Человек рождается дважды. Книга 3

ГЛАВА 13

Прошло два года, шёл третий, а Колосов, вопреки Валиным словам, так и не перевернул хозяйство посёлка вверх дном. Все желания, все попытки переустройства натыкались на жёсткую смету.

Время делало своё дело. Деревянные цехи деформировались, крыши старчески горбились. Нужно было ремонтировать старые, строить новые цехи.

Колосов долго ходил по мастерским, посёлку, глядел на полысевшие сопки — кругом пусто. Лес вырубили, стланик высушили таёжные пожары. Ночь он провёл с бухгалтером и плановиком, а утром созвал совещание. Доложил кратко.

— Мастерские не живут, а существуют. Нужно строить больницу, школу, детские сады, расширять и реконструировать цехи, а денег нет. — Он переглянулся с бухгалтером. — Мы решили строить за счёт амортизационных отчислений на капитальные ремонты, а ремонтировать за счёт снижения эксплуатационных расходов.

— Кто понесёт ответственность за нарушение финансовой дисциплины? — насторожился Желнин.

— Я. Есть Ещё вопросы?.. Нет. Возможно, кто-нибудь подскажет, что нужно сделать в первую очередь?

Посыпались предложения:

— Заменить на горном участке маломощные компрессоры.

— Пересмотреть расход электроэнергии.

— Не то. Мелочь, — положил на стол тяжёлую руку Колосов. — Мы тут кое-что прикинули. — Он задумался, — Закрыть лагерный пункт на дровозаготовках. Сразу огромные деньги.

— А дрова?

— На сопках рядом десятки тысяч кубометров сухого стланика, возить не надо. Если каждый из вольнонаёмных рабочих и служащих заготовит восемь кубометров, мы обеспечим посёлок дровами.

— Так о чём же речь?

— Это риск. Пойти на это можно, Если каждый из нас, невзирая на положение заготовит эти восемь кубов. И первыми должны пойти я, Желнин, вы все.

— Механический цех выполнит свою норму, — поднялся мастер Балакин. Его поддержали остальные.

— Хорошо, — Колосов повеселел. — Второе. Кубометр делового леса обходится нам почти в четыреста рублей. Если организовать Его заготовку по тому же принципу, сэкономим значительную сумму. С перевозками тоже продумано. Как, товарищи, пойдём на эту крайность?

— Директор отчаянный! — засмеялся одними губами Желнин. — Сперва — в оглобли, дрова возить с сопок. Потом — топор да в лес.

— Что делать, Если других путей нет, — откликнулось несколько голосов.

— А я что говорю! — закивал головой Желнин. — Только так, только так! По-большевистски, по-революционному.

У проходной показались двое. Высокий человек, поддерживая под руку женщину, важно вышагивал. Рядом с ним женщина казалась совсем маленькой. Она то и дело заглядывала Ему в глаза. Юрий сразу узнал Анатолия и Марину. Колосов вышел в приёмную, встретил их. Желнин стоял у столика машинистки с листком в руках и что-то диктовал.

— Проходите, проходите. Куда вы так вырядились? — шутливо говорил Юрий, пропуская Анатолия и Марину в кабинет. — Садитесь и рассказывайте, что у вас? Как?

— Хотели торжественно узаконить нашу семью, да оказывается это не так просто, — объяснил Анатолий.

— Разве в бумажке сила?

— Конечно, нет, но казус вышел. Приезжает уполномоченный по надзору за ссыльными. Поглядел на Марину: «Кто такая, откуда?» Она: «Жена. Кажется, это уголовно ненаказуемо?» Уполномоченный в пузырь. В общем, вышел у них с Мариной крутой разговор. По существу, он прав, паспорта у меня нет, как расписаться? Вот и поехали.

— Это, Толик, всё твоя деликатность, — вмешалась в разговор Марина. — Он бы у меня и спросить не успел, как выскочил из комнаты. Нагляделась я на таких.

— Ну вот что, ребята, сейчас же ко мне. Валя работает в шахтах на «Заросшем» в вечернюю смену. Теперь она дома и будет рада вас видеть, — Юрий тут же позвонил домой.

— Да ведь опять пойдут разговоры, — тихо заметил Анатолий.

Вошёл Желнин и тЯжело опустился в кресло.

Белоглазов поднялся и взял Марину под руку.

