Идеализм-2005

Московское отделение

Московское отделение НБП состояло в 2005–2006 гг. из нескольких звеньев, или бригад. Деление производилось по территориальному признаку. Существовали бригада Восточного и Центрального округов, Северная бригада, Южная, Юго-Западная, и так далее.

Во главе этих подразделений стояли участники московского исполкома. В исполком входили Рома, Лена, Кирилл Чугун, который являлся их неформальным заместителем и доверенным лицом во всех вопросах, командир Московского силового блока Назир, а также бригадиры и, в некоторых случаях, их заместители. Отдельный силовой блок Московского отделения Рома и Лена создали осенью 2005 года. Это было свободное подразделение из бойцов разных бригад.

Пикеты, демонстрации, конфронтации с кремлевцами обсуждались на уровне исполкома. Но прием и адаптация новых партийцев находились в ведомстве звеньевых. Как и расклейка листовок и стикеров, распространение агитационных материалов среди целевой аудитории: студентов, призывников или, в духе старой революционной традиции, рабочих рядом с проходными заводов.

Собрания Московского отделения проходили каждую неделю, сборы на локальном уровне мы проводили раз в одну-две недели. Уровень авторитарности и иерархичности в бригадах варьировался. Часто работа на уровне этих подразделений планировалась коллективно.

Командиры бригад нередко ставили перед собой амбициозные задачи. Моя бригада Восточного и Центрального округов, где я со временем заменил Женю З. на должности командира, защищала один магазин, расположенный в районе «Бауманской». В нем по бюджетным ценам продавались товары первой необходимости. Предприятие что-то не заплатило местным бандитам. Эти самые бандиты угрожали работникам, поэтому они попросили нацболов о защите. Один или два вооруженных «ударами» и прочими «аргументами» бригадных партийца постоянно дежурили в подсобном помещении. Собрание звена, его «несекретную» часть мы, как правило, проводили в этой же подсобке. «Секретные» вопросы обсуждали без телефонов и на улице.

Незначительный, но забавный эпизод. Рядом с этим магазином состоялся нелепый политический дебют прокремлевской «России молодой». Дело было так.

В сентябре 2005‑го, еще до возвращения Ромы к руководству Московским отделением, исполком постановил: надо провести компанию в поддержку магазина, привлечь внимание общественности к бандитскому произволу. Нацболы начали с расклейки листовок. Потом согласовали проведение манифестации.

Простые москвичи особого энтузиазма к акции не проявили. Зато с руководством Московского отделения связались люди, представившиеся неравнодушными студентами МГТУ им. Баумана: «хотим вступиться за народ». Подозрений они не вызвали. Бауманка располагалась совсем рядом. К тому же, нам тогда часто предлагали взаимодействовать молодежные оппозиционные группы типа «Обороны»[17]. «Добро пожаловать, ребята», — ответила им Ольга Ш., спортсменка, победитель и призер многих соревнований по боевому самбо, которая исполняла тогда обязанности командира Московского отделения.

В назначенный день и час к магазину действительно пришли три десятка молодых людей. Мы удивились. Все-таки неравнодушных студентов было слишком много для буднего дня.

Студенты размахивали голубыми флагами с подписью «Россия молодая». Флаги были явно фабричного изготовления. Контакта с новыми союзниками не получилось.

— Ребята, молодцы, что пришли поддержать, — Женя З. попробовала заговорить с одним из флагомахов.

— Да нас прислали.

— Как прислали?

— С университета. С занятий сняли и сюда прислали.

— Ясненько, бывает, — Женя пожала плечами и улыбнулись. Потом повернулась ко мне. — Леха, иди, скажи Паше, что ребят прислали.

На говорившего сразу же зашипели его соратники.

— Лишнего не болтай, — подбежал к нему круглолицый студенческий вожак в серой куртке.

Это был тогда никому неизвестный Мищенко. Его ушлая морда, помноженная на заметную претензию казаться успешным молодым политиком, выглядела совершенно отвратительно. Но тремя неделями ранее на «Автозаводской» на нас прыгали лучшие московские хулиганы с травматами и бейсбольными битами. И ужимки студенческого вожака опасными не казались.

