ГЛАВА 45 Пятница Коллектор

Прим покрутил свою кружку и взглянул в сторону компании офисных работников, отмечавших конец рабочей недели.

— Среди прочего у меня сохранился небольшой клочок кожи. Кожи с предплечья Кевина Селмера. Он был не единственным, чьи образцы тканей хранились у меня. Я часто собирал подобное и иногда использовал в проекте по выращиванию идеального паразита. Зубочисткой я засунул кусочек кожи между двух зубов Бертины. И затем, Воге, ты позаботился о доставке доказательств в руки полиции. Но я ожидал, что рано или поздно в телах обнаружат модифицированные токсоплазмы. И если бы кто-то понял связь, за первичным хозяином начали бы охоту. Мог ли я выставить Кевина одновременно и убийцей, и первичным хозяином? Извини, если покажусь тебе самодовольным, но решение оказалось столь же гениальным, сколь и простым. Я приготовил смесь из зеленого кокаина и гарантированно смертельной дозы токсоплазм, заправил ею нюхательный патрон Бертины и поехал на Йернбанеторгет, чтобы заключить с Кевином сделку, на которую согласился на вечеринке. Он был в восторге, особенно когда я отдал ему заодно и нюхательный патрон. Могу только представить, как у него болел живот перед смертью. Не сомневаюсь, я бы тоже бился головой об стену, лишь бы потерять сознание и не чувствовать этого.

Прим допил остатки пива.

— Это был длинный монолог, хватит обо мне, Терри. Ты сам-то как? — Прим перегнулся через стол. — То есть в прямом смысле? Ты чувствуешь… что парализован? Ведь это происходит очень быстро, когда в пиве, которое ты пьешь, такая высокая концентрация токсоплазм. Даже больше той, которую получил Кевин. Несколько минут — и ты не сможешь пошевелить пальцем. Не сможешь издать ни звука. Но я вижу — ты еще дышишь. Верно — сердце и дыхательная система поражаются в последнюю очередь. Ну и мозг, конечно, — он перестает функционировать в последнюю очередь. Поэтому я знаю, что ты слышишь меня. Я возьму ключи от твоего дома и заберу твой компьютер. А потом выброшу его и твой телефон во фьорд.

Прим выглянул наружу. День угасал.

— Смотри — в квартире моего отчима горит свет. Он дома. Как ты думаешь — он обрадуется гостю?

* * *

Было чуть больше половины седьмого, когда Маркус Рёд услышал звонок в дверь.

— Ты кого-нибудь ждешь? — спросил старший из двух телохранителей.

Рёд покачал головой. Телохранитель вышел из гостиной в холл, к домофону.

Оставшись вдвоем с другим телохранителем, Рёд воспользовался возможностью.

— Чем же ты займёшься, когда закончишь карьеру телохранителя?

Юноша посмотрел на Рёда. У него были длинные ресницы и мягкие карие глаза. Вид необычно массивной мускулатуры компенсировался наивным детским выражением лица. Если подключить добрую волю и немного фантазии, то он сошел бы за парня лет на пять-шесть моложе, чем был на самом деле.

— Не знаю, — ответил он, отводя глаза и оглядывая гостиную.

Должно быть, этому их учили на курсах: не вступать в личные беседы с клиентом и постоянно проверять обстановку, даже сидя за надежно запертыми дверями уютного дома.

— Ты мог бы работать на меня, понимаешь?

В быстром взгляде юноши Рёд увидел что-то похожее на презрение и отвращение. Не ответив, телохранитель снова принялся осматривать комнату. Рёд выругался про себя. Чертов щенок, он что — не понял, какое предложение получил?

— Этот парень говорит, что знает тебя, — крикнул охранник из коридора.

— Это Крон? — отозвался Рёд.

— Нет.

Рёд нахмурился: кто это посмел прийти к нему без предупреждения?

Он вышел в холл. Телохранитель стоял, широко расставив ноги, и указывал на экран домофона. В камеру над входной дверью смотрел какой-то молодой человек. Рёд отрицательно покачал головой.

— Я попрошу его уйти, — сказал телохранитель.

Рёд всмотрелся в экран. А не видел ли он этого молодого человека раньше, причем не так уж давно? Кажется, и в тот раз парень пробудил в нем воспоминания о чем-то еще более давнем, но Рёд не стал в них копаться, решив, что просто это лицо кого-то ему напомнило. Однако сейчас… может ли это быть?..

— Подожди. — Рёд протянул руку.

