Человек рождается дважды. Книга 3

ГЛАВА 12

С горного участка «Заросший» Колосов завернул в политотдел. Секретарь управления передал, что Его просил зайти Желнин. «Заросший» был небольшим участком прииска Чкалова. Летом несколько шурфов на этом ключе/ показали хорошее золото, зарезали две шахты, но россыпь оказалась незначительной, и прииск мало интересовался Его судьбой. Начальник управления предложил Колосову принять участок и вести работы силами мастерских. Это было разумно, участок рядом с посёлком. Юрий подумал и согласился. По первому снегу проложили временную дорогу. Построили для основных рабочих барак, а вспомогательные бригады возили из мастерских. Дело быстро выправилось.

Желнин что-то писал за столом в тени настольной лампы. Юрий поздоровался и сел, спросив о причине вызова.

— Какие причины? Поговорить, поглядеть друг на друга, узнать о настроениях. Давно не встречались. Таков мой долг. Ну как на участке? Как семья? А ведь пора, пора привести свою супружницу. А то знаете, всякие разговорчики.

— Каждый находится там, где считает для себя полезным. А о каких-либо разговорчиках пока ничего не слышал.

— Конечно-конечно, прежде всего долг, — засмеялся Желнин, — Но мы, мужчины, люди живые, а? Вот ты кровь с молоком. Подвернётся там какая-нибудь смазливенькая Оринка, Маринка, и поплыл по грязи коммунист. Пропал работник. Знаете…

— Нет, не знаю, — оборвал Его Колосов. — Давайте прямо, Есть ли у вас основания для такого разговора?

— Ну зачем же так официально. Я ведь просто предостеречь тебя хочу по-дружески.

Юрий понял, что кто-то информирует Желнина о Его отношении к Белоглазову и Марине. Может и верно, он заходил в лабораторию чаще, чем следовало бы. Но при чём тут Марина?

Звякнул телефон. Желнин оборвал разговор и схватился за трубку.

— Авдейкин?.. А-аа, старый друг, ну здравствуй! Как у тебя? Говоришь, тоже ушёл? Пора, давно пора. Кто с головой, давно это сделал! Кто? Ну хотя бы Зорин. Да-да, подальше в тыл… Ты инженер и быстро двинешься по другой дорожке!.. Был разговор, был! Начальником поисковой партии, а там подтолкнём. Не беспокойся, не застрянешь, Есть кому подтолкнуть… Значит, договорились? Тогда заезжай по пути. Ну, будь здоров, жду.

Он повесил трубку.

— Друзья не намекают, а Если что Есть, говорят прямо. Вы имели в виду Лаврову? — наблюдая за Желниным, спросил Колосов. — Марину я знаю давно, отношусь к ней заботливо, и всё. Может быть, вы укажете на что-нибудь порочащее. Я слушаю.

— Дорогой мой, да что я за тобой, слежу что ли? Слушок я считаю достаточным для разговора. Мой долг, так сказать, обязывает. — Он примирительно заулыбался. — Эта беседа для профилактики и между нами. Будь осторожен. — Желнин встал и проводил Колосова до приёмной.

В конторе мастерских никого уже не было. Юрий прошёл в кабинет. Чего он хочет? Что за сплетни? Видимо, Валюше не следует медлить с переводом сюда.

=— Не коленками, а руками. Руками держать надо. Вот так! — Белоглазов оттеснил шахтёра, подхватил тачку, стряхнул породу и, нагнувшись под нависшей кровлей шахты, легко откатил Её к коробу скипа. — Понял?

— Вот же чёрт очкастый. И не подумаешь, — восхитился шахтёр. — А помнишь, как тебя овчарка-то. Я-то думал, ты совсем того, а вон ты какой.

— Ты не думай, а учись. Тут не силой, а сноровкой надо, — заметил Анатолий и, наладив откатку, прошёл в другой штрек.