— Мы, пожалуй, пойдём. Наверное, не скоро увидимся.

— Без меня не уезжать, поняли? К восьми буду дома.

Они вышли.

— А не разборчив ты, Директор, не принципиален! — Желнин потеребил губу. — Странно ты ведёшь себя, странно. — Он подошёл к стене, вытащил чистый платок и протёр стекло на портрете Сталина. — Я не поставил своей подписи на проекте приказа/ о назначении заключённого инженера/ руководителем группы проектирования, а ты подмахнул. Можешь и шею поломать. Смотри, директор, смотри. Или тяжело таскать партийный билет в кармане?

— Пойми, заключённые инженеры переведены в один барак. Вечерами они обсуждают проекты. Разве один инженер может всё продумать, решить, подготовить? А других возможностей у нас нет. Больше доверия — большая отдача.

— Ну-ну! Что полезное, что вредное — это сверху виднее.

— Проекты подготовят заключённые инженеры, — резко отрезал Колосов, — А для проверки могу направить их тебе.

— Думаешь победителей не судят? Всех судят.

Продолжать разговор было бессмысленно.

Юрию нравилось смотреть, как ползёт из воды бесконечная цепь черпаков с золотоносными песками. Двухэтажная драга величественно плавала в затопленных забоях. Дождалась Колыма новой техники. Юрий долго смотрел на работу драги. Такие же монтировались и на, Теньке, и на Западе, и на Севере.

В распадке сгустились сумерки, скоро они хлынут в долину. Колосов забеспокоился. Надо было подумать о ночлеге. Куда? В дом дирекции, конечно. Теперь начальство бывало там редко. И на весёлый домик время наложило свой след. Ковры вытерлись, портьеры вылиняли, краска на полу облупилась. Генерал, видимо, совсем не заезжал, но Его комната оставалась пустой. Заведующая разрешила оставить чемодан.

Колосов пошёл к начальнику прииска Шаврину. Они были старыми приятелями. За эти годы Шаврин полысел, на висках появилась седина. Накурили они полную пепельницу. Собирались уже выходить, как к конторе подкатила «Победа». В дверях, потягиваясь и зевая, показался молодой человек. Он небрежно поздоровался, прошёл к столу, развязно сел и поднял телефонную трубку.

— Как тут вызвать Магадан?

— Очень просто. Скажите станции, что вы у меня.

— Мидасов говорит. Дайте мне быстренько Магадан, Да-да, квартиру!

— Где намерены ночевать? — спросил заботливо Шаврин.

— В доме дирекции. Водитель поехал, устроит всё. — Мидасов вынул из кармана какой-то листок, посмотрел. — Ну, как у тебя с расстановкой кадров? Много будет возни? Много мусора?

— Как смотреть. А недостатки всегда найдутся.

— Найдём. Наверное, совсем оброс бывшими заключёнными. За вами только и гляди.

Шаврин промолчал. Мидасов снова поднял трубку и грозно закричал:

— Сколько прикажете ждать?! Вызываете? Машенька, ты? Добрался. Как у тебя, ласточка? Всё хорошо?

Теперь Юрий вспомнил брата Мидасовой. Он работал в кадрах главка.

— Ну, я пойду спать, — шепнул Юрий. Шаврин проводил Его до крыльца.

— Извини. Принёс же чёрт.

Вечер был теплый, мягкий. На завалинках, крылечках, скамейках — везде сидели люди. У мостика стояла женщина с двумя детьми.

— Миленко? — узнал Юрий женщину.

— Юрий Евгеньевич? Вы?! Да як же вы здись оказались? К нам, к нам, — схватила она Его руку. — Голубични вареники сделаю!

— Как вы-то здесь?

— Замужем за механиком прииска. Вот и мои птенчики. Старшей пятый годок! Маришка, нос вытри, бессовестная! Постыдилась бы! А ну, быстренько к папке, мол, гость приихал.

Девочка шмыгнула носом и припустила со всех ног.

— Девочку в честь Марины назвали?

— Подруга. Если бы не она, не знаю, что и было бы со мною. Пойдёмте. Вот наша хатыночка. — Миленко кивнула на маленький домик и повернулась к мальчику. — Валерик, дай ручку и до хаты, — Мальчишка поправил картузик, послушно прижался к матери.

— Спасибо. Может быть, завтра выберу время, забегу. Сейчас надо в дом дирекции. — Юрий улыбнулся, спросил — А Валерий? Уж не в честь ли Самсонова?

