Фаворит смерти 2

Глава 11

Я схватил бумажку, перечитал ее. Это было решение суда, подписанное судьей Керн, той самой Горгоной, о которой говорил Эммануил Рудольфович. Общий витиеватый, наполненный канцеляризмами смысл текста сводился к одному — Вяземского Максима Петровича, на основании всех представленных исчерпывающих доказательств, признать недееспособным, опасным для общества, с дальнейшей изоляцией в спец учреждении закрытого типа.

— Но ведь… суд только в субботу! — только и смог выдохнуть я.

— Решил вопрос по ускоренной процедуре! — улыбнулся Александр. — Так что ты теперь не глава рода.

— Читай внимательно решение, урод! — я швырнул бумажку в лицо брату. — «Вступление в законную силу решения суда через три рабочих дня с даты регистрации»!

— Это всего лишь формальности! — усмехнулся тот, поглаживая себя по животу.

Ха! Три дня — это срок, за который я смог спасти свою жизнь. И тут что-нибудь придумаю.

— Не надо цепляться за место — оно по праву принадлежит мне! — произнес Александр, переменившись в лице.

— Если я отдам тебе его — ты уничтожишь весь род Вяземских. Тебе это быстро удастся сделать хватит, по ускоренной процедуре!

— Уничтожу? — удивился старший брат. — Укреплю!

— Какой ценой?

— Это не так важно. Цель оправдывает средства. Для начала избавлюсь от грязной крови — от тебя, Максим.

— Избавишься? Убьешь что ли?

— Нет, засажу в психушку. Уже засадил! Приговор суда есть, осталось только его выполнить. Ты не нужен Вяземским. Дарованный — и что с того? Как-то справлялись без этого раньше — справимся и сейчас.

Александр посмотрел на меня как на плесень, пошел к себе в комнату.

Я стоял неподвижно. Бить в стены от злости было бессмысленно — только руку отобьешь. Тогда что делать? Кричать от бессилия?

Я двинул к холодильнику, остановился на полпути.

Вот ведь…

На язык наворачивались одни ругательства. Ведь еще раньше подсуетился, и субботы ждать не стал.

Да как же так то?! Что теперь делать?! Неужели все? Смог выпутаться из такой непростой ситуации с Бартыновым, а вот психушки не избежать?

Меня охватило отчаяние. Я застыл на месте, не зная куда идти.

Звякнул телефон, заставляя меня вздрогнуть.

Я не сразу понял что это — так был погружен в свои невесёлые думы. Потом все же сообразил, что это в руке словно огромный шмель тренькает сотовый.

— Добрый вечер! — произнес незнакомый голос с сильным акцентом, растягивая окончания слов. — Это Вроцлав Вуйчик, вы мне звонили.

— Да, — ответил я, собираясь с мыслями — после новостей от Александра это сделать было весьма проблематично. — Я от господина Бартынова.

— Ах, да! Он мне звонил, предупредил. Не переживайте, я помогу вам. Что у вас случилось?

Я коротко обрисовал ситуацию, не забыв рассказать и о последней новости.

— Хм… — только и смог на это ответить Вроцлав. — Ситуация понятна, но затрудняется тем, что решение суда уже имеется.

— И ничего нельзя сделать?

— Почему нельзя? Я такого не говорил. Напротив, пока можно. Это же суд первой инстанции. Но чтобы что-то решать нужно время. А его нет, как я понимаю.

— Только три дня.

— Три дня? — Вроцлав усмехнулся. — Это что еще за отложенное наказание? Сразу видно что Керн работала, ее подчерк. Суд должен был пройти, получается, в субботу?

— Верно.

— Поэтому отсюда и три дня эти получились. Но этого не достаточно.

— Сколько же времени нужно?

— Недели три-четыре, не меньше. Нужно изучить материалы, подготовить обжалование, договориться с нужными людьми.

— Три недели?!

— Ну да.

— Столько времени у меня нет.

— Мне надо подумать, — произнес Вроцлав. — Я вам перезвоню.

