«Ракета» выходит на орбиту

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ФОНАРИ
Рассказывает автор

Можно ли драться в школе? Конечно, нет. Дерутся ли в школе? Конечно, да. И в школе, и во дворе. А из-за чего мальчишки дерутся? Этот вопрос нам, взрослым, далеко не просто выяснить. В самом деле, по крайней мере, трое из нас отметили появление в школе нескольких учеников с живописными отметинами на лице, именуемыми в просторечии «фонарями». Конечно, синяки и кровоподтеки различной формы заметил Кузьма Васильевич, начавший, как обычно, ровно в восемь своё путешествие по вестибюлю. Одним из первых в школу явился Слава — нос у него посинел и распух, под глазами большие коричневые круги. Отвечая на безмолвный вопрос директора, Слава, всегда страдавший от неумения врать, пробормотал что-то насчёт проклятой двери, которая вчера совершенно неожиданно встала на его пути. Через четверть часа появился Валерик с большой нашлёпкой из клейкого пластыря на лбу и вздувшейся щекой. Из-под наклейки в разные стороны исходило сияние с переходами от темно-синего к зелёному и жёлтому.

Валерик объяснился более бойко:

— Бегу вчера в библиотеку. Вдруг навстречу открывают дверь. Я — раз об неё, о самый угол…

Позже других пришёл Костя Марев. Он был изукрашен разнообразнее других и прихрамывал больше обычного. Директор в ответ на приветствие только спросил:

— Дверь?

— Угу! — довольный этим вариантом, согласился Костя. Ему трудно было разжимать челюсти: болела щека, болели зубы. Связь между этими «фонарями» Кузьме Васильевичу так и не удалось установить. Может быть, потому, что главный пострадавший, Васенька Меньшов, в этот день вообще не прибыл к началу занятий. Он был доставлен только к третьему уроку с перевязанной щекой и с такими «фонарями», что для бегающих глазок остались только узенькие щёлочки.

Сказать, что мама Меньшова со своим сыном вошла в школу, было бы неправильно. Она вломилась с силой двенадцатибалльного урагана. Её голос из вестибюля проникал во все этажи здания. Он притих только в кабинете директора, превратившись в тоненький, плачущий. Мы были у Кузьмы Васильевича, когда она вместе с потомством ворвалась в директорский кабинет.

— Кузьма Васильевич, что же это делается? На ребёнка нападают хулиганы, увечат его, ещё немного — и надо на рентген вести, нет ли пролома. До каких же это пор будет? Если вы сами не задержите бандитов, то я… Не пионеры у вас, а хулиганы.

— Подождите! — властно прервал Кузьма Васильевич и обратился к Меньшову: — На кого жалуешься?

Васенька молчал.

— Кто тебя так изукрасил? — в другой форме повторил вопрос Кузьма Васильевич. Васенька безмолвствовал.

Тогда заговорил директор.

— Я знаю, — сказал он раздумчиво. — Это, наверное, дверь. Ты на дверь, конечно, налетел, в библиотеке?

Васенька, обрадованный догадливостью директора, кивнул головой.

— Ну, что же вы хотите? — обратился директор к мамаше Меньшовой. — Жалоб с его стороны нет. Надо осторожнее передвигаться по школе. Пусть идёт на уроки. Разберёмся. А в следующий раз прошу вас являться ко мне в часы, отведённые администрацией школы для встречи с родителями.

В вестибюле нянечка, Валентина Анисимовна, ещё слышала: «Бандиты, убийцы! Я на вас найду управу!» Но в этих возгласах уже не было прежней силы и убеждённости.

Мы с вами не будем ожидать результатов расследования. Автор имеет возможность полностью воспроизвести картину всего происшедшего накануне у меня в библиотеке.

К концу года у школы иногда остаются неизрасходованные деньги. И когда позвонили из Книжной лавки писателей, что прибыла партия новинок, я оставил Славу, Костю и Валерика, а сам поехал за желанными покупками.

Слава за стеллажами готовил радиопередачу. Костя монтировал микроприемник в скорлупе грецкого ореха. Валерик единолично восседал на моём библиотечном месте и уже отпустил всех малышей, пришедших обменять книжки. В это время в читальном зале и появился тот, кого Валерик меньше всего хотел видеть.

