Что-то сильно пошло не так, сквозь туман в голове дошло до Матильды. Мастерский план Аббадона, похоже, пошел к чертям собачьим.
Сатана завизжал еще громче и тут же умолк, потому что кулак ангела попал ему прямо в лицо. Аббадон упал на землю с широко раскрытым, окровавленным ртом, зубов в котором уже не было видно. Второй ангел склонился и, старательно целясь, влепил сатане бейсбольной битой по затылку. Посланник преисподней конвульсивно задергался, а потом застыл.
Что-то пошло не так. Матильда, слоняясь, поднялась на ноги и потащилась назад в толпу. Тут она с отчаянием поняла, что потеряла пистолет. Тем не менее, она упрямо пропихивалась вперед, сама не зная – а зачем. Набожные тетки расступались, видя окровавленную голову, наивысший, групповой экстаз у них, похоже, уже прошел. А народный посланец как раз заканчивал свою речь.
Девушка стояла в первом ряду, перед самыми металлическими барьерами, отделяющими толпу от избранного представителя народа. Она прекрасно видела охранника с бычьей шеей, могла заметить даже тоненькую синюю жилку, пульсирующую у него на виске. Цель изумительная. Но это при условии, что есть из чего стрелять. Сатана был прав, мелькнула мыслишка. Я размякаю.
Выстрел прозвучал неожиданно. Только лишь по случайности он оказался неточным: в самый неожиданный момент политик отвел голову. Зато следующий просто обязан был попасть.
Ангела Хранителя подвела учебная подготовка. Ведь он мог остановить пулю хотя бы рукой. Так нет же, он метнулся в самом зрелищном стиле, закрывая депутата собственным телом. Он встал на линии огня, быть может, фильм[14] с Клинтом Иствудом он посмотрел на раз больше, чем следовало бы.
Пуля прошла над самым краешком пуленепробиваемого жилета. Энергия удара смела Ангела с возвышения в брызгах крови и облаке перьев. Совершенно так, словно бы голубь попал под машину.
Толпа сбила Матильду с ног.
И воцарилась темнота.
Очнулась она на переднем сидении мерседеса, который вел Мороз. Лицо его было озабоченным и заядлым. Девушка выпрямилась, боль разрывала виски.
- Это ты? – спросила она наконец. – Но ведь у тебя же не было оружия…
Дед мимолетно глянул на нее. Погладил по руке, на его лице появилась улыбка.
- Нет, - ответил он через какое-то время, опережая полицейскую патрульную машину, водитель которого в панике свернул на обочину. – По-видимому, это какой-то недовольный избиратель. Спокойно, девочка, все будет хорошо.
Матильда сидела на полу, босые стопы она подвернула под себя, щеку положила на поручень кресла. Она смотрела телевизионные новости.
Седые, редеющие волосы Деда Мороза уже начали отрастать. И он, бессознательно и довольно, погладил по ним. Дед терпеть не мо лысину на голове.
Закончились сообщения из Ирака. Да, действительно, преисподняя не могла жаловаться на снижение предложения. Все это будило в Морозове нечто вроде чувства вины. После этого было краткое видео-сообщение из Кемп Дэвид, президент как раз убеждал нацию в том, что очередное государство – это империя зла. Пальцы Матильды стиснулись на руке Деда.
План Аббадона провалился по всем параметрам. Действительно, Шеф сделал выводы и провел персональные перестановки, вот только все они были не такими, о которых мечтал неудачливый сатана. Матильда глядела на довольно знакомое лицо агента Секретной Службы, стоящего за спиной президента.
И ведь действительно, архангел Михаил чем-то был похож на Джона Травольту.
ЛЫСАЯ ГОРА
Избушка выглядела уже сильно обветшавшей. Даже здесь, на затерянной в чащобе поляне, она вызывала неприятное чувство упадка и забытья. Опорные столбы, когда-то солидные, сейчас проеденные червем и короедами, сохранили характерный пряничный цвет. Но некоторые, особенно нижние, западали в землю, из-за чего весь маленький домик наклонился, словно его пнул мимоходом проходивший мимо великан. Но в этом лесу великанов не было, говоря по правде, гномов тут тоже не было. Так себе, самая обычная роща, остатки очень даже знаменитой когда-то пущи, сейчас состоящая, в основном, из высаживаемых под линейку сосенок.
Потому-то избушка не слишком соответствовала окружению. Совсем не похожая на рассеянные по округе деревянные, еще довоенные, дачки, выкупленные, в большинстве своем, городскими. Вместо этернита крыша была покрыта мелкими, замшелыми дощечками-гонтами; филигранные ставенки с прорезанными веселенькими узорчиками окружали маленькие окошки. В украшениях было нечто особенное, они казались совершенно чужими. Хотя, одновременно, очень красивыми.
Двор тоже не производил наилучшего впечатления. Самая обычная поляна, окруженная тыном, что скалился пустыми провалами, будто рот деревенского деда, так много не хватало подпорных кольев. Зато трава не была слишком буйной. Об этом заботилась привязанная веревкой коза.
Если бы кто-нибудь случаем проходил мимо домика и, естественно, совершенно случайно встал бы по ветру, он весьма скоро избавился бы иллюзий относительно пола животного с косящим, злорадным взглядом. Вне всяких сомнений, это был козел, а говоря совершенно откровенно – цап. Это легко было увидеть по тому, как он цапал.
Вот только никто здесь не проходил. Местные старательно обходили затерявшуюся в лесу поляну, как-то уж так в округе повелось, что о ней даже в разговорах не упоминали. Хотя рядом здесь скрывались шикарные грибные места, обилующие белыми грибами с самого раннего лета и до поздней осени, когда на окрестных холмах массово появлялись зеленушки, называемые в этой местности просяницами. Разве что забредал поблизости кто-нибудь из отдыхающих, приезжавших сюда летом в дома отдыха, понятное дело, в те, что еще не успели обанкротиться. Но очень быстро даже раскричавшиеся дети замолкали и удирали подальше. Было что-то такое в этом лесу, пробуждавшее страх.
В избушке, вне всякого сомнения, кто-то жил. Об этом свидетельствовала поднимающаяся из трубы струйка дыма. Да и козел сам бы в лесу никак не справился. Хотя и пробуждал уважение, настолько был он мрачный и вонючий.
Если бы кто-то проходил мимо избушки и, не испугавшись смрада, дождался мгновения, когда бы скрипнула кривая, низенькая дверь, он явно был бы удивлен. Домишко как-то действовал на воображение. Трудно было ожидать, что из него выйдет пожилая, прямо держащаяся женщина с седыми, уложенными в опрятный кок волосами. Правда, она тоже действовала на воображение, причем – скорее всего, мало приятно. Очки в роговой оправе со стеклами толщиной бутылочного донца, размашистый шаг старого жандарма, худые икры, обтянутые бурого цвета колготками, и огромные ступни, заполняющие немодные, зато старательно вычищенные туфли. Женщина припоминала вышедшую на пенсию учительницу, из тех еще училок, самых вредных. Таких, которые могут присниться и через полвека после выпускных экзаменов.
Старушка энергичным шагом пересекла владения. Козел заблеял, дернулся на веревке. Вот странно, козлиный запах всякому нормальному человеку заставил бы заткнуть нос. Тем временем, старуха ласково почесала животное по грязной шее. Она что-то тихо сказала ему на ухо, после чего направилась по тропинке, ведущей к ближайшей дороге. Козел тоскливо глядел на хозяйку, щуря гноящиеся глаза. Только лишь когда та исчезла за деревьями, он вернулся к ленивому пощипыванию травы. Да и что ему оставалось делать.
"Харлей" стоял не совсем по правилам. Да, на обочине, но на самом повороте, к тому же, в зоне ограниченной видимости по причине высокого, поросшего деревьями обрыва. Потому-то Дед Мороз чуть ли не каждые пять-десять секунд беспокойно оглядывался, даже когда, ругаясь, карабкался по поросшей кустами круче. Ругательства были вполне оправданы, заросли больно кололи татуированные руки. Черная кожаная безрукавка выглядела офигительно, в особенности – громадный череп на спине, только она плохо защищала в колючих зарослях, которые, как на злость, состояли практически полностью из терновника.
