Холодное лето 1402-го. Том 2

Глава 21 Лес лошалуа

В дневном переходе к северу от злосчастного Потьер-сюр-Сен

(15 мая 1402 года, утро следующего дня)

Как и предсказывали проводники, у владений «лошалуа» ночь прошла спокойно.

Неслышно было ставших привычных воплей и завываний где-то вдалеке, никто из солдат в ужасе не просил помощи, и не пытался разбудить своего командира, но я, правда, все равно проснулся первым. Среди тех, конечно, кто вообще спал.

Часовые что-то там негромко бормотали у своего костра, но этот ненавязчивый — звучащий постоянным фоном — бубнеж, как раз и был одним из главных маркеров того, что у нас все нормально. Если бы парням было слишком страшно, или их, прости Господи, убили, то травить байки у костра они бы, скорее всего, не стали, а во втором случае — и вовсе не смогли…

Как-то почувствовав, что я уже не сплю, в своем маленьком шатре завозился мой личный повар.

Потерявший интерес к войне, но не нашедший какого-то другого источника заработка за пределами гвардии — такого же щедрого — этот ветеран сейчас просто наслаждался своим нынешним положением.

За те двадцать-двадцать пять лет, что он протаскался с герцогской гвардией, вояка не скопил богатства и не научился готовить какие-нибудь соловьиные язычки или фаршировать перепелами кабана, но из банального набора продуктов он делал такое жаркое, похлебку или кулеш, что просто пальчики оближешь!

Да и обычные походные лепешки у него получались на диво отличными. Хотя, казалось бы, ну что там придумать можно: вода, мука, немного любого постного масла и щепотка соли, а смотри ты. Мы с Феликсом трескали их за завтраком, словно пирожные…

— Давай, сегодня твоя очередь! — из стоящей впритык к моей палатки, донеслось просительное бормотание оруженосца, секундная пауза и громкий шлепок.

«Ага!» — ветеран разбудил парня максимально простым способом — сдернул дрища-Феликса с его походной кровати, и скорее всего, для этого даже не вставал сам.

Часовые наслаждались этим шоу через день, но незамысловатое удовольствие им все не приедалось. Я в эти разборки тоже не влезал, правда, и Феликс пока не жаловался, хотя лейтенантский «паж» по своему статусу был несколько выше ветерана-пехотинца, пусть и с двойным жалованием. Но в армии — традиционно действовали немножко свои законы…

Через минуту парень ушел к ближайшему ручью, а я снова принялся перебирать предстоящие на сегодня дела.

Попавшие вчера в плен подранки, кстати, ничего нового не сообщили. Мне до сих пор было неизвестно для его «неизвестным» уродам нужен был подсадной лейтенант, но явно же не для мелких пакостей.

Не удалось ничего узнать и о будущих ударах, хотя никто из моих «сотников» не сомневался, что они будут, непременно будут. До крепости оставалось всего ничего, и возможность помешать усилению тамошнего гарнизона — исчерпается. Потом попробуй выковырять несколько сотен стрелков из-за каменных стен…

В общем, было о чем волноваться, и на этом фоне сегодняшний переход через владения непонятных, но судя по рассказам проводников — не очень многочисленных — тварей, казалось сущей ерундой.

Старший из них тихонечко предупредил, что на крайний случай, они заберут 3–5 человек, и этим удовольствуются:

— Только постарайся, Твоя Милость, чтоб одним из них тебе не оказаться. Сам видишь, сами эти болваны опять превратятся в толпу, и боюсь даже без помощи врагов не дойдут до Сен-Пьер…

Тут да, не возразишь, но мне и самому, конечно же, не хотелось в такие вот «сопутствующие потери», в чем я его и заверил тогда.

Лес лошалуа, несколько часов спустя

Общий подъем, завтрак, туалет — и в смысле снаряжения к возможному бою тоже — потом, короткие сборы, и вот мы снова в пути. К концу второго часа сначала компания наших проводников, а за ними и передовой отряд конных лучников — неуверенно вошли под лесные кроны очередного леса. Немного притормозив, в нем стали скрываться и остальные отряды, а за ними и я, с остальными караваном.