— А как же? Дюже хороший чиловик! Как он помог нам с Мариной. Добрый он, славный. Так всё один. Как Марина-то там?

— Кажется, счастлива. Живёт с мужем на разведке, в тайге.

— Скажи, какой ужас, — вздохнула Миленко. — Значит, так всё время в лесу? Не знаю мужа-то. Тоже, видно, хороший, так бы не пошла. У Валерия Дмитриевича каталась бы как сыр в масле. Подумать только, отказалась и пошла к заключённому. — Она спрятала руки под фар-тук. — Проезжал днями Самсонов. Опять спрашивал… Эх, чиловик, чиловик!

Она волновалась и постоянно сбивалась на украинский. Постояли, поговорили. Девочка вышла и села на ступеньки крылечка, ожидая мать. Юрий пошёл к дому дирекции. Миленко Ещё долго стояла и глядела Ему вслед.

В прихожей Его встретила смущённая заведующая.

— Вы извините меня, приехало начальство. Хотите, я провожу вас к себе?

— Уж не тот ли инспектор из отдела кадров? — усмехнулся Юрий.

— Да вы знаете, кто он? Сама Александра Захаровна звонила. Как можно.

— Благодарю вас! — холодно перебил Её Юрий, забирая чемодан.

— Вы не сердитесь, но что делать. Вон мужик мой проторговался в магазине. Если бы я не упросила Александру Захаровну…

— Ну ладно, ладно. Пойду Есть вареники с голубицей. — И он зашагал к маленькому домику механика.

Самсонову повезло. В гостинице получил одноместный номер и хорошо отоспался. Приехал он в Магадан за день до открытия профсоюзной конференции. На прииске строили школу, клуб, детский сад, но завершение строительства задерживалось из-за отсутствия оконных рам и дверей. Самсонов рассчитывал заказать их в магаданских строительных организациях, но всюду Его ожидала неудача. Одна надежда на промкомбинат стекольного завода. Там большой деревообделочный цех, свои лесозаготовки, своя сушилка. Заводское производство подчинялось Маглагу, значит, нужно было обращаться к Мидасовой.

С Александрой Захаровной Самсонов познакомился у себя на прииске. Самсонову удалось выпросить у неё лишний бульдозер, сверхлимитный металл, новый комплект постельных принадлежностей для лагеря. И вот теперь снова надо было идти к Мидасовой. Самсонов несколько раз звонил в Маглаг, но начальницу застать не удавалось. Только после обеда Ему сообщили, что Мидасова на стекольном заводе и в управлении не будет.

Магаданцы наслаждались редким теплом. Самсонов долго ходил по аллеям парка и наконец наткнулся на спортивные аттракционы. Одни выжимали ручки силометра, другие колотили деревянной кувалдой по бойку, и железный ползунок, позвякивая, поднимался вверх по рейке. Тут стояла толпа. Решил и Самсонов попробовать свою силу. На силометре он выжал больше других, а когда ударил по бойку, ползунок взлетел сразу до ограничителей.

— Валерий Григорьевич, да вы, оказывается, самый сильный мужчина в нашем городе, — услышал он смеющийся голос и оглянулся.

В стороне от толпы стояла Мидасова с какой-то женщиной.

— Александра Захаровна, — бросился к ней Самсонов, расталкивая толпу. — Так искал вас. Мне хотелось выразить огромную благодарность за помощь прииску и сообщить, что мы скоро заканчиваем план по золоту и этим обязаны вам лично.

— Только? — подняла она брови.

— Конечно, нет. Ещё и пожать вашу милую ручку.

— Вам что-нибудь надо? Корыстный вы человек, Валерий Григорьевич.

— Тоже верно, — засмеялся Самсонов. — Школу мы строим, клуб.

— Вы делегат?

— Да.

— Вот и встретимся на конференции.

Утром в Дом культуры Самсонов пришёл рано и всё время разыскивал Мидасову, но она Явилась, когда уже открылась конференция, и села в ложе наверху. Не поймал он Её и назавтра. А на третий день конференции она сама встретила Его в вестибюле.

Зал Ещё был пустой. Делегаты бродили по фойе, толкались у книжных прилавков.

Мидасова села рядом с Валерием.

— Ох, и злая же я на вас. Вот возьму и придушу.

