одноименного штата, четвертом по величине городе страны. Здесь жарче, чем в только что покинутом Бангалуре, но пока терпимо. Говорят, в Мадрасе бывают только три сезона: жаркий, более жаркий и самый жаркий. Сейчас разгар «просто жаркого» сезона: средняя месячная температура этого самого прохладного периода, который длится с декабря по февраль, +25°.

Город очень разбросан и не кажется большим, хотя в нем около двух миллионов жителей. Но сразу же замечаешь ширину главных улиц, многие дома расположены в тенистых парках. Здесь, так же как и в Бомбее, бросается в глаза большое число нищих, особенно ребятишек, которые с совершенно равнодушным выражением, давно заученными приемами срываются с места при виде иностранца и, протягивая ручонку, просят «Бакши-и-иш, бакши-и-и-ш». Иногда по-деловому: «Бакшиш, сэр!».

Как всегда, обедаем на скорую руку («Скорее, скорее! Надо ехать дальше!»), на этот раз в очень уютном кафе под названием «Эскимо», и мчимся в южное отделение Зоологической службы Индии. В небольшом двухэтажном здании трое научных сотрудников и несколько лаборантов и рабочих много делают для изучения животного мира района. Небольшие лабораторные помещения, библиотека. Конечно, времени хватает только на самое необходимое: собираются в основном материалы по той группе, по которой специализируется руководитель отделения. Однако ведется большая пропагандистская работа в школах и местных музеях.

Подробно разбираем нашу программу пребывания в Мадрасе. Нашим хозяевам хочется, чтобы мы как можно больше смогли увидеть интересного. Это полностью совпадает и с нашими стремлениями.

Но в интересах успешного проведения нашей работы в Индии количество дружеских встреч должно быть сведено до минимума. Итак, подробное знакомство с работами зоологических кафедр Мадрасского университета, затем знаменитый птичий заповедник Ведантангал… Наконец, вся неделя, отведенная сводной программой на Мадрас, расписана в деталях.

Вечером в небольшом «Эйрлай-отеле», занимающем один этаж многоэтажного дома на центральной Маунт Роуд, усаживаемся поработать.

Наконец-то есть время, чтобы привести в порядок свои впечатления, спокойно записать в дневники виденное, слышанное, переписать с кусочков бумаги и визитных карточек новые адреса, отметить, кому надо дома передать их.

Но первый вечер в Мадрасе… Трудно сидеть спокойно в номере гостиницы, когда рядом живет незнакомый город.

Вечерний Мадрас, пожалуй, больше похож на другие виденные нами большие индийские города, чем дневной. Те же яркие цветные рекламы, та же пестрая толпа на главных улицах, те же уютные маленькие лавочки со съестным, табаком, книжками, парфюмерией. Сворачиваем в сторону набережной. Здесь, кажется, поспокойней. Вот она, знаменитая Марина, вторая по величине морская набережная мира! Широченная асфальтовая трасса тянется на 8 километров. Людей не меньше, чем в центре, даже, пожалуй, побольше. Но — меньше резкого электрического света. Здесь мы увидели, как красив тропический океан ночью. Настоящий океан, спокойный, величественный. От его мерного дыхания содрогается побережье, неумолчный прибой ритмично выкладывает на прибрежный песок волну за волной. От асфальтового шоссе до берега океана полоса песка метров 200 шириной. Кое-где прямо здесь, фактически в центре города, стоят группы темных хижин. Там не видно ни огонька, ни один звук не доносится оттуда. Моряки и рыбаки Мадраса уже спят под вечный рев прибоя.

При лунном сиянии океан виден совсем рядом. Не подойти к нему невозможно. Сходим с асфальта и бредем, натыкаясь на какие-то бревна и хижины. Легкий ветер бросает на нас брызги только что откатившейся волны. Какая же она огромная! Неужели это обыкновенная зыбь? Накатывающиеся на берег волны поднимаются, наверное, метра на два над ровной поверхностью моря, закрывая на какие-то мгновения весь горизонт. Невольно отступаешь на сухой песок.

А по Марине движется толпа. Рядом с морем легче дышится. На слабо освещенной набережной два ярких пятна электрического света. Небольшие прожектора освещают скульптуры. Высокий, сгорбленный, с большой палкой в руке, идет вперед Махатма Ганди. Эта скульптура очень популярна в Индии, и изображения ее мы видели не раз. И надо сказать, что здесь, на ночной Марине, этот босоногий человек, шествующий над головами толпы как-то очень на месте.

Другая скульптура, точнее, целая скульптурная группа — «Триумф труда». Четверо полуголых, изможденных людей в яростном порыве, в невероятном, дружном усилии сбрасывают огромную, тяжелую глыбу камня в сторону моря. Чувствуется, что не просто напряженно трудятся эти люди, а в последнем отчаянном порыве они с торжеством уничтожают что-то страшное, тяжелое, навсегда уходящее.

31 декабря 1963 года. Заболел гриппом Д. В. Наумов. Значит, и в тропиках тоже можно простудиться. Наша дружная компания сегодня разбивается: Донат Владимирович лежит в номере гостиницы, остальные, кроме Е. В. Жукова, едут знакомиться с зоопарком и местными парками. Женя Жуков в самом выгодном положении: он отправляется вскрывать рыб, пойманных утром в океане и принесенных на зоологическую станцию.

Несмотря на то что зоопарк Мадраса очень старый — существует около ста лет, — его экспозиция неудачна. Виной тому, вероятно, небольшая территория, ограниченная берегами искусственного водоема. Большинство зверей сидят в тесных клетках, за густыми решетками. Да и коллекция животных не производит особенного впечатления. Много тигров, последний подарен махараджей Бароды в 1960 году, остальные — тоже подарки, но сделанные еще раньше.

Но вот, кажется, есть и кое-что интересное! В небольшой клетке сидит редкая обезьяна — нилгирский лангур-манди, или черный хануман (Kasi johnii). Совершенно черное тело, длинный черный хвост, черное лицо и желто-коричневая яркая голова. Особенно необычен вид этого лангура при взгляде спереди: черное лицо окружено бурым, мохнатым ореолом, из которого торчат небольшие черные уши. Говорят, что до сих пор, несмотря на безжалостное уничтожение, стада этих лангуров сохранились в горах Нилгири.

— Почему их преследуют? — переспрашивает служитель. — Смотрите, какой великолепный черный мех! А вкусное мясо, внутренние органы, которые используются для приготовления разных медикаментов… Чему вы удивляетесь? Охотой на диких животных занимаются многие племена в наших лесах. Слыхали вы что-нибудь о племенах курумба, тода, батага? Да вы, наверное, сами сможете познакомиться с ними и увидеть черного хану-мана в горах Нилгири. Ну уж, а услышать-то наверняка его услышите, даже не вылезая из автомашины. Как завопит кто-то наверху в макушках деревьев «ху-ха, хуу-ха, хуу», знайте, что это и будет наш черный хану-ман, — заканчивает сотрудник зоопарка.