После этого я со своей свитой возглавил колонну. В таком месте никогда не знаешь, где самое безопасное место, а идя первым, можно хотя бы попробовать контролировать скорость колонны ну и новости получаешь пораньше.

И да — у явно видимой границы этого леса упряжные кони притормаживали, прядали ушами и пытались взбрыкнуть, но как-то неуверенно. Будто что в них вызывало сомнение в том, стоит ли это делать. Однако стоило только вознице хлопнуть их вожжами по крупу, как животины переставали выделываться, и начинали вести себя покладисто.

Они будто говорили: смотрите, мы и сами не поймем в чем дело, но вас предупредили…

Вполне возможно, если бы люди шли мелкими компаниями, с такой мутотенью кто-то из них мог бы даже передумать, развернуться на странной опушке и поехать назад, но уже даже средневековое войско — старалось жить по приказу. Даже если его отдали за сотни миль от опасного места.

И да, не то чтобы, до этого мы ехали по степи, вовсе нет!

Просто лес, в котором правили лошалуа, абсолютно четко отличался от скопления деревьев, по которому мы петляли прежде. Покинув больше часа назад свой вчерашний лагерь, сначала мы ехали по совершенно обычному, может даже и в самом деле чуть более жидкому лесу, чем во многих других местах.

Но граница между чуждыми друг другу зонами «не чувствовалась» или там «ощущалась», ее было совершенно однозначно видно!

Спустя два часа после подъема, мы вошли под сень совершенно других буков и дубов. Вовсе не тех же самых, которые своим видом набили оскомину еще в первые несколько дней пути…

Здешние деревья, во-первых, были куда выше обычных, а во-вторых, своей осанкой — они скорее напоминали сосны.

Большая часть веток на здешних буках отчего-то начинала расти на высоте не ниже восьми или девяти метров, сплетаясь в итоге необычайно пышные кроны, почти непроницаемые для прямых солнечных лучей. При этом, как и в сосновом бору, буково-дубовый лес лошалуа оставался каким-то ненавязчиво светлым и…доброжелательным что ли?

На лодках сегодня вместо алебардщиков я отправил стрелков.

Подменив единственную нашу полноценную пехоту ближнего боя большей частью арбалетчиками и пешими стрелками из большого — валлийского — лука. После случая с вчерашней беготней от мага, пользы от этих парней в лесу я больше не видел.

В конце концов, даже слабенькая аркебуза в упор имела все шансы не только продырявить чью-нибудь броню, но и сломать ему ребра, поэтому самых боеспособных стрелков я предпочел держать под рукой, пусть их и осталось чуть более шестидесяти.

По словам старшего проводника, больше всего шансов отбиться от местных хозяев давали алебарды. Даже небольшой топор на полутора- двухметровом древке, при толике удачи и расторопности, давал шанс перерубить длинные корнеобразные руки лошалуа и освободить попавшего в них человека, поэтому всех ветеранов-пикинеров я распределил небольшими группами вдоль каравана.

Это должно было приободрить остальных, но, по-моему, зря переживал.

Первые несколько часов пути через этот лес народ жался к телегам и товарищам, хотя здесь ни подлеска, ни густых или любых других кустов считай, что и не было. Фактически — гуляй или даже катайся — не хочу.

Однако стоило нам углубиться, начали попадаться поначалу редкие, но хорошо видимые следы — судя по состоянию — еще первых, неудачливых караванов. Сначала сгнившие обломки одной телеги, потом — две, три…

После полудня начали попадаться буквально завалы из брошенного имущества.

Конечно, ни ткани, ни морская соль или мед с востока Балтики, ни что-нибудь другое, столь же подверженное погоде — не сохранялось. Но сначала один смельчак, потом другой нашли на скелетах кучку монет. Потом какие-то новые везунчики выкопали из перегнившего мусора заржавелый, но вполне сохранивший рыцарский меч, наконечник алебарды или копья — и народ принялся откровенно наглеть.

Только палки сержантов не позволяли возницам присоединиться к общему сумасшествию, но караван уже совсем не выглядел сплоченным и готовым к бою отрядом. Если бы хоть лошалуа утащили кого-нибудь — да, в какой-то момент я искренне начал мечтать о нападении — но фиг там…

— Что думаешь? — спросил я начштаба, стараясь хотя бы не скрежетать зубами от злости.