Иногда у Матильды появлялись странные идеи, и Дед прекрасно об этом знал. Потому он лишь пережевывал матюки и карабкался дальше. Единственное, что во всем этом было замечательного, это вид шикарной попочки в обтянутых кожаных штанах. Девушка поднималась сразу же перед ним, и казалось, будто бы она проскальзывает между колючками. Эта искушающая картинка представляла собой мелкую компенсацию за переживаемые неудобства.
Наконец они встали на небольшом холме, затененном кронами высоких ясеней. Матильда огляделась по сторонам, глубоко набрала воздух в легкие. При этом она улыбалась, словно маленькая девочка.
Дед громко сопел. Ой, не в мои годы, со злостью подумал он. Растрясание задницы на "харлее", хотя в подземном гараже стоит новехонький мерс. Можно сказать, подарок от золотой рыбки. Но кое в чем девчонка была права, - с печалью признал он. Там, куда они ехали, пригодился бы, скорее "джип чероки" или "хаммер". В чем-то как раз "харлей", на котором можно было проскочить по узким лесным дорожкам, не увязая в песке по самые оси. Это тоже портило настроение Деду. Не любил он такой работы, в поле, как сам привык ее называть. Достаточно уже набегался он по афганским пустошам, где, не признающие ничего святого душманы уперлись на том, чтобы отстрелить ему голову. Достаточно долго он давил собственную задницу на твердых лавках в трюмах Ми-8, чтобы теперь не ценить хотя бы небольшой возможности комфорта. А "харлей" удобств никак не гарантировал.
Вот только вид смеющейся и веселой Матильды привел к тому, что злость быстро улетучилась. Дед Мороз расстроганно потянул носом, похлопал по карманам, напрасно разыскивая свой большой клетчатый платок. В костюме остался, так что осталось вытереть нос волосатым предплечьем.
Он беспокоился за девчонку. Сначала гадкая история с Принцессой, Которая Давала На Горошине. Потом политика. Дед снова невольно выругался. Вот это была еще та зараза, намного хуже даже обманных сказочек, что мутили в головах несчастной детворе. Иногда он даже задумывался над тем, а не следовало бы начать отстрел депутатов вместо вампиров.
Он покачал головой. Нет, это не было бы разумным, признал он, не в первый, впрочем, раз. Это означало бы необходимость впутываться в политику. Хотя, такое занятие было бы наверняка справедливым и уж, как минимум, доходным. Ладно, по крайней мере, девчонка пришла в себя, вновь бросил мрачные мысли Дед, глянув на счастливое лицо Матильды. Я же знал, просто нужно было. Чтобы прошло какое-то время. И, возможно, помогло дело с Песочным Человечком[15].
- Погляди, - вырвал его из задумчивости голос девушки. – Как красиво...
Дед огляделся. Несмотря на самые наилучшие желания, ничего красивого он не увидел. Так себе, остатки строения, наверняка древнего, потому что от него осталось лишь нечто вроде башни из красного кирпича, с очертаниями лестницы внутри. До высоты, куда могла достать местная детвора, стены были покрыты неприличными граффити, не лишенные, опять же, и сатанистских элементов. Дед Мороз нахмурился, неумело намалеванная пентаграмма напомнила о ждущем их задании.
- Летняя резиденция полоцких епископов, - тихо произнесла Матильда. – Конкретно же, Фирлея[16].
Деду это имя ничего не говорило, он был принципиальным атеистом. Опять же – православным, так что ничего не знал о епископах, пускай даже и полоцких.
- Быть может, как раз в этой вот башне... – в голосе девушки появились мечтательные нотки. – Быть может, в этой вот башне Сарбевский[17] на своем заду сидел и рифмы в тишине записывал.
- Кто? – машинально спросил Дед Мороз, морща кустистые седые брови.
- Поэт такой, - пояснила Матильда, глядя наверх, на светло-зеленые листья вязов, контрастирующие с краснокирпичной стеной. – И он был прав, поэт должен сидеть и писать, тем более, если он валенок[18].
- А он был валенком?
- Не знаю, - ответила девушка. – Но на всякий случай, писать должен.
Вдруг по ее телу прошла дрожь, как будто среди лета она попала под ледяной ветер.
- Возвращаемся, - буркнула она. - Нечего нам тут делать.
Дед постоял еще мгновение, хотя девушка уже начала спускаться по крутому склону. Он мало чего понимал.
Но знал, что Матильда, как обычно, тщательно отработала домашнее задание – изучила карты и путеводители, отсюда, наверняка, и сведения про этого, как его, Сарбевского. Это предвещало только хорошее.
И все равно, где-то в глубине души таились сомнения. Дед все еще не был уверен, пришла ли в себя девчонка, покончила ли она с растерянностью. Конечно, на стрельбище с радостным хохотом она расшибала целые фаланги садовых гномов, а ее старая сорокопятка гремела, что твой узи. Только, одно дело стрельбище, а другое дело – живой домовой или гном. Или, что хуже, нечто более человекообразное, к примеру, очередная принцесса.
Деду Морозу оставалось только сплюнуть. Его опыт общения с принцессами был не из лучших. Как-то раз, исключительно в рамках обязанностей, он поцеловал лягушку. И до сих пор теперь краснеет при воспоминании, как заколдованный в земноводное принц наругал его педиком.
Ждать не было чего, внизу, на повороте шоссе на холостом ходу уже закашлял двигатель "харлея". Через мгновение Матильда начнет испытывать нетерпение. Дед ругнулся и направился в сторону кустов терновника. Но даже и тогда, когда пришлось уделить максимум внимания на то, чтобы отводить колючие ветки, он никак не мог избавиться от беспокойства. Работа не будет легкой. Невезуха захотела, чтобы и в этот раз их клиентом должна была стать женщина.
Заскрипела заржавевшая, искусно сваренная из арматурных прутков решетка. Подвесившийся к ней заросший автохтон как будто бы внезапно протрезвел под укоряющим взглядом, брошенным из-под чудовищно толстых линз. Он выплюнул прилипший к губе чинарик, попытался даже выпрямиться и делать вид, будто он совершенно трезв, а у магазина очутился лишь затем, чтобы купить молочка многочисленной детворе.
Седая, жестко выпрямленная женщина с волосами, заколотыми в опрятный кок, прошла мимо, не говоря ни слова, лишь стиснув узкие губы. Адамово яблоко на худой шее пьяницы резко дернулось. Практически бескоровные губы напомнили ему шрам, что остается после хлесткого удара ножом на животе покойника. Ассоциация была совершенно оправданной, он сам тоже кончил начальную школу, правда было это лет пятьдесят с хвостиком назад. Но это Выражение лица он имел оказию запомнить хорошенько.
Пожилая дама прошла мимо без слова. Лишь на бледных щеках выступили гневные пятна, а может это только избыток румян. У нее тоже была прекрасная память, и она уже говорила ему когда-то, что ничего путнего из него не получится. Лет тому, эдак, пятьдесят с хвостиком.
По сравнению с солнечным днем на дворе, в магазине царили прохлада и полумрак. Неспешно урчал большой холодильник с мороженым "Альгида", позванивали сотрясаемые вибрацией баночки. Пахло свежим хлебом, увядшей зеленью, луком в мешках, карамельками и мышами. Типичный запах сельмага из глубокой провинции, запах детства.
Продавщица, тоже немолодая уже женщина, увидав покупательницу, выпрямилась, чуть ли не сделала книксен, как будто снова сделалась маленькой девочкой.
- Добрый день, пани Ягода, - тихо произнесла она. Пожилая учительница постоянно заставляла ее чувствовать себя не в своей тарелке.
- А это мы еще поглядим, - сухо ответила та. Голос у нее был таким же неприятным, как и внешность – высоким и скрежещущим. Продавщица на это лишь кивнула. Незаметными жестами она пыталась выгнать из магазина остальных покупателей, которые, хмурясь, рассматривали бутылки с самым дешевым пивом. Выбор, вообще-то был небольшой, но при ограниченных средствах решение было крайне важным.
- А ты, детка, чего так дергаешься? – резко заметила пани Ягода. – Стой прямо, не горбись!
Продавщица буквально подпрыгнула на месте, инстинктивно выпрямилась. Клиенты, подталкивая друг друга, в спешном порядке покидали магазин. На пол грохнула упаковка лимонада – жидкости флуоресцентного цвета. Кто-то из небритых обожателей дешевых продуктов пивоварен ругнулся, когда бутылки всей тяжестью упали на мозоль, скрытый в калоше.
