ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ПО МЕТОДУ ШЕРЛОКА ХОЛМСА
Рассказывает Света

Ума не приложу, что мне делать со Славиком. Во-первых, он всё время растёт и на него не напасёшься ни обуви, ни рубашек. Но хуже всего со штанами. Почему-то всегда протираются на коленках. И вообще — он вырос из всех своих брюк. Я уже писала папе об этом. Он отвечал, что Слава должен пойти в сберкассу со своим новым паспортом и там выдадут сколько надо.

Но брюки всё-таки не самое важное. Из-за «Ракеты» и других неприятностей Славик стал очень плохо есть. Нужно будет попробовать кормить его по утрам толокном. Мама Валерика говорит, что толокно полезно для растущего организма. Но это ещё не всё. Славе показалось, что Григорий Павлович подозревает, что он изуродовал «Повесть о настоящем человеке». Я не думаю, чтобы он так думал. Но если он так думает, это низко. Ни Слава, ни Валерик на такую гадость не способны.

Но всё-таки… Кто это сделал? У Славы в классе писали сочинение? В тот же день были вырваны листки? В тот день. Вот мальчишки увлекаются всякими шпионскими книгами. А даже маленького преступления раскрыть не могут. У Валерика мама — учительница английского языка. Ну, конечно, ему-то с английским легко. Так будто бы он на английском языке читал «Записки о Шерлоке Холмсе». И говорит, что всё понял. И что, когда у него будет свободное время, он попробует раскрыть несколько преступлений. И я решила, что Валерик во что бы то ни стало должен найти преступника.

Накануне, после пятого урока, я пришла к Григорию Павловичу и попросила отдать мне испорченную книгу. Вечером я спросила у Славы: «А ты можешь всех из своего класса по алфавиту вспомнить, как в журнале?» Он рассмеялся: «Конечно, могу!» И стал говорить подряд, а я записывала. Потом пошла к Валерику, попросила разрешения у его мамы позвонить по телефону тёте Нине, папиной сестре, и незаметно передала записочку Валерику. Я даже не знаю, зачем я писала записочку Валерику, когда можно было просто сказать. Но он прочёл записку. Удивился. И сказал: «Ладно, если не просплю».

На следующее утро Слава уходил раньше обычного. Им нужно было писать большую контрольную. И учитель математики предложил писать контрольную с восьми часов утра и ещё первый урок.

Я подождала, пока Слава уйдёт, а потом сама побежала в школу. В полутёмном актовом зале никого не было. Неужели Валерик проспит? Я подошла поближе к рубке. Удивительно: дверь приоткрыта. Тихонечко заглянула туда. Никого. На деревянной лестнице послышались шаги. Да, это был Валерик. Он зевал, как будто собирался меня проглотить.

— Ну чего? — спросил он.

— Кто, по-твоему, вырвал листы из этой книги?

— Не я, конечно, — ответил Валерик.

— И не Славик?

— Ну, и не Славка.

— Ты должен узнать, кто это сделал. Я очень прошу тебя. Это важно. Понимаешь, важно?

Он почувствовал, как я волнуюсь, и сказал:

— Я-то понимаю. Здесь темно. Надо бы обследовать книгу тщательно.

— Рубка открыта, — сказала я.

— Да ну?.. — заинтересовался он. — Идём туда.

В рубке нас обдало холодом и сыростью. На сером пыльном ящике с трансляционной установкой можно писать пальцем. Справа — платяной шкаф с незатворенными дверками. Зачем здесь платяной шкаф?

Вот рубка, в которую нас никогда не пускали. Ничего особенного. Если не считать нескольких рубильников и приборов, просто сырая и холодная неубранная комната. Сюда бы горячей воды да тряпку, да стирального порошка…

— Вот! — сказала я, доставая из портфеля книжку и тетрадку, где были выписаны фамилии Славиных товарищей. — Если ты действительно читал по-английски и понял Шерлока Холмса, то такое несложное преступление, конечно, раскроешь.

— Попробуем, доктор Ватсон, — ответил Валерик.

Тетрадку он пока отложил в сторону. А книжку стал вертеть перед глазами; долго разглядывал обложку, подносил её к самому носу, вытягивал руку и всматривался в неё издалека. Потом зачем-то понюхал корешок:

— «Повесть о настоящем человеке», — произнёс он. — Автор — Борис Полевой.

— Это известно и без тебя!

