Глава 9 Жара

Северная окраина провинции Бургундия, время — к полудню

(9 мая 1402 года, два дня спустя)

Было довольно жарко. Не смотря на то, что большая часть пути шла в тени деревьев — народ обильно потел, тяжко вздыхал, но все же уныло брел и брел вперед. За этим строго следили десятники — нет-нет, а прикладывавшие самым медлительным пониже спины свой бодрящий сапог.

— До реки уже недолго, Твоя Милость! — заверил уставший не меньше остальных проводник, хотя он и ехал рядом со мной на одной из моих собственных запасных лошадей.

Его камарге* — чудесной охотничьей кобылке родом откуда-то с болот на средиземноморском побережье — накануне пришлось крепко поработать, и сегодня она шла налегке.

Сам я, естественно, тоже передвигался почти исключительно верхом и вымотался не так сильно, однако и меня изрядно утомляла вот такая манера путешествовать. Ох уж эта жара… Зима — под таким углом зрения — с каждым преодоленным километром выглядела в моих глазах все привлекательнее и привлекательнее.

Приподнявшись на стременах, я оглянулся и смог рассмотреть своих людей всего лишь метров на тридцать-сорок — вряд ли больше — хотя точно знал, что колонна растянулась почти на полкилометра. Узкая дорога петляла, из-за этого отряд растягивался, и это делало нас уязвимыми. Тем более — вчера мы уже покинули контролируемые герцогством земли.

Нет, формально и здесь все еще была Бургундия, но местные волколаки, вряд ли хоть как-то принимали в расчет этот факт. Хорошо хоть без твердой руки демона или кого-то из его ближайших слуг они становились опасны лишь по ночам. Днем почти все темные твари предпочитали отлеживаться.

Большинству из них яркое солнце как минимум мешало, а некоторым — и вовсе делало дневную прогулку невозможной.

Но «не было никого» сегодня — это совершенно не защищает от сюрпризов завтра, так что тут — вдалеке от сравнительно защищенных окрестностей Дижона — так передвигаться было и в самом деле опасно. Даже вдвое меньший, но готовый к бою враг мог разгромить нас, и не понести каких-то существенных потерь. А раз ничего сделать с этим было нельзя, приходилось рисковать, время от времени тревожно подгоняя людей.

— Десятники, не давайте растягиваться своим людям! — крикнул я больше для порядка и снова ненадолго успокоился.

Действительно, очередная попытка заставить пехоту прибавить шаг и сплотить ряды не сильно помогла. Принудительный энтузиазм роты закончился уже метров через двести, может — через двести двадцать.

Однако еще через час — когда сквозь поредевшую стену деревьев наконец-то снова сверкнула серебристая лента Сены — народ взбодрился, и уже без напоминаний ощутимо прибавил в скорости…

Лежащее северо-западнее Дижона плато Лангр было важным водоразделом и давало старт немалому числу местных рек. Самая знаменитая река Франции — Сена — тоже рождалась именно там, и большую часть пути к крепости Святого Петра мы собирались пройти именно вдоль нее.

Тем более во время последней цивилизованной стоянки удалось раздобыть две дюжины разномастных то ли баркасов, то ли шлюпок, которые способны были принять на борт почти полторы сотни человек и весь наш багаж.

Даже два-три человека на такую посудину для сплава по течению было более чем достаточно, но на всякий случай в экипажи выделили вдвое больше людей. Лодки позволяли части отряда передвигаться куда быстрее остальных, и с куда меньшей потерей сил. Да вообще сама идея идти вдоль реки давала сплошные выгоды.

Возможность упростить подбор ночных стоянок с подходящими источниками, где могли бы напиться более полутысячи мужчин, да еще хватило бы воды, чтоб приготовить им ужин, завтрак и какой-нибудь перекус на обед.

Не говоря уже о почти двух сотнях наших лошадей, мало того что хлебавших воду, что пропойцы со стажем, так еще и ежедневно нуждавшихся в подходящих выпасах. Хоть сколько-то открытые пространства — вот сюрприз — в этом заросшем лесами краю тоже были в большинстве своем только у реки.

…Сент-Апполинарский замок мы покинули три с половиной дня назад.

Первые два — понадобилось, чтобы оказаться с этой стороны плато и достичь главного порта Бургундии на Сене — городка Сен-Марк. В сущности — жалкой и убогой дыры, где жило народу меньше, чем в нашей роте.

Но был у него и один важный плюс. Застроили его с учетом ежегодного потока караванов, которые в ближайшие пару недели могли снова начать весеннее движение по Сене, поэтому прямо сейчас в нем точно не случилось никаких проблем с размещением наших людей.

Ну, кроме тех, что создали они сами.