Телохранитель дал ему трубку.

— Вернись внутрь, — велел Рёд.

Телохранитель на мгновение заколебался, прежде чем выполнить приказ.

— Кто ты и чего хочешь? — проговорил Рёд в трубку домофона. Это прозвучало грубее, чем он ожидал.

— Привет, папа. Я твой пасынок. Хотел всего лишь поговорить с тобой.

Рёд перевел дыхание. Да, никаких сомнений. Мальчик из стольких снов, олицетворение вечного страха быть раскрытым. Нет, уже не мальчик, но это несомненно был он. После всех этих лет! Поговорить? Это не предвещало ничего хорошего.

— Я немного занят, — заявил Рёд. — Тебе следовало позвонить заранее.

— Я знаю, — сказал молодой человек перед камерой. — Я не планировал встретиться, решил это только сегодня. Видишь ли, завтра я уезжаю в долгую поездку и не знаю, когда вернусь. Я не хочу оставлять нерешенные дела, пап. Пришло время прощения. Я должен в последний раз увидеть тебя лицом к лицу и снять груз со своей души. Думаю, это будет хорошо для нас обоих. Это займет всего несколько минут, и я уверен — мы оба пожалеем, если не сделаем этого.

Рёд прислушался. Раньше он этого глубокого голоса не слышал — ни в те времена, ни недавно. Насколько он помнил, в те последние дни в Гаустаде голос мальчика только-только начинал ломаться. Конечно, Рёду приходила в голову мысль, что в один прекрасный день мальчик может появиться и создать ему проблемы. Это было бы слово против слова — единственный свидетель, который мог бы подтвердить факт сексуального насилия, погиб при пожаре. Но если это выплывет наружу, даже простое обвинение нанесет его репутации ущерб. Запятнает фасад, как презрительно говорят в этой стране. Да, в Норвегии понятие семейной чести было размыто чертовыми социал-демократами; для большинства людей семьей стало государство, и маленькие люди не должны отвечать ни перед кем, кроме таких же, как они сами, — забывшими традиции серыми социал-демократическими массами. Всё, однако, обстоит иначе, когда твое имя Рёд, но обывателю никогда этого не понять. Не понять, что ты скорее покончишь с собой, чем вываляешь в грязи семейное имя. Что же делать? Надо решать. Вот он, пасынок, появился-таки. Рёд вытер лоб свободной рукой. И удивился, осознав, что не боится. Это было как тогда с трамваем. Наконец произошло то, чего он опасался, так почему же он не испуган? Может, им и вправду поговорить? Если пасынок задумал что-то плохое, то от разговора ситуация хуже не станет. А в лучшем случае они поговорят о прощении. Всё забыто, спасибо, до свидания, — и, возможно, он даже станет лучше спать по ночам. Ему только нужно соблюдать осторожность и не признаваться прямо или косвенно в том, что может быть использовано против него.

— Я дам тебе десять минут, — сказал Рёд и нажал кнопку, открывающую уличную дверь. — Поднимайся на лифте на верхний этаж.

Он повесил трубку. А вдруг мальчик собирается записывать разговор? Рёд вернулся в гостиную.

— Вы обыскиваете посетителей? — спросил он у охранников.

— Всегда, — ответил старший.

— Хорошо. Проверьте, нет ли на нем микрофонов, и заберите телефон. Вернете, когда он будет уходить.

* * *

Прим сидел в мягком кресле домашнего кинотеатра и смотрел на Маркуса Рёда.

Телохранители стояли снаружи за приоткрытой дверью.

Прим не ожидал обнаружить у него телохранителей, но на самом деле это не имело значения. Важно было, что сейчас Прим сидел перед Рёдом один. Конечно, все можно было сделать проще. Если бы он хотел убить Маркуса Рёда или причинить ему физический вред, это не стало бы сложной задачей. Ведь Рёд обзавелся телохранителями совсем недавно, а в таких городах, как Осло, жители наивны и доверчивы, и никому даже в голову не придет, что у прохожего под курткой оружие. Такого здесь просто не случается. Впрочем, с Маркусом Рёдом должно было случиться совсем другое. Он не заслуживал такой легкой смерти. Да, застрелить этого человека было бы куда проще, но если запланированная месть даст Приму хотя бы частичку той радости, которой он жаждет, то все его усилия потрачены не зря. Потому что месть, придуманная Примом, была подобна симфонии, и сейчас близилась кульминация.