— Не волнуйтесь, — успокоил меня Валерик, — Запишите, доктор Ватсон, — продолжал он, заглядывая на самую последнюю страницу, где мелким шрифтом набирается то, что никто не читает. — Зак. 2919. Бум. 70 × 1081/32. Тираж 100 тыс. А-01459. Подписано к печати 10/IV 1947 г. Доктор Ватсон, запишите в тетрадку, где обозначены фамилии возможных преступников, цену книжки и помножьте на десять.

— Зачем?

— Не задавайте несвоевременных вопросов. Помните, что вы, доктор Ватсон, отличаетесь исполнительностью, но не болтливостью. Ну, теперь с книжкой всё.

— Валерик, но ты же не посмотрел, какие страницы вырваны.

— Доктор Ватсон… Света, это ты правильно. Итак. Записывай: кончается сто двадцать восьмой, снова начинается сто шестьдесят первой. Значит, вырваны страницы…



Но какие страницы вырваны, Валерик так и не успел сказать. За дверью раздался шум. По актовому залу гулко топали две пары ног. Это, наверное, капитаны. Больше некому. Что они скажут, увидев нас в рубке? Той самой, на дверях которой написано: «Вход посторонним совершенно воспрещён».

Выходить из рубки было поздно. Неприятностей не оберёшься.

Спрятаться за стол?? Но не пройдёт и минуты, как нас накроют. Мы посмотрели друг на друга и бросились… к шкафу у двери.

Я рассказываю долго, но всё это не отняло и минуты. К счастью, большое отделение шкафа оказалось почти пустым. Только в одном углу разбросаны какие-то бумаги. Вот когда Валерик мог быть доволен своим ростом. Мы отлично уместились. И старались не дышать, потому что капитаны уже были в рубке.

Васенька ругал Коку:

— Во козёл! Почему рубку оставил открытой?

— Сам козёл. Ты же последний уходил.

Мы затаили дыхание. Мне казалось, что я слышу, как стучит сердце Валерика.

— Ну, теперь мы скоро выживем отсюда рыжего. (Это они о Славике.)

— А здорово у тебя получилось: «Ракета» плюхнулась в грязь!»

— Железно!

— Значит, контрольную мотаем? В восемь утра назначили. Никакого права не имеют устраивать перегрузку школьников.

— Так мы же не козлы!

— У нас с тобой перегрузки не будет! (Почему это они «козлят» на каждом шагу?)

— Ну, хватит, закрывай дверь на ключ, тащи из шкафа пластинки да сунь туда портфели.

У меня сердце перестало биться.

Кто-то подошёл к шкафу (наверное, Кока) и дёрнул за дверку. Но я крепко держалась за гвоздь, вбитый в дверку изнутри.

— Что за чёрт! — сказал Кока. — Заело, — и он с силой дёрнул ещё раз.

Вот тут и произошло неожиданное. Валерик потом объяснял: «Я решил действовать».

Одновременно с Кокой, дёрнувшим дверку, Валерик сам толкнул её изнутри. И Кока потерял равновесие. В это время Валерик, взяв меня за руку, шагнул из шкафа и, щёлкнув каблуками (он это умеет делать), сказал:

— Здравствуйте!

Я ещё никогда не видела, чтобы это обыкновенное слово могло так удивить людей.

Кока, который отлетел к стене, когда дверка неожиданно подалась, и Васенька, стоявший у окна, наверное, не больше удивились бы, увидев «снежного человека». Единственное, что мог произнести Васенька:

— Во, козлы!

Но уже через мгновение он занёс руку, чтобы ударить Валерика.

— Выслеживали! Продать задумали?!

И тут-то мы услышали ещё одно «здравствуйте». Это был Кузьма Васильевич.



Как вовремя он появился! Отвечал ли он Валерику, который не видел его, или просто хотел поставить нас в известность о своём присутствии — трудно сказать.

— Почему не в классе? — спросил он капитанов, не повышая голоса. — Марш на место!

Теперь дошла очередь до нас.

— А вы что здесь делаете?

Валерик сделал шаг вперёд и снова щёлкнул каблуком.

— А мы здесь в шкафу искали…

И он снова открыл дверку шкафа, наклонился и достал оттуда какие-то листки.

— Хорошо, идите! — сказал Кузьма Васильевич, Видно было, что он уже не думает о нас. Мы услышали только:

— Какую же, однако, здесь грязь развели…

Капитаны поспешили выскользнуть из рубки. Мы тоже оставили директора в рубке одного.

И вовремя. Первый звонок застал нас на лестнице. Сердце у меня колотилось. А Валерик ещё мог шутить:

— Доктор Ватсон, запомните: страницы сто двадцать девять — сто шестьдесят.

Загрузка...