Трудно уйти от клетки с мышиными оленями (Moschiola memina). Долго не могли рассмотреть их в загоне и даже предположили было, что загон пустой. Но вот зашевелилась трава в дальнем углу и какое-то существо размерами вдвое больше морской свинки шмыгнуло к кормушке. Толстенькое туловище на тонких нож ках, похожее на кого угодно, только не на оленя. Да, такого в лесу и не углядишь среди травы и кустов. Высотой сантиметров 20–25, коричневатый с полосами и пятнами, мышиный олень идеально приспособлен для обитания в светлых джунглях, на травянистых склонах гор. Рогов нет ни у самцов, ни у самок. Единственная защита — быстрые ноги, проворство да пара маленьких клычков, что торчат изо рта, как у нашей кабарги. Упросили пустить нас в загон. И тут мы убедились в удивительном проворстве этого олешка. Схватить его невозможно, хотя все время кажется, что он у вас в руках. Неуловимо быстрые движения, моментальная реакция, умение ложно затаиться спасают мышиного оленя в природе. Зверь он хоть и пугливый, но очень миролюбив и добродушен. В Мадрасском зоопарке их объединили в одном загоне с морскими свинками. Кстати, морские свинки привлекают здесь, пожалуй, даже большее внимание посетителей, чем олени. Еще бы — морские свинки — жители тропической Америки, а олени живут в окрестных лесах. Эти олешки легко приручаются и хорошо живут в неволе. Жаль, что этих чудесных животных нет в наших зоопарках!

У ног мышиного оленя — морская свинка

И все-таки зоопарк Мадраса — особенный. Идем по аллее. Вдруг Николай Сергеевич замер под деревом:

— Смотрите, хамелеон!

Мы бросились к нему, но хамелеон с быстротой, на которую он, судя по учебникам, не способен, исчез в листве. А может быть, просто так удачно перекрасился, что мы не сумели разглядеть его среди листвы?

В прудах воды почти не видно — она скрыта листьями и цветами лотоса.

В Мадрасском зоопарке очень любят животных и много с ними возятся. Нас также приглашают войти в клетку к пантере. Лежит такая огромная пестрая кошка с роскошными усами и лениво поводит хвостом. Следом за служителем влезаем в клетку*- Страшновато, оказывается.

Лежит спокойно, думает о чем-то своем. Но кто ее знает, о чем? Доказав всем свою храбрость, поспешно покидаем клетку, не забыв, впрочем, сделать несколько снимков на память о редком знакомстве. Ведут в загон к носорогу.

— У нас есть великолепный маленький носороженок! — рассказывают на ходу. Он совершенно ручной и очень ласковый. Да вы сейчас сами его увидите.

Подходим к загону. Внутрь нас все же не пускают, да мы и не настаиваем. Огромный, серый (рога, правда, нет — то ли спилили у самого основания, то ли не вырос еще), идет этот трехтонный броневик к служителю и, раскрыв свой неправдоподобно маленький рот, осторожно берет из рук зеленые листья. Смачно жует. Послушно подходит поближе к нам. Верхняя остроконечная губа нависает над нижней челюстью, и поэтому, когда смотришь на него спереди, создается полное впечатление огромного клюва. Очень забавно умеет поднимать верхнюю губу, обнажая желтоватые клыки и шумно сопя при этом. Он мил, спору нет, но надежная решетка в процессе общения с ним — необходима.

Осмотрев зоопарк, отправились в расположенный рядом небольшой парк искать кокцид для Николая Сергеевича. Нашли немало, но, видимо, все кокциды, что живут в мадрасских парках, уже попадались на глаза энтомологам и определены.

Идет последний день старого года. Все учреждения закрыты, куда отвезти любознательных русских? Ну конечно, на знаменитый на всю Индию Мур-маркет. И вот мы на Мур-маркете. Большое четырехугольное одноэтажное здание. Все это — нечто вроде огромного универсального магазина, состоящего из нескольких сотен отдельных маленьких магазинчиков, расположенных в два ряда. Один ряд — магазины посолиднее и покрупнее — внутри здания, другой — на внешней стороне этого квадрата. Сплошная каменная галерея, прохладная в любое время года (ну конечно, относительно прохладная!), проходит через все магазины, объединяя их в единый рынок-маркет. Внутри всего этого строения — большая зеленая лужайка с аккуратно подстриженными деревьями — внутренний дворик вроде парка. В стороне от главного рынка с одеждой, обувью, игрушками, парфюмерией, книжными магазинами — несколько рядов с продовольствием и, что самое интересное, с живым товаром. Здесь продают голубей, свиней, мангуст и… да ведь это лори! Настоящие таинственные лори, самые мелкие из низших обезьян, удивительные ночные создания тропической природы. С интересом их рассматриваем. Спокойно сидят в небольших проволочных клетках, с неуклюжей грацией переставляют свои длинные ноги. Ловко цепляясь за проволочки в стенках, перебираются с места на место. Мы уже видели этих зверьков в виварии кафедры зоологии Раджастханского университета в Джайпуре. И вот они продаются на рынке… Но можно ли покупать их здесь, за два месяца до возвращения на родину? Как они перенесут тяготы путешествия? Да и разрешается ли в Индии возить в поездах, самолетах маленьких обезьянок? Все это надо обстоятельно выяснить, прежде чем решиться на покупку этих созданий.

После обеда отправляемся в единственное еще открытое учреждение — в Государственный музей. В течение нескольких часов осматриваем отделы зоологии, ботаники, археологии и бронзы. Общее впечатление великолепное. Мы еще не видели в Индии столь современного музея. Очень обширная зоологическая экспозиция. Птицам отведены два больших зала, отдельные залы посвящены млекопитающим, рептилиям и амфибиям, рыбам, беспозвоночным. Отдельный зал показывает эволюцию животного мира на Земле. В этом зале подробно иллюстрируются принципы приспособления к среде обитания, принципы приобретения покровительственной окраски, дано эволюционное древо современного животного мира. Есть большой «костный зал», где расположены скелеты разных животных, от маленького скелета лягушки до полного скелета кита-финвала, подвешенного под потолком. По обилию экспонируемых китообразных мадрасский музей оказывается в ряду крупнейших музеев страны: кроме скелета финвала здесь есть голова сейвала, отдельно челюсти усатого кита, череп самки кашалота со всеми зубами в нижней челюсти, несколько дельфинов. Все эти киты добыты в разные годы в окрестностях Мадраса. Во всех залах для наглядного показа широко используются диорамы, выполненные с большим мастерством.

Второй этаж светлого зала в новом помещении отведен специальной экспозиции для школьников, где наглядно, в объеме школьного курса, проиллюстрированы основные положения современного понимания истории Земли, развития растительного и животного мира на ней. Несколько неожиданно эта экспозиция завершается схемой человеческого общества на Земле, многообразия человеческих рас, эволюции транспорта и великолепной коллекцией праздничных народных костюмов.

В конце экспозиции, символизируя достижения человечества, стоит действующая модель искусственного спутника Земли.

Чувствуется, что здесь стремятся убить в экспозиции «музейный дух». Музей — не собрание чудес природы, а яркий, красочный рассказ о том, какова она, эта живая природа, окружающая человека, что в ней интересного, полезного, опасного.

Вот просто оформленная витрина со скелетом голубой акулы (Carchannus), а рядом, в этой же витрине, лежит изящная отрость, сделанная из обработанных акульих позвонков.

