Глава 3


— Какого беса?! Я тебя спрашиваю — какого беса?!

Это отец шипел мне в самое лицо.

— Какого беса ты там устроил?! Отвечай!

Мы сидели в отдельной комнате, одни — об этом попросил Вяземский, отстегнув полицейскому приличную сумму. Я — на стуле, за столом, отец — ходил взад-вперед, словно тигр в клетке.

— Я нашел убийцу Бартынова! — ответил я.

— Кого ты, мать твою, нашел?! — закричал Вяземский. — Тебя одного задержали. Ты таких бед наворотил! За век не расхлебаем!

— Он сбежал… — понуро ответил я. — Я почти поймал этого урода!

— Да какого…

Вяземский вдруг схватился за сердце, сморщился.

— Все нормально?

Тот лишь отмахнулся. Некоторое время мы стояли молча — отец держась за сердце, я глядя на него и не зная как помочь.

Потом, когда боль немного отошла, Вяземский немного успокоился, сел на стул.

— Почти поймал? — с усмешкой спросил он.

— Да!

— Машина там и вправду была чужая, — произнес задумчиво он. — Черный «боров».

— Он гнался за нами. Кстати, с нашим водителем все в порядке?

— Вопросы тут задавать буду я! — стукнув кулаком по столу, жестко ответил Вяземский. — Пока есть время и сюда едет наш семейный адвокат, расскажи все, что произошло там, на дороге. Подробно. Будем думать как выпутать тебя из этой истории.

Мне не оставалось ничего, как все рассказать. Отец слушал молча, хмуря брови. Потом, когда рассказ был окончен, подытожил:

— Мы в заднице!

Это было лаконично, ёмко, объясняя всю суть сложившейся ситуации.

— А подробнее можно? — спросил я, не желая мириться с таким коротким приговором.

— Ты творил боевую магию на улицах города — что еще подробно тут можно сказать? Это нарушение Уголовного — не административного, а Уголовного, — кодекса! За это статья отдельная есть. Знаешь сколько тебе светит? До трех лет!

— Три года?! — удивился я. — Но мне же только пятнадцать лет! Уголовная ответственность возникает только… — я прикусил язык. Позабыл где нахожусь. Осторожно спросил: — Разве можно сажать пятнадцатилетних?

Вяземский глянул на меня так, будто видел в первый раз. Тихо ответил:

— Вообще-то сажают с десяти.

Я аж поперхнулся.

— Охренеть!

Вяземский вдруг пристально посмотрел на меня.

— Слушай, или ты таким образом хотел от Бартынова в тюрьме сбежать? Натворить каких-нибудь дел, сесть в тюрьму и выжидать? — и рассмеялся. — Это конечно глупейший план! У него везде свои люди есть, даже в тюрьме. Прежде чем такое проворачивать, надо было хотя бы у меня совета спросить!

— Не хотел я от него сбегать! — раздраженно ответил я. — Говорю же — искал истинного убийцу Никиты. Исполнителя почти удалось поймать. Это Кондор.

— Эх, загадочный Кондор, — вздохнул устало Вяземский. — Ладно, не переживай, адвокат скоро уже будет, — отец глянул на часы, — тогда и разберёмся как дальше будем поступать.

Адвокат пришел минуты через три. Это был пожилой уже мужичок в нелепых круглых очках, с таким же нелепым круглым лицом и белоснежной улыбкой от уха до уха. Он вошел и вместе с собой принес в комнату какой-то свой запах — дорогого парфюма, крепких сигарет и болотной тины.

— Добрый день! — произнес он с едва уловимым акцентом. — Вижу, Вяземские вновь нуждаются в моей помощи.

— Нуждаемся, Эммануил Рудольфович, — кивнул отец. — Очень сильно нуждаемся.

Эммануил Рудольфович привычно прошел вглубь, протянул мне руку.

— Рад приветствовать вас, Максим Петрович. С последней нашей встречи вы еще были совсем маленьким. Ах, как быстро бегут годы!

Я пожал ему руку — она была мягкой и влажной, как щупальца осьминога.

— Но — ближе к делу, уважаемые. Вижу ваши нервные напряжённые лица и сам невольно начинаю нервничать. Что случилось? Рассказывайте.

