Идеализм-2005

Гэрри Пауэлл — Анатолий Тишин

Мы шли вдоль проспекта. Рома, Лена и я. Справа в темноте угадывались темные очертания хрущевок. Впереди светлел вход в метро «Кузьминки». Рядом с переходом пили пиво пожилые гопы. Было часов одиннадцать вечера.

Дул сильный, холодный ветер, и мы шли, немного пригибаясь, кутаясь в куртки.

— Тут, — Рома открыл стеклянную дверь мрачной забегаловки. Синей светящейся гирляндой над входом было выведено «Кафетерий».

— Мы здесь разве стрелу назначали? — уточнила Лена.

— Да, Елена Васильевна.

— К дому как-то близко, Андреич. Как бы…

— «Хвостов» вроде не было…

— Все равно…

В забегаловке за столами стояли (именно стояли, это были высокие стоячие столы) конченые совсем типы в пуховиках и кожаных куртках, лили водку из пластиковых стаканчиков. Из колонок играла российская эстрада.

— Н-да, — оглянулась Лена.

— Народ, — Рома улыбнулся, — наш народ, Елена Васильевна. Только вот почему нацболов нет никого?

— Ладно, ждем. Пойду чаю какого-нибудь возьму, если стрела тут…

— Леха, я Елене Васильевне помогу, а ты тут оставайся, а то сограждане единственный свободный стол займут.

— Ага, понял.

Я снял шапку. Длинных кудрей под ней не было. После нравоучений Чугуна «Леха, когда ты уже пострижешься», я все-таки постригся. Точнее, побрился. Ольга Ф. старательно побрила станком.

Рома и Лена вернулись с тремя стаканчиками чая.

— Не пришел никто? — спросил командир Московского отделения.

— Нет.

— Нацболы, блин, расслабились чего-то.

— Да, должны быть уже тут по времени.

Слух внезапно отчетливо различил слова очередной песни: «…как упоительны в России вечера». За соседним столом два бухих нищеброда в грязных пуховиках решили подпеть: «…и вальсы Шуберта, и хруст французской булки». От бичей шел тошнотворный запах.

— …Рома, что это, блин, такое? — я кивнул на соседей.

— Все патроны из «удара» бы расстрелять, выйти и дверь за собой закрыть… — улыбался он.

— Ага…

Тут в «Кафетерий» вбежала светловолосая Ольга К. На ней была зеленая зимняя бундесверовка Чугуна.

— Здорово! — выдохнула она. — Кирилл, Назир, Паша и Женя через пять минут подойдут. У Назира и Паши в общаге ремонт какой-то или что-то. Поэтому задерживаются.

— Хорошо, — Рома поправил на носу очки, — ждем.

Потом он полез в рюкзак и достал книгу, положил ее на стол.

— Ольга, ты читала?

— Что это?

— Книга, блин. На стрелу нацболы все равно опаздывают, хоть о литературе хорошей время есть поговорить…

Я посмотрел на стол. На желтой обложке книги был изображен воин в колпаке Ку-клукс-клана, с голубоглазым ребенком на руках. За плечами какая-то фантастическая штурмовая винтовка, через плечо — патронная лента.

— …Вот что надо читать, — сказал убедительно Рома.

— «Дневник Тернера»! Я читал.

— Леха, что ты читал, я не сомневаюсь. Ольга, советую, очень крутая книга, все как надо…

— Да, настоящее революционное мировоззрение, сожженные мосты, бескомпромиссность… — добавил я.

— Все правильно, Леха!

В «Дневнике Тернера» мое внимание особенно привлек один эпизод, отлично показывающий основную дилемму любой радикальной организации.

Главный герой, Эрл Тернер, рассказывает об убийстве его товарищами «руководителя Ячейки 5» Гэрри Пауэлла. Пауэлл отказался следовать решению Организации — уничтожить двух высокопоставленных священнослужителей. Этот локальный руководитель был вообще против террора, он считал, что борется за реформирование существующей системы в нужном направлении. Ну, там, сократить налоги, справиться с преступностью, одним словом, сделать спокойнее жизнь обычного гражданина.

«Оказывается, он считал, что целью Организации было вынудить Систему провести определенные реформы, тогда как на самом деле мы все стремимся разрушить Систему, стереть ее с лица земли и построить на ее месте что-то совершенно другое, ничем на нее не похожее», — так комментирует Эрл Тернер противоречия между идеями революционеров и ходом мыслей Пауэлла.