Пани Ягода неожиданно обернулась, словно ее плеткой ударили. Блеснули стекла очков.
- Что б ты паршой покрылся, - прошипела она.
Когда мужички вырвались за двери, в мрачном помещении воцарилась тишина. Запах карамелек смешивался с запахом картошки и квашеной капусты. Даже холодильник умолк.
- Дай-ка мне, детка, пачку масла, - уже мягче сказала старуха; тонкая линия губ даже искривилась в подобии улыбки. – Паштет в баночке, подешевле. И обложки, черные.
- На тетради? – спросила продавщица.
- А как ты думала, детка? – усмехнулась пани Ягода. – Скоро ведь новый учебный год.
На самом деле, на дворе стояла только средина июля, но раз покупательница утверждает… Тем более – эта покупательница. Продавщица вытащила толстую тетрадь, провела жирную линию и начала записывать.
- Ну и, может, вот этого мармеладику, - старушка иногда позволяла себе полакомиться. – Грамм сто пятьдесят…
Вскоре зеленая сладость очутилась в пластиковой сумке. Более всего она походила на некоторые ингредиенты, которыми пользовалась сама старуха. Из самых ядовитых…
- С мужем уже получше? – спросила пани Ягода, уже ласковей.
Продавщица лишь кивнула.
- Лучше, - тихонько произнесла она. Она боялась признаться, что старик и не коснулся заваренных травок, упрямо твердя, будто бы от тех несет кошачьими ссаками. И не удивительно, В прошлый раз, когда через неделю после лечения налил себе водки, его чуть ли не наизнанку вывернуло. Следовало признать, что декокты паны Ягоды действовали очень даже эффективно. Мужик отвык радикально. Жаль только, что от травок, даже чаю не пил. Только и бубнел, что к пробощу[19] пора сходить, покончить с делом ведьмы, что людям жизнь отравляет – раз и навсегда.
- Ну и замечательно, - аккуратный небольшой кок даже затрясся при энергичном кивке. Пани Ягода забрала пакеты с прилавка. В дверях она еще обернулась и направила костлявый, искривленный палец прямо в лицо продавщицы.
- А пробощ пускай к радио своему прислушивается! – пискливо выкрикнула она. Затем забормотала что-то узкими губами, злорадно захихикала и вышла.
Продавщица захлопнула тетрадь. Руки ее до сих пор дрожали. Она отложила дешевую, пластмассовую ручку, даже не записала покупки. Местная ведьма никогда не платила, и никто ей об этом никогда не напоминал, слишком опасным это было. И так это и шло, год за годом. А давно уже следовало бы глянуть правде в глаза, услуги ее, чем дальше, толку давали все меньше. Ну а последние вообще были псу под хвост.
Только вот страх оставался страхом. Продавщица глянула на постоянных выпивох, которые потихонечку, не глядя по сторонам, заползали в магазин. Тот самый мужик в калошах, слегка хромающий после того, как упаковка лимонада упала ему на мозоль, уже начинал чесаться. Все более заядло, со все большим безумием в глазах.
Солнце пригревало все сильнее. Пани Ягода шествовала длинным, размашистым шагом, размахивая яркой рекламной сумкой, в которой грохотали пластмассовые баночки с подляским паштетом.
По мере того, как она отходила от городка, лицо ее разглаживалось, выражение на нем делалось более человечным. Рот уже не представлял собой щербины стиснутых, синюшных губ. Даже глаза за толстенными стеклами очков блестели веселее.
Она сделала глубокий вдох, так что что-то заскрипело в проеденных за многие годы махоркой и дешевыми сигаретами легких. Денек был просто-напросто чудный. Настолько чудный, что стоил нескольких минут ничегонеделания. Пани Ягода остановилась, было заметно, как она сражается с мыслями. В конце концов, радостное настроение победило. Она свернула с покрытой щебенкой дороги и весело пошла напрямик, через поля, мимо лесопилки. Прямиком туда, где стена леса скрывала за собой невысокие холмы, а точнее – песчаные дюны. Совершенно случайно самую высокую из них называли Лысой Горой. И под этим названием она фигурировала даже на картах, наиболее подробных.
Добравшись через несколько минут до самой вершины, она даже запыхалась. Здесь оперлась о ствол рахитичной сосенки, поскольку Лысая Гора, несмотря на свое название, поросла таким же молодым леском, как и все вокруг. Разве что чуточку пореже. И в течение множества лет вершина была местом встреч. К сожалению, не только ведьм на мелких сатанинских сборищах, о чем свидетельствовали разбросанные повсюду сплющенные пивные банки и использованные презервативы.
Тем не менее, несмотря на все недостатки, даже в самом названии чувствовался романтизм. Пани Ягода уже почти что чувствовала запах варящихся в котлах особых зелий, почти слышала писк бросаемых в кипяток летучих мышей и осклизлых жаб. Достаточно было прикрыть глаза, чтобы представить обнаженные тела, ядреные груди, трясущиеся в диких плясках. И его самого, на высоком стуле, исподлобья глядящего на собравшихся ведьм. Эх, прямо слеза наворачивается, сколько уж это лет не было метлы между ногами... – пришло в голову. Но в последнее время о полетах нечего было и мечтать, с тех пор, как полку истребителей из Минска Мазовецкого понравилось проводить тут учения. У нее не было ни малейшего желания столкнуться в воздухе с МИГ-29...
Но на сей раз пани Ягода позволила поддаться воспоминаниям, настроению этой минутки. Метлы, правда, у нее не было, приходилось удовлетвориться тем, что могла сделать.
Медленно она вытащила длинную, страшно выглядящую шпильку. Аккуратненький кок рассыпался, длинные седые волосы упали на спину и плечи. Нетерпеливо она сбросила туфли, хихикая, словно маленькая девочка, когда ее ступни с искривленными артритом пальцами коснулись засохших иголок. Под самый конец она сняла очки, старательно спрятав их в карман жакета.
Она была готова. Почти.
Почувствовав на ушах холодное прикосновение наушников, пани Ягода от наслаждения даже глаза закрыла. Вслепую нажала на клавишу мр2-плейера. На щеках выступили яркие пятна, когда раздались первые звуки органа и синтезатора. Медленно-медленно она подняла руки. И вот пауза, коротенькая. И уже можно!
- Mr. Crowley! – запела она на всю катушку, неожиданно чистым, прямо вибрирующим в лесном, пропитанном смолой воздухе голосом. – What went on in your head?
Старушка даже не раскрыла глаз, когда помчалась вниз, по узенькой тропке, на которой таились предательские корни и ямы.
- Oh, Mr. Crowley, did you talk with the dead? – вторил ей в наушниках Оззи Осборн.
Бабуля бежала, практически не касаясь опавших иголок, смятых банок и бутылочных крышек. Волосы ее развевались и казались черными, словно вороново крыло. Высоко поднятая юбка открывала полные бедра, точеные икры так и мерцали в ритме быстрых шагов. Ступни, узкие и статные, уже без артритных наростов, безошибочно обминали все ловушки на пути.
Она летела над тропкой, высоко подняв руки, держа в ладонях немодные туфлищи. Сумка с покупками на сгибе локтя раскачивалась во все стороны, грохотали баночки. Все быстрее, все дальше...
- You fooled all the people with magie, you waited on Satan's call!
Еще скорее...
- Mr. Charming...[20] – ответило эхо, отразившись от низеньких, песчаных холмов.
Когда она подходила к домику, снова была благородной, костистой, пожилой женщиной. Учительница-пенсионерка с аккуратным, взбитым коком на голове. В беспамятство ушли мгновения возбуждения, как только затихли последние звуки в наушниках. Остались прозаичные, серые будни.
И тогда-то вот она их и встретила, перед самой своей "усадьбой". И даже еще сильнее стиснула в узенькую щербинку губы, настолько пани Ягода была изумлена. Ведь здесь был ее кусок леса, никто здесь не должен бродить. И уж не такие, как эти. По телу пробежала ледяная дрожь, где-то в глубине начали просыпаться никогда не угасшие желания. И она прекрасно знала, что не сможет перед ними устоять. Не сегодня, не сейчас.
