ГЛАВА XI ГИМАЛАИ — АССАМ

Железная дорога в Гималаях — Дарджилинг — В гостях у мистера Авари — Тигровый холм — Рационализация в буддийском храме — Тибетская колония — Третья вершина мира — Канченджанга — Альпинистский институт — По Ассаму — Марабу — Гаухати — «Свет Востока» — На Шиллонгском плато — Ананасы с солью — В горах Кхаси — Самое дождливое место в мире — Бурра-Базар

6 февраля поднялись в пять утра. Пожилой коридорный принес в номер завтрак — чай, молоко, сандвичи, яичницу с ветчиной, фрукты. В предутренней мгле едем по пустым улицам Калькутты в аэропорт Дум-Дум. Рассеялся туман, который несколько задержал отлет, и мы поднялись в воздух. Под крылом самолета видна вся огромная Калькутта, многочисленные протоки Ганга. Справа в дымке угадывается Бенгальский залив. Где-то там должно быть рыболовное судно, на котором уже два дня плавает Е. В. Жуков, собирая коллекцию паразитов промысловых рыб.

Внизу плоская долина Ганга. Доктор Менон, утомленный приготовлениями к отлету, спит в своем кресле, зато второй наш спутник из Зоологической службы — доктор Бисвас, орнитолог, всю дорогу рассказывает о Дарджилинге и Ассаме, куда мы теперь держим путь. Через полтора часа посадка в аэропорту Багдогра, недалеко от города Силигури. Здесь нас встречают представители военных властей. Мы прибыли в район недавнего вооруженного пограничного конфликта между Индией и Китаем, и потому здесь еще полувоенное положение.

Впервые в Индии нас просят убрать фотоаппараты и не пользоваться ими, пока не окажемся в горах. Конечно, мы не собирались снимать военные объекты, но были очень огорчены запретом. В окрестностях Силигури крестьяне держат таких интересных лохматых свиней, что при встрече с ними в лесу ни у кого не возникло бы сомнений, что перед ним типичная дикая лесная свинья. К сожалению, в других местах таких свиней мы больше не видели, и сфотографировать их так и не удалось.

На двух автомобилях двинулись в сторону Дарджилинга. Вначале путь идет по низкой болотистой местности, поросшей пожелтевшей травой. На севере вздымаются Гималаи. Только через час въезжаем в предгорья. Шоссе стало очень узким, извилистым. Рядом с ним, то справа, то слева, тянутся рельсы узкоколейной железной дороги. Шоссейный и железнодорожные пути постоянно перекрещиваются. Вскоре мы увидели поезд. Паровоз, не выше человеческого роста, но с огромной конической трубой, тащил в гору три вагончика. На площадке впереди паровоза стоял тепло одетый человек, который вручную посыпал рельсы песком, чтобы увеличить трение. Сбоку паровозика имеются шестерни, на особенно крутых участках пути они катятся по зубчатым металлическим полосам, которые укладывают вдоль рельсов. В ущельях или на краю отвесной скалы автомобили идут прямо по железнодорожным путям. Шлагбаумов нигде нет, и шоферы должны быть особенно внимательны.

С подъемом в горы меняется характер растительности. Внизу — бамбуковые рощи, баньяны, пальмы, бананы и манго. Выше начинаются панданусы и листопадные деревья, преимущественно садовые. Это типичная зона влажных лесов с эпифитами, лианами. Встречаются древовидные папоротники. С середины пути дикая растительность сменилась чайными плантациями.

Недалеко от Дарджилинга останавливаемся на несколько минут на станции Гуум, чтобы пропустить встречный поезд. Далее к Дарджилингу дорога идет под уклон. Таким образом, Гуум, стоящий на высоте около 2500 метров, — самая высокогорная железнодорожная станция мира.

Дарджилинг расположен в несколько ярусов на склоне горы. Петляя по узким улицам, наши машины добираются до отеля «Эверест», название которого сохранилось от старого английского имени высочайшей вершины мира — Джомолунгмы. Из отеля вышли носильщики, чтобы поднять наши вещи в холл. К нашему удивлению, все они оказались женщинами. После жаркой Калькутты нам показалось здесь очень холодно. Впрочем, холодно было и на самом деле. Особенно мерзнет наш доктор Менон. В его родной Керале таких холодов — меньше 10 градусов тепла — не бывает. Приходится срочно снабжать его теплыми вещами.

По официальным справочникам, высота Дарджилинга над уровнем моря — более двух километров. Но одни справочники дают цифру — 2134, другие — 2213 м. Это и не мудрено: город стоит на откосе, и разница между верхними и нижними кварталами составляет не один десяток метров.

Из окон отеля открывается удивительно красивая панорама: амфитеатром спускаются группы строений, улицы расположены вдоль откоса, и потому их почти не видно. Нижняя граница города проходит по краю глубокой долины, а далеко-далеко впереди поднимаются подернутые дымкой противоположные склоны гор.

