Холодное лето 1402-го. Том 2

Глава 12 Аббатство

Север Бургундии, путь к торговому городку Потьер-сюр-Сен

(10 мая 1402 года, полдень следующего дня)

В ближайшие два дня обеим частям каравана — и сухопутной и речной — можно было двигаться вместе. За исключением факта, что вниз по течению лодки могли легко обогнать даже верховых, а не только пехоту. Поэтому сегодня на них постарались поместить максимальный объем грузов и людей, и наметили общую точку полуденной стоянки, где более быстрые должны были дождаться остальных и приготовить обед для всех.

В другие дни мы обычно обходились в полдень только легким перекусом, но раз уж появилась такая возможность, то почему б не сделать людям послабление? Кто его знает, какие испытания предстоят дальше.

Но был в этом и один минус — из-за вчерашних событий господин де Шатонёф изволил присоединиться ко мне, и прямо сейчас разливался соловьем. Ну, какой интерес хвастаться перед простонародьем, а из дворян в отряде сейчас были лишь я да он…

Чертов гаденыш будто совсем и не догадывался, что я едва не погиб из-за того, что «кто-то» отменил чужой приказ, и решил повести людей в обход, якобы чтоб не позволить наёмникам разбежаться.

Для справедливости стоит признать, что версия и в самом деле имела право на существование, однако ландскнехты все равно разбежались. Уж как минимум их командир точно дал деру, да и пяти-шести трупов мы не досчитались.

«…Гребанный стратег, мать твою…» — вспоминать свой недавний страх было откровенно неприятно.

Ни вчера, ни сегодня я де Шатонёфу ничего не предъявил, и поэтому немножко страдал. Очень уж хотелось выдать, что-то вроде знаешь, мол, вот есть идиоты, потом — большие идиоты, а уже потом, два дня едешь, и — оба на! — ты стоишь… Но при трезвом размышлении пришлось воздержаться.

Все же хорошо?

Ну да, железных причин объявить его предателем или как-то иначе отстранить, если полезет в бутылку — и в самом деле не было. А под командованием господина третьего лейтенанта находились лучшие бойцы отряда. Ну как минимум — самые опытные и надежные в плане дисциплины.

Таких же умелых как его «сотня» среди остальных не набралось бы и сорока, ну может быть — пятидесяти человек. Даже если прибавить в их число семерых отставников-ветеранов назначенных «старшими десятниками» и моего повара.

Судя по прошедшей ночи бегство вроде как прекратилось — ну или желающие временно закончились — однако вот она, другая напасть, первые боевые потери. Вчера к вечеру мы похоронили четверых убитых, а утром — еще одного, уже умершего от ран.

По-настоящему опасных боевых травм вроде как больше не было, но тут такая штука. Вроде все хорошо, а потом раз, и что-нибудь воспалилось. Дальше — пару дней, и опять собирай дрова на костер.

Кстати — да, жечь тела христиан было, конечно, не по канону, но освященной земли рядом не найти, а тащить по жаре мертвое тело — тоже тот еще выход. Хорошо хоть не пришлось просто рубить на куски и закапывать, как в случае с останками наемников.

В общем, ни визит шевалье де Шатонёф, ни его общество меня не радовали. Единственное что грело душу — это доставшиеся после боя парные пистолеты с необычными механическими замками. Это с помощью одного из них меня как раз и пытались застрелить.

Сегодня на утро под кирасой расплылся огромный синяк. Прямо напротив сердца, поэтому я, скажем так, не сомневался в их боевых возможностях…

Перед отъездом из Дижона удалось ознакомиться со здешней передовой военной мыслью. И действительно, кроме обычного фитильного огнестрела в местных оружейных лавках нашлись и привозные аркебузы с новейшими «колесцовыми» замками. Насколько я понял, в столице Бургундии их пока только худо-бедно ремонтировали, но сами не производили…

Так вот, обнаружив такой интересный товар, поначалу я обрадовался: в большинстве своем очень богато украшенные, они были красивы и — самое главное — не требовали всей этой возни с сохранением зажженного фитиля. Однако уже через пару минут радость чутка потускнела.

Цены на такое удовольствие и без всякого украшательства были просто неподъемными. Особенно с учетом факта, что главные расходы к тому времени я уже сделал, и оставалось только купить аркебузу слуге-ветерану…

…Основную часть огромнейшей суммы почти в 425 золотых флоринов, неожиданно собравшейся у меня в Дижоне, пришлось потратить. Еще полгода назад я не мог и представить, что у меня появится такие деньжищи, а тут — как-то так раз — и расстался с ними.