Этого ренегата в итоге застрелили и закопали в десяти километрах от Вашингтона.

Но в реальной жизни таких Пауэллов намного больше, чем на страницах «Дневника». И часто именно они побеждают, к сожалению.

Как Ольга обещала, через пять минут подтянулись остальные. Первым в мрачную забегаловку вошел Чугун, он осмотрелся, недовольно поморщился. Потом Паша, у него через плечо висела его рабочая сумка. На Назире было кашемировое пальто, и он улыбался чему-то. Улыбался и Женя К. В своем черном кожане и кепке типа «аэродром» он лучше всех вписывался в обстановку.

— Привет, Рома, Лена! Здорово, Леха! — сказал он, подойдя к столу. — Злачное вы место выбрали, ничего не скажешь.

— Какое есть, Женя, — ответила Лена.

— Ладно, давайте к делу, а то мы тут полночи просидим, — начал Рома, оглядывая пришедших. — Слушайте, нацболы…

— Да, Роман, слушаем, — Паша часто называл нашего командира именно так, полным именем.

— …В общем так. Мы с Еленой Васильевной подумали, и с некоторыми из вас раньше об этом говорили. Со съезда надо нахуй слать Тишина. Тишин за раскольников.

— Это не просто будет, — произнесла задумчиво Ольга К., — Тишина нацболы многие любят.

— То есть как не просто, Оля? Если эта мразь бородатая там рот откроет, выеденного яйца не стоит вся наша революционность. Тишин, блять, на Лимонова показания по Алтайскому делу дал[18]. Он жалуется, что ментов нацболы не уважают, — Рома опять поправил очки. — Блять, что это за хуйня получается. Теперь этот обыватель бородатый раскольников фСБшных защищать на съезде будет. Дерьмо ебаное вокруг себя собирать. Нацболы любят, блять. Не далеко с такой любовью Партия уйдет.

— А Лимонов что? — спросил тихо Чугун.

— Лимонов ничего. Лимонов, блять, не понимает, а мы понимаем.

— Хорошо.

— Я полностью за, — Паша явно одобрял идею и радовался ей. — И ты ведь тоже, Назир?

— Да, — просто ответил моряк.

— Я тоже, хули там, — кивнул Женя К., — нахуй он нужен, Тишин тот, Толя ебаный рот. Мусор хуев. Только права Ольга, многие его уважаемым партийцем считают. Ну там, бывший заместитель Лимонова, все дела.

— Рома, как скажешь, так и сделаем, — я давно уже все для себя решил.

— Хорошо, Леха, — посмотрела на меня Лена.

— Тогда, — Рома поднял глаза от стола, — в общем, нацболы, я так думаю.

На последнем этаже горкома возьмем на себя последний контрольный пункт, где решетка. Где все делегаты по спискам проверяться будут. Кто-то из нас на том посте останется. Придет Толя Тишин, посылаем его нахуй.

— Он ведь не один придет, — заметил Паша.

— Нет, не один. Будет выебываться — дать по шее. И ему, и тем, кто с ним.

— А если лимоновская охрана с ним? — спросила Ольга К.

— Придется, будем драться. Верных партийцев из Московского отделения на последнем этаже поставим. Те, на кого мы рассчитывать не можем, тех в наружные группы.

— Рома, хорошие ребята в наружных группах тоже нужны, — сказал Назир, — прыгнуть нашисты ведь могут.

— Да, Назир, знаю. Но ты, как ответственный за охрану, распредели так, чтобы и на последнем этаже были бойцы, что надо.

— Понял, — кивнул моряк.

— Леха, возьмешь на себя последний этаж? — Лена посмотрела на меня.

— Да, конечно.

— Женя, поможешь Лехе?

— Без базара. Мне Тишин ебаный никогда не нравился, — Женя К., бывший политзаключенный по делу о захвате Администрации президента, круглолицый, крепкий весельчак, пребывал, как всегда, в приподнятом настроении.

— Хорошо. Тогда это решили. «Аргументов» с собой побольше берите.

— Ага, это не вопрос.

— Назир, Кирилл, на скольких мы можем положиться точно? — Лена всегда уточняла детали.

— Человек двадцать-тридцать, — прикинул Чугун. — Есть регионы, нам абсолютно лояльные. Обнинск, еще с Поволжья ребята…

— Рома, а что делать, если сам Лимонов все это дело увидит? — спросила Ольга К.

— Блин, при Лимонове махам не надо, наверное, устраивать, — Рома улыбнулся. — Посмотрим.

