Честь Афродиты

42

Электронный путеводитель в волковской «тойоте» безбожно и нагло врал. Китайский наверное. Я его несколько раз в этом уличил. Но этикетку производителя искать не стал, машина же не моя. Молча усмехнулся его ошибкам, и отвернулся, тоже мне, космический Иван Сусанин. На него ровняться, точно на штраф налетишь. Рулить нужно по ситуации и знакам, вот. А все остальные подсказки, нам, россиянам, в смысле водителям, тем более откуда-то «сверху», ха! Для меня, например, такой навигатор являлся пока приятным дополнением к интерьеру салона машины, не больше, к тому же недешёвым. Вспомнилось. «Для его качественной работы — я телепередачу об этом как-то смотрел, случайно, — нам спутников пока не хватает, — доложил президенту какой-то ответственный тип из специального телекоммуникационного министерства. — Года через два-три, да. Деньги мы уже получили. Тогда в космосе наших спутников будет полный комплект, и навигаторы будут не импортными, а отечественными». Надо понимать, не будут врать автовладельцам. Ха, свежо придание. А как же тогда ГАИшники без штрафов будут жить, вымрут как класс? Нет, я думаю, государство такого не допустит.

В этот момент мы пересекли площадь у Киевского вокзала, а навигатор растерялся, завис… ух, ты, вредитель! Заклинило его. Я вновь ехидно усмехнулся. Настроен скептически потому что к навигатору был, и вообще. Настроение мне, гад, испортил. Или предчувствие «наезжало»… Я не разобрал тогда.

К тому же, в салоне неожиданно что-то громко захрипело. Прошуршав и прохрипев, чётко откуда-то из-под ног произнесло:

— Боря, я «слон», вы где? Ответьте.

Вильнув от неожиданности рулём, Борис Фетеевич сунул руку под своё сиденье и выудил оттуда ручную малогабаритную рацию.

— Это Пастухов, — сообщил он нам с КолаНиколой. — Проверяет. На связи. — И поднёс прибор ко рту. — Слышу вас хорошо, «слон». — Сообщил он. — Всё в порядке. Подъезжаем. Приём.

Я смотрел на Волкова во все глаза, так был удивлён нашей экипировкой. И переговорами. Рация, это же то, что надо. В смысле, нам с Пастуховым. Мне и моему напарнику. И сейчас тоже, кроме страховочной верёвки и карабинов. Ну, дядя Гриша, ну, молоток! Всё просчитал, всё предусмотрел. Я это «на ус» себе намотал. Школа же, как-никак… Учёба. Подумал, классный у меня напарник. Всем на зависть.

— Удачи! — Прохрипел узнаваемый голос. — Действуйте как договорились. Возникнут проблемы, ничего не предпринимайте, меняйте план. Отбой.

— Вас понял, — по-военному ответил Борис Волков и сунул рацию под сиденье.

Я повернулся к главреду, как он, оценил, нет, тот смотрел на свои наручные часы.

— 12.30, — озвучил он точное время, заметил водителю. — Опаздываем?

— Нет, сейчас будем, — ответил Волков, и прибавил газу.

Пора было узнать тот план, который мы должны выполнить. Я спросил.

— А что я буду делать? Мне скажет кто-нибудь или нет, а, дядя Коля?

— Ты, Волька, со мной пойдёшь, подстрахуешь. Я любовника брать буду, а ты… на всякий случай, мало ли… — заметил «Эйнштейн».

— А… — вопрос я не озвучил, КолаНикола догадался.

— А Борис Фатеевич в машине будет. На связи.

— Понял. А потом куда? — спросил я.

— Потом будет потом… — непонятно чему-то усмехнулся главред. — Сначала нужно…

— Всё, приехали, — перебивая, сообщил Волков, заруливая на парковочную стоянку неподалёку от подъездов дома.