— Ваша Милость, если вы прикажете, мы их, конечно, сможем снова согнать в кучу, но позвольте совет… — он смущенно пошевелил своими жидкими бровями.

— Паскаль, не неси чушь, я же тебя сам спросил… — устало отмахнувшись, почувствовал вдруг, что пружина дурных предчувствий внутри разжимается: опытный ветеран, кажется, видел в происходящем какую-то «пользу». — Давай уже!

— Добыча в аббатстве позволила неплохо улучшить кормежку, но платят им по-прежнему лишь от четырех до восьми ливров за 30 дней. Отличные деньги, если думать о них в казарме, и уже совсем не такие привлекательные, чтоб идти навстречу неизвестности.

— По-моему, начинаю тебя понимать…

— Мало кто из нас видел здешних тварей, но баек — наслушались все. И я, уж простите, знаю, что вам сообщил проводник… — Паскаль снова запнулся, ожидая моей реакции.

— Ну же!

— Господин, если здешние твари сожрут пусть не пятерых, а даже семерых, но остальные при этом немного разбогатеют, то они куда увереннее встретят новые опасности!

— А если здешние никого из нас не сожрут, гм…

— Да, господин! Если мы пройдем без потерь, и вы лишите их добычи, лежащей под ногами… — начштаба решительно рубанул ладонью в воздухе. — Нет, они не перестанут слушать ваши приказы сейчас, но станут очень сильно разжигать желчь в себе, обсуждая, что мы не дали им разбогатеть. Потом, оставленный мусор станет превращаться в брошенные алмазы, и в следующий раз — сохрани нас от этого Дева Мария! — перекрестился Паскаль, — большая часть этих глупых и жадных идиотов не станет отсиживаться в стороне, а поддержит вашего недоброжелателя. Так что может ну их? Пусть Господь сам решит, кого сегодня заберет Дьявол, а кто из них пока еще достоин шанса на Спасение…

Немного подумав, я пришел к выводу: да…жеребись оно все конем!

— Феликс, проскачи вдоль строя, и сообщи десятникам: в целом — я не против, чтоб они немного подзаработали, на свой страх и риск. Но чья повозка остановится, будет лишен всей добычи и даже причитающихся от герцога денег за…ближайшие десять дней!

Оруженосец поклонился, и тут же пришпорил коня, а мы остались с проводниками, Паскалем и сборным отрядом из трех десятков бойцов, в голове колонны, в ожидании проблем или их отсутствия.

Вторая половина дня

На оставленной нами южной стороне леса лошалуа, заканчивались номинальные земли Бургундии, поэтому покинуть его нам предстояло уже в бывшем графстве Труа — в провинции Шампань. Ну, если предстояло, конечно.

Однако так мы думали, пока только собирались переходить.

Уже часам к трем пополудни воинская колонна больше напоминала какой-то разнузданный, и полностью «потерявший берега» цыганский табор.

— Нет, ну это гребанный фарс какой-то! — бормотал я про себя, впрочем, отправлять Паскаля наводить порядок, не спешил.

— Ах-ха-ха-ха, Хромой, Денни, десятник, Дьявол вас трахни! Идите уже ко мне, ах-ха-ха…

Минуту назад, обогнав голову колонны, какой-то поганец сунулся в первую же кучу мусора, и совершенно несправедливо вытащил из нее покрытый ржавчиной и прелыми листьями, сундук. Один удар обухом топора, и фактически у нас на глазах его десяток стал богаче на некую, явно очень привлекательную сумму.

— Святой Бенин* и все твои раны! — ахнул он, и воровато оглянулся на нас, безо всякого сомнения сейчас всерьез пожалев, что ему теперь не сдать назад, слишком уж много свидетелей.

Когда толпа приятелей из первой повозки догнала его, они сгрудились вокруг обломков сундука, и некоторое время о чем-то негромко спорили. Честно говоря, у меня внутри все аж зудело от желания глянуть, но это было бы совсем никуда негодно. Приходилось терпеть.