И не успел я ему что-то ответить, как адвокат положил трубку, оставляя меня в полной растерянности.

Надо отдать должное Вроцлаву, перезвонил он довольно скоро. Голос его был звонок и настраивал на оптимистичный лад.

— Максим Петрович, есть одна мысль.

— Какая?

— Вы знаете что такое военный иммунитет?

— Что-то связанное со здоровьем солдат? — растеряно предположил я, чем рассмешил Вроцлава.

— Это такая законодательная норма, — ответил он, когда перестал смеяться. — При которой определенной группе военных предоставляется частичный иммунитет от судебного или уголовного преследования, а также арестов, задержаний, обысков, любых иных принудительных мер, которые могли бы быть применены к обычному гражданину.

— Я не знал о таком. Но как это относится ко мне? Ведь я же…

И тут до меня начало доходить.

— Вы что, хотите чтобы я…

— Верно. Стали военным! — закончил мысль Вроцлав. — Это единственный шанс сейчас оттянуть время.

— Но я ведь не…

— Это не важно. Позвоним господину Бартынову, он обо всем договорится. Оформим быстренько вам унтер-офицерское звание, какого-нибудь, скажем, фельдфебеля — именно с них и идет военный иммунитет. Обычные суды на него уже не действуют. Оформим вам командировку. Отсидитесь в штабе месяцок — пока мы решаем вопросы. А потом обратно, к себе в родовое поместье.

— А разве такое возможно?

— Если бы не было возможно, я не предлагал. Максим Петрович, поймите, три дня — это очень сжатые сроки. Мы ничего не сможем сделать — ни ходатайство подать, ни жалобу, ни что-то другое. На то и был расчет у госпожи судьи Керн. Сразу видно что схема наработанная. Так что это единственный вариант.

— А как же прорыв первого круга? — спросил я, вспоминая последние сводки новостей.

Военный с меня никакой, а погибнуть при первом же артобстреле не хотелось.

— Не переживайте, вас на передовую не отправят — тоже об этом похлопочем вместе с господином Бартыновым. Ну так что скажете?

Я задумался. Через минуту ответил:

— А что мне еще остается делать? Я согласен.

Вроцлав слукавил. Быстро оформить все не получилось. Сначала пришлось долго объяснять всю ситуацию Бартынову. Тот охал, часто прерывал наш рассказ требованием у слуги минералки.

Когда, наконец, смысл сказанного до него дошел, он начал звонить своим знакомым и просить оформить нужные документы.

Одной бумажкой, как я наивно думал, не обошлось. Поставить на учет, дать на лапу, оформить военную карточку, вновь дать на лапу, заполнить формуляр, дать трижды на лапу. Каждое движение сопровождалось взяткой, которые, естественно, шли из моего кармана.

Мы нарушали закон и мне было за это жутко стыдно.

— А отправлять тебя в психдиспансер закрытого типа при помощи продажного судьи — это тебя не смущает? — справедливо заметил Вроцлав когда мы сидели возле очередного кабинета в ожидании нужных людей.

Я пожал плечами. Конечно можно было мучиться угрызениями совести, лежа в смирительной рубашке. Но я предпочел все же другое. Так что нужно засунуть все свои угрызения совести куда подальше.

— К тому же мы не косим от армии, как многие, — Вроцлав кивнул на переминающихся с ноги на ногу подростков со своими отцами, сжимающими в руках пачки денег, — а напротив, пытаемся туда попасть. Хоть месяц, но Родине послужишь. Только на рожон не лезь.

— А такая возможность представится? — в шутку спросил я.

Вроцлав, этот интеллигент в пятом поколении с утонченными чертами лица, выпучил глаза.

— Да я шучу! — поспешно добавил я.

— Мы оформляем тебя в штаб, отсидишься там. Никаких участий в боевых действиях или операциях, только работа в штабе.

Я сморщился.

— Хотелось бы и пострелять, — вновь начал шутить я — нервозно таким образом давала о себе знать.

— Оружие тебе конечно выдадут, — наморщил нос Вроцлав. — Да и в подчинении будет с десяток солдат…

— Что?! Солдаты в подчинении?

