20 000 километров по Индии

ГЛАВА XII ДЕХРА-ДУН — ДЖОДХПУР — ДЕЛИ

21 февраля утром выезжаем из Дели на поезде, идущем в Дехра-Дун, на север страны, в предгорья Гималаев. Чем дальше от Дели на север, тем больше посадок сахарного тростника. Сейчас кончается сезон уборки — десятки тяжело груженных подвод медленно ползут к приемным пунктам, которые расположены у железнодорожных станций. Здесь они выстраиваются в длинные очереди. У ребятишек во рту кусочки очищенных стеблей тростника. Впрочем, на станциях видим не только ребятишек. Откуда-то здесь же появляются огромные стаи макак. С восторгом наблюдаем, как несколько макак прыгают с железнодорожного моста прямо на крыши вагонов нашего поезда, деловито их обследуют и как ни в чем не бывало спокойно возвращаются на фермы моста.

Уже к вечеру местность начинает меняться. Кругом насколько хватает глаз потянулись пологие предгорья, покрытые лесами. Подъезжаем к Сиваликским горам, невысокой грядой тянущимся параллельно Гималайским хребтам. Мы в Кумаоне, хорошо известном нашему читателю по великолепным книгам Джима Корбета[40]. Оказывается, один из крупнейших в Индии национальных парков (заповедников), расположенный как раз в этой части страны, носит имя Корбета, прославившего природу и людей этого края.

В Дехра-Дун («дун» — межгорная впадина) мы прибыли затемно и через несколько минут оказались в небольшой уютной гостинице под названием «Белый дом». В большом полукруглом холле сидел отставной английский полковник и с лупой в руках изучал дневные газеты. Оказалось, что он единственный и постоянный житель гостиницы. Через сотню метров от гостиницы — небольшое здание региональной станции Индийской зоологической службы, напротив — ограда какого-то большого колледжа. В Дехра-Дуне бросается в глаза огромное число школьников. Здесь их встречается столько же, сколько в Керале. Красные, зеленые, синие формы — в каждой школе своя, — с холщовыми сумками на плече, маленькие граждане заполняют улицы города с половины девятого до 9 часов утра.

Север штата Уттар Прадеш, одного из самых северных штатов страны, славится своими лесами, и лес играет важную роль в хозяйстве. В целом по Индии количество лесов за последнее столетие сильно сократилось из-за потребности в древесине и вследствие недостатка пахотных земель. Однако сокращение площадей под лесом привело не к увеличению посевных площадей, а к их сокращению, так как резко возросла эрозия. Сейчас правительство Индии проявляет постоянную заботу о сохранении и расширении лесов. Очень важную работу в этом направлении ведет Лесной научно-исследовательский институт в Дехра-Дуне.

Лесной институт в Дехра-Дуне

Институт расположен на окраине города в прекрасном парке, окруженном опытным лесом. Здесь ведутся научные исследования в самых разных областях лесного хозяйства, находятся учебные аудитории и несколько специализированных музеев. Колледж при институте готовит лесных офицеров и лесников. Знакомство с этим интереснейшим учреждением начинаем с музеев. Среди них главное место занимает Музей леса. В огромном зале, куда мы попадаем, все стены обшиты деревянными панелями. Приглядевшись, обнаруживаем, что панели сделаны из гладких полированных досок, изготовленных из деревьев различных пород. Над каждой доской висит фотография живого дерева. Невозможно пройти мимо поперечного распила ствола гималайского кедра диаметром почти в два с половиной метра. На полированной поверхности свыше 700 годовых колец — это дерево росло еще до монгольского нашествия на Русь. Вся мебель зала, витрины, даже паркет изготовлены из ценных пород индийских деревьев. Кроме того, имеется еще и уникальная деревянная «библиотека». В особом помещении на высоченных стеллажах стоят ровными плотными рядами, как книги на полках, гладкие деревянные дощечки. Здесь хранится одна из крупнейших в мире коллекций образцов древесины. Все дощечки расположены в строгом порядке, каждая имеет номер по каталогу, этикетку с названием вида деревьев, места и времени их сбора.

В Музее лесной продукции собраны различные деревянные изделия, представлены все области применения древесины. Здесь и мебель, и игрушки, и посуда, и деревянные челноки для ткацких машин, перерабатывающих джут, и народные музыкальные инструменты. В Энтомологическом музее собраны различные лесные насекомые Индии и показаны вызываемые ими повреждения. Есть и научная систематическая коллекция насекомых, вероятно самая большая в Азии — 22 тысячи видов собраны сериями и содержатся в образцовом порядке. Кроме того, имеется еще и Музей лесной патологии, где представлены повреждения, вызываемые грибками, бактериями, вирусами. В Ботаническом музее экспонируются различные лесные растения — кустарники, травы. Институт располагает также и гербарием, собранным более чем за сто лет. Осмотр всего этого богатства занял у нас почти весь день, поэтому музеи Анатомии растений, Химический и Лесного инженерного дела было решено осмотреть при следующем посещении института.

