Глава 25

Я подошёл к Усачу и легко перерезал чёрным кинжалом последние сковывающие его «паутинки».

Краб и сам освободился бы буквально через полминуты, но это не помешало ему с благодарностью щёлкнуть клешнёй. Правда, тратить много времени на проявления чувств он не стал — уже в следующее мгновение в безразмерную пасть полетели остывшие останки обидевшей его магички.

Что же, как говорят, месть — это блюдо, которое подают холодным. И Усач самым непосредственным образом «проиллюстрировал» истинность данного утверждения.

Большой подошёл ближе. Он встал справа от меня, посмотрел на трупы несостоявшихся пленников, а затем негромко произнёс:

— Жестоко…

— Необходимо, — коротко ответил я.

— Ты говоришь точь-в-точь как моя маменька, милостивый государь, — ухмыльнулся Большой.

— Значит, — я качнул головой, — твоя мать кое-что понимает в этой жизни.

— Понимает, — согласился коротышка, а потом вдруг добавил: — Но не слишком ли высокую цену приходится платить за такое понимание?

Я поморщился. Вступать в философские прения после столь непростого боя мне совершенно не хотелось. Сейчас имелись занятия поважнее.

— Давай обойдёмся без морализаторства, — попросил я, а затем добавил, выразительно посмотрев на валявшиеся повсюду трупы, из которых торчали болты и «иглы»: — Тем более, не тебе читать мне нотации… Лучше возьми пример с остальных — заткнись и займись чем-нибудь полезным.

Остальные, к слову, действительно не теряли времени даром. Лэйла подняла с земли короткий, но широкий меч и, глядя на полированную гладь клинка, пыталась привести себя в порядок. Усач навёрстывал упущенное, забрасывая в свою безразмерную утробу всё, что мог переварить, а Дру-уг занимался любимым делом — собирал «доубычу».

Только набивший брюхо коттар сыто жмурился, лёжа на солнышке прямо в луже потемневшей крови. Жмурился, меняясь буквально на глазах. Лапы становились длиннее, шерсть гуще, а тело — мощнее. Если так пойдёт и дальше, то через пару дней зверь достигнет размеров взрослой особи.

— От ответа на вопрос обычно уходит тот, кто боится быть честным с самим собой, — глубокомысленно заметил Большой.

Несмотря на излишне длинный язык, ослушаться приказа коротышка не посмел и принялся вырезать из трупов пригодные для дальнейшего использования болты. Правда, делать он это решил в непосредственной близости от меня.

— А лишние вопросы обычно задаёт тот, кому хочется проблем, — наклонившись, я поднял с земли несколько метательных ножей. — И если вовремя не закрыть рот, то велик риск, что это странное желание неожиданно исполнится.

Большой хмыкнул. Он понял намёк и не стал развивать тему дальше. Всё правильно, тем более оправдываться за свои решения я в любом случае не собирался.

Во мне не было ненависти к погибшим бойцам, но тратить время на возню с пленными я не мог. А отпускать их глупо — они тут же вернулись бы обратно к Ворону. Поэтому выход оставался только один — ликвидация.

Жестоко? Да. Однако мы все знаем правила игры, а тем, кто с ними не согласен, лучше играть во что-нибудь другое.

— Всё было так, как ты говорил, маленький мой… — выразительно посмотрев на меня, сообщила Лэйла.

Она щурилась, видимо, ожидая каких-то объяснений. Я лишь пожал плечами. Мы с Вороном посещали одни и те же «университеты», поэтому ничего удивительно в моей осведомлённости не было.

Ворон действовал примерно так же, как действовал бы я сам.

Не дождавшись ответа на свой незаданный вопрос, Лэйла изящным движением стёрла последние брызги крови с щеки. Секунду полюбовавшись на себя в отражение, она с напускным безразличием добавила:

— Воронёнок действительно поделил людишек на три части… И одну из них доверил этой дуре Айе, представляешь⁇

Лэйла кивком указала на то место, где недавно валялся труп перекушенной пополам магички, а теперь виднелись лишь потёки крови. Это имя я уже слышал, но сожалеть о том, что мы с его обладательницей не познакомились лично, особого смысла не было. Мне с головой хватило «общения» с её друзьями — Саром и Качем.