— Не надо, я хороший! — отшутился Самсонов.

Она заметила на Его губе лихорадку и улыбнулась:

— С кем вы это так горячо целовались? А? Я ревную.

— Простуда. Старичок уже.

— Ну-ну! Такой мужчина. Люблю всё могучее, сильное.

— Да уж кто могучее Ивана Фёдоровича? Вот я — большой, здоровый, только что толку? А одна подпись Никишова, и всё.

— Смотря для кого, — засмеялась она. — Медаль всегда имеет оборотную сторону.

— Не искушён, не искушён, — замахал руками Самсонов. — Не женщины, а столярные изделия меня губят. Клуб скоро сдавать, ни рам, ни дверей. Вся надежда на вас.

— Как на женщину?

— Нет, как на начальника управления и моего шефа.

— Но это можно решить только совместно с начальником деревообделочного цеха. Завтра воскресенье, приезжайте к нам на дачу.

Прозвенел звонок. Делегаты поспешили в зал. Александра Захаровна бросила взгляд на ложу. Там уже мелькнули генеральские погоны. Она кивнула Самсонову и торопливо пошла наверх.

На конференции в президиуме сидел представитель ЦК профсоюзов. Никишов пришёл на конференцию впервые. Он недовольно покашливал. Выдвинули кандидатом в члены обкома/ седого молчаливого человека, представитель ЦК рассказал о нём как о серьёзном и опытном профсоюзном работнике. Никишову это не понравилось. Он вскочил и закричал:

— Чего вы нам экспортируете людей? Да что у нас, своих не найдётся? — Он обвёл глазами ряды делегатов. — Товарищи горняки, да неужто оскудела земля колымская? Найдём у себя подходящего председателя?

— Найдем, Иван Фёдорович! — прокатился гул по залу.

— Я тоже так думаю.

Представитель ЦК смутился и только развёл руками, когда все делегаты Единодушно отвели кандидатуру, рекомендуемую ЦК профсоюзов.

Неплохое место выбрал для дачи Никишов. Густой лес, речка, а невдалеке озёра. Тропинка тянулась леском. Самсонов перешёл мостик и оказался у крыльца никишовского дома. Из открытых окон доносились голоса, смех, звон посуды.

— Кажется, не время, — решил он и, закурив, пошёл обратно.

— Валерий Григорьевич? Да куда же вы? — окликнула Александра Захаровна.

— Надеялся попасть к вам до завтрака, да опоздал, видно. — Мидасова сбежала с крылечка, подхватила Его под руку и, не обращая внимания на возражения, ввела в дом.

— Знакомьтесь, мой подшефный — начальник прииска Самсонов, — отрекомендовала она и тут же распорядилась поставить Ещё один прибор.

За столом сидело несколько женщин в лёгких платьях, трое мужчин и Никишов.

— Ну что же, начальник прииска. Мы, кажется, с тобой Ещё ни разу не выпивали. Садись. Вместе работали и отдохнём вместе, — говорил генерал, наливая Ему полный фужер.

Самсонов сел.

— Оно лестно, Иван Фёдорович, да ведь пить-то я не очень.

— Рассказывай, рассказывай! Знаю я вас — горняков, — генерал протянул рюмку, чокнулся.

У Самсонова перехватило дыхание.

За столом просидели почти до обеда, и, когда Самсонов уже умоляюще поглядел на Мидасову, она, улыбнувшись, поднялась.

— Придётся сходить на завод с Валерием Григорьевичем, — проговорила она извиняющимся тоном.

Никишов бросил быстрый взгляд на Самсонова.

— Давайте. Только недолго.

Мидасова набросила на плечи косынку и сбежала с крыльца. Ёе звонкий голос уже доносился с речки.

Когда Валерий вышел, она стояла на мостках, опуская то одну, то другую ногу в воду и пытаясь обрызгать Самсонова.

Валерий отскочил.

— А, испугался? — захохотала она, протягивая руку. — Помоги выбраться. Здесь так круто.

— Пожалуйста! — сдерживая раздражение, проговорил Самсонов и подхватил ёе локоть.

Шурочка, всё Ещё резвясь, обняла Его за шею.

— Я тебе пообнимаюсь! — ошеломил Самсонова дикий крик. — Подлец! Марш отсюда! Марш из Дальстроя!