Из научных лабораторий, конечно, особое внимание уделяем энтомологической. В ней под руководством доктора П. К. Сен-Сарма ведется изучение биологии вредителей и борьбы с ними. Видим наколотых на булавки маленьких бабочек — опаснейших вредителей тика, ценного дерева индийских лесов. Сотрудникам лаборатории удалось найти 52 вида паразитов, истребляющих этих бабочек. Сохранять число паразитов можно путем их искусственного разведения. Но паразит может питаться лишь за счет живых насекомых. Было найдено 32 вида безвредных насекомых, которые могут служить для выведения паразитов. В свою очередь тогда неизбежно встал вопрос о корме для этих — безвредных — насекомых. Тщательные исследования показали, что в составе подлеска имеется более 40 таких кормовых растений. Из всего этого сложного переплетения взаимоотношений между растениями, бабочками-вредителями и их паразитами нужно было выбрать пути наиболее эффективной борьбы с вредителем тика. Методом многочисленных экспериментов были выявлены наиболее подходящие растения, которые следует оставлять в подлеске тиковых лесов. Работа была проделана очень кропотливая, дорогостоящая, длительная. Но в институте подсчитано, что этот метод борьбы с вредителем не только эффективнее химического, но значительно дешевле его.

Другое интересное исследование касается изучения способностей жуков различать запахи. Эти насекомые, как показали исследования, чувствуют запах древесного сока на расстоянии до двух километров. Было предложено приманивать их на разбросанную свежую щепу и так уничтожать.

Мы не рассказали и о малой доле тех интересных работ, которые ведутся в этом институте. Да это и невозможно здесь сделать. Отметим лишь, что этот лесной институт — вероятно, крупнейший в мире и исследования его хорошо знают и ценят ученые всех стран. Недаром последний международный конгресс лесоводов происходил в 1960 году именно здесь. В этом — еще одно доказательство успехов и авторитета индийских ученых.

Две интересные экскурсии состоялись в местные заповедники, расположенные на северных и южных склонах Сиваликских гор. Первый из них — заповедник Раджаджи — расположен в 30 км к югу от города, по сторонам первоклассного шоссе, соединяющего Дехра-Дун с Дели. Вся дорога в броских плакатах: «Боритесь с малярией!», «Помогайте уничтожать малярию!». Пониже — что надо делать практически. На первом месте стоит призыв: «Делайте анализ крови!».

Заповедник длинной и широкой лентой протянулся по южному склону Сиваликских гор и весь расположен в девственном лесу. Сейчас сухой сезон, и, как с сожалением объясняет сопровождающий лесной офицер — один из трех, руководящих заповедником, — животных в лесах мало. Встречаем множество сухих русел, долин, просто неглубоких впадин, наполненных камнями, крупной галькой, песком. Здесь в дождливый период бегут потоки. Эти русла пересекают нашу дорогу, которая ведет от основного шоссе через весь заповедник. Мостов нигде нет. В таких долинах дорога идет по широкому бетонному основанию, чуть возвышающемуся над сухим руслом реки. Нам объясняют, что тяжелые машины в любое время года могут проходить по такой дороге, даже когда поверх нее катятся воды потока.

— Ну, а для слонов, — добавляет офицер, — такие потоки вообще не помеха.

Мы оказались у небольшого каменного гест-хауза из пяти-шести хорошо оборудованных комнат. В 100 метрах от дома — уже знакомое нам помещение слоновника. Как в средней полосе России всегда издалека можно узнать конюшню или скотный двор, так и по всей Индии издалека можно узнать слоновник. Высокое, «неладно скроенное, но крепко сшитое» помещение, обычно полуоткрытое, сооружается из громадных бревен.

Предупрежденный заранее служитель подводит к нам спокойную 93-летнюю слониху. Верхняя половина головы покрашена черной краской, на спине укреплен махан — площадка из досок с четырьмя высокими столбиками на углах.

Пересадка. Заповедник Раджаджа, Сивалики

Путешествие на спине слона по лесу оставляет незабываемое впечатление. Сначала кажется, что вот-вот свалишься с покачивающейся площадки, и все время хватаешься за боковые столбики. Потом быстро убеждаешься, что, даже когда слон идет в очень крутую гору или спускается в русло сухой речки, — бояться нечего, так как площадка укреплена прочно. Тогда начинаешь внимательно осматриваться кругом.