В зале беспозвоночных большая витрина, рассказывающая об использовании лаковых червецов, которые дают ценнейший продукт — шеллак, покупаемый многими странами в Индии (интересно, что слово «лак» — индийского происхождения, и звучит оно в Индии очень похоже — «лакк»). Здесь же — подробный иллюстрированный рассказ о жизни шелковичных червей, образцы тканей из натурального шелка.

В ботаническом отделе на фоне богатства растительного мира страны всюду отмечается значение растений для хозяйственной деятельности человека. Тут и использование различных пород дерева и разные культивируемые сорта растений.

При входе в ботанический отдел вертикально стоит спил ствола огромного дерева почти 600-летнего возраста. Через каждые сто годовых слоев проведена белая полоса, а тут и там стоят точки, обозначающие те или иные события в истории Индии. Когда Васко да Гама впервые высадился на побережье Индии, дереву уже было 88 лет. Когда дереву было 230 лет, на месте современного Мадраса появился небольшой поселок с фортом. Когда дереву исполнилось 399 лет, был убит Типу-Султан, Мы не знаем, случайно ли были выбраны именно эти даты в истории страны, но смысл их ясен: пять столетий европейские захватчики рвали страну на части.

В одном из залов музея — целый ряд этнографических витрин. В живых позах стоят одетые в национальные костюмы той или иной народности Индии фигуры. Они сделаны в натуральную величину и выглядят очень естественно. «Одетые» — это относится не ко всем показываемым группам, поскольку «одежда» группы аборигенов с Андаманских островов состоит из тонкого шнурка на поясе.

У женщин спереди к этому шнурку подвешен пучок кокосовых волокон.

Переходим к следующей витрине. Поляна тропического горного леса. Здесь обитает племя курумба. Низенькие люди, во многом напоминающие пигмеев Африки, с такими же большими животами, которые развиваются у них, вероятно от питания в основном растительной пищей. Говорят, именно из них выходят лучшие погонщики слонов. Из поколения в поколение передаются в этом племени тайны влияния на животных.

Курумбы — продукт великого смешения племен и народов древнеарийского потока с севера и дравидийского — с юга. Не менее замечательны и тоды Нилгири — великаны с длинными бородами и правильными чертами лица. Они — скотоводы и пасут буйволов на вершинах гор.

Эти и другие живописные группы стоят здесь уже много десятилетий: еще путешествовавший по Индии в 1911 году А. Жирмунский упоминает этот раздел музея[19].

Территория, которая входит в современный штат Мадрас, известна как «Земля храмов». Здесь встречаются храмы всех эпох. Нельзя не остановиться с чувством глубокого восхищения перед частями мраморной облицовки буддийской ступы в Амаравати, построенной во II веке нашей эры. Вот они, реальные доказательства того взлета древнеиндийского искусства, о котором говорил Святослав Рерих. И в этой и в других скульптурах и рельефах, созданных 15–17 столетий назад, поражает зрелость художника, реализм и экспрессия изображений. В безмятежном спокойствии Будды — сила знания, глубина предвидения, а не отрешенность. А вот джайн из нефрита, может быть, прообраз гигантского Гоматешвары — стоит под сенью развернутого семилистника. В подписях под изображениями названия великих государств далекого прошлого оживают, становятся реальностью. Чола и Пандья, Паллавы и Сатавеханы — вот этим статуям тогда поклонялись, вот так раньше танцевали, а вот так ездили на слонах в празднества.

В специальном отделе музея собрана одна из лучших в мире коллекций индийских бронзовых скульптур. Здесь мы увидели знаменитого Шиву-Натараджу, пляшущего в огненном кольце, создающего мир из хаоса.

Мы покидаем зал, и десятки, сотни фигур смотрят нам вслед.

Новый, 1964 год встречали в номере гостиницы. Все рестораны в 12 часов ночи уже закрыты, и мы собрались вокруг маленького столика в одноместном номере. В достаточном количестве у нас только содовая вода. Доктор Тивари позаботился, и целый ящик был заранее доставлен в номер вместе с семью стаканами. На столе появилась единственная бутылка «столичной» и припрятанная для этого случая твердая, как камень, колбаса. Но в этот раз Новый год не получился. Может быть, не хватало запаха хвои и снега, может быть, потянуло домой… Вероятно, поэтому все вскоре разошлись по своим комнатам и улеглись спать.

Утро 1 января в Мадрасе выдалось знойным. Выйдя из тенистого холла гостиницы, мы почувствовали себя будто у раскаленной плиты. Слепящий солнечный свет, отраженный от белых стен домов, мягкий уже асфальт тротуаров, безветрие. Скорее в тень! Неожиданное препятствие: дорогу перегородил калека-нищий. Трудно представить себе более изуродованного человека. Он ползет по тротуару, лежа на спине. Ноги, согнутые в коленях, как будто высохли, неподвижны. Руки без кистей, голова далеко откинута назад, темное, изможденное лицо, вытаращенные глаза. Лбом толкает перед собой коробку, в которой лежит несколько алюминиевых кружочков — жалкие гроши. Прохожие обходят несчастного, спускаясь на проезжую часть улицы. Такого мы еще не видели. Человек этот изуродован в детстве умышленно, чтобы с его помощью успешнее собирать милостыню. Это, пожалуй, один из самых страшных обычаев прошлого. Изуродованных, искалеченных детей теперь можно встретить все реже. Закон свободной Индии строго карает за такое преступление против человечности.

Наш рабочий день начинается с посещения аквариума. На набережной среди цветников и зеленых газонов стоит маленький павильон. Это и есть аквариум. Вход в него свободный, внутри тихо, прохладно (по сравнению с улицей, конечно). Экспозиция невелика. Все рыбки пресноводные, преимущественно американского и африканского происхождения. Просто большая и довольно беспорядочная коллекция, которую можно увидеть у любителя-аквариумиста. И это около моря…

Совсем рядом с аквариумом небольшой тенистый парк теософского общества. В нем памятник Анни Безант, на протяжении многих лет после смерти Е. П. Блаватской руководившей теософским обществом. Мадрасская штаб-квартира теософов — центр этого интернационального общества мистиков, созданного нашей соотечественницей Еленой Петровной Блаватской в конце прошлого века и сейчас насчитывающего немало последователей во всех странах. Талантливый мистификатор и организатор, Е. П. Блаватская создала теософское «учение» («теософия» происходит от греческих слов «теос» — божество и «софос» — мудрость). Имя ее и ныне широко известно в Индии, а «учение» — смесь необузданной фантазии и шарлатанства — было разоблачено еще при жизни Е. П. Блаватской[20]. Деятельность же теософских обществ, поддерживаемая в какой-то мере постоянным интересом к «тайнам знания», содержащимся в древних рукописях Востока — Индии, Тибета, продолжается и в наше время. Справедливости ради надо сказать, что деятельность теософов привлекала внимание к древнеиндийской культуре, искусству и науке именно в тот период, когда официальная английская пропаганда стремилась доказать отсутствие в прошлом Индии крупных культурных достижений, подчеркнуть «благотворность» английского владычества над Индией. В этих условиях теософы оказались неугодными колониальной администрации Индии, подвергались преследованиям и в то же время привлекали определенную часть индийской интеллигенции, стремившейся к утверждению и распространению национальной культуры. Если к этому добавить удивительную веротерпимость индийцев, то станет понятно, почему после ликвидации английского господства деятельность теософов вновь находит поддержку, а их руководители — такие, как Безант, — получили даже официальное признание как «принесшие пользу делу роста престижа Индии».