— А-а, инженер. Опять что-нибудь не так? — встретил Его бурильщик.

Белоглазов проверил крепление, послушал и переключил подачу.

— Да, не так. Инструмент заправлять надо. А ну, вынь.

Бурильщик покорно выключил рубильник, вынул бур.

— Кто заправлял? А где режущая кромка? Сменить надо. — Он взял другой бур, закрепил, включил рубильник. — Вот так и держи.

— И верно лучше, — почесал стриженую голову бурильщик.

— Вот то-то. — Белоглазов надел бушлат.

Анатолий делал всё быстро, умело, уверенно. Все Его указания выполнялись беспрекословно, хотя в шахту он приезжал раз-два в неделю, продолжая работать в лаборатории. Колосов не решался переводить Его на горные работы. Участок маленький, и неизвестно, кому передадут Его завтра.

— Э-эй!.. Инженер!.. Тебя в конторке начальник участка ждёт! — крикнул кто-то в ствол шахты.

В конторке жарко. Печь сердито гудит. Начальник участка, уже седой человек, придвинул к столу стул и вынул папку со сметами горных работ. Надо готовить план на следующий год.

— Посмотрите, Анатолий Дмитриевич. Если пойдёт, буду отправлять.

Белоглазов протёр стёкла очков, взял карандаш и быстро пробежал глазами по сводной таблице.

— Нет, не пойдёт. Кубометр песков должен быть дешевле на десять рублей.

— А откачка воды?

— Ерунда. Ключ перехватим канавой и выморозим. За зиму все пески должны быть подняты на-гора.

— А откатка? Россыпь тянется узкой полосой. — Начальник участка вынул карту с шурфовочными линиями.

— Вы что, намерены на тачках возить? — Белоглазов даже сбросил очки. — Скоро везде будут транспортёры. — Он просмотрел сметы, жирно подчеркнул несколько строк и положил карандаш. — Это надо переделать, и можно отсылать. — И, спохватившись, добавил тише — Впрочем, это ваше дело. Решайте.

— Если уж вы считаете… — Начальник шахты задумался.

— Бригада Безухова! Становись!

— Уже, — Анатолий вышел и сразу же затерялся в толпе серых бушлатов/ с белыми нашивками на шапках и спинах. И нет уже инженера, а только заключённый Береговых строгорежимных лагерей.

В лагерь приехали прозябшие, обмётанные снегом до глаз, да и неудивительно: всё время, пока конвой собирал бригады, пока Ехали в кузове, шёл снег. Люди разошлись по баракам, машина ушла. Где-то позванивают вёдрами, значит, привезли воду. За зоной захлёбываясь рычат овчарки: идут учения. Анатолий протёр очки, надел. Сейчас бы к печке, стакан горячего чаю да под одеяло. Но печь навернЯка Едва горит. Чай, как всегда, холодный, а под одеяло — после поверки.

В конторе лагеря открылась дверь. Выглянул, позёвывая, староста.

— Эй ты, дядя! Не Белоглазовым ли будешь?

— Я Белоглазов, а что? — остановился Анатолий.

— С обеда ищем. Иди, освобождайся.

Сразу стало жарко. Бежать нет сил. Не верится. Срок кончился давно, столько тЯнули. Пошёл тихо, чтобы успокоиться. А верно, что самые тяжёлые дии в лагере — это последние дни срока. Сколько беспокойных ночей, дум. Хорошо, что Есть Марина.

В конторе уже ждёт начальник режима.

— Что, прижился? Не тянет на волю? Говорил, не Езжай на участок.

Инспектор заполнял какие-то формы, карточки.

Не терпелось узнать, что он пишет, да не увидишь, рука привычно прикрывает строчки от посторонних глаз.

— Подпись вот тут, тут, тут!

Никогда не замечал, как трудно бывает расписываться.

— Можно снять? — Белоглазов потянул нашивку на шапке.