Пока концессионеры совещались, мы успели обогнать их, и даже отдалиться на полсотни шагов, но тут вслед понеслось:

— Ваша Милость, господин лейтенант, не сочтите за неуважение… — с улыбкой кивнув Феликсу (тот умоляюще ловил мой взгляд) я съехал с проселка в сопровождении небольшой свиты и приготовился узнать, чего там у них.

Любопытный пройдоха-оруженосец службу, естественно, знал, но со своими страстями предпочитал все-таки — по возможности — не бороться. Не то чтобы я одобрял это, однако перевоспитывать не спешил. В конце концов, мне и самому было чертовски интересно, и это не смотря на первые сорок лет жизни на Земле.

— Слушаю тебя, братец! — поприветствовал я «десятника» аркебузиров.

Из штатских, если не ошибаюсь — в смысле, из недавно призванных.

— Ваша Милость, не сочтите за неуважение… — повторил он, аккуратно развернул какую-то потертую тряпицу и с поклоном предложил взять, что-то лежащее на ней.

Наклонившись с седла, я был вынужден признать, что некой доли уважения подарок и в с самом деле к себе требовал.

— Гм, щедро! Паскаль, сколько он стоит, браслет? — уточнил я, выделив самое ценное из лежавшего на тряпице.

— Думаю, не меньше 80 флоринов, господин лейтенант, — с улыбкой сообщил тот.

Многие из идущих мимо солдат не сдержались и ахнули, от удивления и зависти к удаче стрелков. Кто-то прошелся по их родственникам, но, не осуждая, а с таким вот — своеобразно грубоватым уважением.

По поводу происходящего существовали вполне определенные обычаи, но поскольку содержался в них некий люфт возможностей, народ вокруг затаил дыхание и стал притормаживать, заинтересованно ожидая, как же я решу поступить.

Оставить себе такую добычу рядовые не имели права, но попытаться зажилить, естественно, могли.

— Изумрудный браслет приму с благодарностью,– сообщил я. — Три золотых — передай мастеру Паскалю. Он старший десятник, моя правая рука, и уверен — сумеет решить, как справедливо разделить их между собой и двумя другими десятниками, что ведут своих людей во главе колонны, а значит, не могут в полную силу шариться вокруг…

Переждав одобрительное бормотание, я уточнил:

— Как поступить с серебром, — его на платке лежало ливров на двадцать, — будет справедливо решить вам самим, внутри десятка. А чтоб остальные воины передового отряда не чувствовали себя обделенными, поручаю Паскалю разделить меж них вот это, — с этими словами я снял с пояса кошель, где всегда хранилось не меньше сорока-сорока пяти ливров серебряной монетой (около флорина — прим. автора) и передал его начштаба.

Учитывая, что вся предложенная добыча могла стать моей личной по обычаю, народ воспринял дележку на ура. Когда крики, броски шляп в воздух и прочий балаган прекратился, я велел продолжить движение:

— А то смотрите, что получатся, — сообщил я, театрально разведя руки, — из-за вас, это же мне самого себя придется лишать жалования за десять дней? Очень не хотелось бы…

Последние слова утонуло во взрыве солдатского хохота. И дальше — еще почти час движение продолжалось прежним порядком. До выхода из владений странно невнимательных лошалуа оставалось еще не больше двух — может быть — трех часов.

Наверное, более быстрая — речная — часть отряда уже поставила палатки на новом месте и сейчас спешно готовила лагерь и будущий ужин. Нужно было только суметь покинуть этот лес.

И желательно всем…

В какой-то момент лесная грунтовка вывернула к руслу реки.

Даже на фоне здешней милоты, у реки все равно было как-то светлее, чем в остальной части леса. И как-то уютнее что ли. Единственный минус, да и то — только на взгляд солдат — почти перестал попадаться брошенный хлам. Я, кстати, обратил внимание, что более-мене свежих тел и обломков подвозок — вроде не было.

На это старший из проводников с удовольствием принялся живописать, что твари и в самом деле редко нападают у воды. И вот прямо в тот момент, как носач-проводник договорил это, он испуганно икает и, не говоря ни слова, тычет пальцев куда-то в сторону воды, вцепившись при этом в повод своего коня.