Когда отдал золото за заказ на «драконью» броню, купил лошадей, кучу всяких важных вещей вроде упряжи, недостающей одежды себе, оруженосцу и слуге, да оплатил прочее разное, на руках остались сущие «слезы». Хорошо хоть часть недостающего оружия — вроде двух рыцарских копий-лансов и прочего — себе да слугам — получилось купить за счет выплаченного казначейством аванса.

В итоге у меня осталось всего 46 флоринов и чуть более 12 ливров серебром. С одной стороны — вроде и немало, но все-таки — ни в какое сравнение с тем, что было парой недель раньше *3*.

*3* Финансы Теодориха дю Ромпар к отъезду из Дижона

В наличии

+15 флоринов — золото из самого последнего раздела добычи перед погоней за ведьмой, которое дядюшка сунул раненному Дирку на всякий случай

+263 флорина 68 ливров 6 солидов 3 денье — доля в захвате замка Бирьё

+120 флоринов — аванс почти за пять месяцев службы, из расчета 2 ливра в день (выплачено было 300 ливров)

Если конвертировать эти средства сначала в ходовые солиды, а потом — перевести в золотые монеты (до целых чисел), то сумма будет равняться = 21 276 солидам и 3 денье или = 425 флоринам 16 солидам 3 денье. Более подробно с местной финансовой системой по-прежнему можно ознакомиться в соответствующем «Приложении».

Расходы

–100 флоринов — изготовление комплекта «драконьей» брони (закрытый шлем «гранд-бацинет» с забралом, отдельно — пехотная каска «солад», горжет для защиты шеи, наплечники, двусоставная кираса, латная юбка со щитками — тоссетами, наручи с налокотниками, латные рукавицы, поножи и два вида сабатонов — тяжелые и защищенные для сражений верхом, и облегченные — скорее просто короткие сапоги с латными накладками — на случай, если перед боем придется много ходить)

–20 флоринов — доплата за срочность

–78,4 флорина — две поддоспешные куртки-гамбезона, плащи, шелковые и льняные рубашки, шерстяные и льняные шоссы, шелковое исподнее, прочая одежда и разнообразное походное белье

–52 флорина — недостающее оружие для Дирка; бригантина, шлем и вооружение оруженосцу, а также — фитильная аркебуза с запасом пороха и пуль слуге-ветерану

–97 флоринов — расходы на покупку семи лошадей: боевой жеребец (24), два походных (16×2) и один вьючный мерин (9) под запасное оружие и броню — Дирку, резвая кобылка (12) — оруженосцу, верховая (12) и вьючная (8) лошади попроще — слуге

–12,8 флоринов — седла: рыцарское боевое (4,8) походные (1,6×4), вьючные (0,8×2)

–8 флоринов — две небольшие походные палатки

–чуть более 6 флоринов — недельный запас провизии и выпивки, а так же — походные принадлежности вроде тента, котла и прочего

Остаток

= 46 флоринов золотом и чуть более 12 ливров серебром

Так вот, самая простенькая аркебуза с фитильным замком в Дижоне торговалась от 7 флоринов (350–400 солидов) за штуку. В основном это были довольно потрепанные хоть и вполне рабочие ружья, нередко переделанные из куда более ранних стволов.

И кстати, примерно в такую же сумму оценивался самый дешевый набор брони и вооружения строевого пикинера-новобранца, состоящий из кирасы, шлема, короткого прямого меча и четырех- или пятиметровой пики.

А вот цена на аркебузу с колесцовым замком начиналась с 30 золотых (от 1500 солидов) за единицу. Учитывая, что большинство из них еще и вовсю украшали — стоимость обычно в разы превышала минимальную.

Поэтому прикинув, что самому вроде как палить необязательно, для этого под моим началом будет почти полтысячи стрелков, заставить себя потратиться просто не смог. А сейчас еще и получилось, что вроде как — не прогадал. Поднесенные за ужином пистолеты были просто выше всяких похвал, и с самого утра в пути я экспериментировал с ними…

Их устройство даже на мой взгляд, оказалось незамысловатым, и по сложности напоминало некоторые недорогие механические зажигалки. Только здесь колесико с рифлеными насечками, которое терлось о кусок пирита и давало искру, не нужно было раскручивать пальцем. Это делала пружина, взводимая заранее специальным ключом.