— А ты как хотел? Обычным солдатам поблажки не положены, неприкосновенность распространяется только на унтер-офицерские чины, а у чинов есть подчиненные. Поэтому будешь командовать людьми.

— Мне бы просто переждать время, пока документы по суду будут подготовлены, — кисло заметил я.

— Не переживай, все будет нормально.

Наконец всё было законченно и меня оформили в пятый гарнизон фельдфебелем.

Толстый штабной, сидящий в военкомате, шмыгая мясистым носом, кратко объяснил суть моей предстоящей службы.

— Сидишь и не высовываешься. О нашей сделке — ни слова!

Я поспешно закивал.

— А теперь, не теряя времени, езжай на сборочный пункт, — сказал Вроцлав, когда все процедуры были завершены и мне выдали необходимые документы.

— Прямо сейчас?! А попрощаться…

— Уже завтра приговор суда вступит в правовую силу, за это время нужно подготовить все документы для направления в суд касательно отсрочки приговора. А для этого необходимо получит уведомление о твоем прибытии. Чем быстрее ты его получишь, тем скорее я начну заниматься твоим делом. Так что, Максим, с прощанием давай потом, письмо напишешь, или украдкой по видеозвонку увидишься со всеми, кого хотел увидеть.

— Хорошо, — вяло ответил я.

Вся эта авантюра меня смущала, но иного способа спастись не было. Чуяло сердце — просто месяц отсидеться не получится, опять в какую-нибудь историю вляпаюсь.

Нианзу заботливо и заблаговременно приготовил мне все необходимые вещи на первое время и потому причин возвращаться домой у меня не было. Хотя с Анфисой свидеться хотелось.

— Не переживай, — успокоил меня Вроцлав. — Через месяц вернешься. Даже соскучиться не успеешь!

— А управление домом в мое отсутствие? Кто его будет осуществлять?

— Ты это можешь делать и дистанционно. Я имею ввиду, что Александр в твое отсутствие не сможет что-то переоформить или узаконить. Тут даже у Горгоны полномочия заканчиваются. Просто охране скажи чтобы следили за замками — а то братец твой сменит их, забаррикадируется и будет сидеть там. Был у меня такой в практике такой случай — так его потом три дня вытащить не могли, оборону держал.

«Если будет хоть одна, даже самая маленькая, угроза со стороны Александра, то я его незамедлительно убью!» — подумал я и вдруг ужаснулся собственным мыслям.

Неужели это подумал я? Словно кто-то чужой произнес это в моей голове.

Я оглянулся и не удивился — Смерть стояла напротив, облокотившись на фонарный столб и ухмыляясь.

«Война — чую запах тел, тлена, крови!» — произнесла она, делая вид, что нюхает какое-то изысканное блюдо.

Я отвернулся.

— Все, пора, — произнес Вроцлав, пожав мне ладонь.

Я попрощался с адвокатом и направился на сборочный пункт. Он находился на другой окраине города и водитель довез меня туда только через час — большие пробки давали о себе знать.

Серое неприметное здание можно было и вовсе не заметить, если бы не столпившиеся около входа люди. Их было много и все они были разного возраста. Совсем молодые держались особняком, кто постарше разделился на мелкие группки по три-пять человек. Совсем взрослые ходили гордыми одиночками.

Многие курили, то и дело кто-то хлебал с бутылки, передавая ее другим. Громко и как-то нервно смеялись, матерились.

Я вышел из машины и взгляды тут же устремились на меня.

Только теперь я понял, что нужно было выйти чуть пораньше, не подъезжая на дорогой машине к самому входу.

— Знать приехала! — шепнул кто-то из толпы.

Раздался отчетливый звук плевка.

— Аристократия! — кивнул второй.

— И чего тут потерял?

— В армию здесь записываются? — намерено громко спросил я, игнорируя вопросы и едкие замечания.

— Что, барин, добровольцем решили пойти? — из толпы вышел коротыш, метра полтора ростом, пухленький, с румяными щеками.