Вместо трибуны использовался стол, который выделили работники магазина. От нацболов выступал наш муслим Паша.

— То, что в нашем народе проснулась какая-то гражданская активность, это хорошо…

Вот тут-то события приняли неожиданный оборот. Из толпы к трибуне вышел здоровый негр в черно-белом свитере:

— I came from New York, — начал он.

— Потом, — отвернулся Паша.

Крепкая Ольга Ш. подвинула негра от трибуны. Но он продолжал свой монолог. Общее внимание переключилось от оратора к африканцу.

Справа от негра встал Мищенко. Мы уже понимали, что происходит какая-то заранее спланированная хуйня. А африканец отжигал по-английски театр одного актера дальше:

— Я приехал в Россию из Нью-Йорка, чтобы найти Эдика, я искал его так долго, я не мог увидеть его, — тут из кармана брюк он извлек красные стринги. — Передайте это Эдику, он это забыл…

Африканец намекал на книгу Лимонова «Это я — Эдичка».

Мищенко захихикал по-идиотски, остальные румоловцы тоже заржали.

Конечно же, они уже нарвались.

Товарищ Палеонтолог пытался избежать физической конфронтации. Негр, скорее всего, понимал по-русски, но партиец все равно дипломатично поинтересовался по-английски:

— А не из ФСБ ли вы, мил человек?

Остальные нацболы были меньше склонны к дипломатии.

— Мочи его! — крикнул кто-то.

Наш боец ударил негра кулаком в голову. Африканец рухнул, как подкошенный.

Мы кинулись ебашить румоловскую массовку под синими флагами. «Неравнодушные студенты» ломанулись в разные стороны. Я только поджопника успел кому-то наподдать.

Вырубленного прокремлевского негра попинали немного ногами.

Осенью 2005 года Румол, видимо, еще не подружился окончательно со спецслужбами, а то бы мы все за «разжигание» заехали. Кстати, ни «разжигания», ни расизма с нашей стороны не было. Нам плевать — черный, белый, настолько не трогай. А вот Мищенко использовал африканца, скорее всего, втемную, не предупредив о последствиях.

Помимо защиты социального магазина от бандитов и кремлевцев, мы регулярно причиняли другое добро. Когда московские власти поставили на железнодорожных станциях по Казанскому и Ярославскому направлению турникеты и охранников ЧОП, наша бригада пилила по ночам дыры в заборе. Чтобы на платформу люди свободно проходили в обход этих турникетов. Рядом мы писали: «Не плати за проезд. НБП».

Вообще, подраться всегда можно было, в любой момент. Как-то в конце июня 2006 года, совсем незадолго до начала моего срока, Восточно-Центральная бригада клеила партийные листовки рядом с «Бауманской», неподалеку от офиса «России молодой». Рядом с листовками мы крепили стикеры с вооруженным мечом самураем и надписью «Да, Смерть!»

Мы разделились по парам, я шел с Дарвином и мы над чем-то смеялись.

Тут перед нами резко затормозила темно-синяя иномарка, из нее вылезло трое карикатурных бандитов, будто из сериалов.

— Мы, блять, из ЛДПР, — представилась братва, — давай сюда нахуй ваши листовки.

Я и Дарвин не сговаривались заранее, но порядок действий все равно знали. В кармане моей синей куртки лежал родной «удар». Поэтому вместо листовок либерал-демократы получили перцового концентрата. Один согнулся пополам, я ударил его левой рукой в бороду. Дарвин тоже пустил «удар» в дело, затравил газом второго. Третий, которому перца досталось меньше, ломанулся к машине и вытащил из ее салона карабин «Сайга». Это обстоятельство могло быстро и фундаментально изменить ход схватки.

— Бля, — я ткнул Дарвина в плечо, — смотри!

— Ебать!

Мы организованно, так сказать, отступили. Но ни одной листовки врагам не досталось.