Именем Анни Безант названы улицы в Мадрасе, Бомбее. Впрочем, как только не называются мадрасские улицы! Здесь есть и Бродвей, и Армянский переулок, и Китайский рынок, и Вечерний базар.

Изнуренные жарой, мы захотели искупаться, благо море было относительно спокойным. Сотрудник аквариума любезно согласился проводить нас к месту купания. Через пять минут мы стояли около большого прямоугольного бассейна, вырытого метрах в 20 от морского берега.

— Нет, мы хотим купаться в море!

— В море, к сожалению, купаться нельзя.

— ???

— Это запрещено городскими властями.

— Но почему же тогда можно купаться в бассейне?

— В бассейне нет акул, а в море у здешних берегов их очень много, и они очень опасны. Местные жители здесь никогда не заходят в воду.

Так мы и остались без купания, лезть в бассейн никто не решился.

Отправляемся осматривать Мадрасский университет. Доктор Менон учился здесь, и ему все хорошо знакомо. Университет совсем недалеко, здесь же на набережной. Нас встречает руководитель зоологической лаборатории профессор Г. Кришнан. Основное направление научной работы лаборатории — морская гидробиология. Ведется изучение планктона и сравнительной физиологии морских промысловых беспозвоночных. Кроме гидробиологических ведутся и широкие энтомологические исследования, причем решаются интересные современные проблемы. С одной стороны, изучается тонкая гистохимия при поражении кутикулы — покров насекомых, что оказывается важным при отыскании наиболее эффективных способов борьбы с вредными насекомыми. С другой стороны, все шире развертываются работы по изучению пауков.

Интерес к паукам не случаен. Во многих странах мира зоологи пристально наблюдают этих животных, паутинные железы которых способны синтезировать высокомолекулярное прочнейшее волокно — паутину — с невиданной и недосягаемой для нашей современной техники производительностью. Другая причина изучения пауков — секрет образования, состава и парализующего действия яда на нервную систему их жертв. Паучьим ядом особенно заинтересовались фармакологи, ищущие в природе все более сильные наркотические препараты.

Сейчас рождественские каникулы. В лабораториях пусто. Рассматриваем лохматых пауков в банках и слушаем объяснения профессора.

Профессор Кришнан ведет нас в подвал. Оказывается, все подвальное помещение переоборудуется для размещения морского проточного аквариума. Уже установлены насосы, компрессоры для аэрации, заканчивается проводка труб и оборудование бассейнов. В недалеком будущем в этот аквариум придут исследователи, причем станет он больше и лучше бомбейского. Морская вода у мадрасских берегов очень чистая. Следовательно, отстойники не нужны. Это значительно упрощает и удешевляет строительство и эксплуатацию. Ознакомление с проектом и планами предстоящих работ на базе нового аквариума продолжалось до обеда. По раскаленным улицам Мадраса возвращаемся в центр города и сразу ныряем в прохладный сумрак «Эскимо».

На узких хорах ресторана, где для нас уже накрыт длинный стол, жужжат вентиляторы; снизу, из маленького зала, доносятся звуки индийских мелодий — хозяин ресторана сам меняет пластинки на радиоле.

Наконец-то наступило 2 января 1964 года. Сегодня целый день проведем далеко от Мадраса — в окрестностях древней столицы Паллавов и в птичьем заповеднике Ведантангал.

Хорошая дорога ведет из города на юг, вдоль морского берега. Моря, впрочем, не видно, и только совершенно ровная местность свидетельствует о его близости. Кругом поля, поля. Большая часть их под рисом, кое-где стоят квадраты сахарного тростника в два человеческих роста. По краям полей высятся стройные пальмы тодди. Вид у них очень необычный: листья, только самые молодые, сохранились небольшим венчиком на макушке. Нижние большие развесистые листья срезают. Все хижины крыты именно пальмовыми листьями. Кокосовых пальм почти не видно.

Пальма тодди, или пальмира (Borassus flabellifer), не так известна у нас, как кокосовая пальма, но ее значение в жизни населения Южной Индии очень велико, и стоит несколько более подробно сказать о ней. Это высокое, стройное растение, с темным стволом и широкими перистыми листьями, которые сидят на длинных черешках и образуют своеобразный зеленый шар, если смотришь на дерево издали. Основная ценность дерева не в плодах, а в соке. Из свежего сока после нескольких часов сбраживания получается довольно крепкий местный напиток «тодди», официально запрещенный в штате Мадрас, где сухой закон не оставляет алчущим никаких лазеек. Но главное — пальмовый сок используется для приготовления пальмового сахара, или джаггери (джаггери — искаженное санскритское «сакар»). Индийские леденцы, сделанные из сока пальмиры, были популярны в древнем мире еще 3,5–4 тысячи лет назад. Мегасфен описывает их под названием «индийский камень», а сейчас они называются «кэткэнду» или каменный сахар в отличие от обычного, тростникового. Из пальмового сока делают, или делали раньше, и настоящее пальмовое вино арак, с большим содержанием спирта. Сейчас из сока в большом количестве готовят перво сортный уксус.

Сравнительно мелкие плоды пальмиры (их бывает очень много) поспевают в апреле — мае. Перед полным созреванием их можно использовать в пищу.

Превосходная древесина пальмиры служит для поделок, а из листьев делают (кроме кровли) ограды, веера и зонты от солнца, корзины и циновки. Из волокнистой части черешков листьев изготовляют веревки, щетки, грубые ткани. Молодые побеги пальмиры используются в пищу как салат, настойка из плодов пальмиры и отчасти ее сок — признанное тонизирующее лекарство, используемое также при болезни селезенки и почек.

Наш монолог о пользе пальмиры будет неполным, если не сказать еще об одной области, в которой когда-то использовались листья этого дерева. Они были наряду с листьями талипотовой пальмы главным материалом древних писцов. На них записывались религиозные гимны, мифы, велась деловая переписка. До нашего времени сохранились древние списки с политическими, религиозными текстами, со стихами и прозой. Многим из этих документов по нескольку сотен лет. Об использовании листьев пальмиры для письма говорил еще Плиний. Для того чтобы писать на листьях, их специальным образом обрезали и распрямляли. Процесс письма заключался в выдавливании букв специальными костяными, бронзовыми, серебряными или золотыми палочками. Написанный таким образом текст держится вечно и не стирается. Свернутые в трубку и запечатанные, пальмовые грамоты пересылались в древности как письма.

Вот мы и приехали в Махабалипурам — большую деревню рыбаков и крестьян, с полицейским участком, почтой, районной библиотекой, размещенной в небольшом доме вроде клуба, с двумя гостиницами на окраинах.

Этот маленький поселок на берегу Бенгальского залива известен во всем мире.

Прибрежный храм. Махабалипурам, VII в. н. э.