Я молча шагнул в ту сторону, где бросил трезубец. Нужно было собрать снаряжение и выдвигаться в «Наречье» — девчонкам там оставаться нельзя. Пусть нам удалось разгромить отряд Сара, но Ворон в любой момент мог отправить в деревню кого-нибудь ещё.

Думать о том, что это уже могло произойти, совершенно не хотелось.

— Раньше глупенькая идиотка боялась открыть ротик в моём присутствии, а теперь, смотрите-ка, у неё своя шайка… — со злостью в голосе сообщила увязавшаяся за мной Лэйла.

Она явно завидовала успехам бывшей «подруги», даже несмотря на то, что эта самая подруга завершила свой славный жизненный путь в желудке гигантского краба. Я едва заметно усмехнулся. Одно слово — женщина.

Правда, уже в следующее мгновение злость в голосе Лэйлы сменилась радостью, а глаза задорно заблестели.

— Ты бы видел лицо Айи, когда наш крабик прихватил её за бока! — расхохоталась она, — Тупица даже сказать ничего успела — только ойкнула, когда кишочки наружу выпали!!

Комментировать это полное гуманизма и человеколюбия высказывание я не стал. Впрочем, мои комментарии были нужны Лэйле примерно так же, как козе баян. Девушка веселилась столь искренне и столь самозабвенно, что никаких сомнений не осталось — мою спутницу просто-напросто накрыл «отходняк» после битвы.

Так бывает. Причём даже с психопатами. Каким бы контуженным на всю голову ни был человек, стресс есть стресс, а хлынувшие в кровь гормоны в любом случае делали своё дело.

— Стой! — крикнул я, заметив, что Усач вознамерился закусить девушкой — той самой, которой Кач так легко раздавил голову, и той самой, с которой всё началось.

Гигантский краб, уже обхвативший мёртвое и слегка опалённое тело клешнёй, замер. Он вытаращился на меня своими маленькими красными глазками — в них читалось недоумение, смешанное с желанием как можно быстрее закинуть «лакомство» в пасть.

Не знаю, кем была принесённая в жертву девушка, но ей пришлось отдать жизнь за то, чтобы я мог выйти из Гиблого леса. А значит, она точно не заслуживала такого «погребения».

Ускорившись, я уже через секунду хлопнул ладонью по хитиновому боку Усача и повторил:

— Стой! Её не ешь. Её нельзя.

Усач явно не был доволен моим решением, но он всё-таки разжал клешню. Изувеченный труп девушки повалился на чёрную от копоти траву.

— Каса-Каса-Кассандрочка… — пропела не отстававшая от меня Лейла. — Ворон наконец-то решил избавиться от тебя…

Несмотря на то что затылок погибшей был смят в комок, словно лист бумаги, лицо почти не пострадало. Из-за отблесков огня, которые щедро дарили догоравшие деревья, казалось даже, что в мёртвых глаза изредка пробегали весёлые искорки… А стянутые жаром губы будто бы были готовы растянуться в довольной улыбке.

Жутковатое зрелище. Хотя повод для радости у покойницы действительно был. Как она и предсказывала, её убийцы ненадолго пережили свою жертву.

— А ты что, маленький мой⁇ — с издёвкой спросила Лэйла. — Хочешь забрать красотку с собой⁇ Предупреждаю, нашу Кассандру и при жизни-то никто не любил, а теперь она ещё и вонять начнёт… Давай оставим её здесь??? Хватит с нас одного смердящего крабика!

— Она предсказывала будущее? — спросил я, проигнорировав слова девушки.

Спросил, хотя, в общем-то, и сам знал ответ. Однако получить подтверждение от стороннего источника тоже лишним не будет.

— Предсказывала, — Лэйла кивнула. — Даже если никто её об этом не просил… И всегда только плохое!

— Поэтому её не любили?

— Не-на-ви-де-ли, — ответила по слогам Лэйла. — Все, кто её знал!

Что же, это было вполне понятно. Никто никогда не рад плохим новостям… Как и «гонцам», которые их приносят.