— Решил, — кивнул я.

— Уже не знают чем занять себя! — презрительно фыркнул из толпы тот, кто плевался. — Обычные забавы уже надоели?

— Кому-то что-то не нравится? — спросил я, выглядывая задиру из столпившихся.

— Не нравится! — дерзко ответил тот и вышел вперед.

На вид ему было лет тридцать. Рослый, жилистый, руки в мозолях, было видно сразу — парень из рабочей семьи.

— Да чего ты на ребенка гонишь? — спросил пухляш, мерзко хихикая. — Он же совсем еще…

Договорить он не успел — я подскочил к нему и одним ударом опрокинул на землю. Тот плюхнулся и даже не сразу понял что произошло — так и лежал некоторое время, глупо уставившись в небо. Потом, когда толпа заржала, начал кряхтеть, ругаться.

— Да я тебя!.. Да ты у меня!..

Пухляш попытался подняться и напасть на меня с кулаками, но второй, жилистый, остановил его.

— Погодь. Я сам с парнишкой поговорю.

— Проблемы мне не нужны, — ответил я, глядя на медленно двигающегося в мою сторону парня. — Думаю, как и вам. Но себя в обиду давать не позволю.

— Да что ты знаешь о проблемах, кровь голубая? Пальчик ударил — для тебя это уже проблема. Задницу не туалетной бумагой вытереть, а газетой — вселенская беда.

Народ дружно заржал.

— Ты лучше сиди в своем замке, и не суйся сюда, — сквозь зубы процедил он.

— Сам разберусь куда мне соваться, а куда нет.

— Дерзкий какой! А если так?

Парень рванул вперед. Я ожидал от него простого удара, за что и поплатился. Парень обладал даром, да не каким-нибудь, а телекинезом. Меня подбросило, невидимая сила подхватила прямо в воздухе и со всей мощи швырнула в стену сборочного пункта. Только чудом я не врезался в окно.

— Так ему, буржую! — крикнул одобрительно кто-то.

— Ишь, сам сопля зеленая, а уже права качает! Наподдай ему еще разок!

Я с трудом поднялся, вытер с разбитой губы кровь.

И контратаковал.

Мой выпад был подобным — я хотел ответить противнику тем же, что и он мне. Треугольник магического заклятия, пущенный словно стрела, врезался в парня и опрокинул на спину.

Толпа мгновенно стихла.

— Ах ты сученыш! — зашипел противник, подскакивая на ноги.

Я видел какая мощь была в его руках и пальцах — именно ими он создавал, пусть и больше интуитивно, не соблюдая некоторых важных законов построения конструкта, магические удары.

И я понял, что этого удара мне не пережить. Слишком неотёсанно магия, слишком причудливые конструкты, слишком специфичный механизм усиления. Чтобы ликвидировать такое заклятие, нужно долго и скрупулезно подбирать индивидуальный блок. А на это нет времени. Тут только срочно создавать щит или покрывало, которые погасят атаку.

— Шталин! — раздался резкий выкрик.

Голос был громким, командным, от которого толпа сразу же собралась, втянула животы, замерла.

— Ты опять дуришь?

Из толпы вышел военный, судя по погонам майор. Черные усы, лицо обветренное, грубое, будто вырубленное из камня.

— Чего сразу дурю, товарищ Иван Константинович? Я же просто, беседую.

— Ты три раза не принимался на поток, сейчас еле засунули тебя, по твое слезной просьбе, а ты тут беспорядки творишь, у всех на виду? Смотри мне, вмиг забракую тебя четвертый раз, будешь знать!

— Товарищ Иван Константинович!

— Да я шестьдесят лет Иван Константинович — и что с того? Думал билет получишь и сразу беспредельничать можно? Нет, в армию такие не нужны. В армии главное — порядок. А если нет порядка в голове- значит никудышный из тебя солдат получится. Не зря видимо тебя три раза браковали. Вот и четвертый тебе сейчас организую!