Мы привыкли ходить в лесу по земле, и обычно для нас лесная картина смотрится вперед, в стороны и вверх. Здесь ракурс меняется, приходится смотреть не только вверх и в стороны, но и вниз. Поражает ловкость и мастерство, с каким слон с шестью седоками на спине проходит через самые густые джунгли, при этом никою не поранив. По едва слышным указаниям погонщика, сидящего не на общей площадке, а прямо на шее у слона, он либо отодвигает хоботом крупные ветки, либо ломает их, либо прижимает ногой к земле. Все это делается так аккуратно и не «напролом», что обнаружить след слона в такой чаще по сломанным ветвям практически невозможно — за ним остается такая же стена джунглей и не видно никакого прохода.

Другое преимущество экскурсии на слоне в том, что лесные животные, как мы уже говорили, боятся слона гораздо меньше, чем человека, и поэтому подпускают нас очень близко. Вот потревоженная нашим появлением группа пятнистых оленей отошла на 20–30 метров и спокойно ждет, когда мы минуем их, вот семья обыкновенных лангуров (Semniopithecus entellus) — осторожных и редких здесь обезьян — сопровождает нас по вершинам деревьев. Действительно, в заповеднике в этот сухой период года очень мало животных: тигров осталось всего 3–5, пантер «всего» 200 голов, совсем нет диких слонов, несколько сотен которых регулярно бывают здесь в другое время года. Да и лес — в основном листопадный — выглядит как наш лиственный лес в средней полосе поздней осенью — голые деревья, шуршащие листья под ногами.

Подъезжаем на слоне к высокой, метров 10, деревянной башенке на бетонных сваях. Наверху — обзорная площадка с хорошим видом на редколесье, широкую долину сухой реки, противоположный чистый склон холма. Видно, как несколько загонщиков, заранее ушедших в лес, выгоняют на нашу смотровую площадку разных зверей и птиц. Видим оленей, множество павлинов, которые смешно перелетают на большие расстояния, вытянув свой огромный хвост горизонтально, и лангуров. Мы сидим тихо, и лангуры, хотя и слышат идущих вдали загонщиков, еще не особенно встревожены: идут по земле, время от времени оглядываясь назад. «Идут» — сказано не точно, они скорее прыгают, причем до удивления похожи на кенгуру или огромных зайцев.

Проехав километров 20 от заповедника по хорошей проселочной дороге, попадаем в город Хардвар, расположенный в том месте, где Ганг, или, как здесь называют эту реку, «Ганга», прорезает невысокие Сиваликские горы. Хардвар — город, знаменитый на всю страну Кумб Мелом, религиозным праздником, происходящим раз в 12 лет и привлекающим в этот сонный городок и его окрестности до полумиллиона паломников. Главная святыня города — Ганг, вокруг которого построено огромное количество приютов для паломников — дхармшал, гостиниц, маленьких храмов. Вся набережная Ганга оборудована для массового приема людей — огромные, вымощенные камнем, широкие ступени идут к самой воде и уходят на некоторую глубину, широкий мостик соединяет берег с небольшим островком, сплошь застроенным легкими сооружениями вроде наших пляжных тентов. Кое-где стоят ряды закрытых кабинок, позволяющих богатым паломникам погружаться в священные воды в одиночестве. Сейчас холодно, на воздухе около 15 °C, а в воде и еще холоднее — прозрачные здесь воды Ганга еще не успели нагреться, родившись в фирновых полях Кайласы[41] высоко в Гималаях, — ведь мы в 150–170 км от истоков реки, — но тем не менее сотни паломников расположились вдоль берегов, и тут и там видны входящие и выходящие из воды фигуры.

Вокруг нас снуют мальчишки — продавцы рыбьего корма. Покупаем несколько пакетиков с зернами вроде кукурузы. Река очень быстрая, на поверхности ее видны буруны и водовороты, возникающие то там, то здесь. Моментально к берегу из глубины потока бросаются несколько больших рыбин величиной 50–70 см и ловко хватают наши приношения.

Вечереет, а нам надо к заходу солнца снова быть в заповеднике — на вечерней заре из засидки, может быть, нам удастся увидеть пантеру, а может быть, даже тигра. После короткой встречи в окрестностях Хардвара с группой советских специалистов, помогающих в строительстве завода тяжелого энергомашиностроения, отправляемся снова в заповедник, теперь в его самую восточную часть. Здесь возвышается над лесом тридцатиметровая наблюдательная вышка, сделанная из сварных труб, с маленькой обзорной площадкой наверху.

