Глава 9. Терроризм в отношениях, или Если ты меня любишь по-настоящему


Без воображения у любви не было бы ни одного шанса.

Ромен Гари

Политический терроризм использует насилие, чтобы вызвать у людей чувство незащищенности и небезопасности и тем самым спровоцировать изменение настроения масс. То же самое с терроризмом в отношениях. Он не провоцирует ни ненависти, ни войны, но под именем семейной любви или любви между двумя людьми он порождает жестокость и насилие. Он эксплуатирует чувства, которые испытывают все люди, — верность и страх потерять любимого человека — чтобы заставить их подчиняться и смиряться.

Такого типа терроризм происходит каждый день — за обеденным столом, в кроватях супругов или просто любящих друг друга людей, в машинах. Семья, пара, близкие отношения заставляют нас чувствовать вовлеченность и испытывать огромные эмоциональные ожидания; порождаемая жестокость по отношению к окружающим соответствует желаниям и страхам, проецируемым на них, и полученным разочарованиям. Слова, которыми описывают свое состояние жертвы эмоционального терроризма в отношениях, звучат жестоко: обладание, удушье, подавление, пленение, тирания, паралич, смерть («Я чувствую себя мертвецом»).

«Без него я большего не существую».

«Когда она так говорит обо мне, я превращаюсь в руины, я теряю всю свою целостность».



«Я больше не могу слышать, как она говорит обо мне, меня это убивает»


В основе терроризма лежит попытка замещения. А именно:

□ заменить желания близких своими желаниями;

□ поставить свои нужды на первое место;

□ заменить идеологию близких своей.

Терроризм в отношениях может осуществляться в довольно мягкой и доброжелательной форме («Для тебя было бы лучше, если бы...»), покровительственной форме («Я подумал, что тебе будет скучно уезжать одному на отдых, поэтому я попросил Жана сопровождать тебя») или в более открытой и жестокой форме — критика, шантаж и упреки («Если ты не будешь венчаться в церкви, значит, ты нас не любишь, ты перестанешь быть моим сыном», «Если снова встретишься с этим человеком, я перестану с тобой разговаривать»).

Также он может принимать форму парадоксального приказа (противоречивые желания) или отрицания (поступать так, как будто другие ничего не сказали, как будто у них нет никаких личных желаний и мнений). Одна из форм отрицания заключается в том, чтобы завладеть разговором, начатым другим, отвечая ему в таком роде:

«Да, я знаю».

«Я так и знал, что ты это скажешь».

И тогда получается, что высказанная собеседником мысль лишается ценности.

Разнообразный арсенал

Терроризм может быть совсем незаметным, без драм и драк. Его оружие — это укоризненное молчание, сарказм, выражение нето-лерантности, такое как вздохи и тяжелые взгляды, колкие замечания, убийственные взгляды, увещевания, обращения к альтруизму и чувству жалости, вины и стыда. Отказы в сексе или в чем-то еще, давящее молчание, раздраженные жесты, слезы, расследования, дискредитирование и еще множество других средств. На этом поприще вырастают удивительные актеры, жонглирующие отношениями, превосходные канатоходцы, ловко балансирующие на грани манипуляций.

Если обернуться назад, то можно посмеяться и восхититься тому, к каким приемам эквилибристики в отношениях прибегают окружающие, чтобы спровоцировать нашу болезнь, выбить нас из состояния равновесия, заставить сходить с ума.

Но согласно какому плану пускаются в ход эти разнообразные приемы? Преследуемая цель — это либо заставить измениться партнера, либо помешать ему измениться, но в любом случае использовать его (как мусорное ведро, как инструмент в своих делах, как помощника, как источник денежной наживы и так далее), заставить его подчиняться, связать его с каким-то событием или человеком.

Так как мы не можем дать сами себе достаточно любви, внимания и заботы, то из этого следует, что наши близкие должны восполнить этот недостаток. Если вдруг они не сделают подобного в том виде, в котором мы этого от них ждем, мы начинаем их заставлять. Внушая им чувство вины, соблазняя или прибегая к силе, мы стремимся получить все то, что не было нам дано в полной мере.

Когда исполнение наших желаний зависит от других, когда мы не можем вынести того, что близкие и дорогие нам люди не отвечают нашим надеждам, когда мы не способны вытерпеть того, что они отличаются от образа, который мы создали у себя в голове, тогда мы и прибегаем к эмоциональному терроризму. Он базируется на совокупности намерений, желаний и страхов, возложенных нами на конкретного человека под предлогом нашей к нему любви.

Когда мы были детьми, нам достаточно было заплакать или скорчить гримасу, чтобы кто-нибудь тут же сделал так, как мы хотим. Такую силу воздействия трудно забыть!


Мне нужна ты, и поэтому я буду вести себя так, как ты захочешь.

Конечно, во всех отношениях есть вещи, о которых один из партнеров думает и которые чувствует иначе, чем другой. Это и составляет часть нашего поиска для убеждения, что наш партнер чувствует нашу любовь, принимает отношения, которые мы ему предлагаем и дарим:

«Я хотела бы, чтобы он больше со мной говорил».

«Я хотела бы, чтобы мои дети, как и я, любили скалолазание».

«Мне хотелось бы, чтобы она радовалась, когда я возвращаюсь домой».