— Не надо меня браковать, я ведь просто…

— А это пусть парнишка вот этот скажет, — тот, кого назвали Иваном Константиновичем, подошел ко мне — шаг его был строевой, руки за спиной. Было видно, что майор всю свою жизнь провел в армии и даже ходить уже по другому не мог. — Тебя как зовут, сынок?

— Максим Петрович Вяземский, — представился я.

— Вяземский, хм… — Иван Константинович задумался. — Поясни-ка мне, старому, что тут произошло?

— Да мы просто беседовали! — жалобно пропищал парень.

— Ты мне тут дурочку не включать! — рявкнул майор, да так, что все невольно вздрогнули, а с веток деревьев сорвались в небо несколько птиц. — Магию, едрен-батон, творил! Да еще и во дворе военкомата, сборочного пункта! Что я, слепой, по твоему? Знаешь что за это бывает?

— Я не творил… — совсем уже поник парень.

— Что тут произошло? — уже спокойнее спросил меня майор. — Дрались? Магию этот идиот Шталин использовал?

— Нет, товарищ майор, не использовал. Мы просто беседовали, — ответил я.

Парень, до этого оставшись совсем поникший, с удивлением посмотрел на меня.

— Как это? — растерялся Иван Константинович. — Так ведь я же сам видел.

— Никак нет, товарищ майор, не использовал, — вновь выпалил я. — Мы просто беседовали.

— Хм… — задумчиво произнес Иван Константинович, с прищуром поглядывая на парня. — Ну что, Шталин, повезло тебе. Очень сильно повезло. И в армию наконец взяли тебя — после бесконечного твоего нытья и хождения по кабинетам, — и тюрьмы избежал ты, за то что магию делал.

— Не делал я, — почти шепотом ответил тот, опустив взгляд.

— Не делал он! — передразнил майор. — Хорошо, что ты в армию пошел. Может, мозгов немного прибавится. Но учти — еще один залет с твоей стороны я тебя живо на улицу! Ладно, отставить разброд. В очередь встали, на первый-второй рассчитались! Все первые идут в кабинет тридцать девять, все вторые — в кабинет сорок два.

Толпа, услышав приказ, живо организовалась в очередь, причем без шума и давки, не толкая друг друга.

Довольный собой, Иван Константинович пошел обратно в помещение.

— Думаешь, помог, значит благодарным тебе всю оставшуюся жизнь будут? — сквозь зубы произнес парень. — Не дождешься! Будет случай — еще свидимся, и тогда пощады от меня не жди. Прибью тебя, буржуй, и пикнуть не успеешь. В канаве тебя оставлю и буду говорить всем, что сам упал.

И встал в очередь.

Я ничего не ответил, тоже пошел занимать свое место.

После долго и нудного пересчета всех поступивших, нас погрузили в грузовики и повезли к железнодорожной станции. Там уже стояла комиссия из нескольких военных, которая ловко рассортировывала новобранцев по вагонам.

В толпе тут и там слышались рассказы о передовой — о том, что противник прорвал первый круг, о том, что якобы уже вовсю наседает на второй, о том, что Российская Империя несет небывалые потери. Во всех этих разговорах слышалась нервозность — четкой информации, что же творилось там на самом деле не было ни у кого.

Как я понял из разговоров практически всех новобранцев призвали в связи с поступившей угрозой. И только единицы отвечали что вызвали служить добровольцами. В основном это были парни из очень бедных семей — это было понятно по их одежде и манерам.

Толпа была разношерстной и на меня уже смотрели не с таким любопытством — хватало других, на кого глазеть было интересней. Парень с длинными дредами и цветастой одежде что-то втолковывал мордатому хорунжему о том, что он против любого проявления войны и ни за что не возьмет в руки оружия. Мордаты хорунжий на это кивал головой и что-то быстро записывал. Потом, когда парень с дредами иссяк в своем красноречии, коротко кивнул — «этого на передовую!».

Были и неформалы — волосатые и с ирокезами, крашенные в зеленый и лысые. Эти держались особняком, на все реагировали скупо, без особого интереса, лишь много пили дешевого вина, курили и что-то нестройно иногда запевали.