Тут я и увидел о каких высотах говорил Пастухов. Здание — ух, ты! — под облака… На нём, в разных местах, вверху, мелкими точками, на верхних ещё этажах, на тросах висели фигурки верхолазов-ремонтников. Работали. Швы утепляли. Глядя на них, у меня дух перехватило. Страшно за них было. Нереальная картина. Верхолазов видно достаточно чётко, а вот тросы и страховочные концы, на которых они висели, вообще не просматривались из-за расстояния. Создавалось жуткое впечатление опасности за их жизнь — сейчас соскользнут, и… А они не падали, будто прилипли, как те картонные фигурки с магнитными держалками на домашних холодильниках.

Нет, извините, по таким поверхностям я ещё не взбирался. Нет-нет! Надеюсь и не придётся, подумал я, жмурясь и глядя вверх. Очень высоко, если снизу смотреть. Рукотворная жилая громада подавляла воображение, вместе с ней психику. Хотя и в горах было страшно, пока не начнёшь подниматься. А там, не то, что здесь! Там о-го-го, порой! Поднимешься или спустишься — вся роба мокрая от пота, в душе радость в теле усталость. Главное условие, вниз не смотреть, и не спешить, думать, верить в товарища и страховку. Остальное дело техники, дело мастерства. Ничего особенного, не прыжки с парашютом, всё само приходит… Но, надеюсь, сейчас дядя Гриша пошутил, он это может.

Волков остался в машине, а мы с владивостокским главредом направились к подъезду. В комбинезонах, шапочках, свитерах. КолаНикола в туфлях, я в кроссовках, с двумя мотками верёвки на обоих плечах, карабинами на шее, как связкой амулетов… Смотрели почти под ноги. Помнили про видеокамеры.

Код 9034 сработал безотказно, музыкально приветливо промурлыкал. В пустом и гулком вестибюльчике было чисто, оба лифта находились внизу…

— Поднимемся на этаж, — на ухо мне сообщил КолаНикола, — на маленьком, осмотримся там, решим..

На восьмом этаже лестничная площадка была просторной и чистой. Дверей было не четыре, как я подумал, а две. Или перепланировали, или такие большие квартиры. Хотя, говорят, у богатых свои причуды.

КолаНикола молча показал мне свои часы. Стрелки указывали 12.54. Уже пора. Вот вот должен приехать «объект». Нужно торопиться. Мы огляделись, прислушались. КолаНикола рукой указал мне подняться на два пролёта выше, сам он, как я понял, будет пешком спускаться на встречу «любовнику» на восьмой этаж, как только тот на лифте поднимется. Нужная нам квартира Лики была справа. Дверь серьёзная, под морёный дуб, сейфовая. Да и противоположная почти такая же… Тоже с глазком…

Уже торопясь, время поджимало, там, внизу, вот-вот должна хлопнуть дверь подъезда, мы направились к лестнице на этаж выше. И вот… Проходя мимо двери которая на площадке слева, я машинально — как теперь я думаю — зачем-то подошёл к ней, прислонился ухом к холодной поверхности, только на секунду… Не для понта, а из осторожности, из профессионального любопытства. Зачем я это сделал, не знаю, но то, что дальше произошло, понять пока невозможно или судьба, или злой рок. Ясно одно. За дверью я расслышал быстро нарастающий тревожный шум, вроде крики, я замер, как дверь передо мной вдруг неожиданно резко распахнулась, я едва успел отскочить, мимо меня, из квартиры, толкаясь, с воем: «Менты! Менты! Атас! Ноги… Ноги!», выскочили несколько молодых человек. Толпа. Человек десять, двенадцать, и тех и других, обоего полу. Грязных по виду, лохматых, кто в чём, в джинсах, майках, босиком — это уже я потом разглядел, и бросились бежать вниз по лестнице… Я обомлел. Остолбенел просто. Признаюсь честно, я испугался. Да, да, по настоящему. Даже релаксация не помогла. К тому же, в квартире ещё что-то, вдогонку так же нарастая, грохотало и шумело… Словно вторая волна авральной эвакуации надвигалась.

