Честь Афродиты

49

Адвокат на работу Петерса вывез около обеда. Перес удивился ещё, а как же обед? Он полагал, что они снова пойдут в тир, но их ждала машина.

— Позже, Ваня, — пряча заметную нервозность, пообещал адвокат, — Сначала стулья, потом деньги, — отшутился загадкой. Над последним Петерс размышлять не стал, чтоб не расстраиваться, он уже понимал, о каких стульях речь. Давно готов был. Последние расстрелянные мишени говорили за себя. Он был в тонусе. После, лёжа на койке, в «номере», торопливо размышлял, как ему следует поступить потом, чтоб спастись. Не сомневался, живым его после «работы» не оставят. Этот «весёлый» адвокат его и удавит. Ни деньги, ни паспорт Петерсу не понадобятся. Это всё враньё, обманка, обычное дело, развод лоха. Пока для себя Семён Израилевич решил так: работу выполнит, и сразу дёру… без паспорта, без денег. Хрен с ними, лишь бы живым остаться.

— А паспорт, а деньги? — играя знакомую уже роль лоха, спросил Петерс, но адвокат, обнимая «Ваню», дружески похлопал его по плечу.

— Сначала стулья, Ваня, стулья! Всё остальное давно готово, ждёт тебя. Не веришь? Я отвечаю. — И не мигая, твёрдо посмотрел в глаза Петерса. Что должно было означать, адвокат не врёт, всё для «Вани» готово. — Как ты себя чувствуешь, отец, нормально, голова не болит, суставы не ломит? — хохотнул он, подталкивая удивлённого Переса к машине. Но улыбка вдруг исчезла с лица адвоката. — Шутки в сторону, Ваня. Сегодня твой день. Наш. — Заметил он, не спуская испытующего взгляда с Петерса. — Работаем. Если всё сделаешь, как обещал, будешь свободен и нос в табаке. Зуб даю. Ага! Проверь винтовку, обойму, оптику. Инструмент в машине.

— А куда…

— Не заморачивайся на чужие проблемы. У тебя своя: задержка дыхания, плавный спуск, и… Ха-ха… Привет Пастуху. Свободен, Ваня, понял?

— Понял. — Ответил Петерс, хотя ничего не понял, кроме плавного спуска и декларируемой свободы.

— Всё, время, — посмотрев на часы бросил адвокат, перестав скалить зубы. — Садимся, поехали.

Сели в машину не обычную, легковую, как полагал Петерс, а в машину скорой помощи. Она — настоящая — белая, с красной полосой, цифрой 03, ожидала возле подъезда, с люстрой-мигалкой. Впереди сидел водитель и ещё один, оба в синей спецформе медиков и в таких же шапочках. Врачи. Петерс и адвокат забрались в салон. Адвокат надел такую же куртку, такую же шапочку. Молча указал Петерсу на чемоданчик. Петерс раскрыл его, там лежала разобранная винтовка. Петерс быстро собрал её, осмотрел: затвор, обойму, оптику, глушитель… Разобрал, сложил всё обратно, щёлкнул замками. Адвокат ногой задвинул чемоданчик под лежак-носилки, рукой указал лечь на него, Перес выполнил команду. Адвокат кивнул головой водителю. Заработал двигатель…

Поехали.

Петерс не видел, да если бы и видел, ничего бы не понял и не запомнил. Ни названия города, ни его улиц, ни каких-либо ориентиров он не знал. К тому же, окна в карете скорой помощи были затонированы, вокруг всё в белом… Иной раз сильно подбрасывало на жёстком ложе… Водитель гнал машину. Когда выехали на трассу, Петерс это по окружающим усилившимся внешним звукам догадался, тряска уменьшилась, но над головой взвыл тревожный сигнал сирены… Машина поехала быстрее. Взвывший тревожный сигнал «добил» Петерса, он вдруг запаниковал. Развивалось всё не так, как он надеялся, не видел выхода для себя. Куда потом бежать, в какую сторону, он не знал. Не приготовился. Не «пробил поляну». Всё надеялся, где-то карту города или района увидеть, разобраться, но адвокат ему такой возможности не предоставил, телевизор в «номере» не работал, всё говорило об одном: Петерсу конец. Он, для адвоката и его конторы — как тот презерватив разового использования. Использовали и выбросили. А то, что он попал в руки какой-то ментовской банды, не сомневался. Не банда, отморозки. А Петерс у них, инструмент в игре по-чёрному. Это было обидно для него, профессионала с большим стажем. Смертельно обидно. Неожиданно пришла мысль сдать эту банду настоящей милиции. Да, хотя бы гаишникам. А что, пусть. Может быть разберутся. Он не виноват, его заставили, обучили. Винтовка не его, патроны тоже. Всё расскажет про адвоката, про тир, как его мучили, держали… Чистосердечное признание… не во всём, конечно, в этом эпизоде только… Поверят? Поверят-поверят, конечно, поверят. Петерс постарается.