Вяземский выразительно глянул на меня и мне пришлось вновь все пересказывать, на этот раз коротко, без подробностей про Агнету и труп в кафе.

Эммануил Рудольфович все то время, что я говорил, не переставал улыбаться, а по завершении рассказа воскликнул:

— Чудесно!

— Чего тут чудесного? — не понял я.

Эммануил Рудольфович не ответил на мой вопрос. Повернувшись к Вяземскому-старшему, сказал:

— Я уже поговорил со следователем и прокурором, — адвокат улыбнулся шире, хотя, казалось бы, куда еще шире? — Пришлось задействовать некоторые связи, но вы меня знаете. Я отрабатываю свои деньги полностью. Каждый коин.

Эммануил Рудольфович выразительно посмотрел на Вяземского.

— В общем, ситуация следующая, — адвокат хлопнул ладонью по папке. — У них есть записи с камер видеонаблюдения. На них господин Максим Вяземский применяет против неизвестного человека магию. Ракурсы удачные, видно все в деталях и подробностях и потому строить защиту на отрицании причастности не получится. Слабая стратегия.

Эммануил Рудольфович поправил съехавшие на нос очки.

— В нашу пользу играет то, что у незнакомца виден в руках пистолет и негодяй им пользуется. Стреляет. Это очень хорошо. Жаль, что не попадает в Максима — так вообще можно было бы переквалифицировать в потерпевшего. Плюс незнакомец тоже использует магию. Значит можно трактовать все случившееся как самооборону. Незнакомца не поймали — это тоже нам на руку играет. Он, едва услышал сирены полицейской машины, выбрался из созданной Максимом сети и удрал. Это тоже трактуем в свою пользу — мол, испугался представителей власти, покинул место, значит было чего боятся.

— И что же? — растеряно спросил отец. — Значит вопрос решаемый? Пустяковое, получается, дело.

Эммануил Рудольфович замялся, улыбка на мгновение поблекла.

— Не совсем. Использование боевой магии на оживленной городской улице все же немного портит нам картину. В общем, прокурор будет просить два года.

— Два года?! — закричал Вяземский.

— Успокойтесь. Я с легкостью скошу до шести месяцев, может быть даже до четырех, смотря кто будет судья. Сейчас мои люди работают в этом направлении, выясняют.

— У нас нет столько времени! — произнес Вяземский.

— Мягче не получится. Четыре месяца — это не много. Договоримся с обвинением. Через два месяца подадим на условно-досрочное, парня и выпустят. Два месяца — это не срок. Даже соскучится не успеет по дому!

— Эммануил Рудольфович… — голос Вяземского стал похож на раскаты грома. — Я вам деньги плачу не для того, чтобы вы нам сроки снижали.

— А для чего же? — удивился тот.

— А для того, чтобы мы вообще не попадали в тюрьму! Думайте, что предпринять. Немедленно думайте! У нас совсем нет времени.

— Обвинение очень серьезное…

— Не начинайте вы этих дежурных фраз. Выходите на следователя, на прокурора, на самого черта, на кого угодно! Предлагайте, мажьте медом, договаривайтесь.

— Да тише вы! — зашипел Эммануил Рудольфович. — Не в этом же помещении о таких вещах говорить!

— Вот именно! Говорить хватит! Пора действовать!

— Отец, не горячись, — попытался я успокоить его.

Но Вяземский не слушал. Он вновь встал и принялся ходить из угла в угол.

— У вас водитель был? — спросил вдруг Эммануил Рудольфович.

— Да, — кивнул я. — Он убежал, когда началась стрельба.

— Замечательно! — Вновь улыбнулся своей искусственной улыбкой адвокат. — Можно на него все свалить. Сказать, что вы тут абсолютно ни при чем. Как вам такой вариант?

— Что?! — воскликнул я. — Нет! Я не буду наговаривать на ни в чем неповинного человека!

Эммануил Рудольфович глянул на Вяземского. Тот покачал головой.