Несколько драк, как между собой, так и с местными и, конечно же, обязательные попытки дать дёру. Именно для того, чтобы не позволить разбежаться вообще всем желающим, я и нанял за собственное серебро нашего проводника с братьями.

Обычно эта семейка водила по дороге между Дижоном и Парижем караваны торговцев — наемничая в охране или служа проводниками, но за ливр в день и отдельную премию — по результату — готовы были потрудиться и охотниками за головами. Правда, с условием — по возможности привозить беглецов целыми. Вешать их я решил сам, для назидания остальным, и сегодня утром — день начался именно с этого.

Хотя не думаю, что пехота сейчас молчаливо брела из-за впечатлений от казни. Скорее всего, они просто устали, все-таки уже почти половину дня находились в пути. Еще минут десять нам понадобилось, чтобы выехать к реке.

В этом месте Сена была не шире восьми, может быть — девяти метров, но зато ее пологий берег выглядел, словно мечта фанатов пикников и речного купания. Бросай одеяльце или специальную «пенку», раскрой зонт — и валяй, наслаждайся счастьем.

— И где они? — озвучил я свое искреннее недоумение, и оглянулся на выпирающую из леса толпу, которой только мое присутствие и дубинки десятников не давали ринуться в манящую прохладой воду. Хоть что-то за прошедшие три недели удалось в них вбить…

— Господин… — добродушно улыбнулся проводник, и выразительно пошевелил своим немалых размеров носом.

Не сразу сообразив, о чем это он, я прочихался от дорожной пыли и тоже разулыбался.

«…Ах вы, морды прожорливые…» — подумал я почти с нежностью.

Ветер и в самом деле манил запахом горячего кулеша откуда-то выше по течению, и вряд ли сильно далеко от места, где мы покинули лес. Хотя ничего слышно не было.

— Милейший, возьми полдюжины своих людей, и разберись, где именно шевалье де Шатонёф разбил лагерь!

Отправив часть сопровождавших меня конных стрелков на поиски, я переключил внимание на загалдевшую толпу:

— Эй вы, болваны, разрешаю по-быстрому смыть с себя пыль, только вещи пусть каждый десяток кидает в свою кучу! И давайте сильно не расползайтесь по берегу, у нас тут все-таки война…

Последнюю реплику мало кто услышал. Радостно взревевшая толпа рванула к долгожданной воде, не особо-то оглядываясь на десятников.

* * *

Правый берег Сены, вторая половина дня

Чарующие запахи еды были лишь сладкой мечтой и маяком, а не твердым обещанием, но пока мы почти час перебирались в уже подготовленный лагерь, обед успели приготовить и нам.

Едва закончив ковыряться в каше, я аккуратно облизал серебряную ложку и убрал ее в поясную сумку. Запасная, конечно, была, но на нее одного драгоценного металла пошло почти на четыре ливра, да плюс работа, так что терять ее было откровенно жалко.

— Сколько там сегодня? — поинтересовался я у командира личного десятка, который стал неформальным начштаба нашего каравана.

Выпертый из гвардии приятель разговорчивого ветерана, был принят в роту по его совету, он оказался и впрямь очень полезным приобретением. Помимо прочего старший десятник умел писать, что по нынешним временам было штукой не то чтобы очень редкой, но точно не повсеместной.

Думаю, грамотных в Европе сейчас не набралось бы и трех-пяти процентов от уцелевшего населения. При этом основная часть образованных, естественно, состояла из дворянства, монахов и горожан. Крестьянам, формировавшим самую многочисленную социальную группу — от 80 до 90 процентов — читать и писать нынче было без надобности.

— За ночь еще двое, господин. Лучников… — и отреагировав на мой невысказанный вопрос, он уточнил. — Не знаю, может и сами сбежали, а может и сожрал кто…

Ну да, это было не всегда очевидно.

«…Так что получается: за первые три дня, еще фактически не покинув земли герцога, мы уже недосчитались почти трех десятков человек. Посмотрим, сколько еще сегодня потеряем…»

Вызвав в памяти вчерашний список* и сравнив его с пройденным расстоянием, я прикинул и твердо решил, что подводить итоги сейчас, пожалуй, слишком рано. Самая долгая часть пути еще впереди, поэтому сначала доберемся в крепость, а потом и стану думать, насколько удачным вышел этот поход.

*2* Перепись стрелков и пикинеров Сент-Апполинарской роты(к утру третьего дня после начала похода, на 8 мая)

3 — лейтенант Теодорих дю Ромпар, оруженосец и слуга (7 лошадей)

4 — лейтенант Жан де Шатонёф, оруженосец, двое слуг (10 лошадей)

67 арбалетчиков

76 аркебузиров

90 кулевринеров (как обладатели самого тяжелого оружия, их сотня почти целиком двигалась на лодках)

98 пикинеров (на время пути — с алебардами)

114 стрелков из большого английского лука (одна из двух «сотен» — 78 человек — конные)

24 — лодочника из Сен-Марка при 23 лодках

65 — обозники, при 32 телегах с 94 лошадьми

= 541 человек при 189 лошадях и 23 лодках

(из реестра Сент-Апполинарской роты года 1402-го)

«…А если не доберемся, ну так одной проблемой меньше…» — хмыкнул я про себя.