Мы с главредом не секунду оторопели, с круглыми глазами и отвисшими челюстями. Себя я не видел, чувствовал только, а дядя Коля именно так и выглядел. Как пингвин замороженный. Даже ноги от ужаса у меня отнялись. Сразу и с ног до головы холодным потом. Спонтанно… Ноги ватные, в желудке холод… Одновременно поняли: кошмар, мы, как идиоты влетели в милицейскую засаду, нужно «делать ноги». Срочно и бегом. Как эти… Подтверждая этот печальный тезис, толпа молодых людей, только что невольно спасших нас, с невнятными уже криками, понятно какими, катились вниз. Не мешкая, КолаНикола, дёрнув меня за руку, тоже бросился бежать вниз по лестнице. Усиливая тревогу, из открытой ещё двери, выскочила вторая партия панически орущей толпы, три человека или четыре. Дикая орава, толкаясь и опережая меня, понеслась по лестнице сначала вверх почему-то, потом, развернувшись, столкнула и меня.

Всё для нас произошло очень быстро, почти мгновенно, в несколько секунд.

И вот уже, вслед за панически орущей толпой молодых людей и мы с КолаНиколой несёмся с восьмого этажа вниз по лестнице. Как грохочущий мусор по мусоропроводу или консервные банки, привязанные к машине. Ещё раз спасибо нужно сказать моим родителям за мои длинные ноги и армейской тренировке, горной и ландшафтной, я в несколько пролётов практически легко обогнал всех впереди бежавших. КолаНикола не отставал, так же прыгал через три— четыре ступеньки.

Входную дверь мы вышибли, невзирая на магнитный замок. Бросились кто куда. Поддал жару взвизгнувший где-то неподалёку вой милицейской сирены. Странно, но волковской «тойоты» на месте не оказалось, я это заметил. Куда она делась, размышлять было некогда, нужно было спасаться. Я рванул в обратную сторону, подальше от дороги.

Подобные сцены погони — обычно с кровавой рукопашной и со стрельбой — здорово показывают киношные кадры, я помню. По крышам домов, либо по стенам заброшенных заводов, один за другим скачут актёры-каскадёры, одни убегают, другие догоняют. В кульминационный момент погони, герой, как правило, неожиданно проваливается сквозь ветхие крыши, ломая нижние перекрытия, падает на груду кем-то случайно оставленных пустых коробок из-под памперсов или прокладок и, таким образом уйдя от погони, благополучно выскакивает на ближайшую дорогу, где его уже ждёт автомашина подельников или случайно проходящая. Я скажу — нет, чёрта с два! Враньё всё это! Это мягко ещё говоря. В жизни всё по другому. Никаких гаражей на моём пути не было, тем более заводов и крыш, только палисадник, детские площадки — две, — большое количество припаркованных автомашин и асфальтированные дорожки. Все тебе препятствия.

Та толпа, из-за которой мы бежали, тоже вывалилась вслед за нами на улицу и так же бросилась врассыпную… Что и хорошо сейчас. Потому что жизнь. Она лучший режиссёр. Даже перед жутко голодным тигром, я думаю, если неожиданно выпустить десять аппетитных антилоп, он наверняка растеряется. С ума не сойдёт, но задумается — за кем ему гнаться. Так и у нас получилось. Милиционеры выскочили из машины — четверо вроде — и… остановились… Они же не могут во все стороны за всеми рассыпаться. Не дивизион. Вязали тех, кто в зоне досягаемости рук оказался. Им пока было не до нас. А нам с КолаНиколой только этого и надо было. Петляя между припаркованными машинами, мы разными курсами, с курьерской скоростью уходили вдаль от появившейся машины ППС.