А выглядели они так невинно, словно маленькие ангелочки. Щекастый паренек, лет двенадцать-тринадцать, не больше, с налысо выбритой головой, и девочка. Ненамного моложе товарища, с миленьким, располагающим к себе личиком. Оба в элегантных, чистеньких спортивных костюмчиках и кроссовочках "адидас".
Когда она так, неожиданно появилась перед ними, дети были просто шокированы. Перед тем они наверняка присматривались к домику, но подойти боялись. Козел лупал исключительно недружественно своими и так вредными, желтыми глазищами.
На лице пани Ягоды выползла профессиональная, широкая улыбка. Она сделала жест, словно желала погладить девочку по щечке, но в последний момент удержалась, видя тень страха в глазах.
- Заблудились, голубочки, - загулила она. И даже сама про себя сотряснулась, просто не имея возможности контролировать того, что брало над ней верх. И поддалась этому чувству с облегчением, с теплым смирением.
- Ой, как нехорошо, лес вокруг страшный, волки... того... – прикусила она себя в язык. Последнего волка, в соответствии с хрониками лесничества, видели здесь в тридцатые годы, если, конечно же, то не была обычная приблудная собака. Еще перепугаются, появилась паническая мысль.
- До дороги далеко, - пани Ягода, а точнее, уже Баба Яга, горячечно пыталась исправить свою ошибку. Она переложила сумку в другую руку, заметив беспомощно, как паренек бросает девочке озабоченный взгляд. – Может, зайдете на минутку, того, на прянички...
Она еще видела колебание. Но ведь это же хорошие дети, послушаются, с надеждой размышляла она, с трудом удерживаясь от того, чтобы не пощупать-помять щеку лысого мальчонки. Жирненький...
И действительно, дети были хорошими. Они глянули один на другого, но сомневались недолго.
- Пойдем, Малгоська? – спросил паренек. Девочка пожала плечами. Наконец кивнула.
Пани Ягода пошла первой. Она спешила, ведь впереди ждало столько работы. Печь нужно разжечь, хлебную[21], тут дел много. Это вам не то, что разогреть что-нибудь в микроволновке. Она уже успокоилась, знала, что детвора никуда не денется, что уже находятся под ее чарами. Пойдут за ней, как миленькие пойдут.
- Ну что ты, Ясек?[22] – услышала она за собой шепот девочки.
- Ты только глянь, какая паскудная бабка...
Дальше пани Ягода не расслышала. Но даже не скривилась, только еще сильнее поджала губы. Погоди, подумала она, уже скоро. Перед самой дверью она обернулась.
- А вы подождите тут недолго, - сухо приказала старуха. – Мне надо в печке... того... прянички испечь.
И исчезла в двери. Дети в спортивных костюмах переглянулись. После этого присели на старую, замшелую колоду. Козел вертелся на привязи, громко чесался о щербатую изгородь.
- Курва[23], ну эта тварь и воняет, - фыркнула Маогося. Ясь сложил пальцы в форме пистолета, прицелился в козла.
- Ба-бах! – сказал. – И с катушек.
Козел как будто бы все понимал. Он дернулся на веревке, отчаянно заблеял.
- Ты гляди, какой впечатлительный, - даже удивился Ясь. – И что ты на это?
- Не по кайфу мне все это, - решительно ответила Малгося. – Мы же собирались пойти по домам. А тут... Ну что у такой старой кошелки может быть в доме? – Она презрительно надула губы. – И погляди, какой тут срач... – прибавила.
Паренек со злостью огляделся. И вправду, небогато.
- Да ладно, чего уж там, - ответил он, и вдруг в его ладони вдруг материализовался самый настоящий пистолет. Пацан с треском перезарядил оружие. Козел, словно бы все поняв, порвал веревку и рванул в лес.
Ясь пару минут прислушивался. Сквозь шум сосен донесся шум двигателя. Но через мгновение затих. Показалось, подумал парень. Или проехали.
- Ну, чего ты? - скривилась девчонка и выплюнула жвачку под ноги. – Такой срач...
- Не гони, Госька, - буркнул под нос мальчишка. – У старухи должно быть чего-нибудь примухлевано, как утюгом пригреем, все скажет... Ладно, доставай волыну, и заходим...
Щекастая рожица девицы повеселела.
- Как же я тебя люблю, мой мусик-пусик! – чмокнула его в губы.
Дверь вылетела после первого же пинка.
Матильда натянула шапку-маску. Снова придется мыть волосы, подумала она со злостью, пропотею же как мышь. Но Дед Мороз всегда настаивал на том, чтобы соблюдать процедуры. В конце концов, эта операция проводилась среди бела дня, а вдруг кто увидит.
Перчатки без пальцев были просто необходимы. Рукоять пистолета не будет так скользить в вспотевшей ладони. Девушка вставила обойму, щелкнул оттянутый затвор. Дед тем временем, мрачно бурча, вставлял патроны в трубку под стволом своего любимого вингмастера.
Он все еще сомневался, украдкой поглядывая на Матильду. По ее спрятанному под маской лицу невозможно было сделать каких-либо выводов, вот только глаза девушки уж слишком блестели. И были слишком широко раскрыты. Такие он уже видел.
Какое-то мгновение Деду казалось, будто он сидит в покачивающемся вертолете, что слышит рев двух турбин Изотова, резонирующий в металлической коробке и отражающийся от стен скалистого ущелья. Вместо вингмайстера он сжимает приклад калашникова с подвешенным под стволом гранатометом и вновь размышляет над тем, что же будет первым: стингер, который ударит совершенно неожиданно, несмотря на постоянно выпускаемые термообманки, или же горячая посадка. А перед ним были широко раскрытые, чуть ли не квадратные глаза друзей-спецназовцев. И он знал, что его глаза выглядят точно так же, хотя операций за ним было не пересчитать.
Дед отряхнулся от воспоминаний, легонько хлопнул Матильду по плечу. Момент был неподходящим, если решится – это ее только расслабит. И все же решил попытаться.
- Сегодня можем и пропустить, - сказал он. – Примем, что это была только разведка.
Девушка только фыркнула, словно разозлившаяся кошка.
- Нет, - коротко отрезала она. – Идем. Чем скорее, тем лучше.
Мороз лишь кивнул в ответ. Беспокойство никуда не исчезло, но другого выхода просто не было, и он об этом прекрасно знал.
- Я знаю, о чем ты думаешь, - прибавила Матильда. – Ведь это же женщина.
Дед представил, как под маской ее лицо кривится в злобной усмешке. Наверное, так оно и было, в вырезе для рта блеснули белые зубы.
- Да, женщина, но ведь и виноватая, как тысяча чертей, - холодно заявила Матильда. – Как долбаная, nomen omen, Принцесса. Я справлюсь, можешь поверить.
Мороз обязан был ей поверить. Пошел первым. Несмотря на свои габариты, в лесу перемещался очень тихо, под. черными берцами и веточка не треснула. Матильда поспешила за ним. Я справлюсь, билась в ее голове единственная мысль. Я справлюсь…
Потому что она прекрасно понимала, что даже последняя, прекрасно выполненная работа еще ни о чем не говорит. Песочный Человечек был исключительно гадким типом, к тому же, как сам признался в последний момент, тайным сотрудником Штази. Так что сорняк они вырвали без каких-либо угрызений совести.
Сегодня все могло быть гораздо труднее. И, как вскоре должно было оказаться, так оно и было.
Они сразу сориентировались: здесь что-то не так. Буквально сразу же после того, как вышли на поляну. Дед первым сделал предупреждающий жест, который девушка тут же поняла и растянулась в траве. Она видела, как Дед Мороз скачками преодолевает полосу короткой травы, как исчезает за колодезным срубом. Все это она отмечала лишь краем глаза, ведь должна была его прикрывать. Теперь Матильда пожалела, что не взяла чего-нибудь получше, чем общевойсковой кольт. Ведь Деду могло понадобиться более плотное огневое прикрытие.
Что-то здесь было ну совсем не в порядке.
Выбитые двери домика свисали на одной петле. А изнутри донесся сдавленный крик, потом звук удара. И нечто вроде сдавленного плача пытаемой женщины. Матильда почувствовала, как по спине бегут снежные мураши. Она с огромным трудом сдержалась, чтобы не побежать, не вскочить в темный провал полуоткрытой двери. Ладони, стиснутые на рукояти пистолета, вспотели, несмотря на перчатки.