Но почему Ворон решил уничтожить такого по-настоящему незаменимого человека? Он-то должен был понимать ценность информации — в особенности негативной. Знать о грядущих неудачах куда важнее, чем о будущих победах…

— Кассочка сильно любила предсказывать чью-то смерть, — со смехом добавила Лэйла. — А вот свою, похоже, предсказать не смогла!

Я вспомнил, как изменилось выражение лица девушки, когда она увидела скорую гибель своих мучителей. Это настолько ей понравилось, что даже помогло смириться с собственной судьбой. Странная была «тётенька»… Возможно, именно поэтому Ворон решил от неё избавиться?

Обычно мой бывший коллега предпочитал руководствоваться разумом, но всегда был чересчур мнителен. И, думаю, не самое удачное завершение прошлой жизни лишь усугубило эту его черту.

Нет, Ворон не был трусом и не боялся узнать о том, какая именно смерть его ждёт. Он боялся другого… Он боялся узнать, что проиграет. Опять.

Страх поражения — животный и почти иррациональный — вполне мог подтолкнуть Ворона к убийству Кассандры.

Вывод? Мой противник не стабилен и склонен к необдуманным поступкам — по крайней мере, сейчас. А значит, это нужно использовать. Вопрос только в одном — как именно?

В голове калейдоскопом завертелись мысли и воспоминания. В ушах зазвенели слова «Мизинца»: «Увидимся на переправе», а перед внутренним взором появилось лицо Марка, рассказывающего о боевых возможностях баронских гвардейцев.

Артефакт «призма»… Трёхдневное перемирие с «пальцами»… Чёрный порох… Ворон, явившийся в мой сон… Графский замок, под завязку забитый весьма осведомлёнными людьми… Дезинформация… Оперативная игра… Засада…

Всё это наползало друг на друга, сплетаясь в единое целое.

План вспыхнул в мозгу сам собой — резко, неожиданно, словно молния. Военная наука учит, что при недостатке собственных сил противников нужно бить по частям, создавая локальное преимущество на отдельных участках театра боевых действий.

Всё так… Но бывает, что жизнь вносит свои коррективы в точные и испытанные веками выкладки. Иногда для победы всех врагов лучше собрать в одном месте. Собрать, чтобы затем столкнуть их лбами.

— Мне не нравится твой взгляд, маленький мой! — с опаской сказала Лэйла. — Ты опять что-то придумал⁇

Она перестала веселиться и даже отступила на пару шагов, пристально глядя на меня, однако делиться своими замыслами я не собирался. Не потому, что не доверял — Лэйла пролила кровь бывших товарищей по опасному бандитскому ремеслу, и это привязало девушку ко мне крепче любых клятв.

Но никакая «привязь» — какая бы крепкая она ни была — не защищает от банальной глупости и болтливости. А Лэйла, как сказал бы один мой знакомый из прошлой жизни, точно не умела «следить за метлой». Поэтому доверять ей хоть сколь-нибудь важную информацию было, мягко говоря, не очень разумно.

Это понимал Ворон. Это понимал и я.

Осознав, что ответа не будет, Лэйла надула губы. Она приняла вид оскорблённой невинности, но меня такими примитивными приёмами было, разумеется, не пронять.

— Кассандру нужно похоронить, — спокойно произнёс я. «Награда», конечно, сомнительная, но ничего другого для девушки, ставшей жертвой нашего с Вороном противостояния, сделать было уже нельзя.

Я махнул рукой Усачу. Краб всё понял правильно. Работая клешнёй словно ковшом экскаватора, он буквально за минуту вырыл довольно глубокую и почти уютную могилку.

Догоравшие деревья сухо потрескивали, разбрасывая вокруг себя оранжевые искры. Обычный лес плавно переходил в Гиблый — тот тоже искрился, но уже по-своему. Я посмотрел на зиявшую в земле дыру. Что же, не самое плохое место, чтобы заснуть навсегда.

— Давай, — кивнул я.

Лэйла пихнула ногой труп Кассандры — без долгих прощаний и трогательных речей. Безжизненное тело свалилось в могилу, а уже в следующее мгновение сверху посыпалась земля. Усач тоже не стал тратить время на минуту молчания в память о погибшей.