На самом берегу моря стоит величественный храм Шивы — храм Кайласанатха. В бурю его стены становятся влажными от брызг. Многоступенчатая высокая кровля храма, сделанная из резных монолитов, завершается коротким шпилем на круглом основании. Над входом в храм (фасад его обращен к побережью) сооружена башня поменьше. Входим в небольшой вымощенный каменными плитами дворик, изгородью которому служат десятки каменных бычков, лежащих один подле другого на низком постаменте. Вокруг храма и во дворике — остатки незавершенных каменных скульптур, какие-то развалины. Этот храм стоит на месте бывшего огромного порта Маммалипурама, известного всему цивилизованному миру в начале нашей эры. Об этом порте — воротах славной столицы Паллавов — писал еще Птолемей. Здесь швартовались арабские и китайские корабли. Сейчас кругом тихо и пустынно. Нет даже обычных для храмов сегодняшней Индии толп молящихся, важных и веселых монахов. Морские волны, песчаный пляж, уходящий по обе стороны от храма насколько хватает глаз, тишина.

Стремясь побольше увидеть и хоть сколько-нибудь времени уделить животному миру этой части страны — ведь мы впервые попали на побережье Бенгальского залива, — разбиваемся на группы, чтобы потом обменяться впечатлениями. Начать хотим с моря, посмотреть, кто и как здесь живет.

Но это оказалось невозможным. Волны, одна за другой, взбирались на крутой песчаный берег, с грохотом передвигали с места на место тонны гальки и раковины. Это и есть обычный океанский накат. Мы попытались собирать моллюсков, но волна способна перевернуть и утащить в море не только человека, но и слона. А в воду попадать и здесь нельзя. Акулы в некоторых местах почему-то особенно опасны. Известно множество случаев, когда акулы нападали на сборщиков раковин в илистых бухтах Желтого моря вблизи Циндао. Хищницы на мелководье, где человеку по пояс, бросались на людей. Часто их жертвы погибали от потери крови там, где вода едва доходит до колена. Наши друзья из Института океанологии в Циндао очень опасались акул у стен сво его родного города. Зато на Хайнане спокойно плавали вместе с нами, хотя акул там не меньше.

Вдвоем мы бродили по пляжу, собирая выбросы. Постоянный океанский прибой все время выбрасывает на песок различные предметы, в том числе раковины моллюсков. Они-то и составляют основную массу выбросов. Мягкий песок хорошо сохраняет хрупкие раковины, и они могут лежать неповрежденными очень долго. Лишь глянцевая поверхность раковин тускнеет и старается. Собирая выбросы, можно составить себе довольно полное и верное представление о видовом составе моллюсков, живущих вблизи пляжа и даже на значительных глубинах.

Не прошло и получаса, как два полиэтиленовых мешка оказались доверху наполненными различными раковинами, и мы принялись их разбирать. Очень много попалось белых створок пластинчатожаберных моллюсков с тонкой скульптурой наружной поверхности и совершенно гладких. Отдельно на песке разложили причудливые, ярко окрашенные раковины брюхоногих моллюсков. Тут и шипатые мурексы (значит, на глубине морское дно образовано здесь илистым грунтом), и тонкие, как китайский фарфор, долиумы, и конические стрмобусы. Вот высокая остроконечная турителла, а рядом с ней кубаревидная харпа с нежным палевым рисунком. Отбираем только неповрежденные экземпляры. Хорошо бы найти раковину наутилиуса — этот головоногий моллюск отличается очень красивым перламутром. Кстати, раковин головоногих моллюсков мы собрали довольно много, но все они принадлежат каракатицам. Да, у каракатиц — этих подводных ракет — есть раковина. Правда, она лежит под кожей и играет не защитную, а опорную роль. Состоит она почти из чистой извести и имеет губчатое строение — сплошная массивная раковина сильно утяжелила бы животное. Легкие раковины каракатиц лежат на песке пляжа. Солнце выбелило их Дм снежной белизны. Раковинки эти очень хрупкие — найти совсем целую трудно. Особенно нежен пленчатый край и небольшой шипик на конце, так называемый рострум, а для зоологов нужен как раз этот рострум, по нему легче всего определить вид.

Здесь, на песчаном холме, перебирая раковины каракатиц, мы вспомнили о любителях канареек. Каждый из них мечтает достать для своих питомиц такую раковину. Канарейки нуждаются в извести и охотнее всего выклевывают кусочки мягкой раковины этого моллюска. Неожиданно замечаем, что за нами внимательно наблюдает белый краб величиной с маленький кулак. Это оципода, прибрежный краб тропиков, роющий свои норы в песке. Оциподы очень осторожны, при малейшей опасности краб стремительно бросается к норе. Роют они свои (жилища очень искусно, и иногда глубина их бывает более метра. Теперь один из этих крабов вылез из убежища и идет боком на высоко поднятых ногах. Пробежит направо, потом немного налево, все время наблюдая за нами. Один из нас, заметив краба, делает знак другому, тут же оципода бросается к своей норе и так же боком стремительно влезает в нее. Наружу торчат теперь только два глаза, сидящие на длинных стебельках. Все это напоминает действия солдата на войне. Успокоившись, оципода снова выбирается из-за укрытия и, обойдя бруствер — у его норки есть и бруствер, — под косым углом направляется в нашу сторону. Давно известно, что поймать такого краба почти наверняка не удастся. Даже если отрезать ему путь к отступлению — спасительной норе, краб стремглав помчится к морю и, описав по пляжу широкую дугу, пропадет в набежавшей волне. Там он станет на мелководье и выставит из воды свой «перископ». Поэтому решено вначале сделать несколько снимков и кинокадров, а лишь потом попытаться изловить его. Извлекая камеры, мы снова спугнули краба, но ненадолго. Вскоре он опять дефилирует, теперь уже перед объективами. Мы застыли в ожидании, когда он подойдет поближе, и вдруг видим, что перед нами не один краб, а целая армия.

Стоило нам притаиться за бугром на несколько минут, и берег ожил. Крабы снуют во всех направлениях многие подходят к нам очень близко. Но вот кончилась пленка, нужно перевернуть катушку в кинокамере — и… моментальное паническое бегство. Один из крабов бросается в ближайшую нору, но там — уже ее хозяин. Изгнанный мечется вправо и влево и вдруг скрывается из глаз, значит, нашел свободную норку. Еще несколько минут мы проводим в засаде за песчаным бугром, и крабы появляются опять. Вот ближайший к нам схватил что-то короткой клешней, старательно жует, помогая себе клешнями, а глаза все время направлены в нашу сторону и покачиваются, как локаторы, на высоких стебельках. Вскакиваем и гоним краба в сторону от берега, где нет ни норок, ни воды. Он заметался по песку, забежал за сухой куст и там притаился в маленькой песчаной ямке. Пытается зарыться, не получилось. Больно щиплет за пальцы, упирается длинными ногами. Чтобы сохранить краба в целости, необходимо его сперва усыпить. Если живую оциподу посадить прямо в консервирующую жидкость — спирт или формалин, он непременно отбросит несколько конечностей.

Направляемся обратно в сторону Прибрежного храма. Что же это такое? Серая каменная глыба (она полузасыпана песком и, гоняясь за оциподами, мы ее не заметили) вдруг словно по волшебству обретает новые формы. Оказалось, это слон и на нем женские фигуры и контуры каких-то силуэтов, стертые временем, песком и морем. На вершине камня в круглом углублении — прямоугольное отверстие, ведущее внутрь. Заглядываем — пусто. То ли древний ваятель не окончил начатого, то ли изображения, которые здесь были поставлены, исчезли потом. Через несколько часов, осматривая великолепные тысячефигурные барельефы, мы узнали тот же почерк древних мастеров, свободно и легко снимавших «лишние» части скалы. И тогда возникали образы героев легенд, в которых ваятель увековечивал свое восприятие жизни и понимание своего места в природе. Четыре года прошло с тех пор, как мы побывали в Махабалипураме, но эти неожиданно открывшиеся нам скалы на пустынном берегу моря и сегодня живы в нашей памяти.