«Ты не можешь так поступить со мной»

Наши желания, возложенные на близких, превращаются в настоящих террористов, когда трансформируются в требования и мы начинаем использовать различные уловки, чтобы принудить других к их исполнению. Пятнадцати летний подросток начинает кричать по телефону на свою мать, когда она говорит ему, что вернется домой не в полдень, как обещала, а только вечером:

«Ты должна вернуться, ты не можешь поступить так со мной, ты должна выехать прямо сейчас. Ты слышишь? Я хочу, чтобы ты приехала к полудню...»

И это не чувства или даже желания, которые совершают насилие над нашими близкими. Это защитные механизмы, наши страхи и раздражение:

«Я боюсь разочароваться в себе, поэтому мне нужно принижать моего партнера».

«Я боюсь остаться одной, поэтому я так ревную своего мужчину».

«Чтобы не ошибиться, я никогда не беру инициативу в свои руки».

«У меня сильное ощущение, что я сама испортила свой брак и свою жизнь, так что моя дочь просто обязана везде преуспевать, жить и быть счастливой ради меня».


Как избавиться от того, чего нам не хватает? Как, например, избавиться от нехватки уверенности?

Тот, кто боится быть брошенным и постоянно живет в страхе быть отвергнутым, оказывает невыносимое (безжалостное) давление на своих близких (на самом деле это они достойны жалости). Ничто не может их переубедить, все будет воспринято ими в свете их ужасно низкой самооценки.

«Ты ни о чем больше меня не просишь, значит, ты больше не доверяешь мне, я тебя больше не интересую, я занимаю так мало места в твоей жизни...» И несколько дней спустя: «Ты все время просишь меня сделать что-нибудь для тебя, и потом ты даже не говоришь, понравилось тебе или нет то, что я сделала. Ты даже спасибо не говоришь, как будто это само собой разумеется. Я только и нужна тебе, что для выполнения твоих дел!»

Упреки и жалобы используются для того, чтобы удержать партнера и в то же время отвергнуть его, чтобы он в свою очередь отверг нас. Таким образом доказывают свои незначительные убеждения те, кто боится быть брошенным:

«Меня могут только отвергать, особенно если я буду таким, какой я есть. А если я буду вести себя по-другому, то это будет другой человек, в которого кто-то влюбится. Я невыносим, требуя, чтобы люди воспринимали меня таким, какой есть, и одновременно отвергали».

Эти двойные послания, адресованные самому себе и другим людям, вызывают страх и чувство, что выхода нет, точнее, есть только один выход — отказ или отдаление. С отчаянным упорством опасающиеся быть покинутыми (а мы все в большей или меньшей степени являемся ими) хотят одновременно и избежать, и вызвать повторение драмы, преследующей их. Особенно когда все идет хорошо.


Предстоящие выходные, которых все с нетерпением ожидают, терпят крах из-за одной вещи, выступающей в роли троянского коня, систематически саботирующего планы.

«Я ждал твоего телефонного звонка, чтобы быть уверенным, что все в силе».

«Послушай, я звонил тебе три дня назад, и мы все обсудили. Я должен был заехать за тобой в десять часов...»

«Да, но если это было так важно для тебя, ты должен был позвонить мне в то утро. Для тебя это обычное дело. Тебе наплевать, если что-то не получится, у тебя всегда есть другие варианты...»

«Я не говорю про другие варианты, я говорю про выходные с тобой».

«У меня больше нет желания ехать к тебе. Мне кажется, тебе наши отношения не важны...»

И вот так начинаются многочасовые переубеждения, обещания, доказательства. Эти выходные, даже не успев начаться,уже обошлись так дорого...

Добрые намерения

«Если бы ты любил меня, ты проводил бы со мной больше времени».

«Если ты любишь меня, у тебя должно возникать желание в тот же момент, что и у меня».

«Если ты меня любишь» означает «ты меня не любишь», и тот, кто любит, оказывается в ловушке этих слов, которые указывают ему, как нужно доказывать свою любовь, полностью ее отрицая.

«Я люблю тебя, но хочу продолжать жить в своей двухкомнатной квартире», — говорит своему другу молодая девушка, которая совсем недавно ушла из отчего дома. «Если бы ты меня действительно любила, — отвечает ее друг, — если бы ты любила меня, как я тебя, ты хотела бы жить вместе со мной».

Здесь любовь приравнивается к схожести вкусов, желаний и чувств. Она смешивается с отношениями. Тот, кто это слышит, может сказать следующее:

«Я знаю, что люблю тебя, но моя любовь не такая, как твоя, и то, что я говорю тебе, что хочу жить какое-то время одна, это выражение моего отношения к тебе и к себе».

Одна из самых сложных вещей в жизни — это различать отношения и чувства. Трудно различить эти две вещи, и становится еще труднее, когда один из партнеров хочет помешать этому.

«Мне надоела твоя учеба. Тебя все время нет дома, дети тоже жалуются. Ты должна выбирать: либо я, либо учеба...»

«В течение многих лет по выходным у меня просто раскалывалась голова, — рассказывает одна женщина. — Муж проявлял удивительную чуткость и внимание. Он занимался детьми и ухаживал за мной. После того как я прошла тренинг по личностному развитию и гомеопатические процедуры, головные боли исчезли. Но муж постоянно спрашивает меня, особенно по субботам, как я себя чувствую, все ли со мной нормально, не устала ли я. Его настойчивость стала невыносимой для меня, он злит меня. Ему что, нужно, чтобы мне было плохо?»

Однажды эта женщина взорвалась: кричала о том, что она не хочет, чтобы с ней обращались как с больной, как с хрупкой и неразумной женщиной. Слушая ее истеричные вопли, муж оставался спокойным, а затем сказал ей с сочувствием: «Я же вижу, что ты очень устала. Ты не можешь совладать с собой, тебе нужно отдохнуть. Ни о чем не беспокойся, я обо всем позабочусь».