Усидеть в отеле было невозможно, и мы, ввиду плохой погоды надев пальто, отправились по крутым улочкам вниз. Знакомство с животным миром гор началось с посещения маленького краеведческого музея. По музею нас водил его директор мистер Е. Д. Авари, не молодой, но очень подвижный и энергичный человек. Экспозиция расположена в нескольких комнатах. Хотя чучела животных изготовлены не очень хорошо, но коллекция богатая, дающая полное представление о животном мире Гималаев. Недаром этот маленький музей пользуется всемирной известностью. Особенно хорошо представлены бабочки. Ровный влажный климат окрестностей Дарджилинга и обилие разнообразных тропических и альпийских растений создают весьма благоприятные условия для дневных бабочек. Их здесь известно несколько сотен видов. Многие бабочки необыкновенно красивы. Так как осмотр музея занял не более часа, а мы начали мерзнуть в его нетопленных комнатах, мистер Авари пригласил всех к себе. Оказалось, что роль директора музея он осуществляет, как говорят у нас, «на общественных началах». Основное его занятие — бизнес. Ему принадлежат два кинотеатра, в одном из которых мистер Авари устроил свой рабочий кабинет. В этом кабинете мы и собрались. Хозяин предложил посмотреть его фильмы.

— Нет, не те, которые демонстируются для публики, я никогда не смотрю этих глупых боевиков, — улыбается он. — Мы будем смотреть фильмы, которые я снимал сам.

Быстро установили узкопленочный кинопроектор, повесили маленький экран. Мистер Авари много путешествовал по Индии, Непалу, Бутану и Тибету, охотился на крупных зверей. Весь вечер мы смотрели его цветные фильмы, где показывались тибетские танцы, горы, эпизоды охоты. Особенно большое впечатление на всех произвела охота на тигра. Затем шли сцены охоты на оленей, фазанов. Несколько раз на экране появлялись носороги. Но эти звери теперь настолько редки, что охота на них запрещена по всей Индии, да и сохранились они лишь на небольших заповедных территориях в Ассаме.

Сцена гибели тигра вызвала у всех сочувствие прекрасному зверю, у кого-то вырвался вопрос:

— Как можно совмещать любовь к природе с охотой на редких зверей ради самой охоты?

Мистер Авари в ответ на это сказал, что теперь он действительно предпочитает держать в руках не ружье, а кинокамеру.

— Впрочем, — замечает он, — иногда ружье все же лучше. Послушайте, что со мной случилось в 1956 году. Мы охотились на тигра на трех слонах. На двух слонах кроме погонщика находилось по два охотника. Слон, на котором был я, шел последним. На нем сидели погонщик, два проводника и я. У меня не было ружья, так как я собирался лишь заснять охоту. Тигра обнаружили довольно быстро и стреляли по нему, но, вероятно, лишь слегка задели пулей, и он ушел в заросли. При повторном прочесывании участка тигр, против ожидания, оказался около нашего слона. Я направил на зверя кинокамеру, как вдруг услышал отчаянный крик — оказывается, один из проводников упал. Одним прыжком тигр настиг несчастного и ударом лапы переломил ему позвоночник. Если бы у меня было ружье, проводник остался бы жив.

Охотники на ближайшем слоне заметили тигра, когда проводник был уже мертв. Они стреляли с большого расстояния и все-таки убили зверя. Можете представить мое волнение, когда, получив пленку после проявления, я снова увидел всю сцену гибели проводника. Оказывается, я, сам того не заметив, снял эту трагедию. Пленку много раз показывали охотникам, и она стала хорошо известна. Во время одной из моих поездок по Ассаму я взял этот фильм с собой, чтобы показать моим друзьям. К моему огорчению, пленка погибла, сгорев вместе с палаткой по недосмотру слуги, слишком сильно накалившего железную печку.

После рассказа мистера Авари на экране опять появились слоны, носороги, горы, тибетцы в национальных костюмах и даже английская королева, которая попала в объектив Авари во время ее путешествия по Индии.

Было уже довольно поздно, когда мы собрались наконец в гостиницу. Все вышли из теплого кабинета и, кутаясь в пальто, стали спускаться по лестнице.

— Не хотите ли вы посмотреть мои ружья и охотничьи книги? — спросил наш любезный хозяин. — Я живу как раз по пути в «Эверест».

Дома у мистера Авари действительно оказались очень интересные книги, целая маленькая библиотека. Но она касалась не только охоты. Здесь были книги о самых разных животных, в том числе и серьезные зоологические и географические исследования. На прощание мистер Авари сказал по-русски:

— Я был очень рад познакомиться с вами.

Оказывается, он выучил несколько фраз из англо-русского разговорника.

Вечером в комнатах отеля были заботливо затоплены камины. Было много дыма, но все-таки холодно. Помещения рассчитаны только на лето, когда в Дарджилинг, спасаясь от жары, съезжается масса туристов. Теперь же температура воздуха по ночам падала ниже нуля. Несмотря на теплые одеяла и топящийся камин, в эту ночь мы впервые в Индии продрогли. Как мы скоро выяснили, единственным теплым местом в отеле был небольшой зал ресторана. Здесь была голландская печь с изразцами, и сюда собиралось греться все население отеля.

7 февраля рано утром — до восхода солнца — отправляемся в традиционную экскурсию на Тигровый холм, что в 10 км от города. Если очень повезет, то оттуда можно увидеть третий полюс мира — Джомолунгму. Нам не повезло. В этот день облачно было с утра. Вот уже два дня, как не видно даже дальних окрестностей Дарджилинга. Но эта экскурсия не прошла для нас бесследно. Тигровый холм весь зарос живописным лесом из дубов, которые похожи на наши дубы только характером ствола, корой и ветками и совсем не похожи листьями. Много рододендронов и магнолий. Встречаются здесь клены, лавровые и фиговые деревья, каштаны. Всюду много лишайников и папоротников. И — на что как-то не сразу обратили внимание — здесь исчезли все колючки с деревьев, кустарников, травы. Приятно ходить по лесу и не бояться бесчисленных шипов и колючек.