Вот и всё. На этом церемонию похорон можно было считать законченной.

Немного в стороне — там, где завершилась наша с Качем битва — в траве лежал мой трезубец. Осталось найти метательные ножи и можно выдвигаться. Подняв оружие, я быстро осмотрелся.

На месте, где Кач познакомился со своими новыми пернатыми «друзьями», валялись изломанные птичьи тела и ошмётки бугристой плоти, плавающие в озёрах крови. Однако самого гиганта видно не было. Похоже, ему удалось прорваться вглубь Гиблого леса.

Очень зря, как по мне. Иногда лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Однако такие решения каждый принимает для себя сам.

— Уходим, — коротко приказал я, взмахнув трезубцем.

И Усач, и по-прежнему обижавшаяся на меня Лэйла спорить не стали. Краб вообще не был склонен к препирательствам, а девушке явно не нравился царивший вокруг жар — пусть не такой сильный, как раньше, но всё ещё вполне ощутимый. Да и запах гари тоже не добавлял мотивации задерживаться здесь подольше.

Мы вышли из-под сени деревьев. За то недолгое время, которое потребовалось на похороны Кассандры, Дру-уг развернулся во всю мощь. Он припахал Большого, и они вместе организовали настоящий конвейер по сбору трофеев.

Уже обобранные тела аккуратно складывались в одну сторону. Имеющее хоть какую-то ценность барахло относилось в другую. Там происходил беглый осмотр, после которого шла сортировка, а затем — упаковка.

Трофеи обматывали тряпками, обвязывали ремнями и подготавливали к транспортировке. Несмотря на столь разные габариты, тощий дылда и округлый коротышка работали слаженно, чётко, даже красиво.

В зону их интересов входило всё — оружие, доспехи, деньги, съестные припасы, а также мелкие бытовые мелочи, зачем-то прихваченные из ППД некоторыми бойцами. Думаю, задержись мы чуть дольше, сладкая парочка срезала бы с погибших даже волосы и ногти. Не знаю зачем, но не пропадать же добру, не правда ли?

— Хватит, — громко сказал я. — Заканчивайте.

— Оусталоусь ещё мноугоу доубычи, — Дру-уг щурился. Его непривыкшие к яркому солнечному свету глаза сильно покраснели. — А там, где мноугоу доубычи, мноугоу синегоу света…

— Не сомневаюсь, — я кивнул. — Но нам пора идти.

Большой с облегчением выдохнул — похоже, его самого уже утомила эта неожиданно свалившаяся работёнка. А вот морфан, наоборот, явно расстроился.

— Нельзя, челоувечек! — жалобно произнёс он. — Нельзя броусать доубычу, иначе синий свет оуставит нас!

Я оглядел разложенные ровными кучками трофеи. Даже для того, чтобы забрать с собой только то, что уже было собрано, понадобится пяток Усачей. А чтобы вывезти всё — не меньше десятка.

— Берём только деньги, — твёрдо сказал я. — И самое лучшее оружие. Остальное останется здесь.

— Ноу как же, челоувечек… — Дру-уг смотрел на меня чуть не плача.

В совиных глазах этого тощего великана читалась такая боль, словно я предлагал ему оставить здесь часть себя.

— Я поушёл с тоубой в надземье, — продолжил он, — и теперь мою макушку поустоянноу припекает злое соулнце, мою коужу оубдувает воуздух, а в моих ушах поуселился бескоунечный шум…

Морфан тяжело вздохнул, чтобы ещё нагляднее показать, какие невыносимые мучения причиняют ему ласковое утреннее солнышко, лёгкий ветерок и почти незаметный шелест листвы.

— Я проунзил соутню твоих врагоув, а ты… а ты… а ты…

Тут мой тощий товарищ окончательно утратил дар речи. Он не мог подобрать слова, чтобы описать весь спектр эмоций, испытываемых от одной только мысли, что придётся бросить большую часть трофеев.

— Скажи мне, Дру-уг… — с напускной задумчивостью произнёс я. — Чем ценнее добыча, тем больше в ней синего света, так?