— Ольга, тогда импровизируем на месте, — ответила Лена.

— Кирилл, из тех двадцати-тридцати человек мне минимум пятнадцать внизу понадобятся, — Назир поправил расчеты Чугуна.

— Да. Назир, тебе здесь виднее.

— Назир, — Рома стал серьезнее, — разберись так, чтобы и наверх нашлись люди. У тебя ведь завтра стрела с московской охраной? Там и разберись, Хороших ребят, без каких в наружных группах можно обойтись, тех на последний этаж. И утром, в день съезда, нацболам, кто в теме окажется, последние инструкции надо дать по Тишину. Назир, сделаешь? И запомни: в день съезда ничего важнее нашего пропускного пункта нет. Исходя из этого по людям и решай.

— Да, понял.

— Отлично. Тогда решено. Пойдемте тогда потихоньку, приятного в местечке этом все равно мало, — командир московского отделения осмотрел бухающих бичей.

— Роман, мы с Назиром в общагу не успеваем уже…

— У нас можете вписаться, Паша.

— Классно, спасибо.

— Рома, книгу-то одолжи, в метро буду читать, — напомнила Ольга.

— Бери, конечно, Оля. Тебе понравится.

— Спасибо, — «Дневник Тернера» пропал в ее зеленом рюкзаке.

— Все, нацболы, погнали.

Мы вышли из забегаловки. Рома, Лена, Ольга и Чугун закурили. Ветер стал еще злее.

Мы стояли под синей вывеской, прижимаясь плечами друг к другу.

В марте 2006 года проходил съезд Партии. Он созывался как внеочередное мероприятие. Руководители нескольких сибирских и уральских отделений присоединились к так называемой НБП без Лимонова. Антипутинские акции являлись, согласно их пропаганде, предательством «традиционного национал-большевизма». Имелись небеспочвенные подозрения, что к расколу приложила руку ФСБ. Целью московского съезда было исключение из партийных рядов «истинных», «не антипутинских» национал-большевиков.

Но мы, Московский исполком, готовы были идти дальше. Мы считали нашим врагом любого сторонника раскольников. Лимонов не был настолько последователен.

Партийная драма разыгрывалась в горкоме КПРФ, рядом с метро «Автозаводская». Там же, где проходили наши еженедельные собрания. Главный зал располагался на последнем этаже старого кирпичного здания. Здесь же, за железной решеткой, находился наш московский контрольный пункт. Утром все шло по плану. Назир проинструктировал отобранных им нацболов Московского отделения. Теперь вместе со мной и Женей К. нас на контрольном пункте было человек десять. Рома и Лена находились в зале, с делегатами из регионов.

Тишин пришел рано. Этот бородач в сером неряшливом макинтоше поднялся по лестнице в компании нескольких личных охранников Лимонова. Мы преградили дорогу.

— Толя, проваливай, — сразу отвязно начал Женя К., — тебя тут не ждут.

— Пропустите, — тяжело выдохнул Тишин.

— Да кто вы такие, чтобы заслуженному партийцу так предъявлять, — вперед полез пузатый лимоновский охранник в черной кожаной куртке, — охуели совсем…

— Не пизди давай, заслуги перед Партией исчезают в полночь, забыл? — я достал из кармана «удар».

— Пацаны, давайте сюда, — Женя собирал подкрепление.

Москвичи собрались за решеткой. В руках у нацболов появились «аргументы». Тишин и свита стояли на прежнем месте. Подкрепление из числа лимоновских телохранителей подтянулось и к ним. Несколько регионалов смотрели на это выпученными глазами.

В этот момент история НБП могла за одну минуту преодолеть этап, на который понадобилось четыре года. Бунтари и латентные консерваторы имели шанс устроить небольшое побоище и окончательно разойтись.

— Блять, Лимонов, — Женя от злости ударил кулаком о стену.

— Ебанный… — вырвалось у меня.

По лестнице поднимался лидер Партии с бодигардами из той же группы, в которой числились приятели Тишина.

— Здорово, пацаны, — Лимонов посмотрел на меня и Женю. — Здравствуйте, Анатолий, — сказал он Тишину.

— Здравствуйте, Эдуард Вениаминович, — ответил Женя.

— Как тут у вас? Хорошо все?

— Хорошо, Эдуард Вениаминович.