Я уже успел выяснить, что у этого способа палить имелось немало проблем.

К примеру, после всего двенадцати–пятнадцати выстрелов кусок пирита чаще всего успевал так раскрошиться, что напрочь изгаживал механизм, и его обязательно нужно было почистить. Иначе никаких гарантий, что в самый неподходящий момент не случится осечка.

«Щелк!» — снова нажал я на курок, и в этот момент механизм как раз снова настолько затрамбовался кусочками мусора, что снова пришлось на ходу возиться с ним, размышляя, могу ли что-нибудь в этом плане модернизировать. Правда, пока по-прежнему в голову ничего не приходило, и я даже немного комплексовал из-за этого.

«…Ну, зато теперь можно будет заказать две кобуры к седлу, и палить в дождь и в снег… — не без удовольствия закончив чистить я случайно поймал откровенно завистливый взгляд бубнящего де Шатонёфа. — Говнюк тупой, чуть не угробил меня вчера…»

Судя по всему, тот и в самом деле не понимал ничего, а потащился со мной, надеясь выцыганить дорогую игрушку. Предположение выглядело вполне логичным.

«…Вот и мучайся, хрена тебе, а не пистоль!»

Вторая половина дня

Почти через час после полудня мы, наконец-то, достигли очередной временной стоянки и тут же распустили уставшую колонну обедать. В этом месте лес отступал метров на 150–200 от воды и, благодаря этому, оно воспринималось особенно безопасным.

Со слов проводника я уже знал, что чуть выше по склону холма открытое пространство расширялось еще больше. В этом была заслуга монахов небольшого здешнего аббатства. Именно они выращивали вино и рожь, не позволяя природе вернуть себе власть над этим местом.

Кроме городка Потьер-сюр-Сен впереди, другого человеческого жилья в этой части Шампани не было до самой крепости. Поэтому не удивительно, что небольшая часть стрелков попросилась наведаться в обитель. Ну, по крайней мере, я и впрямь не удивился.

— Твоя Милость, позволь мы пойдем, помолимся о благополучии в пути? — перекрестился чувак с классической такой уголовной рожей, пришедший просить от имени еще почти трех десятков особо набожных стрелков.

Сегодня снова жарило, поэтому сам я планировал, пока есть время, чуток покемарить в теньке, но отказать людям в таком уважаемом и праведном желании — причин вроде не было. Немного смущала внешность просителей, но я уже не раз убеждался, что истовости в вере все это не помеха.

'…Наверное, наблюдая именно таких типов, Ломброзо* и придумал свою теорию, — хмыкнул я и, конечно же, разрешил.

— Ладно, смотрю, здесь не только аркебузиры, поэтому предупредите своих командиров, и если они не возражают — можете идти. Почему бы и нет⁈ Месса — дело богоугодное…

С чувством выполненного долга я снова загорелся идеей немного поспать, но — возвращаясь под натянутый слугой тент — успел отметить ироничную усмешку на лице старшего из наших проводников. После вчерашней отваги, им было позволено ставить свой шатер по соседству, и уже на завтрак я послал им несколько кружек вина со своего стола.

— Ну, чего? — заинтересовался я.

— Господин, они совсем даже не к богу потянулись, хотя я и не стану утверждать, что мессу непременно пропустят…

— А чего эти рожи, по-твоему, на самом деле хотели? — имея дело даже с таким же числом 8-летних пионеров, нужно было готовить себя к постоянным фэйлам, а уж если дело касается взрослых.

— Вон, — ткнул пальцем куда-то вверх по склону носатый и, не уловив на моем лице понимания, прояснил. — Виноград, Твоя Милость, они решили раздобыть у монахов вина…

Пьяные болваны могли стать проблемой, но вряд ли успеют всерьез наклюкаться за время стоянки. Через минут сорок-час мы все равно собирались сниматься с лагеря.

— Ну, значит, так им болванам и надо, — успокоился я. — Переусердствуют, будет кому в ближайшие несколько дней рыть отхожие ямы и рубить на весь лагерь дрова…

Такой вариант меня и впрямь устроил, не смотря на все потенциальные риски. Но благодаря полученному объяснению какая-то мысль, словно заноза зудевшая все это время в подсознании, перестала доставать и я с куда большим удовольствием принялся организовывать себе «сон час».