В поселке Гуум останавливаемся, чтобы посетить буддийский монастырь. Его легко отличить от других зданий по многочисленным бамбуковым шестам. Рядом на шестах развеваются белые стяги с текстами молитв. Перед входом в монастырь длинный перечень правил для туристов: внутри монастыря не курить, фотографировать разрешается только за определенную плату и т. д.

Вокруг здания на высоте полутора метров прикреплены 30–35 больших медных цилиндров с выбитыми на них словами молитв. Проходя рядом с ними и проводя рукой по ним, верующие их сильно раскручивают. При этом считается, что от каждого поворота молитва повторяется снова и снова. Прошел вокруг здания, покрутил все молитвенные цилиндры по нескольку раз одним движением, глядишь, зачтутся тебе сразу 200–300 молитв. Сколько бы времени заняло повторение вслух «Ом мани падми Ом» («Приветствие тому, кто происходит от лотоса»)! А есть и большие колеса, внутрь которых заложены свитки с написанными молитвами. Заложено сто молитв — поворот колеса, и возносятся сразу сто молитв. А есть и совсем маленькие молитвенные барабанчики, их мы видели в руках, и похожи они на наши детские игрушечные трещотки.



Молитва в буддийском храме


Внутри храма, у самой дальней стены, стоит большая, метров пять высотой, статуя сидящего Будды, по бокам от него за стеклянными витринами многочисленные портреты и статуи поменьше. Среди них и статуя какого-то очень похожего на Шиву многорукого божества[35]. Прямо перед главной статуей, на небольшом отдельном столике стоит фотография далай-ламы. Правую и левую стену занимают книжные полки, на них книги со священными текстами. Все в твердых переплетах, каждая завернута в кусок материи и состоит из очень длинных полосок бумаги с оттиснутым на них текстом. Посередине храма на подставке два больших молитвенных барабана, а рядом столик с книгой учета посетителей. Против каждого посетителя оставлено место для указания суммы, пожертвованной в храм.

Буддизм играл в жизни Индии выдающуюся роль. Основатель буддизма — Гаутама Шакья Мунья, — по-видимому, реальное историческое лицо, жил в 567–487 годах до нашей эры. Его проповедь «срединного пути» основана на познании четырех «истин»: истина страдания (рождение, старость, болезнь и т. д.), истина причины страдания (страдание заключается в желаниях), истина избавления от страдания (искоренение желаний ведет к прекращению страданий) и истина о правильном пути избавления от страдания. Поразительная простота этого учения, призыв к разуму, логике, осуждение чудотворчества и жреческого ритуала привлекали множество последователей. «Весь его метод после затхлой атмосферы метафизических рассуждений был подобен струе свежего воздуха, дующего с гор», — писал Дж. Неру. Но в середине первого тысячелетия нашей эры стал заметен упадок буддизма в Индии, произошло его постепенное растворение в индуизме. Сам Будда стал считаться одним из аватар (воплощений) индусского бога Вишну. Религиозные центры буддизма перемещаются в Бирму, Камбоджу, Тибет, Японию. Сейчас в Индии осталось сравнительно немного буддистов, и они сконцентрированы в основном в северной и северо-восточной частях страны. Правда, в последние годы большое число буддистов во главе с далай-ламой переселилось и переселяется в Индию. Правительство Индии устраивает специальные тибетские колонии, в одной из которых мы побывали во время нашего пребывания в Дарджилинге. Кстати, название Дарджилинга происходит от слов «Дор-джи-глинг» — «место Дорджи» — мистического героя ламаистов, тибетских последователей буддизма.

Эмигрировавшие из Тибета буддисты организовали в индийских Гималаях несколько так называемых центров «самопомощи». На вершине одного из холмов в нескольких километрах от Дарджилинга построены аккуратные одноэтажные здания, составляющие большой квадрат с обширным внутренним двором. По двум сторонам этого квадрата тянутся многочисленные общественные помещения: мастерские, школьные классы, кухня и небольшое молельное помещение. Трудно определить общую численность общины, но в школе, куда ходят все дети, занимается около 300 человек. Все взрослое население работает здесь же, на территории общины, в ковровых, металлических, пошивочных и деревообрабатывающих мастерских. Мы видели чудесные огромные шерстяные ковры с тибетским орнаментом, выкованные и богато орнаментированные большие и маленькие ножи, в том числе и знаменитые кривые ножи — кукри, множество блюд разного размера, покрытых сложной насечкой, резные деревянные поделки. Здесь же небольшой магазин, в котором продаются все эти вещи по невероятно высоким ценам, очевидно рассчитанным на богатых туристов. Посещение тибетского центра «самопомощи» оставило у нас хорошее впечатление: веселые, аккуратно одетые дети; дружелюбные, занятые все без исключения своими делами взрослые.