Сигнал перестал завывать, машина сбавила скорость, несколько минут ехала резко лавируя, Петерсу пришлось даже за края носилок руками держаться… Остановилась.

Адвокат вышел, кивнул головой Петерсу. Прихватив чемоданчик, Петерс тоже вышел.

Где они остановились, двора видно не было, потому что машина встала как раз перед подъездом, Петерсу оставалось шагнуть в раскрытую адвокатом дверь подъезда. Чёрт, у них всё предусмотрено, машинально отметил для себя Петерс, не сбежишь. Ничего-ничего, подождите, ещё попляшете, подумал он, поднимаясь по ступенькам жилого дома. Лифта в доме не было, как и ремонта, дом был старый, пятиэтажный. Впереди шёл адвокат, за ним Петерс, за Петерсом тот, который с водителем рядом сидел.

Вскоре, обогнав процессию, третий сопровождающий, тихонько вбежал на площадку четвёртого этажа, быстро залепил все дверные глазки, кроме одного. Ту дверь, в той квартире, адвокат открыл своим ключом. Без звонка и сразу. Получалось, и «точку» Петерсу выбирать не пришлось. Всё уже было продумано, она была готова: окно в жилой квартире. Квартира двушка, сейчас без хозяев. С жилым запахом, с мебелью и всем прочим, с лёгкой пылью. Сопровождающий Петерса, третий, с разрешения адвоката, не закрывая дверь, сходил в туалет, за ним громко зашумела вода в сливном бачке. От молчаливого вопроса адвоката, Петерс так же молча отказался. Прошёл в комнату.

Рабочим местом для Петерса предназначалась другая комната, вторая, спальная, с кроватью, ковром и семейными портретами над ней, с выходом на балкон. Лица на портретах Петерс рассматривать не стал, подошёл к окну. Рядом дверь на балкон. Дверь закрыта, окно настежь. На дворе осень, тепло. Подоконник широкий, весь в цветочных горшках, с зеленью. Зелень в ярких цветках, прикрывает. Балконные ограждения редкие, не мешают. За окном — этаж четвёртый — через улицу, чуть в глубине её, за автомобильной стоянкой, возвышалась коробка многоэтажного стеклянного здания с яркими рекламными вывесками и террасами вдоль этажей. Торговый центр или офисный, предположил Петера. Удачное для работы место. Шуму всегда много, паники, толчеи, неразберихи… Это хорошо. Ещё бы какой пиропатрон с этой стороны жахнуть, все бы бросились в другую. Вообще пешком бы можно уходить… Кайф! Но… Не Петерс готовил объект, а адвокат. Другой предполагался сценарий. Жаль!

Почти каждая терраса украшена столиками кафе или ресторана. Там, вдали, с трудом просматривались мелкие фигурки посетителей и в белых передниках официанты…

— Ваня, ты шевелись давай, шевелись, — поглядывая на часы, поторопил адвокат. — Объект будет на четвёртом этаже, сейчас, там. Готовься.

Петерс, привычно надев нитяные перчатки, чтоб отпечатков не оставлять, подвинул к окну стул. Адвокат заметил перчатки, едва заметно усмехнулся. Петерс, услышав лёгкую усмешку, окончательно укрепился в своих самых мрачных предположениях. Если и теплилась где-то глубоко-глубоко в сознании надежда, она совсем исчезла, улетучилась. Его убьют. Убьют сразу: ножом или удавкой. Сзади. Адвокат.