Ничего не понимая, Валерий поднял глаза. На крыльце топал ногами генерал.

— Вы это кому, мне? — удивился Самсонов.

— Тебе, негодяй. Чтобы и духу твоего не было в Дальстрое!

Мидасова взбежала на крыльцо и увела генерала в дом.

Тракторная колея на заброшенный участок разведки/ поросла лозняком. В глубоких выбоинах Ещё не просохли лужи, а в тайге уже зацвёл шиповник. Белоглазов переправился на двух брёвнах, сколоченных скобами, на другой берег Эмтыгея и, пройдя по гати, поднялся на терраску. Ещё пройти пролесок, повернуть по ключу вверх до дороги и через два километра — дом. Надо же было как-то узаконить их брак. Прошлым летом они ничего не сумели сделать. Потом нагрянула зима. Не просто было выбраться.

Белоглазов подошёл к обрыву и сел. Солнце просвечивало сквозь молодой лес, разбросав по траве жёлтые полоски. А внизу у голубоватой тени бился о камни Эмтыгей. Анатолий был счастлив, что у него Марина. А сложись по-иному жизнь, разве нашёл бы он такую?

Анатолий поднялся, наломал охапку шиповника и зашагал к посёлку. Дома он поставил букет в банку. Подошёл рыбак с огромным куканом хариусов и заглянул в окно.

— Наша маленькая хозяйка Ещё не появилась? — Он прицепил верёвочку с рыбой к гвоздю. — Приедет, ужин сделаете.

Марину полюбили все. Одни называли Её маленькой хозяйкой, другие просто малюткой. Одна она тут женщина.

Анатолий приготовил салат из редиски (это Марина завела огород) и пошёл чистить рыбу.

Что бы Ещё сделать? Он впервые отпустил Её одну и не находил себе места. Всю дорогу в кузове, на перекладных. А как-никак больше двухсот километров.

— Толик! Толя!

Белоглазов бросился из дома.

— Мариша, мальчишка мой славный! — подхватил Её на руки Анатолий и понёс к дому.

Он помог Ей раздеться и поставил греть воду. Марина умылась, вошла в комнату.

— И стол накрыт, и салат приготовлен, и даже вино. Спасибо, родной. — И улыбнулась как-то жалостно. Анатолий заметил блеснувшие в Её глазах слёзы.

— Малышка, что произошло?

— Ничего. Была в Ягодном.

Анатолий заглянул в Её глаза тревожно.

— Я никогда не расспрашивал тебя ни о чем. Но теперь не могу, скажи, что случилось.

Марина обняла Его, уткнулась в грудь.

— Может быть, так и лучше, что мы оба на одном положении. И обвенчал нас заочно спецкомендант.

— Что ты говоришь?! — вырвался у Анатолия тихий стон.

— Да. Отдала паспорт и получила такое же удостоверение, как у тебя. Пусть будет так. Всё равно мы хоть и несчастливцы, но всех счастливее. Ничего, и здесь люди живут.

Кротов и поныне верил в светлое завтра. Судьба Его сложилась куда хуже белоглазовской: второй срок, а лет уже больше пятидесяти. Тяжёлая работа бурильщика. Пять горизонтов, десятки километров выработок на руднике/ Кротов знал вдоль и поперёк.

Перекликаясь по штрекам подземки, заливаются отбойные молотки, звуки затухают в тёмных норах выработок. Тускло мерцают фонари шахтёров в плавающем тумане, и кажется, что кровля движется. Тяжело вгрызаются буры в крепкое тело лавы.

— Э-ээ!.. Кончай!.. — докатился до Кротова далёкий голос десятника. Надо бы Ещё, да уже кто-то перекрыл воздух, и буровые молотки захлебнулись и смолкли.

Кротов собрал шланги, инструмент, вычистил буры. Напарник Его седой, хмурый и молчаливый человек, которого все звали лётчиком, видимо по военной специальности, сел на раму вагонетки и вынул кисет.

— Закури, морячок. — Он оторвал кусок газеты.

— Спасибо, давно бросил, — Кротов выколотил о вагонетку рукавицы и поднял защитные очки.