Носильщик-шерпа на улицах Дарджилинга


В Дарджилинге есть небольшой зоопарк, занимающий живописную лесистую вершину одного из холмов. С этого холма видны глубокие долины, уходящие вниз на сотни метров и теряющиеся вдали у подножия массивов Канченджанги. Именно с гребня этого холма мы впервые увидели Канченджангу во всей ее красе. Все дни нашего пребывания в Дарджилинге была плохая, пасмурная погода. И вот, как раз тогда, когда мы были в зоопарке, проглянуло солнце. И тут мы как-то совершенно неожиданно обнаружили высоко в небе — именно высоко в небе — огромные белые стены, сияющие в лучах солнца. Это было так необычно и невероятно, что мы долго не могли опомниться. Показательна реакция К. А. Бреева, подошедшего к нам несколько позже.

— Где Канченджанга? — спрашивает.

— Да вот, прямо перед вами, — смеемся.

Он вертит головой направо и налево, всматривается в туман вдали и ничего не может понять.

— Ничего похожего не вижу, — с огорчением сознается он. И, только подняв голову и взглянув сквозь слой облаков, видит эти жемчужные громады.

Канченджанга находится более чем в 90 километрах от Дарджилинга, но только отсюда и можно видеть ее «в полный рост». Если приблизиться к ней, то близлежащие горы закрывают ее вершины. Только увидев Канченджангу, мы поняли наконец, что такое настоящие Гималаи. На высоте более 2000 метров над уровнем моря приходилось задирать головы, чтобы смотреть на склоны другой горы. Впечатление от Канченджанги еще более усиливается оттого, что она состоит не из узких высоких пиков, а всей массой своей поднята на такую невероятную высоту, и три ее вершины (8585, 8473 и 8500 м) представляются издали небольшими холмами с пологими склонами, вознесенными в небо на огромном гористом плато.

Отсюда, с вершины Берч Хилл, одновременно можно видеть три страны — Бутан, Сикким и Непал. Всюду цепи гор, местами покрытые снегом, теряющиеся в дымке глубокие долины и снова горы, горы.

Зоопарк в Дарджилинге очень маленький, но некоторые экспонаты в нем заслуживают внимания. Именно здесь живет пара уссурийских тигров, подаренных нашим правительством Джавахарлалу Неру. Зовут этих красавцев Луна и Солнце, а два года назад у них родился сын, который уже теперь выглядит могучим зверем. Но самым интересным животным оказалась гималайская панда (Ailurus fulgens) — представитель совершенно отсутствующего у нас семейства кошачьих медведей. Это небольшой, около метра, темно-рыжий сверху и черный снизу, ловкий зверь с длинным, чуть полосатым хвостом. Здешняя панда совсем ручная, для осмотра ее привели к нам на тоненькой веревочке.

Одно из интереснейших учреждений Дарджилинга — Горный институт, расположенный на том же Берч Хилл. Кстати, зоопарк является частью института, здесь питомцы института изучают горную фауну и флору. Комплекс зданий института включает специальный музейный, большой лабораторный и административный корпуса и помещения, где живут слушатели. Рядом расположены коттеджи сотрудников. Цель института — пропаганда горного спорта, проведение широких исследований во всех областях, связанных с альпинизмом, обучение и тренировка членов экспедиций, организация восхождений на высочайшие вершины Гималаев.

В институте, оснащенном самым современным оборудованием, ведутся интереснейшие работы по изучению физиологии человека в условиях высокогорья. Транзисторные передатчики обеспечивают непрерывную передачу электрокардиограмм альпиниста с расстояния до 10 км\ одновременно могут передаваться и данные по частоте пульса, по количеству гемоглобина в крови. Последнее мгновенно определяется с помощью остроумного приспособления — датчика, закрепляемого на мочке уха альпиниста.

Институт существует уже около 30 лет, но лишь семь-восемь лет назад начал проводить ежегодные летние тренировочные сборы, которыми руководит сам Тенцинг, покоритель Джомолунгмы, национальный герой Индии, вместе с которым работают инструкторами первоклассные альпинисты. Нам с гордостью сообщили, что уже около тысячи человек прошли курс занятий повышенной трудности и что количество желающих заниматься в институте все время растет.

Сейчас здесь действуют и круглогодичные курсы. Цикл занятий рассчитан на 35 дней, и одновременно в институте может заниматься 40 человек.

8 февраля, после приема у правительственного комиссара района, вечером мы выехали по уже знакомой дороге из Дарджилинга в Силигури, а через час ожидания на станции сели в поезд, идущий в Ассам. Ночь прошла спокойно в привычной уже для нас обстановке миниатюрного вагона железной дороги. Рано утром прильнули к окошкам: вдали блестела Брахмапутра, одна из крупнейших рек не только Индии, но и всей Азии, одна из удивительнейших рек мира. Начинается она в заоблачных высотах юго-западной части Тибетского нагорья, всего в нескольких десятках километров от истоков Ганга и Инда. На протяжении тысячи километров пересекает она южную часть Тибета, проходя параллельно Гималаям с севера. Затем следует невероятный, не виданный ни у какой другой реки такого размера поворот русла на 180 градусов, и через дикие ущелья Диханга, глубиной в 5,5 километра, река прорывается через Гималаи и выходит на Ассамскую низменность.