За некоторые автомобильные зеркала, припаркованных машин, я, конечно, извиняюсь, вслед нам обиженно взвывали сирены автомобильных охранных сигнализаций. Но я знал, не младенцы, поорут и перестанут. Я бежал, я нёсся, я летел… И всё же, «киношное» препятствие я для себя нашёл. Откуда оно взялось, не знаю. Перпендикулярно. Почти в лоб. Метра два с половиной высотой. Стена. Возникла вдруг, но с приступочкой у основания. Я, не задумываясь, — когда было размышлять?! — от приступочки оттолкнулся, как от трамплина, кошкой царапаясь, почти взлетел на стену и… Услышал за спиной голос. Не голос, вопль мольбы или больше того. У меня сердце где-то в пятках в тот момент билось, дыхание перехватывало, но мольбу о помощи я расслышал. Я оглянулся. Внизу ко мне тянул руку один из тех, что бежал с нами там, вниз по лестнице. Тоже в стену упёрся. Один из них — этих! — это было понятно. Так же не раздумывая — товарища выручай — и веса он оказался небольшого, схватил его протянутую руку, и в одно мгновение перебросил через стену, потом и сам. Кстати, заметил, КолыНиколы за мной видно не было, как и преследователей. Вообще никого! Другим путём видимо главред бежал.

Я свалился почти на этого, которому помог. Он кроликом пискнул. Во мне же под девяносто кэге, к тому же, умноженное на ускорение свободного падения и высоту. Не слабо! Придавил его маленько, но не совсем. Помял только. Мы оба вскочили, тяжело дыша и оглядываясь, прислушались… Где мы и куда теперь? Этот парень, бомж или обкуренный, перестал вдруг оглядываться, уставился на меня с удивлением и даже радостью…

— Волька, это ты? — тяжело дыша и задыхаясь, вдруг спросил он, улыбаясь, назвав меня по имени. — Это я, Матвей, вице-президент. Не узнаёшь меня, не узнал?

Я пригляделся. Узнать было действительно трудно, и одежда и обувки на ногах у парня непонятные, и глаза какие-то шальные, и лицо бледное, с горячечным румянцем и голос и речь, и волосы на голове не дрезами скрученные, а как после пыльной бури… Но всё же это был он, тот парень с древней родословной. Мой недавний знакомый.

— Майский-Гладышев что ли? Ты?!

— Я, ага! — парень расплылся в улыбке. — А ты чего тут делаешь? Ты-то с какой стати здесь?

Вопрос, конечно, странный. Я бы тоже его мог об этом спросить, но Матвей смотрел на меня с большим удивлением, вполне серьёзно, словно уж кого кого, а меня точно здесь не могло быть. Действительно.

— А ты? — в свою очередь спросил я.

— Я? А мы обкурились, — пояснил «бомж». — И… Игра у нас такая: «Атас, менты», и всё. Кто куда…

— Чтооо?!

Тц…

Я по натуре сангвиник, меня «достать» трудно, почти невозможно. Жизненные проблемы я воспринимаю через «тряпочку», через своеобразный пофигистский фильтр, но сейчас, тут… Через секунду я зло и длинно выругался, громко, конечно, матерно… Прямо в небо и стену. Я помню, так у нас ругался старший прапорщик, зам командира заставы по хозчасти, когда ему в очередной раз привозили мягко говоря некондиционную картошку или залежалое мясо. Половину моей грубой тирады я точно сейчас на свой счёт относил.

— Ну ты даёшь! Классно ругаешься, я запомнил, — неожиданно не обиделся, а восхитился отрок Майский-Гладышев. Счастливо улыбаясь при этом, заметил мне. — У нас дядя тоже классно иногда матерится, когда тёть Лёле рассказывает о своих рабочих делах.

— Пошёл ты, придурок, со своей тёть Лёлей… Как дам сейчас по шее. Башка отвалится. Нечем запоминать будет. Придурки! Идиоты!!

Матвей не обиделся, наоборот, ещё шире мне улыбался, заметно наслаждаясь не то свободой, не то моим растерянным и злым видом.

— А менты откуда взялись? — вниз куда-то, в «унитаз», сбрасывая разрушительную во мне энергию, спрашиваю отрока.