Да, вместе с наемными возчиками и лодочниками нас получалось больше полутысячи, но даже такая толпа вооруженных людей, к сожалению, не гарантировала успеха предприятия. Путешествовать — пусть и в столь многочисленной компании — все равно было опасно.

А чисто практически — еще и очень непросто. Европа сейчас фактически переживала свои вторые «темные века».

Действительно, как и после падения Римской империи жизнь региона сжалась до небольших пятен полей вокруг редких поселений. Как и тысячу лет до того, многие из них не насчитывали и полусотни жителей, а чужаков — на своих расчищенных островках среди заросшего лесами континента — видели реже, чем ангелов. Обычно не чаще раза в жизни.

Из-за густых лесов реки были куда полноводнее, чем до катастрофы, и куда активнее использовались, но зато разветвленная сеть дорог ужалась до одного — редко двух слабо протоптанных направлений, через густые чащобы. Если была возможность, все старались перевозить по воде, но добыть суда на весь караван, к сожалению, оказалось слишком дорого, да и просто неоткуда…

Да, в первые два дня нам удавалось проходить ежедневно не меньше 25–30 км, но это лишь благодаря тому, что отряд двигался по сравнительно обжитой части Бургундии. Дальше рассчитывать на такой темп было бы наивно. Оставшиеся 80–90 км пути, по словам проводника, предстояло преодолеть не быстрее чем за 6–7 дней.

«…И это если ничего не случится, конечно…» — спокойно сообщил он накануне во время ужина, правда, так же равнодушно трижды перекрестившись, после чего еще и — на всякий случай — суеверно метнув щепотку соли через левое плечо.

И да — кстати — полный «пехотный» состав роты герцогские вербовщики так и не собрали, да и комплектовали они ее по довольно забавному (если на первый взгляд), принципу, отчего первое время я смотрел на все это в немалом обалдение.

Всех кого можно было описать максимально емким и доходчивым словом «шваль» свели в отряды с самым современным и дорогим оружием. Тех что получше — в кулевринеры, а худших среди и без того отбросов — вооружили аркебузами и арбалетами…

Логика, как ни странно, в этом была и, я ее даже понял со временем…почти без пояснений. Но все равно одолевало ощущение какого-то сумасшедшего дома.

«Секрет» их подхода был в том, что более дорогие ружья и арбалеты мог освоить даже имбецил какой-нибудь, а вот стрелять из большого так называемого «английского» лука — нужно было учиться с детства.

Из-за этого две счетные «сотни» лучников в итоге у меня получились самыми неукомплектованные, хоть из них и практически не бежали. Именно поэтому сейчас все мы и сомневались, что пропавшие стрелки сбежали.

Могли, конечно, и передумать, но очень уж вряд ли…

* * *

Шевалье Жан де Шатонёф, 19-летний лейтенант пикинеров, после нашего откровенного разговора — три недели назад в сент-апполинарском арсенале — вел себя довольно ровно и, можно даже сказать дружески. Вежливость его не была приторной, или тем более — издевательской, но в целом — между нами чувствовалась некая дистанция. Не строгая, но вполне определенная.

Из-за этого, когда доходило до личного времени — ужин, кружка вина перед сном и всякое прочее — мы не особо скажем так, навязывались друг другу и больше проводили времени в компании солдат или слуг.

Да, мне же пришлось найти себе молодого парня-оруженосца и нанять молчаливого мужика лет 40–45, как личного слугу. Парня мне посоветовал Вальдемар еще перед отъездом, а в слуги пристроился еще один из знакомых общительного кутилье.

В благодарность перед отъездом я ему закатил очередной пир в трактире «Ягненок» и передал кошель с пятью флоринами.

К тому моменту я уже знал: в обычных ротах, такие как он, зарабатывают 10 ливров в месяц (ливр каждые три дня), в гвардии кутилье — мог рассчитывать ежемесячно на 15 ливров (пол ливра в день). А пять золотых флоринов — это 250 ливров серебром, его доход почти за полтора года.

Так что, не удержавшись и украдкой заглянув в кошель, он поддал, и потом пафосно благодарил меня почти весь вечер. Под конец я даже немного пожалел, что не рассчитался чуть позже…

…В общем, чтобы устроить очередной совет, за господином лейтенантом пришлось посылать. Судя по несколько всклокоченному виду месье Шатонёф кемарил, когда его пригласили ко мне, поэтому я Жану не просто кивнул, а максимально доброжелательно улыбнулся и даже гостеприимно показал куда сесть, будто он мог забыть, как у нас проходят «производственные летучки».