Успели как раз вовремя: солнце садится, и земля быстро погружается в сумерки. До боли в глазах вглядываемся в лесную чащу, надеясь увидеть крупных хищников, которые именно сейчас и должны выходить на охоту. Где-то вдалеке раздался отрывистый лающий крик, далеко разнесшийся по джунглям: кричит встревоженный каркер — лающий олень. (Только теперь понимаем, насколько метко названо это животное). Значит, кто-то потревожил оленя. Вот крик повторился несколько в стороне, потом еще и еще раз. Но кто ходил по джунглям и пугал оленей — мы так и не узнали. Совсем стемнело, и мы покинули нашу вышку.

Теперь нам предстояла еще одна — последняя — экскурсия по заповеднику. Впереди наших машин медленно ехал открытый «джип» с сильной фарой. Время от времени офицер охраны включал фару, и мы видели в темноте неправдоподобно ярко светящиеся глаза животных. Самих оленей, кабанов, зайцев различить сначала совершенно невозможно, хотя они, завороженные ярким светом фар, неподвижно стоят недалеко от дороги. Стоит отвести или погасить фару, как слышен удаляющийся шорох и треск листьев — животные спешат уйти подальше от дороги.

На другой день новая поездка в Сиваликские горы, теперь в заповедник Мотичур, расположенный на их северном склоне. Небольшие по площади заповедники штата окружены огромными территориями так называемых «резервных лесов», эксплуатация которых происходит под строгим контролем лесной службы. Такие леса занимают около 25 процентов территории штата Уттар Прадеш. Лесной офицер, сопровождавший нас в сегодняшней поездке, наблюдает за 707 квадратными километрами леса, которые обслуживают 300 человек. В помощь им нанимается еще много сезонных рабочих.

Повторяется уже знакомая процедура восхождения на спину слона. Нас теперь меньше — Николай Сергеевич остался на усадьбе заповедника собирать кокцид, а Константин Александрович Бреев на весь день снова уехал в Лесной институт. Зато сегодня со спины молодой — 75-летней «Прекрасной Кали» (так зовут нашу сегодняшнюю слониху) удалось увидеть гораздо больше: несколько десятков пятнистых оленей, которых согнали с их дневной лежки в густом кустарнике и долго провожали по руслу ручейка, павлинов, огромную стаю макак и лангуров. Макак мы принялись было преследовать. Ловко прыгая по вершинам, они старались убежать от нас. Видя, что так просто от нас не отделаться — слон в светлом лесу быстро догонял двигавшуюся по деревьям стаю, — они словно по команде спустились на землю и бросились бежать, причем это получилось гораздо быстрее, чем по деревьям.

Как ни странно, но северный склон Сиваликских гор оказался ближе к весне, чем южный. Может быть, это связано с обилием влаги, по каким-то гидрогеологическим условиям сохраняющейся здесь в большем количестве. Лес тоже стоит без листьев, но все почки на деревьях набухли, как у нас в конце апреля, и, когда ломаешь ветку, на тебя брызжет древесный сок. На опушках и у воды есть и цветущие деревья. Издали эти небольшие деревья очень похожи на наши ивы: и цветут такими же желтыми цветами, и пыльца разносится ветром, но, подойдя поближе, обнаруживаем, что это не ива, а акация — желтые лохматые цветы, мягкие, мелко рассеченные листья и огромные колючки на ветках.

Выезжаем из заповедных лесов и вскоре попадаем в район строительства завода по производству антибиотиков — пенициллина, стрептомицина и других. Завод строится по советским проектам и при участии наших специалистов. Уже поднимались главные корпуса, и в 1965 г., как предполагалось по плану, он дал первую продукцию. Об этом мы узнали уже дома, вернувшись в СССР.

Здесь, в окрестностях городка Ришикеш, — другое священное место по течению Ганга. Такое же множество храмов по берегам реки, и такие же ведущие в воду ступени. Отсюда начинается долгий путь паломников к истокам Ганга. Начало этого трудного пути — современный подвесной мост, на восьми стальных тросах перекинутый через Ганг. Сейчас паломников мало, и у моста, перед входом на который повешена табличка, извещающая, что «велосипедистам, слонам и верблюдам вход на мост запрещен», соревнуются в выпрашивании подаяния большие седобородые лангуры и несколько профессиональных нищих. Здесь же вездесущие ребята продают корм для святых рыб. Бросаем с середины моста несколько пакетиков корма. Сотни огромных — метр-полтора длиной — рыб немедленно появляются у поверхности, и река закипает.

Посетив комплекс храмов Лакшми, что расположены около моста на противоположном берегу Ганга, переходим обратно и спускаемся немного ниже по течению. Тут другая группа храмов — для их посещения переезжаем на моторном катере вместе с толпой паломников (три катера, вмещающих по 15–20 человек, курсируют беспрерывно) на другую сторону Ганга. Здания в два-три этажа образуют замкнутый двор. Всюду помещения для паломников, множество цветных картин, изображающих сцены из «Рамаяны» и «Махабхараты» (тут и борьба короля обезьян Ханумана с властителем Цейлона демоном Раваном и другие), большие залы, очевидно, для каких-то коллективных молений. Двухметровая статуя Шивы под священной свастикой стоит в сквозном проеме. Ее хорошо видно и изнутри помещения и снаружи. Стены зала заняты пустыми вертикальными открытыми полками с номерами. Для чего они?