— Именноу так, челоувечек, — согласился морфан. — А поучему ты спрашиваешь?

Мой вопрос явно заинтересовал его.

— Потому что хочу отблагодарить тебя, — ответил я. — За ту сотню врагов, которую ты так отважно пронзил, помогая мне.

— Оутблагоудоурить? Как оутблагоударить, челоувчек?

Я смотрел прямо в глаза морфана. Боли в них становилось всё меньше, а вот любопытства, наоборот, всё больше.

— Советом, — без тени иронии произнёс я. — Советом, который убережёт тебя от ошибки. На панцире Усача не так много места, а ты собираешься потратить его на то, что почти ничего не стоит. Знаешь, что это значит?

— Нет, челоувечек, — Дру-уг покачал головой. Он слушал меня очень внимательно.

— Это значит, — продолжил я, — что, когда мы найдём по-настоящему ценную добычу, нам будет некуда её класть. А это случится очень и очень скоро.

Глаза Дру-уга жадно заблестели. Только одно могло примирить его с необходимостью отказаться от добычи — перспектива получить в будущем ещё больше.

— Ты прав, челоувечек! — выдохнул он. — Ноу тоугда нам нужноу поутоуроупиться, поука ктоу-нибудь другой не забрал нашу доубычу!

Дру-уг быстро поднял с земли крохотный мешочек — видимо, с деньгами — а затем заметался из стороны в сторону, выискивая наиболее ценные образцы вооружения.

Большой и Лэйла переглянулись. По губам девушки скользнула издевательская усмешка, а коротышка лишь покачал головой. Даже Усач, казалось, тяжело вздохнул — одни-в-один как взрослый человек, которому на попечение достался глуповатый, но чрезвычайно активный ребёнок.

Спустя несколько минут морфан был полностью готов. Он стоял, зажав подмышками с десяток прямых мечей средней длины и столько же коротких копий. Ни солнце, ни ветер, ни шум листвы его больше не беспокоили…

Дорога до «Наречья» не заняла много времени. Как только мы отошли подальше от Гиблого леса, я почти сразу узнал местность, определил нужное направление, а уже через два часа в прямой видимости оказались первые деревенские постройки.

Можно было бы добраться и быстрее, если бы не Усач. Гигантский краб частенько не мог протиснуться между деревьев, поэтому приходилось искать обходные пути. Впрочем, жаловаться глупо — за время неспешной прогулки я окончательно составил в голове план дальнейших действий… И для того, чтобы начать его реализацию, требовалось добраться до города.

Это было весьма опасно, поскольку именно там, скорее всего, находился мой новый «приятель» — человек без лица. Однако отдыхать на природе тоже не вариант — вряд ли получится что-то сделать, сидя между ёлками.

— Большой со мной, — скомандовал я. — Остальные — на месте.

Я наблюдал за деревней уже четверть часа и не находил признаков чужого присутствия. День близился к полудню, «Наречье» жило своей обычной жизнью, а со стороны лагеря ветеранов доносились привычные звуки — визг пилы и стук молотков.

Однако это ничего не значило — расслабляться нельзя. Как и соваться внутрь без прикрытия…

Услышав мои слова, Усач, здорово уставший за время нашего короткого похода, плюхнулся на брюхо, поджав ноги. Коттар тут же спрыгнул с его панциря и, грациозно потянувшись, ловко забрался на ближайшее дерево.

— Привал! — радостно сообщила Лэйла. Усевшись на траву, она вытащила из перемётной сумки остатки сушёного мяса и принялась с невозмутимым видом работать челюстями.

Лишь Дру-уг изъявил робкое желание пойти со мной, но, когда я отрицательно покачал головой, он тоже растянулся в теньке рядом с Усачом и закрыл глаза. Ничего удивительного в этом не было. Нахождение на поверхности с непривычки изрядно вымотало подземных обитателей.

— Следи за зверем, — сказал я морфану. — За зверем и за всеми остальными тоже.

Лэйла фыркнула, Усач обиженно щёлкнул клешнёй, а коттар лишь зевнул во всю пасть.

— Никто из местных не должен пострадать, — продолжил я. — Ты меня понял?