А Дед переживал даже более сложные мгновения. Спрятавшись за колодезным срубом, дающим более чем иллюзорное прикрытие, он ругался про себя, смешивая польский мат с русским. Это же надо, такая непруха, операция еще толком и не началась, а они влезли в какую-то непонятку. Говоря честно, он просто боялся. Но не за себя – за Матильду.
Потому-то он и ругнулся вслух, почувствовав, как кто-то стучит ему по плечу. Случилось именно то, чего он больше всего опасался. У девчонки сдали нервы. Вопреки всем принципам, вопреки всем тренировкам и вбиваемым навыкам, она покинула свой пост. И, судя по всему, совершенно потеряла голову. Он медленно обернулся и, даже не успев толком приглядеться, облегченно понял, что ошибся.
Матильда просто не могла так вонять.
Козел колупал копытом в траве. Он выглядел страшно обеспокоенным… и перепуганным. Он косил желтыми глазищами, как бы раздумывая над тем, то ли ударить рогами деду в спину, то ли совсем даже наоборот. Просить помощи. Что-то было в глазах животного такое, что Дед Мороз почувствовал к нему инстинктивное доверие. Вот если бы он, козел, так козлом не вонял…
По поданному знаку живо подползла Матильда. Дед облегченно отметил, что сделала она это в соответствии с принципами, нервы ее не сдали. Она присела рядом с ним, за срубом, но глаза все так же внимательно следили за окружающим.
- Догадываешься уже? – прошипел Дед. Девушка подтвердила молчаливым кивком.
- О последствиях уже знаешь? – продолжал тот спрашивать.
Матильда внимательно глянула на напарника.
- Знаю.
Все так же она не глядела ему в глаза, тренировки брали верх.
- Мы должны помочь, - буркнула. – А что, ты видишь другой выход?
Дед Мороз не видел. В конце концов, имеются же какие-то принципы. Решение было принято. Вот с реализацией похуже.
Ведь они ничего не знали, не были подготовлены. Сюда они прибыли, чтобы пришить Бабу Ягу, одинокую, хотя слухи ходили: смертельно опасную. Тем временем, им придется побороться с непонятно каким противником. Только лишь для того, чтобы спасти жертву. Поскольку именно Баба Яга оказалась беззащитной, пытаемой женщиной, столкнувшейся с еще большим злом.
- Блин, - сплюнул Дед Мороз. – Фигово, мы ничего не знаем. А этот ведь нам ничего не расскажет.
Кивком он указал на вонючее животное, желтые глазища которого злорадно блеснули.
- А почему бы, курва, и нет? – спросил козел невинно.
- Ты к окну, - шептал Дед. Он спешил, времени не было. Рыдания, доносящиеся из домика, становились все тише и тише. Когда грохнул выстрел, все на мгновение застыли. Только он не был предназначен для пани Ягоды, с облегчением после того услышали сдавленный крик.
Матильда кивнула.
- Я через двери. Ты заходишь за мной. А ты… - глянул Дед на козла. – Ты остаешься здесь, на всякий пожарный. Все равно, тебе не из чего стрелять, быстро прибавил Дед, видя оскорбленный взгляд.
- Пошли!
- У этой старой ведьмы даже утюга в доме нет, - злился Ясь. – И сколько мне ждать, когда ты разожжешь эту прибацанную печку?
Пани Ягода сидела привязанная к стулу. Рот ее был заклеен широким скотчем. Детвора насмотрелась соответствующих фильмов. Один глаз опух так, что от него осталась только узенькая щелка.
По щеке старухи стекала мутная слеза. Ей не хотелось глядеть, но она и так видела стенку с кровавым пятном и бесформенную кучку рыжего меха на полу. Кот у ведьмы был старый, и это была его последняя, девятая жизнь.
Малгося отложила пистолет. Она нагнулась к громадной, хлебной печи, напрасно пытаясь ее распалить. Газеты только дымили. Ни малейшего шанса на то, чтобы нормально раскалить кочергу.
- А ты что, бля, себе думаешь?! – разоралась она в ответ. – Я же тебе говорила, один только срач!
- Заткнись, кошелка, - ответил Ясь. Он тоже нервничал, до него уже доходило, что здесь, и вправду, кроме срача ничего нет. Даже приличного проигрывателя ДВД не обнаружил. И вдруг пацан замер. А затем, не ожидая, метнулся к выходу. Он понимал, что означает рубиновое пятнышко на лбу девочки.
Облажалась Матильда, слишком рано нажав большим пальцем выключатель лазерного целеуказателя. Дед еще не успел занять условленное место.
Не дала она ему времени.
Зато она любила котов и кошек. И даже почувствовала какую-то нить симпатии по отношению к пожилой, беспомощной, привязанной к стулу женщине.
Симпатию и угрызения совести. Ведь совсем еще недавно она сама желала ее убить. Теперь же в ней была уверенность, что это никак не конец, что их судьбы еще каким-то образом сплетутся. Правда, не знала – каким.
Неважно. Палец девушки преодолел сопротивление спускного крючка, раз и другой. Ожидать уже не могла, сейчас вновь была холодной профессионалкой. Она не закрыла глаз, как первая встречная любительница, когда голова девчонки взорвалась в облаке крови, мозгов и костяных обломков. Матильда ничего не чувствовала. Ведь эта соплячка была самым настоящим чудищем.
Теперь уже Матильда могла надеяться на то, что не облажалась сильнее, чем казалось. Она ожидала басового грохота вингмастера.
А Дед и вправду припоздал. Ясь успел выскочить из домика, даже пару раз пульнул на ходу. И практически не промахнулся. Дед услыхал свист пролетающих мимо головы пуль, когда подкинул ружье…
Плотный конус дроби настиг Яся, когда тот пробегал мимо колодца. Практически одновременно с рогами козла. Тело в продырявленном тренировочном костюмчике перевалилось через край сруба, среди летающих обрезков шерсти. По-видимому, дробь прочесала животному по спине.
Плеск еще толком не прозвучал, как зверь с бешенством глянул на Деда Мороза.
- Мог бы и поосторожнее, - проблеял с укором козел.
Дед только перезарядил ружье. Не хотелось ему заводить дискуссию.
Матильда медленно шла по лесной тропке. Уже спадали сумерки, после жаркого дня было свежо и очень приятно.
Эта прогулка ей была необходима. Опять же, в домике она оставаться не могла, теперь же размышляла над тем, когда можно будет вернуться.
Сегодня что-то она нашла, а что-то и потеряла – как обычно в жизни и бывает. Ухватив тот особый взгляд Деда, который перерезал веревки, осторожно снимал с лица пластырь, даже и не удивилась. Он всегда был деликатен, даже в работе.
А потом увидела глаза Бабы Яги. И еще заметила, что у Деда Мороза вдруг затряслись руки.
И наконец до нее дошло. Потому что увидала ее такой, какой видел ее он – прекрасную, черноволосую девушку, моложе даже, чем она, Матильда.
Девушка лишь усмехнулась и вышла прогуляться. В ее голове отпечатался озабоченный и извиняющийся взгляд Деда, радость в глазах пани Ягоды. Да какой там пани – просто Ягоды.
Козел подошел поближе, от него, вроде бы, даже меньше воняло. Матильда почесала ему шею.
- Ты только ничего особого не воображай! – сказала она. И рассмеялась, увидев разочарование в желтых, слезящихся глазах.
СОКРОВИЩА ПУСТЫНИ
Рядом с контрольным пунктом – будкой, обложенной мешками с песком и окруженной мотками колючей проволоки - концертины – стояла только лишь "тойота лэнд крузер". Когда-то белый, теперь припорошенный желто-серой пылью, разбитый пикап-вездеход. На его возвышенный досками борт опирался солдат. Выглядел он живым отрицанием всех на свете уставов, без пуленепробиваемого жилета, только лишь в застиранной майке цвета хаки. На его арамидовом шлеме прямо на пятнистом чехле фломастером был намалеван пацифик. В явном противоречии с этой мирной символикой оставался "калашников", свисающий с плеча солдата.
Увидав все это, молодой поручик только выругался. Тихо, но страстно. Он сбросил тяжелый мешок на потрескавшееся бетонное покрытие и оттер покрытый потом лоб.