— Бросай, морячок, не бросай, — снова проговорил напарник, не замечая, что Кротов стоит рядом, — а видно, это подземное царство и станет могилой…

— Ну, не-е-ет!.. — засмеялся Кротов. — Я не собираюсь тут оставаться. Умирать надо дома, и только дома, да Ещё на перине, на которой спал с детства. Я столько выдержал за право жить, что не сдамся так просто. Вот Ещё продержусь несколько лет и вылезу на свет божий. А потом…

— Потом снова в эту же шахту, но в другую смену со ссыльными, — перебил Его лётчик. — Да-да, со ссыльными, да Ещё навечно. Только за что? Вот и надо собирать силёнки. Хотя бы под землёй хозяевами сделаться.

— Туманно говоришь. Для чего тебе силёнки? С кем бороться собираешься?

Лётчик насыпал махорки, послюнявил край газетки и неторопливо свернул папироску.

— Положим, не я, а мы, — значительно отрубил он и, взяв за руку Кротова, почти насильно потянул за собой в старый, заброшенный штрек.

В далеком углу, бедно освещённом двумя фонарями, за обвалами кровли стояли люди в защитных очках. Они окружили незнакомого Кротову бледного человека, который испуганно озирался.

Судят, догадался Кротов, наглядевшийся на камерные суды уголовников. Правда, тут было что-то другое. Один из трёх судей, сидящих за старым Ящиком из-под взрывчатки, глухо спросил:

— Имеете ли, подсудимый, что-нибудь добавить в своём последнем слове?

Тот не ответил.

— Ты предатель, ты согласился шпионить за своими товарищами, ты умрёшь как подлец.

На голову осуждённого накинули мешок и тут же ударили чем-то тяжёлым по голове.

— Так будет со всяким, кто попытается нарушить Единство.

Фонари потухли, и стало совсем темно.

— Куда? — спросил кто-то.

— В старый ствол шахты. Мешок снять. Расходись.

Кротов и не заметил, как остался вдвоём с лётчиком.

«Да, тут затевается опасная игра отчаявшихся», — подумал он, выбираясь из штрека, ориентируясь на бледное пятно света из штольни.

— Вот так и начнём, морячок, — усмехнулся летчик, нагнав Его.

— Для чего?

— Средством для жизни должна стать смерть. А чья, это не имеет значения — твоя, моя, товарища. Надо добиться приезда сюда ответственной комиссии. Приедут, разберутся в нашей невиновности. Вот и подумай, моряк. Мне поручено переговорить с тобой, человек ты авторитетный.

— Я коммунист и не признаю ваших методов борьбы. Жаловаться на вас не собираюсь, но и с вами не буду, — отрезал Кротов.

— Мы знаем, что жаловаться не пойдёшь, потому и не остерегаемся. Но интересно было бы послушать, какие формы борьбы за справедливость предпочитает старый большевик, когда он запрятан на полкилометра ниже покойников и замурован в такую броню, что хоть пускай себе пулю в лоб, никто даже не услышит.

— Партия рано или поздно поймёт и исправит эту ошибку. Я верю в партию, в народ, считаю невозможным платить за торжество справедливости человеческими жизнями, которые и так теперь слишком мало стоят.

Они поднялись наверх, где уже выстроились бригады, и разговор пришлось прекратить.

Конвой проверил людей, колонны устало потянулись по утоптанной широкой дороге.

Никишов торопился. Генералу позвонили, что завтра Шурочка вернётся из больницы с дочкой. Всё получалось, как говорится, вопреки графику. В Усть-Нере он узнал, что Её неожиданно увезли в больницу. И вот уже дочь. Невесело было на душе генерала, дома не всё ладно, да и на приисках тревожно. Что дальше? Не пора ли, пока Ещё не поздно, уйти с почётом? — мелькнула мысль. Никишов вздохнул и поглЯдел в окно. По сторонам голые сопки, пни.

Вот и Шура стала совсем чужой. Неужели стар? Но ведь родилась же дочь. Припомнился гвардеец, постоянный гость в их доме. На душе стало совсем скверно. Пусть молодой, пусть сын приятеля-прокурора, а надо будет отвадить.

— Да, скверно, очень скверно, — вырвалось у генерала.

— Что вы сказали? — заботливо спросил шофёр, сбрасывая газ.

— Дорога, говорю, скверная. Чинить надо.

Дома уже хлопотали подруги Шуры и Её мать. В столовой был накрыт стол, затевался пир.

Никишова встретила Его лечащий врач.

— Разрешите поздравить вас с дочкой.

Никишов хмуро спросил:

— На кого похожа?