«…Вот я был балбес, когда в садике спать не хотел…»

Примостив дорожную подушку на седло, наконец-то смог лечь и расслабиться. Смотреть в сторону реки было бы неудобно из-за суетящегося лагеря, и намеренно или нет, но лицо у меня теперь оказалось повернутым как раз туда, куда несколько минут назад ушли мои — богомольные алкаши.

Снизу аббатства было не рассмотреть — обзор закрывал высокий обрывистый склон, заросший аккуратными рядами ухоженной виноградной лозы — и я стал потихоньку проваливаться в сон. Не особо вкусный, но довольно съедобный и наваристый кулеш привычно грел изнутри. Нет, не заставляя дополнительно потеть еще и от этого, а «грел» — в смысле — приятно и ненавязчиво подпитывал новыми силами изнутри.

Здешняя обитель, кстати, на русский манер называлось бы «Петропавловской». Ну да, мы ехали в крепость Святого Петра — «шато Сен-Пьер», а тут — аббатство было посвящено апостолам и Петру, и Павлу.

«…Никакой фантазии у этих умников, только и воруют наши названия, — мысленно пошутил я, подразумевая одноименную питерскую крепость, ну и всю эту ситуацию. — Только болот у них, плагиаторов, нет. Но может то и лучше…»

Мысль была не сильно логичной, но все еще слишком связной для человека собравшегося спать, и я попытался окончательно отключиться, чтобы продолжить погружаться в сладкую полуденную дрёму посреди затихающего лагеря. Народ идею покемарить явно разделял, а самых шумных еще в первые дни отучили суетиться в такие моменты, и без всякого участия командиров.

— Твою же мать, ну точно… — выдохнул я, резко выпрямившись и выдав во всю глотку. — Тревога-а-аа-а, к оружию!

И, словно бы дождавшись именно этого момента, со стороны аббатства донеслись дикие панические вопли. Безо всякого сомнения — это были голоса недавно ушедшей группы.

«…Ну вот, опять хоронить…если будет кому! Чувствую, народ того и гляди снова озаботится идеей, как бы ноги со службы сделать…»

Сбежавшуюся толпу любопытных я разогнал парой очень недобрых обещаний, на которые даже вчерашние штатские шпаки вроде меня становятся щедры, стоит им только хотя бы пару дней поруководить таким вот «коллективом».

Но те, кто явился с оружием, услышали совсем другие обещания.

— Кружку лучшего вина каждому настоящему воину перед сном! — приободрил я ничего не понимающих бойцов, догадываясь, впрочем, что воспользоваться этой щедрость смог далеко не все.

— Шевалье, простите, а что случилось? — спросил подъехавший верхом и во всеоружии де Шатонёф; даже закрытый кавалерийский шлем он держал в руках, словно в готовности атаковать прямо сейчас, а не подвесил к седлу, как делалось обычно. — Я слышал эти недобрые вопли со стороны аббатства, но вы, по-моему, призвали к оружию немного раньше, чем они донеслись сюда, а значит, можете что-то знать…

Мысль эта пришла в голову явно не одному только лейтенанту.

— Ну что вы, дружище! Смею надеяться, Господь все-таки иногда наставляет меня, но уверяю Вас — это происходит совсем не так, как в случае со святыми подвижниками. Боюсь, для этого я пока слишком уж много трачу сил и мыслей на юных незамужних красоток…

Даже самые незамысловатые «соленые» шутки всегда заходят мужской аудитории, и улыбки по рядам скользнули, но люди были слишком уж обеспокоены, чтобы расслабиться, поэтому я не стал развивать эту тему:

— Но кое-что могу пояснить… Вспомните, — повысил я голос, потому что большая часть отряда уже успела снарядиться, и вооруженная толпа изрядно разрослась, — несколько часов мы добирались сюда, успели пообедать, и даже прилечь, но слышали ли вы колокола? Нет! А такое могли себе позволить…

— Кто? — испуганно отозвался чей-то тонкий юный голос из толпы.

—…только мертвые монахи! — озвучил я теперь уже совершенно очевидную всем мысль. — Но у меня есть догадка, кто может знать некоторые подробности произошедшего. Эй, кто-нибудь, а приведите-ка того говнюка, что мы взяли в плен! (других пленников не случилось, их перебили куда раньше, чем я отдал приказ)

Все-таки средневековые люди были не избалованы зрелищами. Пару минут, что один из десятников ходил с несколькими своими солдатами за пленником, почти все терпеливо и молча ждали.