Служки во дворе храма Лакшми

готовят лекарства

Наблюдаем, как во внутреннем дворике здания идут приготовления различных лекарств и бальзамов для паломников, число которых через месяц-полтора должно увеличиться. На огромных «аптекарских» весах, на чаше которых могут поместиться два-три человека, взвешивают с помощью гирь, похожих на большие гайки, мешки с какими-то травами и белым порошком вроде мела. Рядом двое ребят метровыми деревянными пестиками толкут в ступе уже взвешенные ингредиенты. И наконец, последний этап: у входа в здание небольшой киоск, наполненный банками, баночками и коробочками с мазями, притираниями, порошками и эмульсиями. Константин Александрович по привычке рвется к прилавку в надежде наконец-то найти универсальное долгодействующее средство от кровососов. Из длительного разговора с монахом, торгующим в лавке, выясняется, что важны не столько те компоненты, которые входят в мази, сколько всесильная вода святого Ганга. Пришлось Константину Александровичу уйти отсюда без покупки.

Другой храм расположен здесь же, но чуть ниже по течению. Это даже не храм, а нечто вроде английского сада, с аккуратно подстриженными газонами и небольшими деревьями, между которыми в стеклянных кабинках стоят глиняные, раскрашенные яркими красками фигуры богов и героев, сделанные в человеческий рост. Рядом открытая галерея, где фигуры богов стоят в ряд. Еще более многочисленные скульптурные группы, изображающие сцены из легендарных народных эпосов о подвигах Шивы, стоят вдоль берега Ганга. Все они или за стеклом, или за крупной решеткой, что не часто встречалось нам в других храмах Индии. Содержится этот современный пантеон богов в образцовом порядке — нет масляных светильников, курильниц, пол вокруг не заплеван бетелем, даже курить запрещено.

Возвращаемся, как всегда, поздно вечером. Полковник, подняв голову от газеты, приветливо нам кивает.

Из Дехра-Дуна мы совершаем экскурсию в Массури — небольшой высокогорный курорт, расположенный в Гималаях на высоте 2000 м. Во время нашего посещения это был полумертвый город — с закрытыми гостиницами, ресторанами, кинотеатрами, рынками, с редкими, закутанными в платки, прохожими. Как и все индийские курорты, Массури расположен высоко в горах — там, где попрохладнее. И курортный сезон здесь наступает тогда, когда на равнинах Индии устанавливается жаркая и влажная погода: в апреле — июле и в сентябре — октябре. А сейчас, когда индийцы здесь ежатся от холода и доктора Менона мы закутали в свои теплые вещи, вероятно, блаженствует далай-лама, ощущая суровое дыхание родного Тибета. Далай-лама вместе со свитой, как пишут в местных газетах, живет именно в Массури. Мы не видели его, но встретили на улицах Массури немало тибетцев в оранжевых одеждах буддийских монахов.

Итак, мы побывали в тропических лесах Ассама и Нилгири, на Коромандельском и Малабарском побережье, познакомились с природой гималайских предгорий. Теперь нам предстоит совершить последнюю большую поездку — в пустынные районы Индии. Наш путь лежит через Дели в пустыню Тар, в город Джодхпур. Ранним утром 28 февраля в Дели пересаживаемся с поезда на самолет, чтобы лететь в Джодхпур. Наша группа на этот раз была не в полном составе, Константин Александрович намеревался посетить ветеринарный институт в Изатнагаре и лететь с нами не мог.

В аэропорту Палам доктор Менон отпустил обе доставившие нас машины и, как всегда неторопливо, отправился отмечать билеты. Мы зашуршали купленными туг же утренними газетами. Не прошло и пяти минут, как появился взволнованный Менон. Оказалось, что он по ошибке попросил доставить нас не в тот аэропорт — самолет на Джодхпур должен был улететь через 40 минут с маленького аэродрома Софдарджанг, находящегося на отдаленной окраине Дели. Быстро нашли такси и все впятером втиснулись вместе с багажом в маленький «Амбассадор», рассчитанный на четырех человек, включая водителя. Времени оставалось очень мало, и доктор Менон торопил шофера, который и без того вел машину на предельной скорости. Начало светать, когда мы наконец выбрались из тесного такси и побежали к окошечку администратора.