Нет, не так он себе представлял собственное прибытие в польский стабилизационный сектор. Он ожидал… Собственно говоря, он и сам не знал, чего ожидать. Но уж наверняка не того, что его чуть ли не пинками высадят из "блэкхока" и оставят одного посреди базы.
Хрен бы их всех побрал, ничего не понимая, подумал он. Вообще-то ему удалось по-настоящему переговорить с военными полицейскими, от которых узнал, что за прибывшими офицерами из Кэмп Бэбилон, как правило, присылают транспорт. Вот только никто уже не мог сказать, а где этот транспорт ему теперь разыскивать, и как тот должен выглядеть. Хуже всего было то, что поручик не был уверен в том, а был ли кто-либо предупрежден о его прибытии. Судя по организационному бардаку, который он сам имел возможность наблюдать по дороге, шансы на это были минимальные.
Несмотря на жару, неожиданно его передернуло как от озноба. Вновь перед глазами встала опадающая рампа "геркулеса", за которой поначалу он видел только пыль, поднятую вращающимися винтами. Тот самый момент, когда пыль начала редеть, и то, что увидел в первую очередь. Тягач с прицепом, заполненный алюминиевыми продолговатыми ящиками. Обратный груз для транспортного самолета. Словно бы в долбанном кино, мелькнула мысль. Потом он мучился - мучился, но никак не мог вспомнить названия фильма. Даже сейчас он его не вспомнил.
Он тихо выругался. Со стоном наклонился, поднял свой вещмешок.
- Курва мать! – уже громко повторил он.
В глазах опирающегося на тойоту солдата мелькнул интерес. На мгновение он прервал свое занятие, заключающееся в плевках в смятую банку из-под пепси. Довольно точных плевках. Он смерил поручика взглядом.
Тот ответил безучастным взглядом. Наверное, какой-то болгарин или украинец, подумал он. Ведь, мать его печалится, польский солдат просто права не имеет так выглядеть. Или так вести себя в присутствии офицера.
Национальности он разглядеть не мог. Все носили здесь одинаковую униформу, арамидовые шлемы по образку американских, пятнистые штаны. Штаны у всех были одинаковыми, хотя, наверняка, не всегда доведенные до состояния столь цветущей неряшливости, как у стоящего возле автомобиля типа.
Пускай и с внутренним содроганием, поручик все же решил спросить. А вдруг этот солдат "а-ля швейк" знает хоть какой-то человеческий язык, подумал он. Хотя это мало вероятно.
С трудом волоча свой багаж, он направился к вездеходу. Из памяти при этом пытался выкопать давно забытые русские слова. Поручик автоматически предположил, что так будет легче всего договориться. Еще он пытался увидеть какую-нибудь эмблему, нашитый на униформе флаг, быть может, чего-нибудь нарисованное на кузове… Не увидел.
Солдат бесстрастно приглядывался к подходящему из-под края шлема.
- Ээее… - нерешительно начал поручик. И тут же прервал. Из-за машины донесся голос: могучий шнапс-баритон.
- Борейко?!
- Чего? – бросил солдат, даже не повернув головы.
– Ну чё, того долбанного старого перца еще нет?
Покрытое старательно поддерживаемой трехдневной щетиной лицо неряхи скривилась в злорадной усмешке.
- Имеется. А ты заводи таратайку, трогаем.
Прежде чем поручик успел побагроветь от ярости, из-за тойоты выбежал другой неряха. Без шлема, зато он имел жилет. Прямо на голом торсе. Как раз подтягивал ленты-липучки.
- Чего, сказать не мог? – глянул он со смесью злости и укора в глазах.
- Мог, - усмехнулся первый. – Но ты бы и так задницу бы заранее не сдвинул, так зачем трудиться? Заводи шарманку, не будем же мы гостя тут на солнце держать. Он еще не привык, может и обезвоживание случиться…
Водила наконец-то справился с завязками пуленепробиваемого жилета.
- Есть… - оскорбленно протянул он. – Пан капитан…
Поручик остолбенел. Он как раз собирался начать наводить порядки, блеснуть казарменным трехэтажным матом. Заставить этих швейков на пузе поползать, чтобы ума набрались. Но сейчас ему осталось лишь со свистом выпустить воздух, который уже набрал в грудь.
Небрежно опиравшийся о борт автомобиля солдат был офицером. К тому же – старшим по званию. Тот же дружески усмехнулся:
- Добро пожаловать в зону, пан поручик.
В кабине тойоты было тесно. Водитель сам был здоровенным мужиком, да и капитан Борейко – не дохляком. В кабину он втиснулся вслед за поручиком, который сидел теперь в средине, держа на коленях свой вещмешок уставного цвета хаки. Он старался держаться подальше от рычага смены скоростей, что не всегда удавалось. Тогда управлявший машиной капрал чего-то злобно ворчал себе под нос, настолько громко, что его было слышно сквозь рык двигателя с прогоревшим глушителем. И с настолько выразительной миной, что не было никаких сомнений – никакие это не комплименты. При этом от него исходил интенсивный запах пота.
Ручной пулемет на корпусе вездехода остался без обслуживания. Когда машина мчала по узким улочкам Карбалы, он болтался туда-сюда, свисающая патронная лента позванивала о металл.
С момента выезда никто не проронил ни слова. Поручик с любопытством глядел по сторонам, только сидел он не в слишком способствующем этому положении, а единственный работающий дворник протер на лобовом стекле всего лишь небольшой полукруг в желтой пыли. Все, что он сумел заметить, это запыленные пальмы, парочку мрачных туземцев, внешность которых и так была ему прекрасно знакома по телевизору. И еще кое-что – останки разбитого хамви[24], от которых все еще шел дым. Поручик даже высунулся, пытаясь увидеть хоть что-то большее. Не успел, они ехали слишком быстро.
- Спокойно, - заметил Борейко с иронией, заметив гримасу на лице недавно прибывшего. – еще наглядитесь, ничего особенного.
Ему приходилось говорить громко, чтобы его слова можно было слышать сквозь рев двигателя и скрежет деталей.
- В третью роту? На место Михаляка?
Поручик выкручивал шею, чтобы увидеть хоть что-нибудь еще через маленькое окошко в задней части кабины. Только ничего не было видно, если не считать клубящейся за вездеходом пыли.
- Что? – спросил он наконец, когда уже повернул голову. – Нет, не знаю, на месте следовало узнать…
Он старательно затягивал завязки своего вещмешка. Казалось, эта деятельность поглотила его полностью.
Тойота резко затормозила. Поручик полетел вперед, на панель управления машиной. Туго набитый мешок сваллся на пол.
Двигатель закашлялся и заглох. Водитель выглянул в окно, тут же прозвучали сложносвязанные маты. Борейко пожал плечами. Одной рукой он держался за рукоятку над дверью. Между колен у него торчал ствол калашникова, опирающегося прикладом о пол.
- Держаться надо, - поучил он молодого с издевательской усмешкой. – В противном случае коллега морду разобьет.
Босоногий, смуглый пацан сгонял с дороги худющего ослика. Ему были безразличны ругательства, выплевываемые в его адрес водителем-неряхой. В ответ он лишь скалил в усмешке белые зубы.
- И за что я, по-вашему, должен держаться? – буркнул поручик, уже справившись с мешком. Борейко кивнул.
- Ну да, тут ты прав. – Он пригляделся. – Коллега Карпинский, - наконец-то он прочитал надпись на нашивке. До того ему даже как-то и не хотелось.
Поручик деланно улыбнулся.
- Анджей, - сказал он. – Мы же вместе служить будем, так зачем же эти церемонии.
- Щетинистый капитан вновь лишь пожал плечами.
- Можешь обращаться ко мне "Борейко".
Капрал чуть ли не до половины высунулся в боковое окошко и продолжал поливать сопляка. Пацан стоял в паре шагов и радостно скалил зубы. Ослик наконец-то решил уступить дорогу тойоте.
- Да хватит уже, капрал, - буркнул наконец-то Борейко.
Ноль на массу.
- Это он выговориться должен, - плюнув на все, пояснил капитан. – Сукин сын ужасный, но водила классный.