Не выдавая паники, Петерс механически собрал винтовку, придвинул стул, уселся, высунув между цветками ствол с глушителем. Настроил оптику. Фигурки превратились в отлично просматриваемые лица, даже отдельные ворсинки волос в завитушках девиц просматривались. Отдельные морщинки, веснушки, уши… кольца на пальцах, часы на руках…

За спиной чуть хлопнула дверь, это охранник видимо ушёл, не оборачиваясь, отметил Петерс. Это хорошо. В комнате остался только Петерс и адвокат. Адвокат стоял над ним и сзади, и тоже смотрел в бинокль. Его жуткое присутствие Петерс затылком ощущал, надеялся, что тот покажет ему фотографию клиента прежде, ещё раньше, до того как, тогда можно будет с ним рассчитаться, но адвокат молча смотрел в бинокль. Так же молча, в оптику, смотрел и Петерс. Наконец в прицеле возникли несколько человек, мужчины. Они неспешно, по хозяйски, вошли на террасу, так же спокойно огляделись и прошли к одному из столиков. Обгоняя их, официанты услужливо сдвинули два стола вместе, за ними и расположились вошедшие. За другими тремя, неподалёку, расположилась охрана, головами в разные стороны. Увидев появившуюся группу, адвокат за спиной Петерса возбуждённо дёрнулся:

— Есть! Вот он, сучара! Привет от Пастуха, ребята! Пришли! Внимание, дед! Видишь, четвёртый? В центре стола, напротив, с сигарой в зубах, с бакенбардами? — свистящим шёпотом указал он.

— Это который? Который в фуражке? — тоном тупого лузера переспросил Петерс.

— Ты чё, дебил, Ваня? Тебе же сказали, вон тот, который в центре! с сигарой! с бакенбардами, это Пугачёв! Смотри-смотри, быстрее, смотри, вон… — адвокат наклонился вперёд, указывая биноклем. — Видишь? Передай ему привет от Пастуха, Ваня. Работай давай, работай!

— Работаю, — ответил Петерс, чуть разворачиваясь, с силой втыкая в его горло зубочистку. Никаких других предметов у Петерса, как и раньше, при себе не было. Кроме навыка, естественно, не считая самой винтовки и её приклада. Но он мог и не успеть взмахнуть прикладом, знал, адвокат моложе, и собран весь. Зубочистка сработала. Простая, внешне безвинная. Навыки помогли, навыки… Во-от так! Петерс вогнал её всю, почти ввинтил… Хрр… Хррр… Схватившись за горло, адвокат захрипел, выронив бинокль, выкатив удивлённые глаза, дёрнулся назад, с глухим стуком грохнулся на пол. Петерс злорадно проследил за ним, как он хрипит и сучит ногами валяясь на полу, выдохнул несколько раз, приводя дыхание в порядок, вернулся взглядом к клиенту, что на террасе, в кафе. Навёл прицел точно в лоб клиента с бакенбардами… Хлоп, хлоп, хлоп…

Без осечки быстро отстрелял весь магазин, как в тире, на кураже, уложив почти всех за сдвинутым столом. Отстрелялся механически, как в тире. Одного за другим, одного за другим. Одни удивлённо поворачивали головы, подставляя её под выстрелы, другие испуганно вскакивали, представляя собой прекрасную мишень, третьи вообще ничего не успевали сделать, даже дёрнуться… Хлоп, хлоп… Раз за разом щёлкала автоматическая винтовка, пока не кончились патроны… Петерс хорошо всех видел там, за столом, так же хорошо знал цену своим выстрелам. Ни у кого из них не было ни малейшего шанса выжить. Охранники тоже вскочили, втянув головы в плечи засуетились, суматошно направляя в разные стороны пистолеты. На них Петерс уже не смотрел, ему следовало бежать.

Оставив винтовку на рубеже огня и стул, пригибаясь, Петерс развернулся… Лёжа всё так же на полу, адвокат с удивлённым лицом умирал, продолжая ещё не верить в свою смерть, глухо хрипел, заливая пол кровью, дёргал ногами, пытаясь сесть… Петерс помог ему, резко при этом развернул голову адвоката вокруг оси, за спину, хрустнули шейные позвонки, тело адвоката перестало дёргаться. Выхватив из наплечной кобуры адвоката спрятанный там пистолет, Петерс передёрнул затвор, и бросился к двери… Что? Нет! Нет! Дверь не открылась, была закрыта на внутренний замок… За-пер-та!!

Петерс заметался по квартире… Выхода не было. Ужас усугубляло понимание потери «золотого» времени, когда можно было, пользуясь неразберихой и паникой на объекте, спокойно уйти. Офисный центр сейчас напоминал всполошенный муравейник. По террасам суетились люди, подъезд напоминал жуткое скопление дёргающихся и сигналящих машин и людей разбегающихся в разные стороны. К подъезду безуспешно пробивались одна за другой несколько машин скорой помощи и две милицейские. Их сигналы и рёв патрульных машин никто не слушал и не пропускал, создалась пробка… И у Петерса тоже пробка создалась, в квартире. Он был заперт.