Наступательные операции планировались как на уровне всего Московского отделения, так и на уровне бригад. Звенья по собственной инициативе регулярно разрисовывали партийной символикой и лозунгами стены вдоль железнодорожных путей, школы, ПТУ, ВУЗы. Во время антипризывной компании нацболы, вооруженные баллонами с краской, делали вылазки к московским военкоматам, оставляли на их стенах призывы косить от службы в вооруженных структурах режима. Каждый бригадир был обязан держать в голове список отделений милиции, административных зданий и потенциальных объектов для атаки в условиях революционной ситуации или каких-то массовых демонстраций, уметь ориентироваться в «родном» куске столицы, знать транспортные развязки.

Операции на уровне всего отделения привлекали внимание СМИ и общества к Партии. Но это были и своего рода учения, подготовка к революции…

В начале марта 2006 года исполком Московского отделения постановил атаковать как можно больше офисов Единой России за одну ночь. В качестве орудий использовались стеклянные бутылки с «Кузбасслаком», густым несмываемым веществом черного цвета. На фасадах баллонами рисовались партийные лозунги, «Кузбасслак» летел через разбитые стекла внутрь вражеских контор. Каждое звено, разделившись на группы по два-три человека, накрыло за ночь до десятка отделений правящей партии.

На следующий день газеты запестрели возмущениями путинских бонз, ФСБ и МВД пообещали поймать нарушителей. На партийном сайте появился отчет об акции, фотографии из разных районов столицы.

Почему к нам шли люди? И кто? В середине 2000‑х годов как доброжелатели, так и враги сравнивали НБП с партией эсеров. С одной стороны, это совершенно абсурдно. Эсеры бросали бомбы, убивали высших сановников империи и организовывали народные восстания. Ничего подобного НБП — икогда не делала. Ни НБП, ни кто-либо еще. «Приморские партизаны» попытались собственным примером вывести антиправительственное движение на этот эсеровский уровень, но остались выдающимся и героическим исключением.

С другой стороны, те парни и девушки, что садились в тюрьмы за акции, дрались на улицах, погибали — они ведь были людьми своеобразного эсеровского склада. Такие, которые сами искали, как пожертвовать собой за свободное общество, за народное счастье, за достойную жизнь, да за брошенных собак и кошек, в конце концов. Одним словом, смертники. Люди, всем сердцем ненавидевшие окружавшую их действительность, Физически не способные с ней мириться.

Конечно, в другую историческую эпоху, да или хотя бы несколько лет спустя они могли поехать сражаться в Курдистан или начать реальную войну с евсюковской бандой, как Андрей Сухорада. Но тогда, в середине 2000‑х, смертники вставали в наши ряды.

Причем мы об этом никогда не говорили. Мы просто смотрели друг на друга — и понимали все без слов. Делали то, что надо, делали молча. Никакой рефлексии, сомнений.

Сейчас, спустя много лет, я только смертников и помню. Антона Страдымова, моих подельников, особенно Рому и Лену. Было много других Вась и Маш. Студентов, рабочих с заводов, офисных служащих. На собрания одного звена Восточного и Центрального округов приходили иногда до пятидесяти человек. Но и не-смертники, маловеры, малодушные долго в Московском отделении НБП не задерживались. Нападения кремлевских хулиганов, избиения в райотделах, проблемы на работе или в университете, постоянная угроза тюремного срока — все это влияло, конечно же.

Многие пытались несколько месяцев что-то делать, в чем-то участвовать. Но запал подросткового бунта иссякал, гнев повзрослевшего неудачника переставал вести к грезам о революции после пары ночей в райотделе или после разбитого в уличной драке носа. Смертников же, всем своим образом жизни бросавших вызов гадкой российской действительности с ее равнодушием и эгоизмом, насчитывалось мало. Но они были.

Справедливости ради скажу, что Московское отделение НБП привлекало и субъектов совершенно иной породы. Сомнительные художники, сторонники конспирологических теорий, квасные патриоты — такой сброд тоже попадался. Подходы к ним искались разные. Некоторые звеньевые пытались их перевоспитывать, другие просто пополняли бригадные кассы и счета для политзаключенных средствами этих личностей, если средства имелись. Но московский исполком был един во мнении: доверять таким деятелям нельзя ни в коем случае.