Едем по Ассаму. После Гималаев и Дарджилинга особенно чувствуется изменение природы вокруг: равнина с многочисленными поселками, среди них много новых и строящихся. На полях — рис, некоторые поля сухие, кое-где пашут на буйволах, изредка — кокосовые пальмы, у поселков — банановые рощи, заросли сахарного тростника. В канавах и лужах часто ловят рыб}, или вычерпывая воду и жидкую грязь или с помощью небольших наметок. Чем ближе к Брахмапутре, тем больше бамбуковых рощ, точнее, огромных кустов бамбука высотой 10–15 метров. Здесь бамбук широко применяется в хозяйстве — чувствуется, что мы теперь на границе Юго-Восточной Азии. Кстати, заросли бамбука кайинва, возникающие на расчищенных и заброшенных площадях в джунглях Ассама, — один из бичей здешнего сельского хозяйства. Этот бамбук растет всюду как луговая трава, только «трава», поднимающаяся на высоту многих метров. Бамбуковые джунгли принадлежат к числу самых непроходимых. Это мы знали по опыту работы на Южных Курильских островах и в Китае, в этом нам пришлось еще раз убедиться в горах Ассама.

Пейзаж в правобережной части долины Брахмапутры напоминает уже знакомую нам Ориссу и Бенгалию. Только дома сделаны из тростника, да везде в изобилии видим яркие связки сушащегося красного перца. Довольно прохладно.

Когда солнце взошло и стало ощутимо пригревать (а в тропиках стоит солнцу взойти, как немедленно оно начинает немилосердно палить), на полях появились огромные марабу, или птицы-адъютанты (Leptoptilos dubius). Широко распространено мнение, что марабу водится только в Африке. Но два вида аистов-адъютантов встречаются в Юго-Восточной Азии. Огромные, ростом более полутора метров, белые с темно-серыми крыльями и красной головой птицы поодиночке и группами стояли на полях или, тяжело пробежав несколько метров, взлетали. А высоко в небе видны были другие марабу, широкими кругами планирующие над полями. Марабу, как и грифы, тоже встречавшиеся на окрестных полях, очевидно, совсем не боятся человека. Они стояли как ни в чем не бывало не далее 100–150 метров от проходящего поезда, и видно было, что они расхаживали даже около домов. Такое поведение объясняется тем, что марабу выполняет очень важную функцию санитара в густо заселенных районах долины Брахмапутры. Едят они все подряд — падаль, лягушек, рыб, кузнечиков, змей, ящериц. Говорят, нет такой живности, которую они съесть не способны. Мы видели, как смело они оттесняли огромных грифов от какой-то падали. Их огромный четырехгранный клюв длиной в четверть метра — вероятно, настолько грозное оружие, что даже грифы предпочитают уступать им.

Мы приблизились к Брахмапутре, как раз напротив города Гаухати, где река течет в довольно узком русле, сжатая справа и слева грядами холмов. Но и здесь ее ширина сейчас, в сухой период года, не меньше 1000–1200 метров, а по следам от потоков видно, что она может разливаться и на 2–2,5 километра. Течение очень быстрое, и река несет, как и Ганг в среднем и нижнем течении, огромное количество взвешенных частиц. От них вода постоянно коричневого цвета.

На другом берегу Брахмапутры сразу начинаются пригороды Гаухати — одного из крупнейших современных промышленных и культурных центров Ассама. История Гаухати, в прошлом Праджойотишпура («Свет Востока»), восходит к первому тысячелетию до нашей эры. До сих пор в окрестностях сохранилось немало выдающихся памятников старины. Всего в 5 километрах от города стоит один из известнейших храмов, посвященных богине Кали, — Камакхайа-темпл, построенный еще во времена «Махабхараты»; на Петушином острове посреди Брахмапутры расположен храм Наваграха («Девяти планет») — здесь был центр астрологии древней Индии; наконец, в окрестностях Гаухати на противоположном берегу Брахмапутры, есть группа храмов Ходжо, где, по преданию, Гаутама Будда достиг состояния нирваны[36]. Это место — одно из самых почитаемых буддистами и десятки тысяч паломников стекаются сюда в зимние месяцы из Тибета, Бутана, Сиккима, Непала и Индии. Для осмотра этих мест нужно время, которого у нас, к сожалению, нет. На вокзальной площади нас уже ждут автомашины, и наш сегодняшний путь еще далек — до Шиллонга, столицы Ассама, от Гаухати — сто километров.

На улицах Гаухати и в радиусе нескольких километров вокруг масса велорикш. Здесь они особенные: широкие кожаные сиденья, вмещающие двух человек среднего роста, разукрашены яркими цветными кожаными аппликациями, причем особенно часто встречаются фигурки двух слонов, поднявших навстречу друг другу хоботы. Ярко раскрашена и задняя поверхность повозки.

Дорога, которая ведет от Гаухати к Шиллонгу, — одна из лучших, по которым мы ездили в Индии. Наши машины все время шли со скоростью около ста километров в час, несмотря на то, что уже через 15 минут после выезда из города начинается подъем на Шиллонгское плато и дорога неимоверно петляет. На крутых поворотах нас вдавливает в сиденья, но машины идут уверенно благодаря великолепному профилированию дороги[37] и мастерству водителей. Помогает такому быстрому движению и то, что не попадается встречных машин. Этому мы сначала удивлялись, но потом, проехав полпути, обнаружили, что на дороге существуют специальные шлагбаумы, пропускающие машины только в определенном направлении. Несколько часов поток машин может двигаться в сторону Шиллонга, следующие часы — в обратном направлении. Машины, не успевшие вовремя проскочить через контролируемые участки, вынуждены ждать на специальных расширениях дороги. Этот порядок существенно уменьшает опасность аварий при движения по горным участкам дорог. Та бешеная скорость, с которой мы неслись первые тридцать миль, объяснялась стремлением водителей успеть.