Отвечая в такой форме, он хоть и руководствовался добрыми намерениями, использовал оружие отрицания — не считаться с мнением и словами своего партнера. Не желая этого, он продолжил подавление. В данной ситуации он подавляет изменения, произошедшие в его жене, чтобы не подвергать опасности свое внутреннее равновесие. На этом примере мы можем отличить бунт, являющийся спонтанным и эмоциональным, от сознательного подавления. Это и есть организованные и беспощадные тактики террористов.

История этой пары и попытка, предпринятая женщиной на пути завоевания автономности, закончится бракоразводным процессом, в котором судья согласится с точкой зрения мужа. Против нее в качестве доказательств ее психического расстройства были предъявлены тренинги, в которых она участвовала, такие как ребефинг[12] и отрывки из книг, которые она читала — Жанин Фонтэнь[13]и «Беседы с ангелом» Гитты Маляс[14] У нее забрали детей, а судья сказал ей: «Вы недостаточно самостоятельны, чтобы заботиться о своих детях».

В том, как кто-нибудь пытается выставить своего партнера больным и слабым, мы можем увидеть и его ужасное замешательство, ведь он таким образом пытается взять верх над партнером. Но он никогда не выскажет вслух свои сомнения, будет сражаться с ними и отрицать их, проявляя жестокость и насилие по отношению к своим близким под предлогом хороших чувств и принципов. Эта жестокость губительна для двух людей, она разъединяет их навсегда, особенно если они Продолжают жить вместе.

Во имя интересов своего партнера мы будем стараться навязать ему стиль жизни, который считаем для него лучшим...


Молодая девушка, выросшая в многодетной семье, уговаривает свою мать, которая больше не должна заниматься детьми: «Ты должна ходить на выставки, покупать себе новые вещи, путешествовать, строить планы». Каждый раз, приезжая к матери, она спрашивает: «Что нового ты сделала?»

Мать чувствует себя виноватой за свое желание просто жить в тишине и покое. Дочь продолжает донимать ее, потому что не понимает, что ее мать сейчас находится на другом жизненном этапе, отличном от ее, и у нее совсем другие желания и возможности.


Нетолерантность, основанная на отсутствии воображения, мешает представить себе, что у близких тоже есть свои нужды, отличные от наших. Она происходит из-за отсутствия дистанции между своим и чужим «я».

Проявлять недовольство

Недовольное лицо — это оружие из арсенала террориста. Он проецирует на своего партнера фрустрацию, с которой не знает, как справиться.

«Тебе было хорошо без меня, и поэтому я испорчу твои воспоминания об этом!»

Женщина с дочерью отправились на выходные в Париж: музей Пикассо, опера, рестораны. По возвращении они продолжают наслаждаться впечатлениями. Стоя на лестничной площадке, мать изображает тенора, а дочка героиню. Дверь открывает муж с непробиваемым выражением лица: «Я думал, вы приедете на поезде, который прибывает в 19:30».

Они замолкают и хором говорят: «Мы так устали, пойдем сразу же спать».


Наше недовольное лицо означает отказ высказать словами, как уязвлена наша гордость: «Я ревную, я задет, я выключен из жизни».


Возвратившись после прекрасных выходных, которые он провел с друзьями в горах, мужчина чувствует, как его хорошее настроение улетучивается на глазах при виде страдальческого лица жены, встречающей его на пороге дома: «Значит,ты хорошо отдохнул...»

А ведь она сама сказала ему: «Давай, повеселись как следует, не обращай на меня внимания...»


В основе эмоционального терроризма часто лежит пережитое в молчании страдание, невысказанные обиды.

«Я чувствую себя обиженным и не могу сказать из-за чего. Может быть, из-за этой боли внутри, которая нарушает мою целостность».

Тот, кто закрывается в недовольстве, на самом деле демонстрирует злость и страдание, но его обида, его рана остается глубоко спрятанной. Многие люди заглушают свои страдания, чтобы не бередить рану.


Невыносимое страдание состоит в том, чтобы говорить о нем и одновременно скрывать его тайный источник.


«Я так долго вас жду, сидя тут один в тоске и печали... представляя, как вам там хорошо без меня!»


Некоторые влюбленные, взрослые и дети играют в молчаливую игру под названием «дуться». Она заключается в том, чтобы не говорить с другими, соблюдая определенные правила. Чтобы не отказываться от своего мнения, нужно подождать, пока другой сделает первый шаг. Это требует большой концентрации и внимания, прикованного. .. к другому. Все это преподносится с некоторым пафосом.

«Моя жена никогда не бывает столь прекрасна и внимательна ко мне, как в моменты, когда она на меня дуется. Она обращается со мной так, будто меня нет».

Иногда дети доводят до отчаяния некоторых из своих сверстников, игнорируя их.

«Девочки, пойдемте, мы с ней больше не говорим, она может рассказать все директрисе».

«Мне было восемь лет, когда один из классных заводил пустил слух, что у меня африканские корни. „Он такой губастый, вы что, не видите? Признайся в этом, мы ничего не имеем против чернокожих!"

Я пытался сказать, что мой прадед был итальянцем... В течение двух лет меня не признавало большинство учеников. Я ненавидел родителей за то, что они родили такого ребенка».

«Это ты плохой»

Когда в отношениях происходят конфликты, возникают трудности, расставания и разногласия, терроризм сводится к тому, чтобы перевести все плохое на партнера. Чтобы самому сохранить безукоризненный облик, чтобы чувствовать себя правым, необходимо доказать другому, что это все его ошибки.