— Мне жаль, что с твоей матерью случилась трагедия, — выговорил Маркус. Достаточно громко, чтобы его ясно услышал Прим, и достаточно тихо, чтобы не услышали телохранители.

Прим видел, что сидящий в кресле напротив здоровяк нервничает. Пальцы теребят подлокотники, ноздри раздуваются. Верные признаки, что он уловил запах кишечного сока. Расширенные зрачки Рёда тоже подсказали Приму: сигналы обонятельных рецепторов достигли мозга, где уже несколько дней находились паразиты, жаждущие размножаться. Результат филигранной работы, если угодно. Когда первоначальный план заразить отчима на вечеринке провалился, Приму пришлось импровизировать, строить новый план. И он сделал это, он заразил Маркуса Рёда прямо на глазах у всех: адвокатов, полицейских, даже Харри Холе.

Маркус Рёд посмотрел на часы и чихнул.

— Не хотел бы тебя торопить, но как я уже сказал, у меня мало времени, так что давай покороче. В какую страну ты собра…

— Я хочу тебя, — прервал его Прим.

Отчим так вздрогнул, что его щеки затряслись.

— Что ты сказал?

— Я мечтал о тебе все эти годы. Несомненно, тогда это было насилием, но я… ну, думаю, мне начало это нравиться. И я хочу попробовать еще раз.

Прим посмотрел прямо в глаза Маркуса Рёда. За этими глазами, полными паразитов, делал неверные выводы мозг: я так и знал! Мальчику это нравилось, он плакал только из притворства. Я не сделал ничего плохого, просто научил его любить то, что нравится и мне!

— И я думаю, мы должны сделать это так же, как делали раньше.

— Так же? — переспросил Маркус Рёд. Возбуждение уже сдавливало его горло. В этом и заключался парадокс токсоплазмоза: сексуальное влечение — по сути своей желание размножиться — заставляет игнорировать опасности, подавляет страх смерти и оставляет зараженному существу только тоннель безнадежно восхитительных фантазий, тоннель, ведущий прямо в кошачью пасть.

— Тот дом, — напомнил Прим. — Он все еще стоит. Но ты должен прийти один, тебе надо ускользнуть от телохранителей.

— Ты имеешь в виду… — Маркус сглотнул, — …сейчас?

— Конечно. Я же вижу… — Прим наклонился вперед и положил руку на его промежность, — что ты хочешь этого.

Челюсть Рёда бесконтрольно ходила вверх-вниз.

Прим поднялся на ноги.

— Ты помнишь, где это?

Маркус Рёд только кивнул.

— И ты придёшь один?

Еще один кивок.

Прим знал: не нужно говорить Маркусу Рёду, что никто не должен знать, куда он собрался и с кем намерен встретиться. Токсоплазмоз делает инфицированного похотливым и бесстрашным, но не глупым. То есть неглупым в смысле достижения единственной цели, которая у него на уме.

— Я даю тебе тридцать минут, — сказал Прим.

* * *

Старший из охранников, Бенни, работал в этой отрасли уже пятнадцать лет.

Открыв дверь, он увидел, что посетитель надел маску.

Бенни наблюдал, как младший телохранитель обыскивает гостя. Кроме связки ключей, у посетителя не оказалось при себе ничего, что можно было использовать в качестве оружия.

При нем не было ни бумажника, ни документов, удостоверяющих личность. Он представился Карлом Арнесеном, и хотя это имя звучало как только что выдуманное, Рёд лишь коротко кивнул. Как и просил Рёд, они забрали мобильный телефон посетителя, и Бенни настоял, чтобы дверь в домашний кинотеатр осталась приоткрытой.

Разговор занял всего пять минут — по крайней мере, такое время Бенни позже обозначит в своих показаниях. Молодой «Арнесен» вышел в холл, забрал мобильный и покинул квартиру. Рёд крикнул из гостиной, что хочет побыть один, и закрыл дверь. Прошло еще пять минут, прежде чем Бенни постучал и сообщил, что с клиентом хочет поговорить Юхан Крон. Ответа Бенни не получил, когда же он открыл дверь, комната оказалась пуста, а окно, выходящее на террасу, — открыто. Взгляд Бенни упал на дверь пожарной лестницы, ведущей вниз на улицу. Охраннику сразу стало все ясно, так как за последний час клиент трижды намекнул, что заплатил бы немалую сумму, если бы Бенни или его коллега отправились на улицу Торггата или Йернбанеторгет раздобыть ему немного кокаина.

Загрузка...