— Папина фотография.

Никишов поднялся наверх, в кабинет. Внизу мать Шурочки властно командовала по телефону. Звонки следовали один за другим: пошивочная, промкомбинат, ателье, магазин. Вреднейшая старуха. Только позволь — растащила бы весь Дальстрой. Пора умирать, а она всё хлопочет, заказывает, тянет. Генерал поморщился, опрокинул рюмку и взял кусок сыра. А старуха уже вызывала мебельную фабрику.

Позвонил городской телефон. Узнали, значит, что приехал. Он поднял трубку. Спрашивали, отправлять ли пароходы с цементом и резиной прямо из Находки в Певек или с заходом в Нагаево.

Только положил трубку, как посыпались поздравления с новорождённой. Никишов долго не отходил от телефона — всё ждал звонка от нового начальника политуправления. Но тот не звонил. Генерала это огорчило. Как-никак прислан Центральным Комитетом.

Припомнился их последний разговор. Не понимает, что тут по-другому нельзя. Тут Колыма, лагеря, нужен крепкий кулак, власть. Никишов снова потянулся к бутылке.

Когда внизу, сминая шум, раздался визгливый плач, усталый разбитый Никишов дремал в кресле.

Сенокосные угодья Нексикана тянутся по Эмтыгею, Аян-Уряху и до самой Колымы. Чтобы объехать все участки, надо проплыть и проехать сотни километров. Но сколько радости таит в себе такая поездка. Колосов Ехал на сенокосные участки. По Берелёху до Аян-Уряха спустились на лодке. Здесь решили заночевать, дальше двигаться на лошадях по берегу реки. Спутники Колосова разбрелись по лесу с ружьями, а он с удочкой сидел у лодки. Напротив зеленел остров.

Внимание Колосова привлёк выстрел. Через минуту на отмель выбежал крупный олень. Он постоял, послушал и нерешительно вошёл в воду. Снова раздался выстрел, над кустами проплыл голубоватый дымок. Олень мотнул рогами и опустился на колени. Над водой чернела только спина и кустик рогов.

Из леса вышел высокий человек. Он остановился, опершись о ствол ружья, поглядывая то на оленя, то на реку, туда, где показалась лодка с двумя мужчинами.

Олень неожиданно вскочил и поплыл к острову. Человек вскинул ружьё, но стрелять раздумал и быстро побежал навстречу лодке. Лодка оторвалась от берега, пустившись наперерез оленю, и обе чёрные точки потерялись из виду.

Колосов уже почистил рыбу и развёл костёр, когда снова увидел оленя. Тот появился в верхней части острова. Теперь Его голова постоянно опускалась. По берегу, перебегая от коряги к коряге, к нему приближались двое. Олень, заметив людей, рванулся на глубину. Теперь над водой чернела только голова с закинутыми на спину рогами. Видимо, силы Его покидали: круп всё глубже погружался в воду. Словно отчаявшись, олень снова повернулся к острову и поплыл вниз по течению. Таясь за деревьями, бросились за животным и охотники. Олень добрался до мели, закачался и рухнул. Теперь он казался затонувшей корягой. Когда на берегу поЯвились люди, он не пошевелился. Забросив за спину ружья, меряя ногами глубину, двое осторожно подходили к нему. И тут олень неожиданно вскочил и помчался прямо на них. Прозвучал выстрел, затрещали ветки.

Пока Колосов переплывал протоку, на острове уже успели развести костёр. В маленькой лагуне он увидел лодку с рюкзаками, поисковый инструмент, планшет и отрубленные оленьи рога. На поляне двое мужчин свежевали оленя. Третий, совсем Ещё молодой паренёк, таскал дрова из завала и складывал их рядом с костром. Колосов вышел из-за лиственницы.

— Зачем вы нарушаете закон?

Высокий брюнет воровато огляделся по сторонам, но, убедившись, что Колосов один, свернул шкуру и бросил в костёр.

— Туда Её — и с концом. На раненого натолкнулись, не пропадать же добру. Мяса и на тебя хватит, — проговорил он примирительно.

Юрий подошёл ближе.

— Кто вы такие?

— Тебе Ещё и фамилию сказать надо? — ухмыльнулся брюнет. — Будь здоров и ступай по-хорошему. А нет, так можем помочь убраться с острова.