«Мне невыносимо видеть в себе „плохие" чувства, ошибки и недостатки. Мне нужно освободиться от всего негатива. И я начинаю упорно показывать другому, что он виноват во всем, а я всего лишь невинная жертва, несмотря на все мое проявленное усердие».

Каждый убежден, что внутренние демоны существуют только в нас самих и не могут оказывать влияния на других людей. Некоторые депрессии (например, в результате развода с «плохим» мужем) возникают из-за того, что исчезает возможность проецировать весь негатив на партнера и появляется необходимость признать его в себе.

«Худшее, что он мне смог сделать, так это дать убить себя лихачу-водителю...»

Женщина, которая вышла замуж в восемнадцать лет, чтобы сбежать из семьи, всю жизнь упрекает мужа в том, что он не такой, каким она хочет его видеть. «Ты не можешь взять на себя роль мужчины, роль отца. Посмотри, мой отец до сих пор дает тебе деньги, чтобы поддержать твой бизнес. Я вынуждена всегда принимать решения: переезд, ремонт, каникулы детей... Даже предложение выйти за тебя замуж! Я подтолкнула тебя, чтобы ты пошел к моему отцу, который не хотел, чтобы я так рано выходила замуж». Эта женщина пытается взвалить на плечи своего мужа собственную проблему, которая заключается в том, что она не умеет держать дистанцию со своим отцом и не может освободиться от своей преданности ему, мешающей ей признать другого мужчину.

Вымотанный отец дает оплеуху сыну, который его не слушается. Его захлестывает чувство вины, и он сам становится террористом. Он должен объяснить сыну свой поступок и сплавить ему свое чувство вины: «Ты нарочно вывел меня из себя, когда я вернулся домой, ты никогда не слушаешь то, что я говорю, ты... ты... ты...»

Это потребность отца оправдать и успокоить себя, делегируя свою агрессию, которая намного тяжелее и вреднее, чем полученная пощечина, другому.

Дети часто великодушны и поддаются влиянию, они легко принимают на себя все, что плохо идет в семье. Так они охотно становятся козлами отпущения. В них живет неосознанная вера в то, что папочка «всегда прав» и что в любом случае «они (нас) отблагодарят позже».

Часто происходит путаница между воспитанием и любовью, она присутствует и в наших взрослых отношениях.

«Если я не приспособлюсь, меня не полюбят».

«Во мне всегда жила слабая надежда, что меня могли бы больше любить, если я буду делать все так, как они этого хотят... Это было невыполнимым заданием. Я постоянно пребывал в состояние самолишения, надеясь, что родители дадут мне то, чего мне не достает, то, что они должны были мне дать... и то, что я никогда так и не получил».

Необходимость превращать партнера в «плохого» может быть нашей реакцией на нанесенную обиду.

Женщина, от которой ушел муж, не может вынести такого удара по своей самооценке. В отчаянии она кричит ему: «Ты можешь все испортить, кроме наших детей: этого я тебе не позволю сделать». Так она приписывает своему мужу намерение испортить жизнь их детей. Эта попытка превратить мужа в гонителя позволяет ей сохранить свой моральный облик на высоте. Она все для себя решила и обвиняет во всем мужа, чтобы избежать узнавания правды о себе.

Чтобы не затрагивать свою отрицательную часть, лучшим средством является отдать партнеру роль «плохого» и оправдать его поведением жестокость, живущую в нас.

Дети очень рано учатся аргументировать спор фразой «Это он начал», произнесенной обиженным тоном. Таким образом они оправдывают удовольствие, которое получили от стычки. И при этом они привыкают к безответственности: «Это не моя вина».

На дорогах можно часто встретить безответственных водителей. Назовем их «правыми». Они никогда не увидят, что их обгон, выполненный на высоком уровне, заставляет вздрагивать тех, кто едет по встречной, от мысли, что они могли бы угодить в кювет по их вине. «Правый» уже далеко уехал, мысленно просчитывая следующий маневр. Также есть особые категории тех, кто любит преподать урок на дорогах и готов на любой риск, чтобы спровоцировать «благотворно влияющий» страх у автомобилистов или — даже лучше — рост сознательности у рассеянных или новичков, которые беспокоят их... или просто игнорируют.

«Я ничего не говорю»

Тот, кто молчит, ничего не просит и не навязывает, может оказаться еще большим террористом. Он хочет получить внимание другого, не прося об этом, не показывая свою потребность в нем. Так он принуждает своего партнера беспрестанно предугадывать, вычислять и выжидать его реакцию.

Фразы «Делай, что хочешь», «Мне все равно» или «Как хочешь» отравляют отношения. Тот, кто их произносит, не знает, чего он хочет, и делает ответственным за свои желания партнера. В семейной или супружеской жизни такое поведение вызывает отказ партнера, проявление жестокости, которая выражается в переходе к действиям и замещениям.

«Что тебе будет приятно получить на день рождения?»

«То, что ты хочешь».

«Я думал о свитере в полоску, как ты любишь».

«Если тебе это нравится».

Но тот, кто ничего не просит, не может ничего получить: он обозначает свои границы и расценивает ожидания и поползновения своего партнера как попытки проникновения в его сокровенное.


Отец, который привык занимать пассивную позицию по отношению к своим детям под именем их свободы и автономности, тоже в своем роде совершает насилие. Он поставил свое желание быть одобренным и избежать конфликтов на первое место перед желаниями его детей, для которых нужны правила и ясная реакция. Он не устанавливает правила, но его отношение словно упрашивает: «Не делайте ничего такого, что могло бы меня огорчить».