Бедное животное начинает храпеть и вертеться на месте, но опытный хозяин этого напрочь не понимает. Расслабленный, как и остальные, я удивленно проследил за его взглядом и тут же понял:

«…Мать его, так вот ты какое…лошалуа», — невнятные рассказы, оказывается, совершенно четко описывали внешность сидящего к нам спиной существа.

Прошептав «не стрелять!» я соскользнул с коня, осторожно извлек меч, и с мыслью — была, не была! — стал подкрадываться к неподвижной твари.

Подобравшись к ней, на некоторое время замер с высоко занесенным клинком в руках, но так и не обрушил его на поникшую сморщенную…голову. Вместо этого я медленно опустил меч, закрепил его в ножнах и подчеркнуто равнодушно толкнул корявое тело в бок сапогом…

С треском завалившись на бок, дохлая тварь напомнила мне пенек или пучок корней. И корни, кстати, действительно, были частью ее туловища.

Прежние шутки про руки-причиндалы сейчас выглядели все еще смешно, но и глупо одновременно. Древесного вида пяти- семиметровые тентакли (7) точно не годилась для всех тех скабрезностей, что несколько дней назад обшутили простоватые вояки.

(7) Тентакли (англ. [tentacle] щупальце) — щупальца хентайных монстров, а также популярный сегодня пикантный жанр хентая (яп. [сёкусюдзэмэ] пытка щупальцами) — означающий изнасилование этими самыми тентаклями. По сюжету их существование обычно объясняется вторжением пришельцев или демонов на планету Земля.

Мелкая гнусь, в сидячем или лежачем виде, вытянувшись — страхолюдина — внушала уважение даже лежа. И в самом деле — с длиннющими руками и ногами, что заканчивались всамделишными корнями и скорее всего, волочились за ней по земле, или может, как-то причудливо извивались, словно лапы осьминога — теперь, слава Богу, не узнаешь.

Потребовав, чтоб караван продолжил путь, я подозвал свою свиту:

— Гляньте, кто-нибудь знает, отчего оно сдохло? — но полчаса споров ничего даже слегка похожего на единое мнение не родили.

Было понятно, что лошалуа сдох, но отчего — народ терялся в предположениях.

— Ладно, едем, пока караван не ушел без нас, — решил я, и спустя несколько минут мы покинули берег Сены, снова углубившись в чащу.

Большую часть других версий каждый обдумывал в одиночестве, не в силах понять, что это сейчас было, но хотя бы приобретя некоторую уверенность, что нападений именно этих странных существ — вроде как не предвидится.

…Еще через час пути, когда передовой дозор неожиданно остановился и принялся оглядываться, я откровенно напрягся и внутренне приготовился к неприятностям.

— Ну, чего там? — до конных стрелков было не больше 20 метров, поэтому мне даже голос особо повышать не пришлось.

— Господин лейтенант, впереди всадники! Мало…

Остановив колонну, я пришпорил животное, и несколько секунд спустя — вместе с частью сопровождающих — оказался рядом с дозорными. Действительно, метрах в сорока впереди нас терпеливо ждали трое конных чужаков. Ну, или может не нас, а кого-то еще…

Они стояли на самом большом пятачке без деревьев из тех, что мы видели здесь. Скорее всего, чтоб не поймать случайную пулю в башку. Внешне — совершенно обычные. Я бы даже предположил, что перед нами молодой дворянин с двумя телохранителями постарше.

— Виконт Луис-Мария де ла Серада, — выкрикнул их предводитель, рассмотрев что-то нужное лишь ему. — Я хотел бы говорить с шевалье дю Ромпар, лейтенантом Его Светлости герцога Бургундии…

«…Ага, ну хоть тут без сюрпризов, — подумал я,– все-таки нас ждут. Ох, как же мне надоело это безсюрпризное путешествие…»

* Святой Бенин(фр. [Saint Benigne] Сен-Бенин, другой вариант прочтения — Святой Венигн) — святой покровитель Дижона, священномученик, точная дата рождения не известна, умер — около 200 года. В земном городе святому посвящен кафедральный собор, а в книге — действует богатое и влиятельное аббатство, распущенное в нашей реальности во время Французской Революции.