— Поунял, челоувечек, — устало ответил Дру-уг.

— Если что-то случится, спрос будет с тебя, — предупредил я, прицепив к поясу один из трофейных мечей.

Мечник из меня, конечно, тот ещё, однако тащить с собой трёхметровый трезубец было как-то не с руки.

— Хоуроушоу, челоувечек, — морфан тяжело вздохнул, но всё-таки сел и открыл глаза.

Так-то лучше.

Я кивнул Большому — он забросил арбалет на плечо, и мы не спеша выдвинулись в направлении деревни.

Мелкие насекомые устраивали вокруг нас хороводы. Ноги утопали в высокой траве, цветочные ароматы кружили голову, а тёплые, солнечные лучи припекали затылок. Природа буквально дышала жизнью и умиротворением.

— А хорошо здесь, милостивый государь, — с какой-то растерянностью в голосе произнёс Большой. — Я уж и забыл, каково это — просто идти одному и наслаждаться видами…

— Ты не один, — с усмешкой возразил я, хотя прекрасно понял, о чём говорит коротышка. — И ты не на прогулке… Поэтому про местные красоты лучше пока забыть.

— Боишься, что селяне будут тебе не рады? — хмыкнул Большой.

— Боюсь, что там нас ждёт кто-нибудь пострашнее селян, — серьёзно ответил я, а затем отрывисто и чётко проинструктировал своего единственного бойца: — Двигайся в обход деревни и следи за мной — я буду по возможности держаться на виду. Прикрывай меня, но к домам не суйся — там тебя будет слишком легко зажать.

— А если начнётся что-то плохое, милостивый государь? — деловито спросил Большой. Судя по тону, от его былой расслабленности не осталось и следа.

— Если сброшу накидку, — я хлопнул ладонью по тёмной, блестящей ткани, — стреляй по тому, кого посчитаешь самым опасным.

Большой коротко кивнул.

— Если достану меч, — я коснулся торчащей из ножен рукояти, — тогда сам в бой не лезь и беги за остальными.

— А если тебя убьют? — спокойно спросил Большой.

— Тогда считай меня коммунистом, — без тени улыбки ответил я.

— Кем? — удивился коротышка.

— Неважно, — усмехнулся я, а затем, секунду подумав, добавил: — Если меня убьют… Если меня убьют, то делай что хочешь.

Большой снова кивнул. Похоже, мой ответ его полностью удовлетворил.

Оставшиеся до первых домов полсотни метров я преодолел в гордом одиночестве. Вблизи деревня выглядела так же спокойной, как и издалека.

Я быстро шёл по самой широкой и, по сути, единственной настоящей улице «Наречья». Шёл, не встречая никого — ни людей, ни животных. Взгляд выискивал опасность, но не находил её.

Неужели хотя бы раз в жизни всё пройдёт тихо, гладко и спокойно?

Солнце с каждой секундой припекало всё сильнее. Если бы не блестящая накидка, отражавшая его лучи, то на раскалённой кольчуге можно было бы, наверное, пожарить яичницу.

Ноги несли меня вперёд, и уже через несколько минут я увидел нужный дом. Сам Дарен наверняка в кузнице, но сестрички должны быть на месте… Я подошёл к калитке и дёрнул за кольцо. Заперто.

Шуметь лишний раз не хотелось, поэтому я легко перемахнул через невысокую оградку, взбежал на крыльцо и тихонько постучал в дверь.

— Я тебе что говорил, сосунок??? — из-за двери почти сразу раздался громогласный голос Дарена. Он не только был дома, но и почему-то сидел прямо у входа. — Ещё раз придёшь — все зубья молотом повыбиваю, а потом обратно в челюсть заколочу!!! Думаешь, всех запугал⁇ Нет!! Я тебя не боюсь!

Доски жалобно заскрипели под тяжёлыми шагами разъярённого мужика. Через мгновение дверь распахнулась настежь, явив моему взору раскрасневшуюся от гнева физиономию Дарена. Он тяжело дышал, сжимая в ладони короткую рукоять большого кузнечного молота.

Что же, похоже, закончить дело тихо, гладко и спокойно всё-таки не выйдет…

Загрузка...