Слака на берегу моря

с изображениями людей и животных.

Махабалипурам, IX век

А тогда мы отошли подальше, обернулись к этой глыбе — нет ни изображений, ни маленького храмика наверху. Отсюда не видно теней в углублениях барельефов, вот и кажется скала просто серой обыкновенной глыбой. А может быть, это всевидящий Шива на наших глазах вдохнул душу в эту волшебную скалу?

Потом мы еще раз обошли Прибрежный храм и внимательно осмотрели его со стороны моря, теперь уже высматривая, кто живет в щелях между камнями. Так и есть — среди невысоких водорослей пристроились раковины моллюсков, а вот глубоко в щель забился настоящий крабик.

Подходим к большим черным валунам, наполовину скрытым водой. Здесь действительно нет такого сумасшедшего наката, как на открытом берегу, и можно без особого риска зайти в воду. И тут видим, что в самой большой скале, на ее стороне, обращенной к морю, по бокам небольшого отверстия стоят две искусно вырезанные фигурки. Пещерный храм в миниатюре! Здесь, оказывается, кругом потрудились камнерезы!

Если пойти от Прибрежного храма на запад, все дальше от моря, мимо поселка, повернуть по асфальтированной дороге на юг, то через полчаса вы попадете в небольшую песчаную долину, на плоском дне которой стоят пять ратх (колесниц)[21]. Специалисты с упоением рассказывают о проявившемся в них сочетании дравидийской архитектуры с поздним буддийским влиянием.

Дворцы Бальзар Саманда.

Окрестности Джодхпура

Дели, Тибетский базар — бронза, дерево, камни…

Обручение Минакши и Шивы. Мадура XVI в.

У ног Гоматешвары Шравана Белгола, Майсур

Размышления

На острове Крусадай

Фестиваль в храме Шивы, Эрнакулам

Странствующий садху

Четыре храма-колесницы, сделанные каждый из огромной скалы, стоят на одной прямой. Рядом еще один храм поменьше. Фигуры слона, льва и священного быка Нанди также вырублены из огромных монолитов. Каждый храм своеобразен. Первый, самый большой, пятиярусный. Этажи идут вверх уступами, и храм завершается небольшим восьмиугольным куполом. Все храмы снаружи украшены сложным скульптурным орнаментом и множеством фигур. Нет и следа того примитивизма в характеристике людей и животных, с которым мы встречаемся в изображениях такого типа. Все выполнено очень реалистично, это видно и на фотографиях Нанди и части скульптур третьей ратхи.

Поймав еще несколько крабов, упаковав нежные раковины моллюсков, возвращаемся к машинам, где наши спутники помогают Николаю Сергеевичу собирать поврежденные насекомыми веточки. В дело пущен запасной секатор, перочинные ножи, маленький топорик. Гора ветвей и ворох листьев уже лежат на заднем сиденье автомобиля. Всю дорогу до следующей остановки Николай Сергеевич будет укладывать сборы по коробкам. Вечером в гостинице все коробки будут раскрыты и поставлены для просушки перед вентилятором. Только совсем сухой гербарный материал можно упаковать для отправки в Ленинград. Но как трудно высушить мясистые тропические растения в этом влажном климате! Хорошо еще, что кокцид не надо сушить — они и так вроде сухих чешуек.

Времени остается в обрез: сегодня мы еще должны посетить заповедник Ведантангал. Но наши товарищи уже осмотрели как следует «величайший и прекраснейший в мире наскальный рельеф» (как сказано в путеводителе по Махабалипураму), и мы отправляемся к ближайшим наскальным изображениям.

Тысячу лет простоял на одной ноге великий отшельник Арджуна, прежде чем богиня Ганга сжалилась над ним и сошла с небес на землю, дав жизнь и благополучие индийскому народу. В этом благородном деле принял непосредственное участие и Шива. Чтобы Ганга могла спуститься на землю, пришлось Шиве подставить свою голову с божественными кудрями. По этим кудрям и сошла Ганга на землю Индии. Ганга была прекрасна, и ревность супруги Шивы, грозной Дурги, понятна. И много еще чудес случилось и на небе и на земле благодаря великому подвижничеству отшельника Арджуны. Все эти события и запечатлены в огромном (площадью около 300 квадратных метров) наскальном изображении. Это изображение — главное, но не единственное в Махабалипураме. Здесь есть и сцены, изображающие Вишну в образе Вепря, поднимающего Землю из пучин океана, и сцена боя богини Дурги с демоном Махиса сурой, и много других[22].

Часть самого большого в мире наскального

рельефа Махабалипурам, VI в. н. э.

Всего в Махабалипураме около сорока храмов, пещер, наскальных изображений, которые были сооружены в годы правления династии Паллавов — в IV–VIII веках нашей эры. Для одного только осмотра их надо потратить не шесть-семь часов, которыми мы располагали, а несколько дней.

Уже далеко за полдень. Обедаем в роскошном туристском бунгало (вроде Обезьяньего дома в горах Нанди) на окраине Махабалипурама в густой казуариновой роще. Здесь принято обедать за общим столом, и нам не повезло. За столом, накрытым человек на двадцать, — наша группа, молчаливая семья каких-то симпатичных индийцев (потом выяснилось, что это был министр здравоохранения Индии) и без умолку болтающая английская журналистка. Она нас извела окончательно и испортила весь обед. Каждого она принялась выспрашивать о его вкусах и интересах. Не особенно слушая наши медлительные речи, она рассказывала что-то, пока собеседник собирался с духом, но стоило надолго замолчать, как она принималась снова задавать вопросы.

— Доктор Менон, а как же заповедник? Ведь уже поздно?

— Не беспокойтесь, друзья, все точно распланировано. Как раз время двигаться к машинам.

Дорога ведет нас в глубь Коромандельской береговой равнины. Пески, рощи казуарин, закрепляющие дюны, тут и там голые пальмы с венчиком листьев на вершинах и хижинами у основания. Постепенно к дороге подбираются рисовые поля — здесь они занимают три четверти всей обрабатываемой площади. Остальное — под баджрой (вид проса) и арахисом. Кое-где низкий кустарник. Часть рисовых полей уже убрана. Наступил сезон тхаи (январь и февраль), и через одну-две недели начнется массовая уборка основного урожая риса. В этот сухой сезон крестьяне спешат совершить паломничество, сыграть свадьбу, починить дом. Впрочем, все эти дела — только после уборки риса. С марта по май местность выглядит здесь совершенно выжженной. С июня начинают выпадать редкие дожди, и крестьяне, как к бою, готовятся к периоду дождей — это то время, о котором у нас говорят: «День год кормит». В июне — июле высеваются суходольные культуры: раги, кунжут, арахис, бобы и специальные сорта суходольного риса — кар. Все эти культуры убираются в сентябре — октябре, когда вовсю льют дожди. Тут-то и наступает период сева риса — самба. Урожай уберут в начале января. Таков сельскохозяйственный год у здешних жителей.