Вскоре мы уже летели на юг и через 40 минут полета сели в Агре. В эти дни было полнолуние и много туристов спешило в Агру, чтобы посмотреть на Тадж Махал при лунном свете. Наш самолет опустел, и дальше вместе с нами летели только двое служащих городской магистратуры Джодхпура. После Агры самолет взял курс на запад и через час приземлился в Джайпуре. Здесь уже ощущалась близость пустыни. В аэропорту наше внимание привлек киоск с сувенирами. Среди массы красивых и очень дорогих вещиц стояли изящные темные кобры с белыми чешуйчатыми разводами. Как оказалось, они изготовлялись из шеллака[42] с примесью естественных красителей. Вскоре после того как самолет оторвался от взлетной площадки, на его левом крыле позади мотора появилось большое масляное пятно. Масло тонкой струйкой течет по плоскости. Встречный поток воздуха рябит поверхность масляной лужи. Один из пассажиров, глядя на поврежденный мотор, сказал нам, что в прошлом году в этих местах разбился самолет, на котором летел прежний махараджа Джодхпура. Из кабины вышел один из пилотов, внимательно осмотрел крыло, сказал нам «О’кей!» и вернулся к своим приборам. Вскоре стюардесса принесла кофе с сандвичами, и, присев на ручку кресла, разговорилась с нами. Она недавно окончила институт иностранных языков и поступила в индийскую авиакомпанию — работа стюардессы, знающей английский язык, хорошо оплачивается. Работает всего около месяца и еще не успела освоиться, хотя и облетела всю свою великую страну. Мельком взглянув в окно, она посмотрела на струю масла, которая значительно увеличилась, и, поднявшись, спокойно ушла в кабину пилотов. Вероятно, она получила от них задание проследить за состоянием мотора, не волнуя пассажиров. Под нами расстилалась полупустынная местность серовато-желтого цвета. Примерно через час полета стал виден Джодхпур.

Город лежит в низине между высоченным скалистым холмом с громадным средневековым фортом и пологим холмом, на котором высится розовое причудливое здание нового дворца местного махараджи. Здание это построено лет 30 назад по проектам европейских архитекторов и сейчас служит последним прибежищем махараджи, живущего на миллионную правительственную пенсию. Как-то через несколько дней мы захотели осмотреть это здание, в котором, говорят, много диковин, и заодно познакомиться с махараджей. Но мы были свободны лишь в воскресенье, а у парадных ворот выяснилось, что по воскресеньям махараджа не принимает.

Жарко и сухо. Столбы, дома, заборы — все из камня. Нет лесов, нет и деревянных построек. Видно, что здесь бывает очень мало дождей, которые обычно смывают известку со стен. Город выглядит так, как будто его только что побелили.

Джодхпур заложен Рао Джодхаджем в 1459 г. Сюда была перенесена столица древнего государства меваров, ранее располагавшаяся в 10 километрах к северо-западу, в Мандоре. В одну из экскурсий мы заехали в эту древнюю столицу. Сейчас здесь поддерживается в большом порядке целая система парков, существовавшая еще в XIV веке. Среди парков, дворцов и беседок есть интересная галерея богов и героев: большие фигуры, частично вылепленные из глины, частично вырубленные из скал, располагаются длинным строем под тенистым каменным навесом. Это «Пантеон 330 миллионов богов». Тут и Хануман со своим обезьяньим войском и Кришна, играющий на флейте в окружении маленьких фигурок придворных. Все они хорошо вооружены и готовы к бою.

Над каждым аккуратные надписи на хинди и английском. Вот Чамунда — божество правящего махараджи, местный божок Канкали верхом на черном демоне Бханисасуре, раджпутские герои Рамадео и Малинатх и другие, все или почти все с оружием. Дело дошло до того, что милому Ганешу в каждую из четырех рук вложили боевые топоры и кривые ножи. Рядом с этой галереей находится зоологический музей, собранный махараджами в течение сотен лет. Среди экспонатов крокодил с двумя головами, ягненок с третьей парой ног, выросшей на спине, и тому подобные монстры.

Деталь дворца махарадж в парке Бальзар Саманд.

Окрестности Джодхпура, XVI в.

В садах Мандоры сохранились и раннесредневековые постройки, которые особенно привлекают потому, что задуманы не как культовые, храмовые сооружения, а как дворцы отдыха и развлечений. Среди каменных веранд, беседок, павильонов выделяются здания оригинальной архитектуры, с филигранной резьбой по такому неблагодарному материалу, как песчаник, и очаровательными фигурками танцовщиц, музыкантов и мифических чудовищ.