Такая снисходительность носит двойственный характер: с одной стороны — это наше красноречивое молчание, а с другой — настоящее проявление агрессии. Это очень серьезно, так как для детей важна ясная позиция родителей по тому или иному вопросу. Им необходимо видеть и чувствовать, где они находятся по отношению к той или иной проблеме или вопросу.


Иногда молчание слишком громкое, чтобы его не услышать.


Соматизация

Телу нужны слова, чтобы высказаться, и уши, чтобы его выслушали.

Болезни в отношениях могут выполнять две функции — выступать и в качестве оружия, и в качестве средства защиты. Они способны вызывать сильное чувство вины, например, когда мы затрагиваем эту тему в ходе телефонного разговора:

«Ты знаешь, мне что-то нездоровится. Я беспокоюсь, но ты не волнуйся. Поезжай в отпуск...»

«Я не знаю, что произошло, но на следующий день после твоего отъезда на учебу у меня случился приступ прямо на кухне. Представляешь, что бы было, если бы дети остались совсем одни. Но все закончилось хорошо, я вызвала скорую, но она не приехала. Сейчас мне уже намного лучше. Мне нужно сдавать контрольный экзамен. Не беспокойся...»

Болезнь также может выступать средством защиты против терроризма в отношениях, так как она дает возможность отказаться от повиновения.

«Ты же знаешь, что со своей больной спиной я не могу долго находиться в дороге, как ты себе представляешь, что я поеду с тобой к твоей матери?»

«У моего цистита есть и положительные стороны. Муж больше не требует от меня, чтобы я занималась с ним любовью. До этого он просто не давал мне покоя, а для меня это было слишком».

«С тех пор как у меня появился сколиоз, отец не заставляет меня работать в саду».

Являясь по сути терроризмом против себя, направленным против терроризма партнера, болезни привносят свою лепту в слишком асимметричные отношения.

Сотрудничество

Терроризм существует в отношениях и благодаря сотрудничеству его жертвы. Более того, в отношениях часто оба являются жертвами, ведь терроризм бывает взаимным. Тот, кто наделяет партнера мнимым всемогуществом, отдает ему мнимую силу.


Эвелин пришла на консультацию. Послушаем, что она говорит. Постараемся сконцентрироваться на ней, на ее поведение, а не на ее муже, которого она все время делает главным действующим лицом в своем рассказе.

«Я хотела передохнуть и подумать перед тем, как принять решение — вернуться на работу или развестись». (Она разводит эти два решения, даже не понимая, что они подразумевают одно и то же.) «Я не могу так больше, когда моя жизнь полностью подчинена детям, мужу и родителям мужа, которые во все вмешиваются. Мой муж рассматривает совместную жизнь не как желание, а как долг.

Все началось субботним утром после вопроса Франсуа: „Итак, что мы делаем сегодня и завтра?" У меня даже не было времени, чтобы поразмышлять над этим, и он сразу же предложил свои продуманные варианты. Он застал меня врасплох. Я бы хотела ответить ему: „Ничего, давай останемся дома вдвоем". Но я почувствовала себя ужасно, потому что не разделяю его энтузиазма относительно этих планов, которые меня, впрочем, совсем не интересуют. Я так больше не могла, он перекрыл мне кислород.

А деньги! Деньги! Это началось несколько лет назад, когда родился третий ребенок, которого муж не хотел. Он желал, чтобы я и хорошо одевалась, и готовила различные изысканные блюда, и вела семейный бюджет, то есть считала его деньги, и все больше старалась экономить. Иногда мне даже казалось, что когда я ему отдавала деньги, это доставляло ему удовольствие. Я так сделала один раз, когда перечислила деньги на его счет. Он тогда сказал мне: „Как хорошо, я могу давать тебе меньше денег!" Самые частые его слова: „Ну что же ты делаешь со всеми деньгами, которые я зарабатываю?" Да, он путает деньги, которые он зарабатывает, с деньгами, которые я трачу на семью.

Как-то я предложила ему пойти куда-нибудь, а он ответил: „Ты вообще о чем думаешь? Нам придется поздно возвращаться домой, а мне завтра на работу!" Этот ответ сильно задел меня. Я ведь тоже работаю, причем забесплатно! Меня унижает то, что я иждивенка, что я в постоянном долгу перед ним, и я прихожу в отчаяние при мысли, что это будет продолжаться вечно. Но я не ответила, чтобы не подливать масла а огонь. Я постоянно живу с чувством вины и неудовлетворенности. Он лучше меня, и, конечно, он прав».

Сегодня во время консультации Эьелин осознала как она плохо относилась к самой себе, как отрицала себя, уступая во в( ем мужу. «Сначала я считала, что решительность и требовательность всего лишь черты его характера. Он всегда знал, чего хочет, а я была такая нерешительная!»

Постепенно она поняла, что может быть другой, может заставить мужа считаться с ней без этих эмоциональных вспышек. Она в силах отстаивать свою точку зрения, не прибегая к отказам и к саботированию. Ей не хватало воздуха, она начала заниматься йогой, но: «Этого недостаточно, мне нужно найти себя». Она обнаруживает свои собственные желания, которые отличаются от желаний ее мужа Франсуа. Она, которая так долго была парализована навязанной ей жизнью, начинает снова дышать полной грудью. Она прислушивается к своим желаниям. На данный момент только у Франсуа возникают трудности с тем, что она меняется.