Замок можно было выбить только взрывом, так надёжно он выглядел, как и сама дверь. Уходили секунды, таяла надежда скрыться. Петерс вдруг вспомнил, что её, дверь, когда входили, адвокат открывал ключом. Своим ключом. Ключ, значит, у него, у адвоката. Перес бросился в спальную комнату. Подбежал, перевернул тело умирающего адвоката на спину, тот, глухо стукнув затылком об пол, смотрел на Петерса немигающим взглядом. Один за другим Петерс быстро обшарил и вывернул все его карманы, ключа не было. Казалось в глазах адвоката мелькнула усмешка. В предсмертных конвульсиях рука сжалась в кулак. Петерс в ужасе, обречённо перевёл взгляд на сжатый кулак адвоката, увидел серую верёвку на запястье. «От ключа!», мелькнула догадка. Скорее. Торопливо принялся разжимать холодеющие пальцы. Пальцы не поддавались. Глаза адвоката закрылись, усмешка на лице осталась. Это разозлило Петерса. Взбешённый, он вскочил, несколько раз, ногой, каблуком ботинка, безуспешно ударил по запястью мёртвого адвоката… «Сволочь! Сволочь! На тебе, на…» Предплечье дёргалось, кулак не разжимался. Петерс бросился на кухню, нашёл там первый попавшийся столовый нож, бегом вернулся в комнату, прислушиваясь к внешним звукам, принялся лезвием ножа раздвигать скрюченные пальцы. Кулак постепенно наливался тёмной кровью. Раз за разом Петерс продвигался к цели. Наконец, увидел бороздку ключа. Есть! Он есть! Ключ! Спасительный ключ! Петерс обрадовался, и уже невероятной для себя силой, скорее звериной, вырвал ключ из пальцев убитого, порвав и верёвку.

По лестнице гремели шаги… Петерс их не слышал, потому что в голове у него колоколами гудело, кровь билась в висках, ноги подкашивались, он задыхался… Наконец попал ключом в замочную скважину, ключ легко повернулся, Петерс толкнул дверь, выскочил за порог…

Люди в тёмных очках, человек шесть, восемь, молодые, с оружием наизготовку, неожиданно увидели перед собой в раскрытых дверях, которые только что предполагали брать штурмом, измазанного в крови, с ножом в руках старика, с ошалевшими глазами застывшего на пороге той самой квартиры, из которой, как им указали, только что стрелял снайпер. Не размышляя, больше в испуге, люди одновременно принялись нажимать курки своих пистолетов. Грохот выстрелов, гулко отдаваясь в пустых лестничных пролётах подъезда, стоял неимоверный. Дёргаясь, фигура старика в дверном проёме в секунду превратилась в изрешечённую мишень в полный рост. Куски одежды, вбитые в податливое тело, где только наполнялись, где и фонтанировали уже брызжущей кровью. Тело старика, как и изуродованное пулями лицо и голова, разбрызгивая кровь и фрагменты мозга, дёргаясь от пулевых ударов, не дождавшись окончания стрельбы, рухнуло как подкошенное, на спину… Когда над ним наклонились… его губы, на последнем выдохе, прошептали: «Прив… от Пастух…ххаа-аа-а».

«Ах ты, падла!»

В этот же день, всего лишь через несколько часов, люди застреленного снайпером главаря той самой ОПГ города по кличке Пугач, «разобрались» с конкурирующей преступной группой Пастуховцев. Главари лидирующей в городе банды Пастуха были найдены кто где, естественно врасплох, застрелены, не просто застрелены, а зверски растерзаны вместе кто с домочадцами, кто на какой «хате», кто в спортзале, кто в притоне, кто на «работе», без разницы где. Остальным, кто помельче, пугачовцами была назначена стрелка на шесть часов утра, возле озера, в двадцати километрах от города, на тренировочном полигоне центральной автошколы…

Ровно в шесть утра, солнце ещё было в тумане, оставшиеся без главарей, и управляющих и координирующих, бойцы двух ОПГ, так называемая пехота, вооружённые до зубов автоматическим ручным оружием, у некоторых были заметны и ПЗРКа, появились на указанном автодроме. Встали фронтом, стенка на стенку… Говорить было нечего. Да и не умели, не главари. После двух-трёх фраз типа: «Ну что суки, все собрались?» «Сами вы, бля, ссученные!» «Ну, щас вы у нас…» «А вы…», пустили в ход боевые средства.