Поднявшись на каменистый холм, возвышающийся над Мандорой, мы оказались свидетелями единоборства местного крестьянина со стаей лангуров, нападавших на его участок. Лангурам очень хотелось полакомиться какими-то вкусными плодами, зреющими за забором из колючей проволоки, и проволока для них, конечно, не представляла серьезного препятствия. Но на вершине горы сидел веселый индиец с грудой камней. Как только он видел, что лангуры подходят близко к посевам, он закладывал камень в пращу и, крутанув ее над головой, посылал свой снаряд в зверя. Делал он это довольно ловко, и победа, до сих пор во всяком случае, была на его стороне.

Лангур

Широко распространено мнение, что Индия — страна джунглей. Это, конечно, не так, и не только потому, что в основном Индию покрывает саванна, но и потому, что больше пятой части страны занимают настоящие каменистые и песчаные пустыни. Пустыня Тар — крупнейшая среди них — простирается по всей Западной Индии. Не удивительно поэтому, что Международный институт по изучению и освоению пустынь расположен именно в Джодхпуре, на границе между пустыней и полупустыней. Здесь в лабораториях и опытных хозяйствах, разбросанных по всей Западной Индии, изучаются различные вопросы жизни в пустыне, начиная от влияния гиберрелина на вегетацию пустынных растений и кончая социологическими аспектами жизни в пустыне.

Перед организацией института (которому в 1964 году было всего четыре года) правительства Индии и Австралии при поддержке ЮНЕСКО посылали своих специалистов в разные страны для изучения опыта освоения пустынь (в том числе и к нам в Среднюю Азию). В результате была составлена многоступенчатая программа работ: в течение каждого года решаются определенные вопросы, проверяются полученные на опытных станциях рекомендации, и через систему ежегодных курсов и печать эти достижения немедленно внедряются в жизнь.

В результате исследований, проводимых в зоологической лаборатории, выяснены интересные особенности обмена веществ у некоторых животных пустыни. Оказывается, песчанка (Meriones herrianei) выживает в среднем 16 месяцев без каких-либо влажных кормов и воды в пище. Некоторые зверьки живут без воды более двух лет, то есть всю свою жизнь. У таких зверьков, живущих на безводной диете, резко увеличивается основной обмен, концентрация мочевины повышается до 22 процентов, в организме значительно увеличивается количество жировой ткани. Несмотря на столь совершенное приспособление к жизни в пустыне, песчанка, извлеченная из норы, через несколько часов пребывания на поверхности погибает от перегрева при температуре воздуха +45 °C.

В институте ведутся широкие работы по внедрению наиболее выносливых растений, имеющих хозяйственное значение для освоения пустынь, из всех частей света: из пустынь Южной Америки и Африки, Средней и Центральной Азии, Австралии и Северной Америки. Через несколько лет в институте специалисты разных стран смогут познакомиться с самыми передовыми методами освоения пустынь.

На стене форта Джодхпура —

слепки рук жен махарадж,

взошедших на костер после смерти мужей

Незабываемое впечатление оставляет посещение форта Джодхпура, этого «драгоценного камня Раджастхана», как гордо именуют его сами раджпуты. Для этого есть особые причины. В Раджастхане — «Стране раджей» — каждый город — прежде всего крепость. И чем крепость неприступнее, тем более почетным было обладание ею. Это и естественно в Раджастхане, о котором говорили, что здесь «больше оружия, чем хлеба».

Форт Джодхпура расположен на огромной скале с вертикальными стенами. На этой-то каменной основе и укрепил стены своей крепости Рао Джодхадж в 1459 г. Сейчас крепость, много раз надстраиваемая и перестраиваемая, сохраняется в почти неповрежденном виде. Стены форта высотой от 7 до 40 (!) метров достигают местами толщины более 20 метров. За наружной скрыты шесть внутренних стен и ворот. Ворота расположены на зигзагообразной линии, чтобы защищающиеся могли с большим уроном для врага отбивать атаки.

На стене у последних внутренних ворот слепки рук 36 махарани — жен махарадж, которые были подвергнуты по обычаю сати — сожжению после смерти мужа. Среди безмолвных, нагретых солнцем стен, где гулко раздается каждый шаг, отпечатки этих рук с гирляндами увядших цветов производят неизгладимое впечатление.