Васенька Меньшов пребывал в отвратительнейшем настроении — последние дни его преследовали неудачи. И сейчас малыши, выходя из библиотеки, показывали на него пальцами, кажется, кто-то даже бросил вслед ненавистное «нищий». С каким бы удовольствием Васенька дал Фёдору Яковлевичу вписать в свой дневник самую обыкновенную двойку. Меньшова уже никто в классе не слушал, когда он цитировал сам себя: «Учитесь жить, мальчики!» В библиотеку же он зашёл полистать «Крокодил». Но первым, кого увидел, открыв дверь, был тот самый Валерик, который организовал злосчастную передачу «Нищий у доски». И даже не постеснялся при этом объявить себя редактором передачи.

Васенька подошёл к столу, отделяющему читальный зал от книгохранилища, и спросил, оглядываясь:

— Ты что здесь уселся, «мальчик резвый, кудрявый»?

Валерик промолчал, хотя внутренне весь напрягся.

Васенька протянул руку через стол и угрожающе нежным голосом пропел:

— Дай я тебя ущипну за подбородочек, крошка…

То, что произошло дальше, до известного момента напоминает древнюю легенду о Давиде и Голиафе, или, в переводе на более современный язык, схватку бойца веса «пера» с бойцом тяжёлого веса. Валерик вскочил на стол и прыгнул в читальный зал. Васенька от неожиданности отпрянул в сторону. Тогда Валерик повернулся, разбежался и, пренебрегая всякими правилами, боднул девятиклассника головой в живот. Удар был стремительный, и Васенька от боли согнулся вдвое.

— Ты так! Щенок, малявка, пузырь! Да я с тобой одной левой справлюсь. — И он с силой ударил Валерика по лицу.

Много ли надо Валерику? И если Васенька не Голиаф, то и Валерик не Давид. Он лежал, распластанный, на полу, и брызнувшие слёзы мешались с кровью. Было не только больно, но и унизительно: он не мог по-настоящему постоять за себя. А Васенька готовился пнуть своего противника ногой, когда почувствовал, что сзади его схватили сильные руки.

Валерик приподнялся на локтях, с трудом встал и, не поворачиваясь, пошёл к столу, где всего четверть часа назад он мирно выдавал книги, воображая себя библиотекарем. Голова кружилась. Ощупал рот языком. Да, одного переднего верхнего зуба не хватало.

— Маленьких бить?! — услышал он знакомые голоса.

Это подоспели Слава и Костя.

— Бить? Он сам полез. А я его одной левой, — защищался Васенька.

— А что на левой? — угрожающе спросил Костя.

На левой был перстень с печаткой, удар которого и придал такую сокрушающую силу.

— Ну, мы сейчас тебе покажем и левую и правую, — продолжал Костя.

— Ещё бы, — отвечал Васенька, пытаясь вырваться, — двое на одного.

Но тут вмешался Слава.

— Отпусти его, мы с ним один на один посчитаемся. Закрой дверь.

— Пусть только перстенёк снимет, — согласился Костя и закрыл дверь ключом на два оборота.

Кольцо было снято и положено на стол. Дрались по всем правилам, за этим наблюдал Костя. Славе, малоопытному бойцу, досталось побольше, но и Васенька не ушёл без урона.

— Хватит, — заявил Костя, выполнявший роль арбитра. — Отдыхай три минуты. Больше времени нет. Ещё придёт кто-нибудь. Со мной будешь драться.

В этой последней схватке Васеньке пришлось туго. И хотя сопротивлялся он отчаянно, но в конце концов должен был просить пощады.

— Не хочу больше о тебя руки марать, — согласился Костя, вставая. — А колечко твоё… — Он приоткрыл форточку и выбросил гордость Васеньки — перстень с печаткой.

Васенька, отругиваясь, заковылял во двор — отыскивать своё кольцо.

— Получил сполна, — заключил Костя. — А ты — айда под кран с холодной водой, — обратился он к Валерику. — А зуб свой забери. Разве зубами бросаются? Такой зуб на память хранить надо. И запомните: если что, — на дверь налетели.

По-разному встречали бойцов дома. Но описание этих встреч не входит в задачу автора. Скажем только, что зуб Валерик действительно оставил себе на память. И даже предъявил его доктору Айболиту, который, к ужасу мамы Валерика, поздравил своего пациента с «боевым крещением».