— Господин лейтенант, Твоя Милость, он почти успел перепилить веревки! — издалека выкрикнул десятник, — Еще чуть, и попытался бы сбежать…

— Нет, это не прав… — удар под дых прервал попытку ландскнехта оправдаться, судя по состоянию его одежды и морде, внушение было далеко не первым.

— Вот, Твоя Милость, я захватил с собой путы, которыми этот прохвост был связан!

Не нужно быть Чингачгуком, чтоб с первого взгляда и в самом деле рассмотреть попытку их перепилить. Кивком поблагодарив ветерана за такой аргументированный доклад, я перешел к пленнику:

— Вы уничтожили аббатство до того, как вас изгнали из города? Кто-то из монахов уцелел, наверное…

— Откуда… — испуганно вздрогнул наемник, но получив очередную плюху от охраны, поник и стал рассказывать.

Вчера он признался лишь в том, что накануне они сцепились с горожанами, и поэтому вынуждены были в ночь бежать из Потьер-сюр-Сен. Якобы кто-то из отряда случайно — по пьяни — втянул их в ссору.

Но сегодня вырисовывалась совсем другая картина. Теперь получалось, что днем ранее наемники вошли в аббатство как гости, предательски напали на монахов и перебили их. Потом разграбили, и перед тем, как покинуть, подожгли строения. После этого явились в город, и спокойно принялись пропивать добычу.

— А как вас узнали? — заинтересовался я.

— У городских ворот остался один из нас… из них, и когда в город вошел уцелевший монах в окровавленной одежде… Мы их не стали рубить, думали и так сгорят, а он выжил, — неохотно признался пленник.

Дальше получалось так, что прежде чем горожане смогли собрать отряд достаточный для нападения на этих упырей, они первыми атаковали охрану ворот, захватили и подожгли их — так же как и ближайшие дома — после чего спокойно умотали, не беспокоясь о погоне.

Логично, что местному магистрату в такой ситуации явно было не до преследования сильной банды. Особенно подозревая, вдруг все это — неудачная попытка захватить именно город?

— Так ты говоришь, не знал, что будете жечь аббатство? И даже мысли не возникло, зачем потащились в здешнюю глушь? — переспросил я в полной и очень недоброй тишине, после чего резко спросил. — Вы осквернили храм или просто убили людей?

Наемник поежился, не произнес ни слова, но взгляд вильнул.

— Возьмите-ка его, хорошенько прокалите железо, и порасспросите… там! — велел я своему ближайшему помощнику и махнул рукой в сторону реки, после чего уточнил уже в спину. — А потом повесьте повыше, чтоб издалека было видно…

Не позволив твари даже пикнуть, несколько стрелков во главе с моим неформальным начштаба, забили ему в глотку собственную шляпу и почти на руках утащили извивающегося ландскнехта, но я о нем сейчас не думал. Сотни пар глаз внимательно смотрели на меня, и с ними требовалось правильно поговорить.

— Мы, конечно, могли бы сейчас уйти отсюда, у нас действительно нет приказа непременно очистить оскверненную обитель, — начал я издалека. — Но боюсь тогда нам и крепость не удержать. Неизвестно что там может завестись, если не выжечь темное гнездо прямо сейчас. Может в ней проклюнется такое зло, что ни подкрепления, ни припасы больше не смогут добраться к нам даже по реке. А такие трудности нам разве нужны?..

* Колесцовый замок — механизм для стрельбы, в котором пороховой заряд воспламенялся искрой, высекавшейся с помощью трения вращающегося колесика с насечками о кусочек кремня или пирита (серного колчедана). Считается, что открытие было сделано в 1515–1520 гг. немецкими оружейниками из Нюрнберга, а изначальная идея — разработана Леонардо да Винчи где-то между 1480–1485 годами. Однако известно, что в начале XV века неизвестный мастер уже использовал пирит для стрельбы из аркебузы. В нашей реальности механизм получил распространение в XV—XVII вв., но в Мире дважды рожденных развитие огнестрельного оружия в некоторых моментах опережает эпоху на столетие и более.

* Чезаре Ломбр о зо(1835–1909) — итальянский психиатр, дал ряд практических рекомендаций по определению патологической предрасположенности человека к преступлениям, и описал набор легко различимых внешних признаков.