— Подожди, успеешь. Вот передам тебя спецкоменданту, тогда. — Начальник режима встал, надел шубу, шапку. — Идём.

Спецкомендатура находилась в конце посёлка. Скорей бы снять эти белые тряпки. Комендант был на месте.

Пожилой бородач бережно складывал только что полученный от него пропуск.

— Значит, каждую неделю на отметку?

— Да, и лично, — комендант поднял голову. — Ещё один? Ну, давай.

Начальник режима передал пакет, попросил расписаться на конверте и шепнул Белоглазову:

— Повезло тебе, инженер. Вместе с освобождением и наряд. Капал на тебя тут кто-то. На Индигирку, на рудник приказали закатать. А там смерть.

Когда дверь за ним закрылась, Анатолий робко присел на скамейку. Комендант что-то писал.

— Семейное положение? — вопрос был неожиданным.

Белоглазов оторопел. Что сказать? Ведь впереди вечная ссылка.

— Ваше семейное положение? — нетерпеливо повторил комендант.

— Женат, — послышался решительный голос. — Детей нет.

Марина? Уже узнала… Она подошла к Анатолию и провела ладонью по заросшей щеке.

— Дождалась наконец. Вот мой муж.

Комендант пожал плечами.

— Вот тут распишитесь, — поставил он карандашом птичку. — А это права и обязанности ссыльного. Ознакомьтесь и распишитесь.

Марина уже передавала коменданту запрос на Анатолия с прииска «Адыгалах».

— Направить Его вам так или иначе придётся. Откажете, сейчас сяду на машину — и в Магадан. Всё равно добьюсь. Будет приезжать отмечаться. Это разрешается.

— Но почему же не здесь? Как же я наблюдать буду? — уже сдаваясь, ворчал комендант.

Читая права и обязанности ссыльного, Анатолий наткнулся на строки: «Двадцать пять лет без суда/ за самовольную отлучку свыше двадцати пЯти километров от места приписки».

— А как же работать? Такая профессия…

Комендант понял.

— Ну что ж, дадим пропуск. Буду иногда заезжать. Дисциплина нужна, да ведь и мы люди. Езжайте, работайте. Если что, звоните и уладим, — Он стал заполнять удостоверение ссыльного поселенца.

Валя приехала на полуторке с узлами и чемоданами. Юрий поцеловал Её в щёку, открыл борт.

От здания управления доносились крики, шум, грохот. Там грузили на машины столы, диваны, шкафы, кипы бумаг. Стояло несколько автобусов — это сотрудники разъезжались по предприятиям. Чай-Урьинское управление закончило свою самостоятельную жизнь. Прииски поделили между Западом и Индигиркой.

Валя покосилась на двухэтажное здание управления и громко расхохоталась:

— Родной ты мой! Не огорчайся. Всё равно когда-то надо было переезжать. А без работы не останусь.

Пока внесли вещи, расставили, солнце снова утонуло за горизонтом. Юрий усадил Валю на диван и взялся переставлять буфет.

— Ну вот и свой дом. Я рада. — Она оглЯдела комнату. — Значит, и посёлок, и совхоз, и всё хозяйство передают тебе? Ну и хлопот будет.

— ПустЯки. — Юрий приподнял буфет и переставил в другой угол. — Беспокоит только совхоз. Полтораста коров, а где летом найти людей на заготовку сена?

— Да в тебе силищи!.. — Валя влюблённо посмотрела на Его широкие плечи, медное от загара и морозов лицо. — Ты всё здесь вверх дном перевернёшь. Удивляюсь, почему ты отказался пойти на рудник или на прииск?

— А что мне делать на прииске? Дипломатией Валеркиной не владею. А что остаётся — этим размахивать? — сжал он кулак. — Ты не сердись, схожу в клуб. Боюсь, как бы не растащили ценности. Там редчайшая библиотека.

— Конечно, иди.