Лимонов пошел дальше. Тишин прошмыгнул следом. Пиздить его при Лимонове было бы как-то уж слишком…

Несмотря на возражения Тишина и еще нескольких членов Партии, раскольников исключили. Но Роме, Лене и нам, исполкому, такой половинчатый вариант совершенно не нравился.

Сразу после расхода регионалов Рома подошел к нашему пропускному пункту, сказал мне и Жене:

— Соберите тех, кто на последнем собрании был. Кирилла, Ольгу, Пашу и Назира. Есть тема.

— Jawohl!

Женя остался на посту, а я бросился исполнять приказ командира.

Через пятнадцать минут мы стояли во дворе рядом с горкомом. Было часов семь вечера. На улице потеплело, пошел снег с дождем.

— В общем так, Тишина надо отпиздить, — сказал Рома, — сегодня же.

— Тишин ушел уже, — ответила Ольга К., — я сама видела.

— Значит найдем…

— Роман, идея очень хорошая, — перебил Паша, — только у меня не получается, у меня учеба, блин.

— Паша, ты чего же, Тишина бить отказываешься, — Назир засмеялся, — это ж мечта твоя. На тебя прям не похоже.

— Ну вот никак сегодня не получается. Хочется, но не получается.

— Понятно. Ничего страшного, в другой раз значит.

— Да я тоже так думаю, — Паша посмотрел на Назира.

— Мне тоже идти надо, — сказал Женя К.

— Что это, блин, за дела, расходятся все, — Ольга К. шутливо сердилась.

— Ничего не поделаешь, идите, конечно. На исполкоме увидимся.

— Да, Рома, увидимся, — Паша немного виновато перетаптывался на месте, — удачи вам желаю, товарищи. Имперец этот пиздюлей давно заслуживает.

— Спасибо, Паша, — ответила Лена.

— Ну, мы погнали тогда. От нас пользы все равно сегодня уже не будет. Слава Партии!

— Слава Партии!

Паша и Женя пожали нам руки и ушли. Нас осталось шестеро. Совет продолжался.

— Ну что это за дело, отпиздить, — Чугун улыбнулся, показал клыки, — это все не то. Давайте как-то красиво делать. Ну там подраться его позовем один на один.

— А кто драться будет? — поинтересовался Назир.

— Ну я могу, — ответил Чугун с той же наглой, белозубой улыбкой.

— Ничего план, Кирилл Борисович, — одобрила Лена.

— Хорошо, веселая идея, поединок, — Рома кивнул, — а если подстава какая, то тогда все вместе уже…

— Да, тогда я могу один со всеми не справиться, — Чугун уже громко смеялся, — тогда все вместе.

— Это решили, значит, — Рома поправил очки. — Оля, а где Тишин сейчас может быть?

— С лимоновской охраной, конечно, — ответила Ольга К., — они бухают, а он, трезвенник, смотрит за ними…

Все засмеялись.

— …От «Алексеевской» на трамвае можно доехать, — договорила. Ольга.

— Отлично, поехали тогда. Прямо сейчас.

В ларьке на темной заблеванной кем-то трамвайной остановке Рома, Лена и я закупились коктейлями «Ягуар» — для поднятия настроения.

— Кирилл Борисович, взять тебе? — спросил Рома.

— Нет, — ответил Чугун угрюмо. Он был сосредоточен.

— Правильно, — Рома хлопнул его по плечу, — заслуженному партийцу Толе не каждый день выпадает возможность по ебалу съездить. Так что готовься, да…

Чугун молчал всю дорогу, пока в трамвае ехали. Рома попивал «Ягуар», смотрел в окно.

— Че, Леха, — он внезапно обернулся ко мне, держась двумя руками за поручни, — как на охоте, блин…

— Ага, вроде того…

— Все, приехали, — подсказала нам Ольга.

— Выдвигаемся! — Рома толкнул Чугуна в плечо, — Кирилл, выходим. Только не говори, блин, что ты Тишина бить передумал. Человеком настроения не будь!

Кирилл посмотрел на него сосредоточенно, а потом улыбнулся.

От трамвайной остановки ходьбы было минуты две. Мы остановились под хрущевкой. Домофона в подъезде не было. Вокруг — ни души.

Рома тихо начал инструктаж:

— Так, Кирилл, иди давай наверх, вызывай Тишина на поединок. Если он выходит один, забивай его в асфальт прямо тут, сразу. Если их несколько будет, то мы их заливаем из «ударов» и забиваем в асфальт всех. Ясно?

— Понятно. Ну, я пошел.

— Иди.