— Эх, благородный вы человек, Максим Петрович! — вздохнул адвокат. — Ладно, тогда вам необходимо будет придерживаться показаний по этому делу с позиции защищающегося. Мол, ехали в машине, никого не трогали. Тут этот, лихач. Обогнал, начал некорректно себя вести, дерзить, огрызаться, нападать, в конце концов! Потом и вовсе ударил в бок автомобилем. А потом нападение. Будут спрашивать, говорите, что не знаете его. Может, быть псих какой-то, мало ли их таких сейчас ходит на воле? Магией пользовались, признаете и раскаиваетесь, но только в целях самообороны, так как вашей жизни угрожала явная опасность. Понятно?

— Понятно, — понуро ответил я.

— Вот и хорошо! Мои люди сейчас работают, не переживайте. Вытащим вас отсюда.

— И как можно раньше! — добавил Вяземский, обращаясь к адвокату.

— Конечно! — улыбнулся Эммануил Рудольфович.

Замок на двери противно скрипнул, в комнату вошел полицейский.

— Время вышло!

— Все, Максим, нам пора идти, — произнес отец и подошел ко мне.

Неуклюже приобнял.

— Не расстраивайся, все будет нормально, обещаю тебе.

— Отец, попытайся узнать про Кондора, — сказал я. — На камерах видеонаблюдения должно быть его лицо. Это точно он, убийца!

— Хорошо, — шепнул отец. — Дам задание своим парням, они выяснят.

— Время! — настойчиво повторил полицейский.

— Уже уходим! — ответил ему Эммануил Рудольфович. — Максим Петрович, держитесь!

Они вышли из комнаты, оставив меня одного. А вскоре пришли и за мной. Надели за спину наручники, повели в одиночную камеру.

Четыре бетонные стены, деревянные нары, дырка в полу вместо туалета, малюсенькое зарешеченное окошечко под самым потолком. М-да, это тебе не в фамильном доме блуждать в сотне комнат.

В камере было темно, но даже эта темнота была какой-то грязной, словно поручни в старом общественном автобусе. Нары отполированы задницами сидельцев до жирного блеска, стены исписаны такой отборной руганью, что кровоточат глаза. Ну и местечко!

Вскоре принесли еду — алюминиевую побитую тарелку с какой-то бурой жижей и кусок черного как гудрон хлеба. Охранник что-то буркнул, поставил еду на пол. Рядом поставил кружку с водой. Вышел. Аппетита не было.

Если принесли еду, значит держать тут будут как минимум сутки. Вот ведь гадство!

Я вздохнул, сел на край нар. Огляделся.

На стены были наложены какие-то заклятия — трудно было их прочитать из слишком большого наслоения. Но вскоре стало понятно — они защищают от сотворения заключенным магии. Блокирующие конструкты. Весьма старые, но проверенные временем.

«Наверняка еще и камеры наблюдения есть», — хмуро подумал я, оглядывая все углы.

«Есть», — ответил тот, кого я не хотел видеть.

Черная тень возникла в дальнем углу. Все тот же балахон монаха и красные, горящие яростью глаза.

«Тогда зачем визуализируешься?» — резонно спросил я, поглядывая на Смерть.

«Меня можешь видеть только ты».

«Чего тебе надо?» — я устало подпер голову руками. Тело от стычки с Кондором болело, хотелось лечь в горячую ванну и там уснуть, отмахнувшись от всего, что навалилось.

«Не слишком ты приветлив для того, чью жизнь я спас».

«Спас?!»

«Ну да, ведь ты воспользовался моей силой».

«Эту силу я получил в обмен на свою душу! И то, благодаря тому, что выбора на тот момент у меня не было».

«Выбор был».

«Какой? Умереть или… что?» — злобно рассмеялся я.

Смерть не ответила.

«Тем не менее моя сила спасла тебя — тогда, в пещере, когда была Дикая Охота. И сегодня, когда ты бился с Терракотовым Адептом».

«С кем?»

Смерть вновь не ответила.

«Кто такой этот Терракотовый Адепт? — спросил я. — О чем ты говоришь?»

«Разве ты сам не знаешь?» — Смерть в открытую надо мной издевалась.

«Не хочешь разговаривать — тогда проваливай отсюда. И без тебя тошно!»

«Ладно, чего ты сразу обижаешься?»

Смерть проплыла по камере, уселась рядом со мной на нары. Я почувствовал, как от нее повеяло ледяным холодом.