Колосов как чувствовал. За столом уже сидел Желнин и предлагал по телефону приискам клубное имущество.

— Да вы что? Растащить ценности, распылить по участкам, квартирам! А разве посёлок и люди не остаются? Не позволю! И клочка бумаги не отдам!

Желнин растерялся.

— Я действую по полномочию политуправления как член ликвидкома, — пробормотал он, заикаясь.

Юрий вытащил из розетки штепсель [тэ] телефонного провода, отодвинул стул вместе с подполковником, а сам сел за стол.

— С этой минуты хозяин здесь я.

Желнин потоптался и, не сказав ни слова, ушёл. Позвонила Валя и сообщила, что Его разыскивал начальник райотдела и просил срочно зайти.

Юрий застал Смирнова за раскрытой папкой.

— А, Юрий Евгеньевич, садись. Тут такое столпотворение.

— Да. А вас куда?

— Не знаю. Дело солдатское, скажут. Сейчас с нашей работы/ все куда-нибудь на хозяйственную уходят. Я чекист молодой, буду проситься в отдел кадров… — усмехнулся Смирнов.

— А Желнин? Не знаете?

— Желнин? Этот рвался в гущу народа. Намечали Его к тебе замполитом.

— Ко мне? Замполитом? Да у нас и должности такой нет. — Колосов вытащил папиросу и не сразу сумел зажечь спичку.

— Хозяйство большое. Чёрт тебя знает, а вдруг ты начнёшь тут по-своему всё ломать. Вот и вводят тебе такую должность. Он не дурак, пойдёт. Квартира отличная, оклад сохраняют. Работёнка — не бей лежачего. Но ты не беспокойся, пока не поскользнёшься, он за тебя будет горой.

— А поскользнусь?

— Тогда на тебя горой. Да ну Его. Ты, конечно, знаешь Стука?

— Мастер он хороший, исполнительный.

— Узнаёшь? — Смирнов показал фотографию человека с пышными усами/ в немецкой форме с черепами, нашивками и железным крестом на груди.

— Да, это он.

— Бывший начальник полиции города Николаева. Руководил расстрелами Евреев. Потом отступил с немцами, затесался в лагерь военнопленных. Вот тут приговор партизанского отряда с Николаевщины. — Смирнов вынул обрывок афиши, на обороте которой красными чернилами был написан текст приговора Стуку и Его жене — соучастнице преступлений.

— Что вы намерены с ним делать?

— Стук должен вот-вот подойти, арестую Его. Ночью пришлют за ним спецмашину. Отправим в Николаев. Там Его будут судить. Хочешь послушать наш разговор?

Юрий кивнул и сел в кресло в углу комнаты. Почти тут же вошёл Стук. Он остановился у двери и почтительно наклонил голову.

— Ну вот и мы. Чем заслужил такое внимание начальства? Может, чего починить? Мы всегда с превеликим удовольствием.

— Садитесь, Стук. У меня к вам несколько вопросов. — Смирнов раскрыл папку.

— Ай-ай-ай! Опять вопросики? Аль снова какую-нибудь сволочишку раскопали. Я всегда к вашим услугам, — Стук сел.

— Вы почему-то умолчали о своей службе в городе Николаеве в сорок втором году.

— Уже в Николаеве? Бог с вами, милейший. Да я сроду там не бывал. — Стук укоризненно покачал головой.

— Тогда объясните происхождение этой фотографии, — Смирнов поднял снимок над головой.

Стук рванулся к столу.

— Ну-ну! Зачем же так горячиться? — Смирнов убрал карточку в папку в стол.

— Может быть, и ваша супруга — соучастница массового истребления советских людей — не расстреляна партизанами? Или вам это тоже неизвестно?

Взгляд Его встретился с поблёскивающими ненавистью глазами Стука.

— Молчу! Распорядись! — проговорил старик совершенно другим голосом и замолчал. Оперативник отвёл Его в камеру.