«…Ох уж та политика. Так все вроде на месте…»

Собрались и впрямь все — я, де Шатонёф, проводник, толстяк от обозников и лодочников, ну и семеро старших десятников, из которых шестеро — командиры сотен, и последний — мой помощник и неформальный начштаба.

Кивнув именно помощнику, дождался, пока он развернет приобретенную накануне похода карту, и перевел взгляд на нашего носатого проводника. Полчаса назад мы с ним уже немного попланировались, поэтому балагур был готов к этому разговору:

— Ваши Милости, господа! — в отличие от предыдущего раза, поприветствовал он всех, а не только благородных; непривычная роль публичного докладчика мужику, безусловно, нравилась, и оттого он немного волновался. — Ближайшие два дня мы будем идти, вдоль Сены. Разделяться не нужно будет, а вот потом предстоит преодолевать участок, который пересекать нужно непременно днем, и посуху вдоль речки пути нет. И да — именно днем, потому как иначе можем и не суметь вовсе… пересечь то есть…

— А что там такое? — загалдели куда быстрее освоившиеся десятники.

— Там охотничьи угодья твари, в наших местах именуемой «лошалуа», — проводник ненадолго впал в явно где-то подсмотренную научность, но тут же вернулся к прежней манере и даже попытался изобразить монстра. — Высоченная такая страхолюдина, с длиннющими руками, которые точно корни волочатся за ней по земле, но стоит ей только обнаружить человека, как она непременно попытается с их помощью схватить и разорвать его! Христиан она любит больше всего, но особенно христианок… ну и любыми другими бабами тоже, понятно, не брезгует. Тридцать лет назад, когда евреев то ли изгнали, то ли они сами решили уйти из Труа*, нехристи пошли через этот лес…и их бабами лошалуа тоже не побрезговал.

— Это на кой такой черт адской морде наши бабы? Неужто же и прибор у него имеется… — тут же загомонили десятники, и стали вразнобой сыпать предположениями о его — прибора — теоретических размерах, если руки за тварью по земле волочатся.

О таком интересном нюансе в разговоре со мной проводник не упоминал, поэтому даже я себя пойма на некой заинтересованности в феномене. Просто балагурить с мужичьем при Шатонёфе мне показалось неудобно, поэтому решил весь этот «камеди клуб» разгонять.

— Так, раззуделись здесь, не в трактире! — прервал я болтовню, впрочем, даже не попытавшись изобразить, что осуждаю ее. — Все слышали? В пути стараемся не задерживаться, потому что если не получится по плану, то все равно придется сутки перед тем лесом торчать. Но сегодня вторую половину дня никуда не идем: приказываю отдыхать! Поручите десятникам, чтоб обязательно проверили ноги у каждого человека и коня, обозникам тоже нагоняй. А то шли всего ничего, и уже у нескольких десятков ноги в кровь…

— Господин лейтенант, Ваша Милость, — неожиданно вклинился чей-то голос; запыхавшийся аркебузир был явно взволнован. — Вы велели останавливать всех проезжающих, мы остановили, а они ругаться, и в драку лезут…

— И кто эти «они»… — уточнил я, застегивая боевую портупею под меч, ту самую — взятую еще из дома — с металлическими кольцами вместо ножен.

— Охотники на тварей, судя по тому, как болтают — из Швабии. Точно ландскнехты*, господин…

* * *

* Камарга — порода полудиких лошадей светло-серой масти, живущая в дельте реки Роны (средиземноморское побережье современной Франции). Это некрупное, но очень резвое и выносливое животное. Как и у всех серых лошадей, жеребята рождаются вороными или рыжими, но потом линяют и становятся похожими на родителей. Непосредственным предком породы считают доисторическую лошадь «солютре», обитавшую в Западной Европе в палеолите — около 50 тыс. лет назад.

* Труа — древний город на севере Франции, историческая столица провинции Шампань. Название произошло от имени кельтского племени — трикассов, которое в I веке до н. э. покорил Юлий Цезарь. В Средние века становится резиденцией феодальных графов, правивших всей Шампанью. Город украсился многочисленными церквями и богадельнями, а многолюдные ярмарки сделали его одним из самых процветающих центров тогдашней Европы. В нашем мире дал название «тройской системе весов», но в реальности Дважды рожденных стал ареной битвы между двумя демонами, в итоге был разрушен и обезлюдел, как и большая часть некогда процветающей провинции.

* Ландскнехт(нем. [landsknecht] слуга страны) — немецкий наемный (солдат) пехотинец эпохи Возрождения. В этом мире так изначально стали называть охотников на тварей, правда, сейчас их нередко используют и в обычных конфликтах между людьми.

Загрузка...