Необходимо выражать свое мнение, а не вступать в разногласия.


Потакая терроризму в отношениях, мы сами наносим себе ущерб, подавляя себя и подвергая критике. Эту проблему могут решить транквилизаторы. Шестьдесят шесть из семидесяти процентов потребителей транквилизаторов составляют женщины. Женщинам, угнетенным супружеским терроризмом, выписывают психотропные средства чаще, чем мужчинам. Это успокаивает супругу и продлевает ситуацию, в которой она играет роль жертвы. Это напоминает пластырь, наклеенный таким образом, чтобы скрыть проблемы в отношениях, одиночество и беспомощность.

Молчание имеет тягостное воздействие во многих семьях, где не принято обсуждать некоторые темы.

«Мамочка, почему тетя Мишель беременна и не замужем? Она как Божья Матерь?»

«Такое нельзя сравнивать. Ты говоришь глупости. Давай, заканчивай есть и иди играй».

«В школе нам сказали, что некоторые отцы делают непристойные вещи со своими дочерьми, и если такое происходит, то надо обязательна рассказывать об этом. Папочка, ты думаешь, что они так действительно делают?»

«Ты что, хочешь заработать оплеуху? Ты совсем с ума сошла воображать такое! Понятно теперь, чему вас учат в школе!»

После таких ответов потребность в открытом подавлении постепенно отпадает, дети начинают подвергать себя самоцензуре, чем и продолжают заниматься во взрослой жизни. Их средствами самовыражения остаются поступки, инциденты, соматизация и молчание в отношениях.

Большинство людей, про которых мы рассказываем, жалуются на тишину, царившую в семьях их родителей.

«Не было подходящих слов. Везде было молчание. За столом, везде».

«Моя мать заставляла меня есть, не произнося ни слова».

«Моя мать все время говорила, но это были пустые слова».

Большинство людей жалуются на то, что они навсегда сохраняют в себе это молчание в форме внутреннего подавления, управляемого воображением.

«Если я скажу это, он ни за что не поймет и разозлится».

«Если я покажу свои настоящие чувства, окружающие будут смеяться надо мной и презирать меня, и я сам стану себя ненавидеть».

«Это не стоит того, чтобы говорить об этом. Ничего не изменится, я не хочу никого обидеть».

«Зачем говорить о моей грусти, ведь это совершенно нормально». (Как будто о нормальных вещах не стоит разговаривать!)

Дети быстро понимают, что слова, такие важные и жизненно необходимые, могут породить еще больше неприятностей, жестокости и отказов, и поэтому они замолкают.

Выходить за рамки эмоционального терроризма

Терроризмом движет страх. Его власть заключается в двух страхах — нашего собственного и нашего партнера. Мы испытываем множество страхов, переплетающих прошлое, настоящее и будущее.

Весь наш терроризм происходит от страхов.

«Не одевайся так».

«Я думаю, что ты много позволяешь своим друзьям».

«Я не вижу, чтобы ты хоть как-то продвинулся в учебе. Ты такой и есть, всегда будешь создавать себе проблемы...»

«Ты не понимаешь, что ты должен перестать...»


Самое ужасное в эмоциональном терроризме — это то, что мы заставляем человека верить, что это его точка зрения, которую мы ему преподносим.


«Не говори с другими о наших отношениях».

Мы боимся, что наш партнер будет говорить за нас, даст о нас неверное представление, выдаст наше сокровенное. Мы не доверяем ему и приказываем молчать. Мы хотим управлять словами даже в свое отсутствие. И используем осуждения или даже угрозы в качестве средств подавления.

«Это так глупо с твоей стороны — рассказывать все о наших отношениях своей матери. Это может привести нас к разрыву».

«Если ты скажешь, что происходит между нами, я могу не сдержаться».

Помимо страха, конечно, кто-то, возможно, хочет сохранить интимность в отношениях. И партнер, опасающийся осуждения и разрыва, подчиняется, ограничивает свою свободу и слова. Он скажет, например, следующее:

«Я говорю все, что хочу и кому хочу, но я учитываю твое мнение».

Или еще лучше — он может обо всем рассказать другим и со своей стороны надавить на собеседника.

«Не говори ему, что я рассказал тебе...»

Страх вынудит его подчиниться либо втайне не подчиниться.

Подчиняться и приспосабливаться

Что же заставляет нас подчиняться правилам партнера? Страхи, конечно, и трудности, которые заключаются в том, что мы сами не знаем, чего хотим, что чувствуем, что думаем, что представляем из себя на данный момент. Сначала нужно все это узнать, потом осмелиться признать, продемонстрировать партнеру и продолжать в таком же духе. Чувство долга иногда приводит нас к тому, что за нас все решают окружающие.

«Я должна подстричься, в противном случае он будет расстроен».

«Я должна навещать свою мать (даже если у меня нет желания), она сказала мне, что я совсем ее забросила...»

Отношения между матерью и ребенком часто наполнены различными требованиями, которые выступают в качестве приказов для ребенка, требований, чтобы он соответствовал ожиданиям матери. Некоторые выросшие дети не могут жить нормально без чужого мнения. Часто на сеансах психотерапии мы слышим об этом повиновении и сдерживаемом возмущении.

«Я не могу поступать иначе, я сопротивляюсь, убегаю, сражаюсь, дохожу до крайности, но в конечном итоге я все равно делаю так, как она пожелает».