Были худые и толстые, высокие и низкие, злые, как волчата, и напуганные до полусмерти как слепые щенки.

Я смотрел на всех их и понимал, что уже совсем скоро им, как и мне, придется столкнуться с войной. И от этого становилось страшновато.

Наконец дошла очередь и до нашей партии. Нас, привезенных на нескольких грузовиках, начали размещать в последние вагоны поезда, который должен был вот-вот отойти от перрона.

— Быстрее! Быстрее! — торопил майор, подгоняя нас и запихивая в вагон как сельдь в бочку. — Шевелите задницами! Ну, чего плететесь как сонные? Каши не ели что ли? Я вам сейчас всем по порции выдам — на всю жизнь запомните!

Внутри вагона было душно и пахло как в конюшне.

Едва я вошел внутрь, как это запах — спертый, кислый, козлиный, — ударил в нос и меня едва не вывернуло. Мало того в вагоне еще и курили, причем, как мне показалось, все и сразу. Дым стоял столбом, окончательно выжигая остатки кислорода.

И словно и этого было мало, вагон был полностью забит. Нижние сиденья заняты — на них умещалось по семь-восемь человек, на верхних, свесив ноги, сидело еще по трое-четверо. На третьих полках, куда должны были складывать багаж, выглядывало еще по несколько пар глаз. Там, на самом верху, от поднимавшегося табачного дыма и жары, размещались самые отчаянные. В основном это были неформалы. Кто-то из них уже был в отключке и натужно блевал, безжизненно свесив голову и орошая всех винным содержимым своего желудка.

Протискиваясь сквозь плотную толпу стоящих, я прошел почти до самого туалета и понял, что сесть не удастся. Поэтому выбрав относительно свободный уголок, я разместился там, стараясь угадать кто лежит на третьей полке и не прилетит ли в пути струя блевотины.

Как оказалось на верху сидели узбеки, ели какие-то сушенные белые шарики, называемые куртом и угощали им всех. Мне тоже предложили, я отказался. Однако узбеки наставили и я вскоре согласился. Курт оказался кислым, но вполне себе приятным и необычным на вкус. Из скудного объяснения одного из сидевших, я понял, что делалось это угощение из соленного кобыльего творога, который нужно было по какой-то особой технологии засушить.

Постепенно разговорились.

Узбекские парни — Шавкат, Тахир и Тоджихон, — рассказывали мне про то, что поехали воевать ради денег, которые им обещал выплатить какой-то штабс-капитан Гыженко и которые они потратят на новый дом для матери.

Я лишь пожимал плечами, говоря, что мне никаких денег никто не обещал, да и штабс-капитана Гыженко я тоже не знал.

Парни сникли и долго молчали. Кажется, они только сейчас начали понимать, что их обманули.

Я тоже молчал, слушая как колеса поезда набирают скорость и размеренно стучат. Где-то в начале вагона затеялась потасовка, которая, впрочем, быстро стихла.

От монотонности и духоты я начал дремать, проваливаясь в какой-то оцепенение, которое только помогало, отодвигая на второй план духоту и вонь, унося мыслями прочь из этого ада.

— Ну что, сопля зеленая, — внезапно произнес уже знакомый голос, вырывая меня из глубоких раздумий.

Я вздрогнул, открыл глаза.

Ко мне, расталкивая стоящих локтями, вышел жилистый парень — кажется, его звали Шталин. Тот самый, с кем мы подрались возле сборочного пункта и который обещал меня убить при первом удобном случае.

Кажется, случай подвернулся.

Идущий широко улыбался, обнажая лошадиные зубы.

— Значит вместе получается поедем, в одном вагончике. Только вот не всем удастся доехать до конечной точки нашел путешествия.

Улыбка на лице Шталина резко исчезла, между пальцев проскочила искра — противник уже создавал магический конструкт.

— Тебя не найдут, — могильным голосом произнес он. — А я скажу, что ты спрыгнул с поезда — испугался военной службы и дезертировал. Прощайся с жизнью, сопляк!