Незаметно проехали 30 километров. Дорога на Капчипурам взбирается по плавным холмам. Где-то здесь, рядом, есть храм на знаменитом во всей Индии холме Тирукаликундрам. Ежедневно в полдень на этот холм прилетают огромные чернокрылые коршуны (Elanus caeruleus) и берут пищу из рук монахов. По преданию, они отдыхают здесь на своем ежедневном пути от Варанаси в долине Ганга в Рамешварам — островок в начале Адамова моста (от Индии до Цейлона)[23].

Не доезжая до столицы Паллавов — Канчипурама — одного из семи священных городов Индии, посещение которых обязательно для истинного паломника, — сворачиваем на боковую дорогу. Машины останавливаются на небольшой асфальтированной площадке около невысокой длинной насыпи, поросшей деревьями. Это и есть знаменитый, едва ли не самый старинный из современных индийских заповедников — птичий заповедник Ведантангал. Сто пятьдесят лет назад крестьяне окрестных деревень сделали эту запруду длиной в полкилометра и задержали воду после очередного муссонного периода. Образовалось неглубокое, но обширное озеро площадью свыше 30 гектаров. Тут и там из воды растут большие деревья — баррингтонии, все ветви которых стали белыми от птичьего помета. Особенно много деревьев в центре озера, там они образуют целые острова.

Но где птицы? Видим лишь несколько цапель да змее шеек, знакомых нам по Кеоладео Гхана, которые быстро отплыли при нашем появлении.

— Подождите немного, говорит нам М. А. Бадшан, встретивший нас здесь и сопровождающий по заповеднику офицер службы охраны природы. — Скоро вы увидите нечто необычное.

Пока мы бродим по плотине, всматриваясь в деревья посредине озера, Бадшан все что-то высматривает в свой двенадцатикратный бинокль. Наконец он спешит к нам и показывает рукой вдаль:

— А ну-ка, посмотрите туда!

Поочередно смотрим в бинокль. Над рисовыми полями, ставшими мгновенно близкими и четкими, повисли какие-то темные линии или черточки. Проходит две, три минуты. В бинокль уже можно хорошо различить, как каждая такая черточка распадается на десяток стремительно летящих ибисов или молниеносных бакланов. А вот высоко в небе сразу штук двадцать колпиков. Разворот над озером, посадка на деревья в центре. Еще и еще. Бакланы и ибисы подлетают низом и скрываются в деревьях лесистых островков. Цапли и колпики идут на высоте и по-хозяйски усаживаются на ветвях. Еще 20 минут назад едва населенный, островок полон птиц. Они кругом: в воздухе, на воде и особенно на ветвях. Крик, гам. В бинокль хорошо видно, как подлетевшая стая цапель размещается на верхних ветвях сухого дерева, шумно хлопая крыльями и заставляя потесниться соседей — квакв.

— Сюда собираются птицы со всех окрестных полей на ночевку, — поясняет М. Бадшан. — Вы приехали в самое хорошее время к вечеру, когда можно видеть эти тянущиеся со всех сторон к озеру тысячные стаи птиц. И время года хорошее: в декабре — январе здесь собирается больше всего птиц. Многие цапли, бакланы, ибисы выводят здесь потомство.

— А не мешает соседство деревни существованию этого заповедника?

— Нет, что вы, наоборот. Здесь только один платный служитель, да и он, собственно, не охраняет птиц, а-следит за состоянием дамбы: чтобы не размыло случайно. Охраняют птиц все жители деревни, ведь построили их предки эту дамбу не зря: птицы — гарантия их богатого урожая.

— Как так?

— Все очень просто. Птицы удобряют воду своим пометом. А вода из озера идет на поле. Больше птиц — больше удобрений попадает на поля. А почва здесь плохая, суглинки, и без удобрений хорошего урожая не получишь.

Поздно вечером дремлем в мягко несущихся к Мадрасу машинах…

Совсем рядом с Мадрасом, фактически в одном из его пригородов, расположена губернаторская резиденция. Окружающие резиденцию леса объявлены заповедными, и там же, недалеко, расположен великолепный детский парк. Было радостно оказаться в роли ребят, осматривающих этот чудесный уголок. Так же как ребята, мы с удовольствием покормили больших пятнистых оленей, которые ходят по дорожкам парка (весь детский парк обнесен проволочной изгородью). Мы вдоволь налюбовались дикобразом: он здесь потерял всю свою осторожность и злость, бегает по клетке, нисколько не боясь любопытных зрителей. Видели очень добродушного гималайского медведя и говорящих попугаев. Но больше всего нам понравились огромные малабарские белки (Ratufa macroura) размером со здоровенного кота, с красно-коричневой спинкой и беловато-серым брюхом. К ним можно зайти в клетку, и они сами мягко прыгают вам на плечо и начинают искать что-нибудь вкусненькое. Нам так и не удалось сфотографировать этих милых зверят с большущими усами и крупными, на выкате, глазами: стоило кому-нибудь поднять фотоаппарат, как одна из любопытствующих белок немедленно подбиралась к самому объективу гораздо ближе, чем нужно.

Вместе с ребятами мы с интересом листали в светлой читальне комплекты научно-популярных журналов о природе и ее обитателях, как и ребята, немножко побегали по лужайкам следом за разгуливающими на свободе чернобокими оленями, посидели на берегу небольшого искусственного водоема, в котором плавают утки.

В детском парке много ребят, большинство из них — с родителями.

Этот детский парк — одно из мест, где проводит свою работу среди ребят мистер М. А. Бадшан. Но нам кажется, что не лекции или нравоучения действуют на ребят, а само по себе непринужденное общение с природой.

Детский парк — часть Оленьего парка Ганди. Это огромный участок нетронутой природы, прорезанный поперечными просеками. Территория парка громадна — 57 гектаров, и первую нашу экскурсию для общего знакомства с парком пришлось начать на автомашинах. Кругом светлый тропический лес с пальмами, лиственными деревьями, густым и колючим подлеском. Кое-где небольшие влажные низины, иногда заполненные водой, еще сохранившейся после осенних муссонных дождей.

Из машины легче, чем пешеходу, увидеть многих зверей. Позже, в предгорьях Гималаев, мы поняли еще одну простую истину — со спины слона в природе можно увидеть еще больше. Животные, видимо, не боятся человека в таком «сочетании» со зверем.

Вот совсем рядом с дорогой, в тени густого и высокого кустарника, — молодой самец пятнистого оленя. Он стоит неподвижно и не трогается с места до тех пор, пока машина не тормозит прямо напротив него, метрах в пяти. Неуловимо легкое движение — и только колеблются ветви, задетые им. Во он остановился среди кустарников, посмотрел в нашу сторону и уже помедленней, так же спокойно, скрылся.

— В этих местах водится и множество мышиных оленей, но, так как это животное в основном сумеречное, увидеть их днем можно только случайно, — рассказывает М. А. Бадшан.

Второй раз мы приехали в парк рано утром, когда низины были еще подернуты туманом. Искали-искали насекомых — нет нигде, ни на цветах, ни около, только под корой старых деревьев какие-то личинки копошатся да кокциду за кокцидой Николай Сергеевич снимает отовсюду. Но стоило подняться туману, стоило солнцу чуть-чуть пригреть, просушить очень теплый, но влажный ночной воздух, как замелькали Везде бабочки. А К полудню мир ожил.