«Терракотовый Адепт — это ранг ученика одной из азиатских школ. Этот парень, что бился с тобой, достаточно сильный воин. Он — профессиональный убийца. В Средней Азии умеют взращивать профессионалов такого рода».

«Терракотовый Адепт…» — задумчиво произнес я.

«Что тебе еще о нем известно?»

«Послушай, я всего лишь Смерть, а не ясновидящий, чтобы знать о людях все!» — Смерть хрипло рассмеялась.

«Но ведь ты же знаешь, что он принадлежит к рангу „Терракотовый Адепт“! Может быть и еще что-то…»

«Это мог бы определить и ты сам — если продолжишь ходить в школу и прилежно учиться. Как говорят в вашем мире? Ученье — свет, а не ученье — тьма?»

Смерть вдруг исчезла и появилась прямо передо мной. Ее красные зыркала смотрели прямо на меня.

«Но тьма гораздо лучше света».

«Вот и отправляйся туда!»

Смерть зычно рассмеялась.

И исчезла, оставляя меня одного. Я посмотрел на то место, где она только что стояла. Эхо ее смеха прогромыхало в ушах.

«Ушла? Вот и правильно. Будем считать что наступило бессмертие», — буркнул устало я.

Вновь раздался раскатистый смех.

Потом из стены высунулся призрачный силуэт Смерти.

«Шутник! Запомни, я везде, повсюду, за спиной каждого человека или живого создания».

«Помоги мне выбраться отсюда», — вдруг попросил я.

Да, это было нарушение закона, за которое я мог сесть — насколько? на три года? пять? семь? — надолго. Все-таки побег из тюрьмы — это не шутки.

Но с другой стороны, что мне оставалось делать? Ждать тут когда улыбчивый адвокат сможет что-то предпринять? А если не получится? Отец сказал, что у Бартынова даже здесь есть свои люди и я ему верю. Пройдет три дня — считай уже два, — и ко мне в камеру подсадят какого-нибудь бритоголового малого, который между делом пырнет меня заточкой под ребро. И поминай как звали.

Нет, сидеть здесь без дела и дожидаться смерти я не намерен. Уж лучше найти истинного убийцу, отдать его Бартынову, избежав приговора и потом отсиживать тут положенный за побег срок. Живым и невредимым. Тем более что я на волоске от того, чтобы найти этого загадочного Кондора.

«Зачем? Мне ты и тут нравишься сидящим».

«А каков шанс того, что я тут умру? Питание, — я кивнул на тарелку с жижей, — имеется. Кровать есть, туалет — тоже. Никаких забот. В таких прекрасных условиях я еще долго проживут. До трех лет мне тут светит по закону отдыхать, кажется».

Смерть молчала.

«А вот на свободе у меня уже гораздо больше шансов словить пулю — сама знаешь».

«Я и так получу твою душу — рано или поздно. Для меня время ничто. Я умею ждать».

«Помоги же ты выбраться, сука старая!»

«Ты и сам все прекрасно можешь»

«Что ты имеешь в виду? Магия? Ты об этом?»

Смерть не ответила.

«Тут не получится использовать магию — повсюду блокирующие печати», — начал рассуждать я.

«Блокирующие печати, магия, заклятия — это лишь рисунки на двумерной плоскости. Взгляни шире, выйди за границы дозволенного».

«Я не совсем понимаю, что ты имеешь ввиду».

«Эти стены, — Смерть указала на бетонные перегородки, — есть только в твоей голове. Но твой разум может их разрушить».

«Разрушить? Это невозможно!»

«Пока ты веришь в то, что это невозможно — это будет невозможно. Поверь, что это реально — и это будет реальным!»

В слова Смерти, как бы парадоксально это не звучало, но зерно истины имелось. Техника веры, о которой она говорила, была известна еще давно. Альберт Михайлович даже как-то говорил об этом, мол старые дарованные даже использовали эту когда-то могучую технику. Но потом то ли из-за отсутствия умельцев, то ли из-за каких-то других причин, перестали. Вычеркнули из своей жизни и ученичества. Так она и сгинула в пучины библиотечной пыли и никто теперь точно не знает как ее не то что развить, а хотя бы осознать.