По мере подъема в горы, как всегда, начинает меняться пейзаж. Все больше и больше становится арековых пальм, банановых и цитрусовых плантаций. Рисовые поля встречаются лишь на террасированных склонах и по долинам. Появляются дома, построенные из дерева, одной стороной прилепившиеся к крутому склону, а другой — опирающиеся на толстые и высокие бамбуковые подпорки. Но постепенно дорогу обступает светлый лес, в котором сосны сменяют бамбуковые заросли. Местами склоны покрыты лишь невысоким кустарником. Живущие здесь племена — джайнтия и кхаси — принадлежат к тибето-бирманской группе и своими монголоидными чертами отличаются от типичных индийских лиц.

Шиллонг начинается незаметно, зелеными пригородами и одноэтажными редкими домиками. Город небольшой — большинство зданий одно- и двухэтажные, — раскинулся на пологих холмах на высоте около полутора тысяч метров. Широкие по сравнению с дарджилингскими улицы выглядят грязноватыми. Много такси, грузовиков, лошадей. Проезжаем обширный парк с живописным озером в центре и оказываемся в гостинице «Сосновое дерево» на самой окраине парка. Вечером разрабатываем подробный план поездок по Шиллонгскому плато и прилежащим районам. Здесь особенно хочется наиболее полно использовать каждый день: фауна Ассама отличается от индостанской. Договариваемся о длительных ежедневных экскурсиях в разнообразные природные зоны.

В Шиллонге находится филиал, или, точнее, региональная станция, Зоологической службы Индии. Благодаря вниманию и заботе ее сотрудников мы получили возможность совершить ряд интереснейших экскурсий.

Целый день с раннего утра до темноты провели мы в тропическом лесу северной части Шиллонгского плато. Вначале проехали несколько десятков километров по дороге к Гаухати, но в одной из деревенек пришлось остановиться, так как дальше начиналась зона одностороннего движения и двигался поток встречных автомобилей. К нашему удовольствию, в деревне оказался очень красочный фруктовый базар. Основной товар — апельсины, бананы и ананасы. Торгуют одни женщины, они очень ярко одеты, причем в одежде преобладают коричневые и красные тона[38]. Местный женский костюм состоит из длинной шерстяной домотканой юбки, хлопчатобумажной кофты с длинными рукавами, на голове обычно — шерстяной клетчатый платок Мы купили целую корзину разных фруктов, в том числе несколько великолепных ананасов, которые здесь очень дешевы.

Это и понятно. Склоны холмов у дороги заняты большими ананасными плантациями. Ананасы растут как капуста — низенькие растения прямо на земле в венчике расходящихся листьев. На каждом растении — только один плод[39].

Вот открылось движение в нужном нам направлении. Вскоре сворачиваем влево по узкой дороге, ведущей на лесоразработки. Двигаться пришлось очень медленно, так как дорога разбита тяжелыми лесовозами, временами навстречу попадался один из них, везущий стволы вековых деревьев. Каждый раз казалось, что разъехаться не удастся, так как и одному-то грузовику на дороге тесно, но наши шоферы находили какие-то местечки, где, встав боком или въехав в заросли бамбука, можно было пропустить встречный грузовик. Местами дорога вымощена досками, под которыми хлюпает жидкая грязь, — влажность в лесу очень высока.

Едем по узкому коридору, по сторонам сплошной стеной стоит тропический лес. Много высоченных, до 20 метров, кустов бамбука с тонкими, свисающими вниз отдельными стволами. В одном месте вдоль дороги течет ручей, а на другой его стороне растут кофейные деревья и ипекакуаны — южноамериканское лекарственное растение. Плантация, расположенная на вырубке, снова уступает место джунглям, опять вплотную к дороге подступает бамбук, а за ними виднеются толстые стволы и мощные кроны фикусов, рододендронов и других больших деревьев. Лес густо населен, повсюду слышатся голоса птиц. Наши машины вспугнули сову, сидевшую совсем близко от дороги на поросшем мхом суку, по бамбукам скачут какие-то крохотные птички, которых в густой листве и переплетении стволов почти невозможно разглядеть. Наконец выезжаем на опушку леса, от которой отходит сразу несколько дорог, выбираем самую глухую из них и, проехав немного, останавливаемся. Все вокруг усеяно опавшими тонкими и длинными бамбуковыми листьями. В лесу влажно, и можно передвигаться бесшумно. Едва отойдя от машин, заметили стайку очень красивых личинкоедов (Pericrocotus speciosus). Самцы у этих птиц ярко-красные, самки имеют лимонное оперение. Держатся они настороженно, близко не подпускают. Медленно поднимаемся в гору, под ногами толстый слой гниющей листвы, издающей своеобразный пряный запах. Двигаться трудно, так как стволы деревьев стоят тесно, густо переплетены лианами. Впереди виден какой-то просвет — не то поляна в лесу, не то вырубка.

Неожиданно лес оглашается громкими криками: «ху-у! ху-у-у!». Голоса нам хорошо знакомы — это хулоки, или белобровые гиббоны. Стайка обезьян находится где-то очень близко от нас, но животных не видно — они ловко прячутся в густых зарослях. Пока обезьяны кричат, медленно подкрадываемся к ним; как только в лесу наступает тишина — замираем. Теперь мы совсем близко — обезьяны сидят высоко над нами на двух соседних деревьях, мы приготовили кинокамеры. Легкий шорох от случайно задетой ветки — и гиббоны с громкими воплями перелетают над нашими головами. Едва мы успели заметить раскачивающиеся на руках серые и черные тени, а обезьяны уже далеко. И их крики еще долго раздаются в лесу и замирают в отдалении.