— Ну что ж, гуляйте пока, — бросил Колосов безразлично и пошёл к берегу. Только когда сцепил лодки и отплыл на глубину, громко крикнул, — Вы, браконьеры, когда надо будет Ехать, покличьте! Встретиться, видно, придётся.

Почти сразу же из лесочка выбежал брюнет с молодым парнем.

— Стой! верни лодку, не то… — Он вскинул ружьё и прицелился.

Колосов только засмеялся.

— Да ведь тут твои документы. Стреляй, Если такой храбрый!

Брюнет спохватился, опустил ружьё и скомандовал парню:

— А ну, Тришкин, быстро по берегу, там какой-то плот. Спустись к партии, подними людей и отбей лодку!

— На трёх бревнах, да Ещё к ночи? Разобьёт на камнях. — Парень испуганно оглядел реку.

— Ну-у!.. — протянул гневно брюнет. — Не хочешь? Тогда пойдёшь в забой на тачку!

Тот потоптался и побрёл к лесу.

А ведь загонит на пороги, — подумал Колосов. — Такой не задумается. Утонул — и весь спрос.

— Чёрт с ней, с вашей лодкой, забирайте! Надо бы проучить, да жаль парня, утонет ведь! — Колосов отцепил лодку и подтолкнул к берегу. — Ловите!

Брюнет окликнул парня. Тот, оглянувшись, увидел лодку, вбежал в воду и забрал Её…

По берегу Аян-Уряха Ехали на лошадях. Когда вышли на реку Эмтыгей и показались домики разведки, Колосов послал своих спутников на трассу ловить попутную машину, а сам повернул к Белоглазову. Окна домика были открыты и завешаны марлей от комаров. Из домика донеслось:

— Белоглазов, не забывайте, кто вы! — Чей-то смутно знакомый голос. Чей? — Юрий прислушался.

— Да, ссыльный. Ну и что? Разве это лишает права отвечать за своё дело? Проведена огромная работа по разведке ключа/ ценой немалых затрат. Почти нащупана промышленная россыпь, а вы — закрывать?

— А смета? Какое вы имели право на перерасход? Вы будете отвечать!

— Я завтра же переброшу всех на линии шурфов по терраске. Не будет золота, судите.

Колосов обошёл домик, и вышел к крыльцу. Марина с вилкой в руке хлопотала у печки.

— Юрий Евгеньевич, вот радость-то! — Она подбежала, по-родственному подставила щёку и схватила Его за рукав. — В дом, умываться и за стол. — Введя Его в дверь, крикнула: — Толик, познакомь! — И снова убежала к печке.

Анатолий стоял у стены, хмурый, раскрасневшийся. За столом в рубашке с расстёгнутым воротником, развалившись по-хозяйски, сидел тот самый брюнет, совсем недавно целившийся в него из ружья, и пил чай.

Белоглазов, увидев Юрия, бросился к двери. У брюнета чуть дрогнула бровь, но он сразу овладел собой и смотрел так, словно видит Колосова впервые.

— Знакомьтесь! Начальник механических мастерских Колосов! А это наш старший геолог Авдейкин Александр Иванович, — показал Анатолий на брюнета. Тот кивнул и наклонился над кружкой.

— А-а, браконьер? Ну вот и встретились, — насмешливо проговорил Колосов, не подавая руки. — Геолог? Я считал, что геолог — хозяин тайги. А вы, надо думать, исключение.

— Браконьер? Как вас понимать? — переспросил тот. — О чём это вы?

— О том самом! — вспыхнул Колосов, сбитый с толку тоном Авдейкина. — Выходит, напрасно я пожалел вас на острове, вернее, не вас, а того паренька.

— На каком острове? Да вы что? — Авдейкин добродушно улыбнулся. — А-а… Плотненько подзаправились? Бывает, бывает.

Колосов даже опешил. Вбежала Марина.

— Ого! Да вы Еще и… — принуждая себя говорить спокойно, начал Колосов. Но Марина схватила Его за руку.

— Пошли, я полью вам из ковшика. — И она потащила Его к двери. — Юрий Евгеньевич, не надо, милый, не надо. Это наш начальник, мы полностью зависим от него. А тут Ещё Анатолий.

— Вы совсем распустили людей! — слышался самоуверенный голос Авдейкина. — Не просить, а выжимать из них надо. Тем более из ссыльных. Куда они денутся?

Колосов покорно пошёл к умывальнику.