«Не надо ничего развивать, — прошептала Смерть. — Просто поверь — и все. Искривление пространства силой мысли. Отодвинь стены».

Попробовать стоило.

Я закрыл глаза, привычно вошел в резонанс с собственной аурой. Стал плыть.

Ощущая, как мягкими волнами течет внутри меня сила, я поддался ее течению.

Потом, опомнившись, быстро наложил пелену сокрытия — не хватало еще, чтобы охранники поняли, что я тут сотворяют предмагию.

Пелена окутала меня с ног до головы. Я сразу же создал морок — все-таки камеры должны фиксировать мое присутствие тут. Пусть видят, как я просто лежу на нарах, тупо пялясь в потолок.

Отлично! Теперь можно продолжить.

«Надо только поверить в то, что это возможно», — подумал я, припоминая слова Смерти.

«Верно», — мягко произнесла Смерть, вдруг каким-то неведомым образом оказавшись в моей ауре.

«Как ты…»

«Я — часть тебя, разве не помнишь?»

Я ничего не ответил — вновь начал погружаться в медитацию. Использовал для этого накопитель, который сотворил самым первым, еще в первые дни обучения школы. Чернов был тогда очень горд мной. Ведь я единственный, кто догадался это сделать, остальным ученикам было попросту наплевать на все это.

Получится ли у меня? Все-таки техника очень сложная, почти забытая…

«Я помогу», — ответила Смерть.

И я почувствовал как мое тело словно обняли два крыла — огромных, кожистых, колючих. Неприятное ощущение.

«Я помогу».

Накопитель сработал. Вспыхнув мягким зеленоватым свечением, он стал аккумулировать вокруг себя потоки силы.

«Хорошо, — одобрительно прошептала Смерть. — А теперь войди в поток».

«Но ведь…»

«Войди».

И я вошел.

Призрачные тени — словно полусмытые росписи на серых стенах камеры, — заплясали перед глазами. Они были живыми существами — я понял это сразу, едва увидел их. Но кто именно они были не имел понятия. Призраки? Фантомы? Стражи?

«Не важно», — с легким раздражением сказала Смерть.

Движения вперед сопровождались странными ощущениями — словно шел я через болото. Я чувствовал теплую воду вокруг щиколоток, но не видел ее. Слышал шелест сухой травы и тростника — и тоже ничего не видел. Лишь пустота.

На периферии зрения начали появляться всполохи — красные, желтые, синие.

Я оглянулся, чтобы увидеть их, но они исчезли, вновь оказавшись где-то на самой границе зрения.

Сколько нужно было, идти я не знал. Да и само слово «идти» в данном случае было не совсем правильным. Моя физическая оболочка сейчас вовсе не шла — она пребывала в каком-то рассеянном состоянии, словно я превратился в газовое облако.

Всполохи стали ярче. Теперь я их видел уже не напрягаясь. Огоньки мерцали перед глазами и озорно мигали, словно пытаясь что-то сообщить.

«А теперь искривляй пространство!» — почти выкрикнула Смерть.

Ей можно было и не говорить это — я почувствовал, что достиг некоего предела, который наградил меня новыми знаниями, опытом. Это было похоже на солнечный удар. Закружилась голова, стало тошно, появилась слабость. Яркое сияние начало выжигать на ауральном теле рисунки — я видел причудливые знаки и руны, появляющиеся на оболочке.

Боль был адской. Но закричи сейчас я — и все было бы напрасно. Охрана прибежала бы живо.

«Искривляй пространство!»

Сквозь красную боль, я поднял руки и попытался нащупать фантомную проекцию. К собственному удивлению почувствовал ее сразу. И потянул на себя.

Стена, стоящая напротив меня, вдруг начала искривляться.

Обжигающая радость захлестнула. Я вновь чуть не закричал — теперь уже от радости.

Стена! Я мог ее искривлять — не разрушать, не уничтожать, но искривлять, словно она была сделана не из бетона, а из мягкого пластика. За изогнутой стеной показалась другая камера, пустая. Ничего интересного.

А дверь? Могу я искривлять дверь?

Я повернулся к выходу. Вновь начал искать фантомную проекцию строения. Пальцы ткнулись во что-то твердое.