Некоторые токсикоманы воспринимают свою наркотическую зависимость как что-то типа противопожарного ограждения, служащего непреодолимым экраном между ними и их матерями. Наркотик выступает в качестве самостоятельного третьего лица в отношениях с матерью. Он заполоняет и пожирает их с такой же жестокостью, от которой никуда не убежишь.


«Если ты все будешь решать за меня, мамочка, как же я тогда стану взрослым?»


Во многих ситуациях в отношениях существует альтернатива: либо мы сами выбираем, какими нам быть, либо за нас это делает кто-то другой.

Самые ужасные родительские послания это те, которые начинаются со слов «ты такой...». Эти фразы действуют гораздо сильнее, чем фраза « ты должен ». « Ты должен » оставляет немного места для свободной воли ребенка, для возможности не подчиняться. «Ты должен» цепляется за поведение, поступки, а не за саму личность, в отличие от слов «ты такой...». «Ты такой...» замораживает представление о себе, впечатывается в память ребенка, который еще не успел сформироваться как личность.

«Ты — как моя старшая сестра, которая никогда не думает о других».

«Ты не создан для учебы».

«Ты неартистичен».

Даже самые лестные образы, по сути, навязываются нам партнерами, чтобы не разочароваться в нас. Они постоянно бросают нам вызов в виде обязательства соответствовать навязанной модели. Они обязывают нас не разочаровывать своих близких.

«Ты умнее, чем твои братья».

«Я знаю, что всегда могу рассчитывать на твою поддержку».

Восприимчивый ребенок будет стараться устроить свою жизнь согласно навязанной ему модели. Он станет будто бы ответом на ожидания окружающих, их представлениям о нем. Конечно, все это происходит в рамках подчинения.

Для взрослого понять, кто же он, тоже достаточно трудная задача. У каждого из нас тысяча граней, множество различных желаний и возможностей, порой противоречащих друг другу. Калейдоскоп наших страхов, желаний и мыслей создает беспрестанно меняющиеся образы. Мы оказываемся в плену своих стремлений и надежд, которые являются нашей силой и слабостью одновременно.

Когда кто-то поворачивает этот калейдоскоп и говорит нам, показывая на сложившийся узор: «Вот, смотри, ты такой, и таким ты должен быть», у нас появляется возможность увидеть себя или всего лишь некоторые свои стороны так, как их видят другие. Они увлекают нас на свою территорию, и мы не должны стесняться чувствовать себя там как дома. Мы может думать: «Да, я такой», «Да, я такой, каким ты меня видишь», «Да я такой, каким ты хочешь, чтобы я был», даже если всего лишь мгновение назад мы думали о себе по-другому. И здесь дело не в нашем непостоянстве и несобранности, а, наоборот, в нашей внутренней динамике, в которой живут рядом, перекликаются, раскрываются или парализуются наши бесчисленные стремления быть таким-то или таким-то, быть таким или не быть.

Главный вопрос, который мы должны задать, чтобы себя понять, таков: «Что в данный конкретный момент мной управляет?»

□ Не движет ли мной желание быть принятым и одобренным, заставляя молчать мою критическую сторону? Действительно ли я с этим согласен?

□ Что мной движет? Желание сделать кому-то больно, высказав свою агрессию? Желание понять собеседника и принять его точку зрения? Желание молчать, отдалиться и забыть?

□ К какому внутреннему голосу мне стоит прислушаться?


В ситуации, в которой нас разрывают внутренние противоречия, нам легче прислушаться к чужому мнению и следовать чужим взглядам. Позволяя другим выбирать за себя, мы убегаем от необходимости самим делать трудный выбор и склонности к противоположным мнениям; мы убегаем от самих себя, мы не в силах сохранить внутреннюю целостность.

Агрессия, которую мы испытываем по отношению к человеку в течение его затянувшегося отсутствия, мгновенно исчезает в тот момент, когда мы тепло встречаем его, улыбаясь, уверенные в своем безоговорочном приеме. Какое из двух внутренних «я» мы покажем? То, что полно фрустрациями и агрессией, или то, что всем довольно и спокойно?

Подавляя одно из этих «я», мы все равно рано или поздно себя выдадим. Когда мы позволяем, чтобы желания и чувства партнера захватили нас (ту часть, которая испытывает сходные чувства), наша злость и ярость найдут выход в другой ситуации и другим способом!

Любые отношения — это взаимодействие. Иногда некоторые встречи заставляют нас измениться. Например, когда мы одиноки, раздираемы собственными противоположными чувствами. Чтобы лучше бороться с ними, мы проецируем часть этих чувств на своего партнера.

Также можно позиционировать себя, выражаясь через следующие вещи:

□ Мое мстительное обдумывание.

□ Моя радость и удовольствие.

«Вот, что я испытывал, ожидая тебя. Вот, что я испытываю, встретив тебя».


Я научился говорить «да», осмеливаясь сказать «нет».


Отстаивать свою позицию

У отца семейства проблемы. У его дочери-подростка трудный период в жизни. Она настроена враждебно, закрыта от всех, бунтует. Он убежден, что ей надо поговорить с кем-то посторонним, ведь ему самому неудобно это делать. И вот как-то раз он дает ей адрес центра поддержки, о котором ему рассказали. «Зачем ты говоришь мне об этом, — восклицает его дочь, — ты ведь прекрасно знаешь, что я туда не пойду!» Отец забирает карточку с номером телефона центра и с грустью выходит из комнаты дочери. «Она ничего не хочет принимать от меня, — твердит он, — она отказывается от всего, что я ей предлагаю...»