Коренастая фигура Чугуна в зеленой бундесверовке и белых джинсах пропала в подъезде.

Мы встали сразу за дверью:

— Тише! Приготовились.

Я снял «удар» с предохранителя. Назир сделал то же самое.

Мы ждали минут пять.

Потом подъезд распахнулся, из него вышел Чугун. Один. Он смеялся.

— Кирилл, а где Тишин? — строго спросил Рома.

— Там, наверху.

— А почему не тут?

— Он сказал, что не пойдет никуда.

— Как не пойдет?

— Сейчас расскажу. Слушай. Я позвонил в дверь. Толя открыл. Я думаю: «Шансов на отступление нельзя оставлять». И сразу, с порога: «Толя, ты пидарас».

— Та-ак. А он?

— А он ничего. Смотрит на меня телячьими глазами и бормочет: «Я не буду с тобой драться».

— Блять, мерзость какая!

— Я ему: «Ты, чмо, пошли на улицу». И леща отвесил. А он: «Нет, Кирилл, не пойду».

— А охрана лимоновская что?

— Они с кухни даже не вылезли. Не в состоянии уже.

— Днище ебаное Тишин этот, — Рома покачал головой, — заместитель лидера Партии, блять.

— Я ему еще затрещину дал, говорю: «Толя, ты жалок, блять, иди, сука, на хуй». Пиздец, короче. Дай «Ягуара», что ль, ебану, может, полегчает, — Кирилл продолжал смеяться.

— Блин, Кирилл, я даже не знаю, что сказать. Я всякого ожидал, но не такого. Тишин даже мои ожидания скромные превзошел.

Чугун сделал большой глоток из Роминой банки.

— Н-да, блин. Ну ладно, не получилось поединка. Хуй с ним, в следующий раз, — Рома махнул рукой. — Поехали к нам на Кузьминки, итоги дня обсудим…

— Погнали, Рома, — Чугун все еще хохотал.

Кирилл погибнет через двенадцать лет в Сирии. Погибнет за то государство, с которым поклялся бороться.

Охота на Тишина началась с мрачных типов в «Кафетерии».

А ведь на самом-то деле Тишин, его приятели из лимоновской охраны, часть партийного руководства и многие члены НБП даже в лучшие времена были такими же вот бичами.

Мы, исполком Московского отделения, мечтали раз и навсегда уничтожить традиции российской государственности, хотели построить совершенно новое общество с чистого листа. Ведь по-другому в России нельзя, тут надо жечь все.

А те, с ними все иначе. Они готовы были вписать свои существования в более брутальное, более милитаризированное государство, чем то, которое они видели в 90‑е. Раскол НБП середины 2000‑х годов объясним, в те времена Путин заявил о новом патриотическом курсе, о возрождении государственного величия. Противников власти кремлевские пропагандисты начали называть «пятой колонной» на службе у Запада. Уже тогда часть партийцев предпочла революции показное величие нефтяной империи. От консервативного поворота Партию удерживали несколько десятков честных нацболов Московского отделения и еще десяток достойных регионалов. Мы врывались в кабинеты чиновников, дрались там с ОМОНом, молчали на допросах и говорили «Да, Смерть!» из-за решеток, когда судьи просили нас выступить с последним словом.

Имперцы и государственники тихо бухали на своих вписках.

Потом времена изменились, и выполз неизвестно откуда политрук Прилепин, бывший ОМОНовец, который и на акции-то ни разу не был, которого я, нацбол, объездивший с партийными поручениями больше десятка крупных российских городов, в глаза не видел. Он не сидел в тюрьме и даже в мусарне бывал разве что по работе, он не знал наших товарищей, убитых государством.

Тогда, в 2006 году Рома, Лена, другие участники Московского исполкома хотели избавить организацию от Гэрри Пауэллов из «Дневника Тернера». Но Пауэллы сказались сильнее. Омерзительные российские Пауэллы, которым подавай политручество, портрет Сталина и французскую булку.

Пару лет назад я видел на Youtube, как на одной из антиукраинских демонстраций лимоновского охвостья Тишин вел колонну. Несмотря на союз лимоновцев с властью, маршировать им позволили в каком-то парке на окраине Москвы. Тишин был, как всегда, с бородой и в сером макинтоше. Впереди таких же помятых людей он орал в мегафон про присоединение Украины к российскому государству и прочую чушь. Маленьким и совсем еще аполитичным детям Толя там, наверное, казался лешим или иным отталкивающим полусказочным существом.