Если подняться на крепостную стену, город внизу лежит как на ладони россыпью игрушечных домов и домишек. Среди них выделяется большой квадратный водоем. Около этого водоема мы очутились в одну из не запланированных доктором Меноном экскурсий по городу. Нам нравилось бродить по узким улочкам с глинобитными заборами, наблюдать жизнь города не из машины. Так мы оказались на берегу городского водохранилища. В спокойной воде неподвижно лежали несколько буйволов, и на берегах не было видно никаких признаков жизни. Видимо, в такую жару только наивные европейцы рискуют выходить на улицу под палящие лучи солнца. Но нет, мы, кажется, ошиблись. Вон под тем негустым деревом на каменной площадке собралась группа жителей. Наверное, там происходит что-то интересное. Среди людей — в основном женщин и детей — сидел, скрестив ноги, человек в белом. Он весь мелко трясся: время от времени подергивались веки, щеки, не переставал трястись мелкой конвульсивной дрожью корпус. И вдруг — в этом нет сомнения! — он метнул на нас быстрый осмысленный взгляд! И снова та же монотонная тряска, с еще более впечатляющим закатыванием глаз. Перед нами был настоящий садху — бродячий «святой». Еще нестарый здоровенный мужчина в ложном трансе не вызвал других чувств, кроме удивления. Но рядом стояли женщины, стояли дети, которые не отрываясь смотрели на «святого» и ловили его бессвязные восклицания. Лежали мешочки, очевидно с пищей, принесенной жителями, и стояли два каменных барельефа, изображающих свернутых кобр с раздутыми капюшонами. На коленях у «святого» лежал длинный пучок каких-то злаков, а рядом стояли три или четыре маленьких медных сосуда и еще какие-то непонятные металлические предметы.

Мы тихо пошли дальше.

В одну из наших поездок по окрестностям Джодхпура мы оказались в лесном питомнике Берлинанга, километрах в 20–25 от города. Здесь большой участок пустыни был несколько лет назад огорожен, и вездесущие козы и коровы не смогли вытаптывать и съедать траву и кустарник, которые вырастали в небольшом количестве. Через несколько лет, когда мы и видели этот участок, он оказался густо заросшим пустынной растительностью: невысоким кустарником, редкими прозрачными акациями, почти не дающими тени, жесткой и колючей травой. Конечно, местность как была так и осталась полупустынной и по характеру растительности, и по климату, и по почве, но она резко отличалась от окружающих участков, выжженных солнцем до щебня. И как будто для того чтобы окончательно убедить нас в существовании жизни даже в пустыне Тар, среди невысоких кустов показались три нильги. Заслышав наши шаги, они скрылись в кустах, и потом мы увидели их уходящими в сторону поваленного забора. Оказывается, этот участок заметили и полюбили местные дикие животные.

Перед отъездом из Джодхпура мы стали свидетелями и в некотором роде участниками самого веселого весеннего праздника в Индии — Холи. Как-то после обеда мы пробирались по узким улочкам старого города, совершенно упустив из виду, что Холи все еще продолжается. Лавочки были закрыты, но толпы веселых людей на улицах и не думали о покупках. Веселые крики, какие-то вопли то тут, то там. Очень скоро мы узнали, что это были за вопли. Группа подошедших к нам молодых людей озорно о чем-то пошепталась, и один из них со всего маху плеснул на нас ярко-красной краской. И правильно сделал! В праздник Холи нельзя обижаться на тех, кто тебя как следует покрасит. Дома оказалось, что нас спасла химия — краска легко отмылась от нейлоновой белой рубашки. Мы дружно радовались, что нас не облили чернилами, которые не отмываются даже от нейлона.

Улица старого Дели

Последние дни, проведенные в Дели, были наполнены лихорадочной деятельностью: мы писали отчеты, упаковывали багаж, выступали с лекциями. Между делом буквально урывали время, чтобы посетить Красный Форт, знаменитую башню Кутб-Минар, мавзолей Хумаюна, еще раз пройтись по улицам старого города, купить сувениры на Тибетском базаре.

Мы понимали, что вскоре новые дела, заботы, впечатления отодвинут назад, заслонят собой Индию. Но уже тогда мы знали, что она останется в нас навсегда. За месяцы пребывания в Индии мы проделали на самолетах, поездах, автомобилях, катерах (и на слонах!) путь в 20 тысяч километров. Мы с удовлетворением увидели высокий уровень научных исследований в Индии, собрали очень интересные и ценные зоологические коллекции.

Наступило последнее утро нашего путешествия. Из Бомбея получаем посылку — трех живых хамелеонов, благодаря чему наш и без того чудовищный багаж увеличился на одно место. «Боинг-707», обслуживающий авиалинию Дели — Москва, уже стоит на летном поле, и на нем отчетливо вырисовываются буквы, складывающиеся в очень знакомое слово, — «Канченджанга». Мы уже простились с нашими друзьями и идем по бетонным плитам аэродрома. Последний привет Индии — тяжелая гирлянда чудесных роз, которую по индийской традиции надели на каждого из нас, пахнет нежно и сильно.

Мы ехали в Индию, полные симпатии к ее народу, интереса к ее природе; мы улетали из Индии, покоренные ее гостеприимством, очарованные ее великой древней культурой, оставляя на этой земле частицы своих сердец и много новых друзей.