Как ни осторожно шагаешь по лесу — тебя слышат. Вспугнули несколько стад чернобоких оленей. Эти маленькие олени, хоть и пугливее пятнистых, но тоже не особенно боятся нас. Остановятся метрах в 100–150 от нас, и мирно пасутся, лишь изредка поглядывая в нашу сторону. Удалось как-то подобраться поближе к такой группе и сквозь кусты сфотографировать ее. Самое удивительное — и это мы увидели, лишь вернувшись домой и напечатав фотографии, — у каждого из них свое выражение. В зоопарке вы таких выразительных «лиц» не увидите!

У дороги в окрестностях Мадраса

В этом парке мы наблюдали образец «плодотворного сотрудничества», как бывает иногда в природе. Несколько раз нам встречались олени под большими акациями. Они подбирали и ели их огромные стручки, длиной сантиметров 20–30 каждый. Почему столько зеленых стручков — на земле? Оказывается, на вершине дерева — обезьяны. Они обрывали стручки, надкусывали, ломали и бросали их вниз. Вероятно, и обезьяны и олени уже привыкли приходить к акациям в эту пору, потому что все вокруг было усеяно остатками стручков и всюду виднелись следы маленьких копыт.

Сразу после обеда — пресс-конференция для мадрасских журналистов. Николай Сергеевич произнес краткую речь о целях нашего визита и о пользе контактов между нашими странами, а потом журналисты, которых собралось человек двадцать, задавали вопросы.

— Говорят, в Сибири нашли зверя, который пролежал миллионы лет в снегу и потом ожил, так ли это?

— Нет, не так, — отвечает Д. В. Наумов, по долгу службы стремящийся знать все о всяких диковинных зверях. — В Якутии нашли не зверя, а сибирского углозуба, тритона, да и давность пребывания его в мерзлоте вызывает сомнения. Очевидно, он просто залез в яму для зимовки.

— Почему в России до сих пор поддерживают работы академика Лысенко?

Тут уж очередь отвечать К. А. Бреева, за время жизни в Индии специализировавшегося на ответах о мичуринской биологии и Лысенко. Объясняет: у нас в стране сейчас дана возможность всем ученым доказывать свою правоту делом, на экспериментальных полях, на животноводческих фермах; кстати, большинство биологов в нашей стране никогда не разделяли взглядов Лысенко.

— А как вам понравился наш зоопарк и детский парк, который вы посетили?

Отвечаем хором. Звери в зоопарке очень понравились, и понравилось, как за ними любовно ухаживают. Но сидят животные в тесноте, не то что в парках других городов, в которых мы побывали в Индии.

— Детский парк очень понравился, побольше бы таких парков было в окрестностях городов.

— А что вы можете сказать о нашем музее? А как вам понравился заповедник Ведантангал?

Мы только успевали удивляться расторопности и осведомленности корреспондентов.

Прямо с пресс-конференции поехали в городскую магистратуру: мэр Мадраса устроил в нашу честь прием.

В большом ярко освещенном зале были накрыты столы на сто персон. В числе приглашенных все члены магистрата, ответственные чиновники правительства штата. В аппарате городского управления оказалось довольно много женщин, некоторые занимают высокие посты в магистратуре. Мэр, седой, очень подвижный, уже немолодой человек, представил нас собравшимся и сказал несколько теплых слов о культурном сотрудничестве между Индией и СССР.

Затем выступил Николай Сергеевич Борхсениус.

Подали крепкий черный кофе, соленые орешки кешью и, что особенно приятно, мороженое. За столом завязалась очень интересная беседа. Мэр познакомил нас со своими четырьмя заместителями, которые представляют крупнейшие политические партии, в том числе и коммунистическую. Один из заместителей мэра оказался за столом рядом с нами. Нас, конечно, интересовало, легко ли работать вместе людям столь разных убеждений.

— Нам очень легко работать вместе, — сказал он, — каких бы политических воззрений ни придерживались представители отдельных партий. Магистратура города в любом составе будет решать все равно одну и ту же задачу — снабжение Мадраса водой. Мадрас задыхается от недостатка пресной воды. Город растет, в нем уже два миллиона жителей, и воды катастрофически не хватает. Пробуем даже опреснять морскую воду, но пока только экспериментируем. Эта проблема всех нас объединяет, так как других столь же важных проблем для города не существует.

Вода, несомненно, очень нужна Мадрасу, но снабжение города свежей и чистой водой не единственная проблема, которую еще предстоит решить городской магистратуре.

В конце официальной части приема под аплодисменты мэр вручает Николаю Сергеевичу знак почетного гражданина Мадраса. Для этой церемонии мэр надевает специальную мантию и шапочку. Выяснилось, что этот наряд предназначен лишь для «малого» выхода.

После чая мэр у себя в кабинете показывает свое полное торжественное одеяние: мантия, цепь с бляхой, огромный жезл — символ власти. Делал он это с удовольствием, и мы с удовольствием слушали и рассматривали его. Расстались очень довольные друг другом.

Поздно вечером, накануне отъезда из Мадраса, занялись упаковкой багажа. Часть собранных коллекций, приобретенных и полученных в подарок книг и оттисков научных статей, часть экспедиционного снаряжения упаковываем в ящики и отправляем в Калькутту. Другую часть, которая понадобится для работы в море и на побережье, отправляем поездом в Мандапам, где мы должны быть через несколько дней. С удовлетворением смотрим на объемистые ящики: несмотря на суматошную жизнь и, кажется, вечную занятость приемами, встречами, визитами, уже собрано немало интересного. А впереди еще главные места, сулящие нам интересные сборы — морское побережье у Адамова моста, Гималаи и Ассам.

Легли далеко за полночь, а в 4.30 — подъем, так как по расписанию самолет в Коимбатур вылетает в 6.00. Неожиданную передышку получаем в аэропорту: закрыт Бангалур, через который должен лететь наш самолет, и полтора часа в нашем распоряжении. Мы уже привыкли ловить и полностью использовать эти драгоценные часы свободного времени. Вот и сейчас — все члены делегации сидят с записными книжками и дневниками: кто пишет домой, кто записывает свои мадрасские впечатления.

Невольно вспоминаем виденное раньше и сравниваем с Мадрасом. Это, конечно, своеобразный город, и он не похож на те два огромных города, которые мы уже знаем, — ни на Дели, ни на Бомбей. В Мадрасе более спокойная жизнь, здания пониже, на улицах поменьше бездомных, но много — очень много — рикш. И настоящих беговых рикш, которые, наваливаясь грудью, тянут огромную двухколесную тележку, да иногда не с одним, а с двумя-тремя пассажирами. И велорикш, и грузовых рикш, занятых на перевозке больших и тяжелых тележек. На такой тележке навалено не меньше 3–4 тонн груза, и ведут по пять-шесть человек спереди и сзади.

В городе есть и моторикши, а на улицах часто встречаются повозки, запряженные светло-серыми горбатыми зебу. Кончики рогов у них обычно оправлены в небольшие медные наконечники. Иногда наконечник кончается маленьким блестящим шариком, иногда он украшен тонким чеканным орнаментом.

Время, однако, убирать авторучки — нас приглашают на посадку.