Он сдался, увидев ее реакцию («Ты ведь прекрасно знаешь...»), и не отстаивал свою позицию. А ведь ему достаточно было сказать:

«Я даю тебе этот адрес, и тебе решать, пойдешь ты туда или нет. Да, это правда, что, поступая таким образом, я пытаюсь решить свои проблемы с тобой. Если ты наконец признаешь их, может быть, ты что-нибудь сможешь с этим сделать».

Дочь тоже поставлена перед выбором:

□ Согласиться с мнением отца и принять его предложение.

□ Не соглашаться и не принимать.

□ Услышать беспокойство отца, не поддаваясь ему, но признавая его. В таком случае отец почувствует, что дочь его услышала.

Не соглашаться на то, что предлагают другие

Диалоги, начинающиеся с фраз «ты такой...», часто являются взаимными попытками определить своего партнера, приписав ему отрицательную роль и тем самым укрепить свою позицию жертвы или «хорошего».


Престарелая одинокая мать требует от своей дочери звонить ей каждое воскресенье. Таким образом она устанавливает момент, когда ее дочь «должна проявлять инициативу» и звонить ей. Поддерживает ли она так иллюзию, что дочь хочет звонить ей регулярно?

Дочь не знает, что ей ответить на это, поэтому она отвечает «да», а потом часто забывает о своем обещании. Она звонит матери в понедельник, и, конечно, первое, что она слышит, это упреки и жалобы: «Ты не позвонила мне вчера».

Дочь будет оправдываться, объяснять, что ее вчера не было дома и так далее. Причины и последствия этого незвонка они могут обсуждать еще долго, даже не отдавая себе отчета в том, что это ловушка, что дочь не согласна с той позицией, которую ей предлагает мать. Например, дочь может сделать по-другому: «Я буду дома в пятницу вечером. Если ты хочешь, то можешь мне позвонить между 20 и 21:30». Или еще: «Мне не подходит это время. Я буду звонить тебе, когда мне будет удобно».

Самоопределение

Необходимо согласиться с чужим желанием, чтобы суметь его обойти.


Единственно возможное решение, которое способно прекратить эмоциональный терроризм, состоит в том, чтобы постоянно самоопределяться, при этом признавая требования и чувства другого человека.

«Я понимаю, как важно для тебя, чтобы мы венчались в церкви, но для меня это неактуально».

Также возможно защитить себя от садизма, внутренне отдаляясь, управляя своими собственными эмоциями, но не сливаясь с ними полностью. «Это тоже пройдет». Никто не обязан лезть в дела других людей.

Возражать

Протестуя, мы часто потакаем терроризму, которому сами подвержены. Вопреки всему тот, кто возражает, кто систематически объявляет, что не согласен, кто борется с мнением других людей, еще больше от них зависит. Он протестует против чужого мнения, но часто не предлагает свои собственные планы и желания. Он не может отвлечься от своих эмоций, чтобы начать отношения.

«Моя подруга хочет, чтобы мы построили вместе дом, у нее очень много идей. Я не согласен. Я не знаю, чего бы мне хотелось, но, по крайней мере, я точно знаю, что я против ее идей».

Протестанты оттого и назвали себя так, что были против существующей церкви.

Ошибка псевдообоснованности, зиждущейся на противостоянии и протесте, — это обязательный этап, через который проходят все подростки перед тем, как они сами создадут свою систему референций. Некоторые так и продолжают держаться за позицию «я протестую» и, отталкиваясь от этого, определяют свои собственные позиции.

Сопротивление терроризму

Терроризм говорит о наших страхах и слабостях. Есть одно главное отличие между политическим терроризмом и терроризмом в отношениях. Первый носит умышленный, продуманный, осознанный характер. Последний же носит компульсивный характер, то есть является вынужденным и часто неосознанным... Он внедряется в отношения ловко, хитро и невероятно настойчиво, расстраивая планы, изменяя намерения, саботируя лучшие замыслы.

Мы думаем, что эмоциональный терроризм лежит в основе физических и психических болезней, которые превращаются в хронические, позволяя человеку — вот ведь парадокс! — выжить в хаосе, который без этого становится невыносимым.

Как же укрепить в себе иммунитет против того, кто, прикрываясь любовью, старается влиять на наши эмоции, поведение, мысли и стиль жизни?

□ Если я подчиняюсь, то это значит, что я забочусь о своем партнере, я успокаиваю его в ущерб себе.

□ Если я восстаю, я объявляю своему партнеру войну и рискую нашими отношениями.

□ Если я не обращаю внимания на его давление, оно становится только сильнее.

□ Когда я говорю своему партнеру, что он не дает мне покоя, он это отрицает.

Как же не позволить партнеру заразить нас его страхами, потерями и яростными убеждениями?

«Она каждый день так ловко поддевает меня, чтобы показать мне, что я ужасный муж».

«Мой отец постоянно дает мне знать, что он не доверяет мне, что я разочаровываю его своими поступками. Это подрывает мою самооценку и усиливает мои сомнения».

Многие люди, поддерживающие «больные» отношения, не имеют иммунитета против страхов своих партнеров.

Как же защитить себя от этого?

Некоторые выбирают побег и в другом месте воссоздают похожие отношения, так и не сумев освободиться от этой схемы. Другие, обжегшись, предпочитают одиночество.

Что же касается нас, то в следующей главе мы попытаемся описать некоторые ориентиры, которые помогли бы обозначить дорогу к большей дифференциации и осознанию своей ответственности, чтобы стать лучшим компаньоном для себя самого — и таким образом и для других.


Нужны границы, чтобы иметь возможность идти дальше.


Загрузка...