Война длилась недолго, пару— тройку минут, не больше, как вдруг, со всех сторон, совсем неожиданно для воюющих сторон, сквозь грохот стрельбы, стоны и крики мат-перемат, расслышались милицейские сирены… Гулкие и жуткие. Воюющие стороны, «пехота», какая была ещё на ногах, пусть и подбитая и раненная, на секунду замерла, приседая и оглядываясь — кто подставил и куда бежать? — на автодром, со стороны разгорающегося солнца въехали и встали милицейские БТРы; и тут же, со стороны леса, по ним, бандитам, сидящие в засаде подразделения ОМОН и СОБР открыли шквальный пулемётный и автоматный огонь, убойный, — в минуту добили оставшихся…

И всё смолкло.

Над автодромом витал запах пороха…

Сквозь утреннюю дымку пробилось солнце.

«Отбой, бойцы, — послышалась в мегафон громкая, с эхом, начальственная команда. — Работу закончили. Все молодцы. Среди личного состава потерь нет? Ну и хорошо. Пройдите там, посмотрите. Осторожно только. Оружие собрать, погрузить в машину, сейчас самосвал подойдёт. Помните, пленных не берём. Раненых добить. Полная зачистка».

К семи ноль ноль, к автодрому подъехал колёсный экскаватор, самосвал и автобус с бойцами-санитарами (похоронная команда). Через час, к восьми ноль ноль, тела двух бывших преступных группировок бойцами-санитрами были сложены в небольшой но глубокий ров, и засыпаны тем же экскаватором. Санитары подмели, собрали в кучки стреляные гильзы, ссыпали в серый холщёвый мешок, замели следы крови… Оружие, собранное с поля «разборки» забросали в самосвал. После чего, в тот же мегафон последовала раскатистая начальственная команда: «По-о машина-ам!». С разных сторон, к автобусам потянулись ручейки людей в форме, в глухих касках, с оружием, загрузились. Не задерживаясь, отъехали.

Это не всё.

К девяти часам утра к автодрому одним за другим потянулись машины автоэвакуаторов, с ними две легковушки местного ГИБДД. До обеда грузили, доставляли на штраф-стоянку личные «крутые тачки» бывшей пехоты обеих бывших ОПГ.

И только к обеду на автодроме ничего уже не напоминало только что прошедшие здесь боевые разборки.

А вот в одиннадцать ноль ноль, помощник губернатора Пётр Николаевич Бугров, не важно какой заместитель, но нужный и очень ответственный, лично доложил Владиславу Сергеевичу:

— Город и край к реприватизации, так сказать, готов, Владислав Сергеевич. Поляна свободна. Как я и обещал.

— Вот как! — Смахнув на стол очки, Владислав Сергеевич откинулся на спину кресла, потёр руки. — А я ничего не слышал… Так быстро? И по телевизору ничего вроде… Я не включал.

— И правильно. Репортаж будет в вечернем выпуске… Как мы и разрешили осветить ситуацию. Увы, местные разборки, Владислав Сергеевич. Милиции ничего не досталось… Только трупы. По киллеру в торговом центре дело тоже возбуждено, но киллер при попытке бегства застрелен, как говорится — жаль! — концы в воду… К сожалению. Оружие собрано, машины на арест-площадке. А в остальном, прекрасная маркиза…

— Ну и молодец, дорогой, поздравляю. Присаживайся. Отличившихся людей, письменно представишь, себя не забудь, я отмечу. Потери есть?

— Один. К сожалению. Майор из службы обеспечения. Неосторожное обращение с зубочисткой…

— Чтооо?

— Сам удивляюсь! Так в рапорте записано. Бывает такое, случается. У меня в дивизии, например… Гха-кхыммм, — помощник кашлянул в кулак, и умолк.

— Жаль, жаль. — Огорчённо дёрнул головой губернатор. — Глупо как-то, не солидно. Но вы там, семье покойного, всё, что положено, надеюсь…

— Да, Владислав Сергеевич. Над этим уже работают.

— Ну и хорошо, и ладненько. Отличившихся…

— Да, список уже у вас на столе. С кого начнём, Владислав Сергеевич, с какого промышленного объекта?

— Я думаю… С кого с кого… — вскинув брови и барабаня пальцами по столу, губернатор на минуту задумался, потом произнёс. — Со звонка одному человеку, я думаю. Обрадую. Да и деньги мне обещали. Нужны нам деньги, товарищ генерал-лейтенант, нужны, нет?

— Вот как нужны, господин Губернатор, как никогда. Такие дела впереди!

— С этого, значит, и начнём.