Охранные заклятия!

«Раздвинь их», — подсказала Смерть.

Я кивнул. В горле пересохло, а руки тряслись от напряжения. Все-таки искривление пространства требовало небывалых затрат сил. Поэтому надо было поспешить.

Осторожно запуская между тонкими полосками света ладони, я начал их раздвигать. Сторожевые заклятия зазвенели, словно были сделаны из хрусталя, но не поддались. Казалось, примени силу чуть большую, и они разрушаться, включив сигнал тревоги.

«Не бойся. Просто поверь, что ничего не случится».

Руки предательски задрожали. Магический накопитель начал вращаться. Потом и вовсе почернел.

«Что за…» — только и успел подумать я.

Меня качнуло. Я едва успел подставить руку, как упал на пол. Мое тело в мгновение собралось, и я ощутил жуткую слабость. Едва хватало сил дышать. Это был даже не откат, а что-то гораздо хуже этого.

«Что… это?» — только и смог подумать я.

«Слишком много сил нужно для искривления пространства. Ничего страшного, не все в первый раз».

Скрипя зубами, я перевернулся. Морок рассеялся. Черт! Главное чтобы в это время охранники не пялились в экран, иначе увидели бы нечто странное — только что я лежал на кровати, как вдруг ни с того, ни с сего оказался на полу.

Но, кажется, пронесло. Ни через пять минут, ни через десять никто не вбежал в камеру.

я продолжал лежать, кривясь от боли. С трудом добравшись до воды в кружке. я с жадностью ее выпил, не смотря на ржавый привкус.

Стало немного легче.

«Я помогу», — произнесла Смерть и накинула заклятия.

«Они обнаружат след…» — только и смог подумать я.

Смерть рассмеялась. И исчезла.

* * *

Через некоторое время мне и в самом деле стало лучше. Я смог встать, осторожно пройтись из угла в угол. Анализируя случившееся, я с едва скрываемой радостью осознавал — давно потерянная практика теперь моя! Я могу раздвигать стены. Но только на очень короткое мгновение, которое потребляет такое дикое количество сил, что можно быстро откинуть копыта.

Ничего, это дело времени. Времени и тренировок.

За маленьким зарешеченным окошком начало смеркаться.

Я не находил себе места. Время уходит, а я тут просто сижу, вместо того, чтобы искать преступника! Угораздило.

Да, наверное стоило бы послушать водителя и вызвать отцовскую подмогу. Только успела бы она? Навряд ли. К тому времени, как она бы прибыла, нас давно бы уже постреляли.

М-да, махать после драки кулаками и гадать как бы все вышло, поступи я иначе, можно долго. Только толку от этого никакого!

Жаль, что не удалось дотянуть бой и окончательно словить этого Кондора.

Я начал вновь шагами измерять камеру. От одной стенки и обратно. Развернуться, и вновь на начальную точку.

Черт! Как же бессмысленно проходит время!

А с законами в этом мире совсем уж с сурово. Подумать только, с десяти лет уголовная ответственность! Хотя чего я хочу от тех, кто раздает бумажки на расстрел и разрешает это делать частным фирмам?

Нервы были натянуты как гитарные струны. Пытаясь хоть как-то отвлечься, я попробовал медитировать, чтобы не тратить время зря. Но едва ли смог продвинуться хоть на миллиметр в своем деле. Тревожные мысли крутились в голове словно рой разъяренных ос. Да и сил особо не было на это — почти все сожрала забава с раздвиганием стен.

В коридоре послышались шаги.

Кто-то приближался. Судя по звукам — несколько человек.

Может быть, Эммануилу Рудольфовичу удалось все уладить?

Я встал с нар, подошел к двери, внимательно слушая. Может, удастся услышать какие-то разговоры? Понять, что меня ждет.

Но идущие молчали.

Шаги вскоре затихли. Прямо перед моей дверью.

Замок противно лязгнул, отворился.

С замиранием сердца я глянул на порог, ожидая увидеть там улыбающегося адвоката с бумажкой о том, что меня выпускают.

Но вместо адвоката там стоял Бартынов-старший. И бумажки о помиловании в его руках не было.


Загрузка...