— А мы их сами вызвали, и… — Матвей развёл руками. — Прикольно же! И кто куда. А прошлый раз мы пожарников вызвали, а перед этим скорую помощь, а перед… МЧС…

— Всё, хватит, заткнись, умолкни!.. Я понял… — с трудом сдерживал распирающую меня злость и растерянность на себя… целый букет таких эмоций. — Ой, дураки! Ой, придурки! Ну, идиоты! — Мы с КолаНиколой операцию провалили. — Ну, ёпт…

Матвей принял это на свой счёт.

— Нет, не все. Один идиот, два может из нас. Остальные нормальные пацаны и… Я говорю, игра же такая.

Я его не слушал, шумно дышал, приводил психику в нормальное состояние. А она не приводилась. Бурлила. Издевалась пока. Ну, идиотизм! Ну, действительно, дурость. С КолаНиколой мы прокололись как последние лохи. Это понятно. Провалили операцию. Расскажи кому — засмеют. Пастухову признаваться пока нельзя, напарник не поймёт. Смеяться будет. И Волкову тоже нельзя… Кстати, а где этот Волков? Куда он делся? Бросил нас? Нет, не может быть… И где КолаНикола?

Матвей меня в это время о чём-то спрашивал, даже рукой в грудь оказывается пальцем тыкал…

— Что? — я сконцентрировал внимание на нём.

Майски-Гладышев чуть громче повторил вопрос.

— Я спрашиваю, ты глухой? Зачем тебе эти верёвки, спрашиваю, даже две, и эти, амулеты? Ты что ли металлист?

Я проследил за его пальцем, понял его вопрос, сам себе удивился. И правда, я так с двумя мотками верёвки и с «колокольчиками» на шее, как та безрогая коза, носился. Вернее козёл. Не выбросил, из рук не выпустил. Рефлекс. Армейская выучка сказалась, на моторике, ни при каких обстоятельствах не бросать выданное тебе снаряжение, вот и… Ну не придурок ли, а! Придурок! Дурак! Мы все дураки.

— Скажи мне, олигарх долбанный, ты почему здесь вообще оказался? — «пылил» ещё я. — Почему не на своей Барвихе или, где там, Рублёвке? Что у тебя за вид, вице-президент? Как ты на этой помойке вообще оказался. Где твои дрезы, порш— феррари, прикид?

Матвей Майский-Гладышев дурашливо скривился.

— Часы и мобилу я заложил, проиграл в смысле. А машина дома, отец ключи забрал. Менты настучали. Я, в общем, ночью в гонках участвовал, в этих, стрит-рейсерских, вот и… нажаловались, прикид тоже дома… Мы здесь релаксируем. Это же все наши… Золотая молодёжь, говорят. Слыхал же. В журналах фотки есть. Видел? Кому надоело по разным пати и тусам тусоваться. Там же полный отстой! Мы придумали свою… Тайно и с паролем. Прикольно. Ты же видел… Курнём немножко травки и… И всем весело…

— А менты повяжут?

— Так в том-то же-ж и кайф! Адреналин… Не унёс ноги, в обезьянник или к пожарникам в лапы попал.

Я чего-то не понимал.

— И где тут кайф. В чём? — тупо переспрашиваю.

Матвей изменился лицом, прокис, горестно вздохнул.

— Согласен. Нет уже кайфа. Отец или дядя позвонят, нас сразу выпускают.

— А ты бы хотел по настоящему загреметь, да? — Ехидно заметил я, не ехидно, нервно просто. — Тогда не сообщай отцу.

— Ага, не сообщай! Они сами по базе пробивают и… выгоняют. Какой тут адреналин? Никакого.

— Понятно. Бить тебя некому, мальчик, — заметил я. — И не по заднице.

— Ага! Меня и пальцем никогда… ни дома, ни в школе…

— Жаль! Думаю, не помешало б.

— Наверно.

— Короче, это не уйдёт, я тебе обещаю. А вот нам сейчас нужно…