Карпинскому показалось, что капитан снова над ним подтрунивает. Все это ему никак не нравилось: явное отсутствие дисциплины, видимая на каждом шагу распоясанность. И что-то от этого неодобрения отразилось в его взгляде.
Борейко внимательно приглядывался к поручику.
- Ты жить любишь? – спросил он неожиданно.
- Чего?
- Ну, жить. Долго и счастливо. – Глаза офицера, набежавшие кровью от длительного пребывания на солнце, злобно прищурились. – А потом еще и вернуться на своих ногах, а не в алюминиевой банке?
Поручик молчал. Что-то до него уже начинало доходить.
- Тогда делай так же, как мы. – В голосе Борейко звучала скука. – Сначала погляди, а потому же заводи казарменные порядки. Здесь не Оржиш,[25] коллега. Говорю это тебе с самого начала, и будет лучше, чтобы ты поверил. Впрочем, я это всем говорю, но некоторые не верят. Как Михаляк, к примеру.
Капрал, у которого запасы изобретательности в укладывании многоэтажного мата исчерпались, вновь уселся за рулем и злорадно загоготал. Но тут же замолк под крастким, укоряющим взглядом Борейко.
- А что же случилось с Михаляком? – спросил наконец Карпинский, когда молчание слишком уж затянулось.
Борейко вновь усмехнулся.
- Он слишком уж любил порядок. Банка лежала на дороге, так себе, мелочь, он хотел пинком отправить ее на обочину. Только то была не банка…
Он на мгновение замолк.
- Не банка, а кассетная бомба, - продолжил он, и в голосе его прозвучали жесткие нотки. – Кассетный боеприпас, не срабатывание процентов двадцати – это норма. Разрисованный веселенькими красками, как пепси. Сам увидешь, сколько говнюков бегает здесь без ручек, потому что нравится им играться этим блядством…
Все свое внимание Карпинский посвящал сейчас обшивке вещмешка. Что сказать, он просто не знал.
- Михаляку оторвало ногу до колена, а при случае – еще и яйца. Голову на отсечение давать не стану, но, похоже, парни дали ему истечь кровью, ведь что это за мужик без яиц. Да и не слишком его любили, уж больно он выпендривался. Уж слишком привязан был к уставам. Так ведь уставы в Варшаве пишут, а здесь у нас Карбала. Ирак долбанный. И кто нас не слушает, тот быстро возвращается. У Михаляка все заняло недели две.
Я знаю, подумал поручик, больше, чем тебе кажется.
- Поэтому, если хочешь выжить и вернуться, будешь глядеть на нас и будешь учиться. Чем быстрее, тем лучше для тебя. Отцепишь знаки различия и натянешь занюханную майку. Тогда появляется шанс, что попадут не в тебя, а в кого-то другого. Будешь ездить на такой же таратайке, вкладе японского народа в борьбу с мировым терроризмом, что и мы. Не станешь рваться туда, куда тебя не посылают. А самое главное, если моча стукнет тебе в башку какую-нибудь глупость, и ты решишь сделаться героем, то исключительно на свой счет. Паней за собой тащить не станешь.
Поручик понял, что этот человек, ничем не похожий на офицера, говорит смертельно серьезно. Что все это предупреждения, которых лучше всего будет послушать.
- Тогда ты поживешь дольше. Как я, уже восемнадцать месяцев, - закончил Борейко.
Восемнадцать месяцев? – поразился про себя Карпинский. Тур в Ираке продолжался полгода, и его проходили за раз. Такого порядка придерживались очень скрупулезно с того времени, как начали расти потери. Похоже, Борейко неплохо выкручивался, мелькнула у поручика мысль. Тоже стоит выяснить.
Но вслух он ничего не сказал.
- Понял, коллега? – спросил капитан и усмехнулся, видя согласный кивок. – Это хорошо, выглядишь ты типом приличным. Ну, чего ждешь?
Эти последние слова прозвучали в адрес водителя, который с безразличием выглядывал в окно, производя впечатление будто бы не слышит обмена предложениями между офицерами. Тот сразу же кивнул протянул руку к ключу зажигания.
- Погоди, - удержал его Борейко еще до того, как стартер завизжал. – По дороге заедем к Кусаю.
- Чего? – рядовой дернулся, как будто его кто-то штыком в задницу кольнул.
- То что слышали, капрал.
- Ты… Вы уверены, пан капитан?
В глазах Борейко мелькнуло что-то вроде веселья.
- Уверен, - коротко отрезал он. – Поехали.
Карпинский подскочил, когда капрал закинул в машину пак голубоватых пластиковых бутылок. Листовой металл корпуса загремел.
В кабине было жарко, все жарче и жарче. Прошло уже довольно много времени с момента, когда солдат исчез в черном провале дверей, ведущих в наполовину разрушенный домишко, и долго не появлялся. Борейко ничем не выдавал нетерпения, безразлично выглядывая в окно. Поручик с раздражением понял, что его товарищ даже не потеет в душных, раскаленных внутренностях машины.
Разговор не клеился вплоть до самого возвращения капрала. Увидав бутылки, поручик не выдержал.
- Зачем вода? – спросил он. – Ведь санитарные предписания…
Он прервал, слыша издевательский смех. Чтобы вы сдохли, подумал он.
Кусай, практически седой, сгорбленный иракец, встал перед своей развалиной. Когда поляки завели мотор, он попрощался с ними, подняв вверх руку с отогнутым на счастье большим пальцем. Борейко ответил на прощальный знак, только из стиснутой ладони торчал средний палец. Еще поручик успел заметить, что Кусай, увидав это, смеялся, словно для него это была огромная честь.
- И кто это был? Заинтересовался Карпинский еще до того, как прикусил язык. Он перестал понимать что-либо.
- Шиит, - бросил в ответ Борейко и скорчил издевательскую мину.
Через голову поручика пролетело все, что он сумел запомнить из подготовки перед выездом. С особым упором на религию этих грязнуль.
- Погоди! – снова пришлось ему перекрикивать прожженны глушитель. – Тут же ведь все шииты…
Тойота тряслась на неровной, перепаханной гусеницами дороге так, что у него стучали зубы.
Капрал за рулем уже не сдерживался, ржал совершенно открыто, без какого-либо уважения к чинам. Борейко на миг отпустил ручку, протянул руку за сидение. Несколько секунд лапал там, наконец вытащил наполовину опорожненную пластиковую бутылку и подал ее поручику.
- Попробуй.
Тот машинально открутил пробку и еще успел помяться.
- Так ведь амеба же… Так нельзя, только из авторизованных источников… Устав…
- Пей!
В голосе Борейко зазвенел приказ. Поручик послушно сделал приличных размеров глоток и тут же раскашлялся. Да, у амебы не было бы ни малейшего шанса выжить, в жидкости, от которой несло сивухой, было градусов семьдесят.
- Уууххх!...
Тойота затанцевала по дороге. Капрал смеялся вместе с Борейко, перед собой он не глядел, а только на поручика, который пытался сделать вдох.
- А сегодня, блин, финиковка! – радостно взвизгнул он.
Борейко оттер веселые слезы, текущие по щекам. Характерным жестом он ударил по шее краем ладони.
- Ну что, коллега, теперь вы поняли, что означает "шиит"?
И тут же сделался серьезным.
- Все в соответствии с принципами. Мы заводим цивилизацию в этой бедной, замученной войной и терроризмой стране. Западную цивилизацию. Запомни это.
Борейко стоял, опершись о борт поцарапанной тойоты и глядел на палатку. Заслоняющее вход полотнище еще колыхалось.
Остывающий металл тихо потрескивал. Несло соляркой и горелой резиной; у капрала были претензии стать водителем на гонках. Шин он не щадил.
Поручик Карпинский наверняка уже докладывает, подумал Борейко. Стоит вытянувшись по стойке "смирно" перед стариком Морковкой и пытается произвести как можно лучшее впечатление. А интересно, станет ли закладывать сразу…
К смраду солярки добавилась вонь пота и самогона. Капитану не нужно было поворачиваться, чтобы знать: капрал наконец-то вылез из кабины. Он воспринимал его, причем, совсем даже не шестым чувством.
- Хочешь что-то сказать, Квятек[26]? – спросил он, не отрывая взгляда от недалекой палатки.
- Вы чего, пан капитан, с ума сошли?
Борейко сплюнул на спекшуюся, бурую землю.