На тропинку осторожно выходит пара джунглевых, или банкивских, курочек (Gallus gallus). По-видимому, от этого вида произошли все домашние куры. Джунглевые курочки — небольшие, величиной с голубя, осторожные лесные птицы. Спрятавшись за стволом, некоторое время наблюдаем за ними. По расцветке и повадкам они очень похожи на наших беспородных кур. Рыжеватая окраска кроющих перьев, темный, отливающий синевой хвост петуха. Разгребая лапами листву, обе птицы склевывают что-то, затем пропадают в зарослях.

Издалека слева раздается громкий треск и шум. Предположив, что там идут лесоразработки, которые неизбежно должны распугать всех зверей, уходим в другую сторону. Через полчаса за одним из поворотов наталкиваемся на доктора Бисваса, который стоит за кустом, прильнув к биноклю. Он наблюдает, как большой черный фазан с белыми полосами перебегает вдали через тропинку, выскакивая то справа, то слева.

Услышав от нас о шуме в лесу, доктор Бисвас рассмеялся:

— В этом районе никаких лесоразработок не ведется, а ломали ветки наверняка дикие слоны. Их здесь немало. Встреча с одиноким слоном бывает опасна. Стадо же обычно уходит, заслышав человека.

Доктор Бисвас неоднократно бывал в Ассаме и хорошо Знает его фауну. Разговаривая о нравах слонов, возвращаемся к нашей стоянке, от которой ушли на несколько километров. По дороге видели двух оранжевых белок (Dremnomys), типичных обитателей Гималаев и Ассама.

Ближе к вечеру решаем с доктором Бисвасом отправиться вперед пешком, остальные через несколько часов догонят нас на машинах. Николай Сергеевич остался на месте стоянки, так как этот участок джунглей оказался очень «урожайным» на кокцид. К. А. Бреев ухитрился разыскать поодаль в чаще две хижины и занялся сбором паразитов с коз и буйвола.

Надолго запомнились нам поездки из Шиллонга в сторону границы Восточного Пакистана. Дорога вначале идет среди зеленеющих лугов и густых лесов, больше похожих на парки. В лесу растут березы, дубы, сосны, но вид этих деревьев сильно отличается от наших. На березах нет белой коры, листья дубов без характерного волнистого края, на соснах в изобилии растут эпифитные растения, среди них много орхидей. Далее выбираемся на голое, безлесное плоскогорье и останавливаемся на одном из холмов. Вся местность вокруг покрыта черноватой пылью — поблизости много угольных разрезов. Видны пирамиды добытого угля. Во многих местах на пологих склонах каньонов — небольшие черные отверстия — входы в горизонтальные штольни, в которых и добывают лежащий очень близко у поверхности каменный уголь. Техника самая примитивная. Отбитый вручную уголь в бамбуковых конических корзинах с налобным ремнем женщины выносят на поверхность к дороге. Отсюда на грузовиках и подводах он развозится по всему краю.

Много угля используется в окрестных поселках в кузницах. Здесь исстари сложился центр примитивной металлообрабатывающей промышленности. В глухих поселках вдали от дорог до сих пор куют плуги, колеса, ножи, топоры и все нужные в хозяйстве вещи, вплоть до наконечников стрел. Обилие кузниц днем не бросается в глаза, но поздно вечером в темноте тут и там по склонам холмов видны зарева в дверных проемах, мелькающие в отсветах пламени тени кузнецов.



Эпифиты встречаются всюду в тропическом лесу


Шиллонгское плато в этой части прорезано глубокими, в несколько сот метров каньонами и круто обрывается в сторону Пакистана. На этой естественной границе встречается холодный горный воздух с теплым влажным, идущим со стороны океана. В результате частые обильные ливни. Здесь — самое дождливое место на земном шаре. В поселке Черрапунджа в год в среднем выпадает 12–13 метров осадков (в Ленинграде осадков в 5 раз меньше), а в рекордные годы и более 20 метров. Так, в 1851 году с мая по октябрь в Черрапундже выпало 22 метра осадков. Однако благодаря горному положению поселка вся вода быстро стекает в долину. В самой Черрапундже, или, как ее все здесь называют, Черре, мы не были: решили побродить в ее окрестностях. Но дорога вела через соседний поселок, где, может быть, выпадает воды в год на полметра меньше. Узенькая, шириной метра в три, главная улица. Каменные дома все до одного под железными крышами (другая кровля не выдерживает здешних ливней). За рядом домов, параллельно улице течет ручей в каменистом ложе. От потока, многоводного даже в это сухое время года, в каждый дом отходят бамбуковые стволы — так устроен местный водопровод. На небольшой центральной площади поселка стоят высокие каменные плиты, округлые сверху, высотой в 3–4 метра. Потом такие или похожие плиты мы неоднократно видели и вне поселков. Они обросли мхом и лишайниками, и трудно даже приблизительно сказать, с какого времени стоят здесь эти могильные памятники.



На Шиллонгском плато


Интересно, что совсем близко от края плато, в каких-нибудь двух десятках километров от Черрапунджи, дожди бывают редко. Здесь жители испытывают острую нужду в воде. Мы видели, как в таких поселках девочки носили воду в конических медных сосудах, повесив их в плетеной корзине за спиной. Доставлять воду нужно из маленького ручья, поднимаясь каждый раз метров на 200 по крутой каменистой дорожке. Чтобы ровнее распределить нагрузку на корпус, применяется налобный ремень. За спиной в плетеных корзинах носят и другие грузы. Особенно странно выглядит упакованная таким образом свинья. Отдыхая, свинью кладут на обочину дороги, и она визжит там в своем плетеном чехле.

Горные дороги здесь проложены вдоль глубоких каньонов рек. Такая дорожка лепится на отвесной скале: с одной стороны крутой склон, с другой — голубоватое дно долины далеко внизу. Полотно дороги узкое, разъехаться нельзя. Несмотря на это, ездят очень быстро, и порой кажется, что сейчас неминуемо сорвемся. Особенно запомнился нам один участок дороги, проложенный по острому как лезвие ножа гребню. Между двумя глубокими каньонами машина едет по насыпной дороге, как по мосту без перил, а справа и слева — круто уходящие на глубину сотни метров зеленые склоны.

Последний вечер в Шиллонге мы провели с сотрудниками ассамского филиала Зоологической службы. В нем работают несколько научных сотрудников, занимающихся сбором коллекций, которые затем направляют в Калькутту. Благодаря сети филиалов коллекции поступают в Зоологическую службу беспрерывным потоком из всех частей страны. Вторая задача филиала — наблюдать за биологией животных в природе, следить за изменением их естественной численности, массовыми вспышками вредителей, способствовать охране ценных и редких животных. При филиале имеется маленький музей, экспозиция которого состоит из местных животных (это, так сказать, краеведческий раздел) и представителей всех основных групп животного царства, в том числе и отсутствующих в Ассаме, например морских организмов. По стенам развешаны картины маслом, поясняющие некоторые явления природы. В первую очередь бросается в глаза картина, на которой изображен смерч и дождь из рыб. Такие картинки используют для разоблачения суеверий: сотрудникам Зоологической службы приходится вести также общеобразовательную просветительную и пропагандистскую работу.

С утра 14 февраля собираемся в обратную дорогу в Калькутту. Наш последний визит — на знаменитый Бурра-Базар в самом центре города. С интересом ходим по торговым рядам — базар очень «деловой»: продаются разные овощи — редиска, огурцы длиной в полметра, картофель, репчатый и зеленый лук, какие-то неведомые нам растения, горки мандаринов, — висят гирляндами ананасы. Ананасов особенно много. А вот наконец ряды, где торгуют кустарными изделиями. Искусно сплетенные из расщепленного бамбука конусовидные корзины для груза любого размера — от огромных, метра полтора высотой, до небольших, всего в полметра, предназначенных для детей. Вот грубые корзинки с лямками для переноски свиней, вот корзинки для овощей, а вот и плоские корзины-зонтики, годящиеся одинаково для сбора фруктов или для защиты От проливного дождя. А в следующем торговом ряду разложены прямо на земле луки разных размеров, стрелы для охоты на птиц и зверей, самодельные ножи. Во время своих экскурсий мы ни разу не встречали охотничьих племен, но здесь видим, что эта продукция пользуется большим спросом. Луки сделаны с удивительным мастерством. Из ствола бамбука изготовляется сам лук, а из тонких и очень крепких волокон наружного слоя бамбука делается тетива. Стрелы — из тонких шлифованных побегов бамбука, с острыми коваными наконечниками из железа, с ярким оперением. К сожалению, мы попали не в самый, что называется, базарный день. Оказывается, у племени кхаси, населяющего окрестности Шиллонга, неделя состоит из восьми дней и в каждый из дней недели в одном из поселков проходит базар. В Шиллонге базар собирается каждый день, но особенно большим бывает раз в 8 дней, в «свою» очередь.

Сборы коротки: за время путешествия каждая вещь в чемодане и рюкзаке хорошо «выучила» свое место. Сердечное прощание, крутые повороты по дороге в Гаухати, перелет уже в темноте через Пакистан в Калькутту.

Утром покидаем Калькутту опять в сплошном тумане. Машины еле ползли по улицам, фары встречных автомобилей казались тусклыми желтыми монетами. В воздухе висела липкая сырость, которую никак нельзя было стереть с одежды, с лица и рук. Знакомый нам аэропорт Дум Дум был битком набит отлетающими и транзитными пассажирами. Летного поля вообще не было видно. Рассвет ничего не изменил, только мгла из черной стала мутно-белой. Выйдя из холла в сторону летного поля, можно было увидеть смутное очертание хвоста какого-то самолета, но дальше все было окутано молочной пеленой. Только к 9 утра туман рассеялся настолько, что самолет стал виден весь целиком. Это оказалась «каравелла», на которой нам предстояло лететь в Дели. Вскоре мы сидели в удобных креслах, и «каравелла», пробежав лишь до середины поля, круто ушла вверх, пробила облачность и понеслась на запад. Справа, в ясной дали белеют громады Гималаев, хорошо видные отсюда с расстояния в несколько сотен километров. Через два часа под нами снова мелькнул ярко-синий купол пакистанского посольства, а спустя несколько минут приземляемся в делийском аэропорту Палам.

Загрузка...