- Не строй из себя дурака, Квятек, - рассеянно бросил он в ответ.
- Борейко, ты охуел?! – заорал капрал. – И какая моча тебе в голову стукнула?!
Капитан снял шлем, провел ладонью по длинным волосам, являющимся еще одним явным нарушением устава. Потом повернулся к подчиненному.
- Не перегибай палку…
Квятек какое-то время гукал, словно раздраженный поросенок. А он и вправду в чем-то походил на это создание: жирный, розоватый, со светлой щетиной на роже.
- Так это ведь прокурор… - выдавил он из себя наконец. – Ведь все знают, что должны были прислать ищейку. А ты ему, блин, сразу же показываешь самого лучшего самогонщика.
Борейко кивнул. Истинная правда. Кусай был самым лучшим. Гнал тщательно, и не был слишком жадным. И брал по-божески.
- Еще и поучаешь сукина сына, - продолжал свое Квятек. – И зачем? Да пускай его приебут на первом же патрульном выходе…
Капитан скривился.
- Квятек… - неспешно начал он. – То ли мне так кажется, то ли ты и вправду начинаешь думать? Так лучше не думай. Это разрешено начиная с взводного и выше.
Он хлопнул капрала по покрытой потом и поросшей светлыми волосами груди. Квятек уже успел избавиться от неудобного, жаркого как тысяча чертей жилета.
- Успокойся, старик, - буркнул Борейко примирительно. – Все под контролем.
В хитрованских, поросячьих глазках Квятека замерцало понимание. Впрочем, с капитаном они были знакомы уже давно: три полугодовых смены в Ираке.
Кондиционер громко шумел, мешая разговаривать. Только его нельзя было выключить без опасности тут же истечь потом.
- Здоровье, господин[27] Морозов. – Полковник Черняк, называемый всеми Морковкой по причине редких рыжих волос, как правило, прилизанных на черепе, чокнулся стаканом. Его гость, мускулистый приземистый офицер с желто-голубой нашивкой на рукаве, ответил на тост.
- Сто лят! – на чистейшем польском языке провозгласил он. – И хай воны вси повыздыхають[28].
Морковка с серьезной миной поднял стакан с содержимым.
- А вот за это я с тобой выпью, - сказал он.
Оба рассмеялись. Эти реплики уже сделались частью ритуала.
Мужчины выпили, глубоко вздохнули. Как и следовало настоящим мужчинам, никто из них за закуской не потянулся.
- Ладно, надо кончать, - заявил полковник. – Сейчас сюда придет один… новый…
И он выразительно поглядел на гостя. Украинский офицер нахмурил кустистые брови и беспокойно поерзал на месте, так что пружины пыльной софы протестующе заскрипели. Предмет мебели явно был родом из одного из бесчисленных дворцов Саддама, о чем свидетельствовала не до конца еще стертая позолота.
- Как и в прошлый раз? – спросил украинец.
Черняк отрицательно покачал головой.
- Не получится.
Морозов явно удивился.
- Сам увидишь, - прибавил полковник. – Ты оставайся, я его быстро отошью. А мы закончим с делами.
Коротко остриженный седой украинец кивнул.
- На сей раз двоих, где и всегда. Только большой прибыли себе не обещай, приятель. Цены ужасно упали. К сожалению, предложение громадное.
Полковник брезгливо скривился. Ну что же, подумал он. Можно и дешево, ничего не поделаешь. Все счастье в том, что это уже распродажа остатков.
- И кто на сей раз? – спросил он.
- Оно тебе надо знать? – в свою очередь скривился морозов. Нет, с осторожностью он пересаливал и прекрасно понимал это. Черняк был испытанным партнером, коммерцией они занимались уже неоднократно. И еще больше раз проверяли друг друга. Но Морозов всегда старался говорить как можно меньше. Привычка такая.
- Наверное, не надо, - небрежно отмахнулся полковник и начал разливать следующую очередь.
- Но ведь я мог бы сказать, так? – спросил украинец. – Ладно, проехали. На сей раз – Шин Бет[29].
Рука черняка дрогнула.
- Что, у них еще не было?
Он был по-настоящему изумлен. Машинально стер самогон со столешницы раскладного столика. Морозов рассмеялся.
- Ты удивишься – не было. Слишком много за ними рекламы.
Полковник и вправду был удивлен. Он был свято уверен, что один раз те уже покупали. А, черт с ним в конце концов, подумал он. Самое главное, что мы, наконец-то, избавимся от товара, в последнее время совсем неходового. И доставляющего кучу хлопот при складировании, как должен был признать. Все чаще он опасался инспекции. Или самой банальной утечки. Уж слишком многие уже знали о деле, слишком многие были в него вовлечены. А цены, которые удавалось получать, спадали с головокружительной скоростью, в отличие от постоянно растущего числа лиц, которым следовало совать взятку.
Украинский офицер следил за поляком исподлобья. Старого морковку он знал уже приличный шмат времени. Но и до своих лет он дожил не потому, что верил каждому, с кем вел дела. И даже если вел их месяцами.
Он подумал, что все складывается даже ничего. Черняк был солидным контрагентом, в меру недоверчивым, в меру решительным. Вот только все предприятие тянулось уже довольно долго, но сейчас близилась к грандиозному финалу. Так что дополнительная осторожность не помешает, самое худшее – это уверенность, будто бы все идет как по маслу. Оно притупляет осторожность, приводит к глупым ошибкам. А у Морозов осознавал, что ошибок позволить себе не может. Не сейчас.
Потому он и был доволен хлопотами рыжего полковника. Он знал, что Морковка обязан с ними спавиться. Но, вынужденный действовать внимательно, он будет действовать, обдумав все и вся.
Еще три недели, подумал Морозов. Не дольше. Осталось самое сложное – логистика.
Морковка нажал на кнопку интеркома, выглядевшего удивительно не к месту в палатке, более всего он подходил бы для директорского кабинета.
А новое беспокойство полковника Черняка все еще тянулось по стойке смирно.
Морковка, казалось, был полностью поглощен чтением приказа об отъезде. Он держал его, с отвращением на лице, двумя пальцами и щурил близорукие глаза, покрасневшие от вездесущей пыли. Он попросту забыл отдать команду "вольно".
Поручик Карпинский чувствовал, как щеки покрываются румянцем. Его заставлял нервничать седой украинец, небрежно устроившийся на софе, поглядывающий с издевкой из-под кустистых бровей. Он как будто бы ждал того, что произойдет через мгновение. Догадаться было нетрудно.
- И что это вы мне здесь показываете? – Полковник поднял измятый листок, испещренный красными и синими печатями. – Пан поручик…
Он демонстративно поглядел на нашивку над карманом пропотевшей рубашки.
- Пан поручик Карпинский, - иронично закончил он. Фамилия, уже прозвучавшая в ходе доклала, повисла в душном воздухе палатки. На загорелом лице украинского полковника появилась легенькая усмешка.
- Я о чем-то спросил… - тон Морковки был подозрительно мягок.
- Я думал…
Поручик только что совершил первую ошибку. Если бы он знал Черняка, то понимал бы, насколько огромную.
- Вы думали, Карпинский… - Голос сейчас чуть ли не истекал медом. – А вам не кажется, что это, блин, не университет? Что здесь выполняют приказы? А вот когда выполнишь, тогда уже можно и подумать. Во время, свободное от занятий.
Поручик чувствовал, как пылают его щеки. Он устал, поездка потребовала массы сил. А потом два психа в тойоте, похожие на все, что угодно, только не на солдат, теперь вот этот… Ну да ладно, подумал он, хочешь строить из себя такого старого служаку, поглядим. Я ведь тоже могу строить. Он вытянулся еще сильнее, ввинчивая взгляд в начальника.
- Показываю… приказ… выезда… - проскандировал он. – Пан полковник!
Тут он прервал – удивленный – видя, что на лице полковника появляется выражение чуть ли не отцовской озабоченности. Морковка кивнул, при этом прядка вспотевших рыжеватых волос отклеилась от лысого черепа и смешно свисла над ухом.
- Приказ, говорите. – Улыбка сделалась почти дружеской. – Тогда скажите-ка еще, кто из себя высрал это говно?
Карпинский чуть и сам не рассмеялся. Служака попался в собственные силки – он не глянул на подпись.
- Это говно высрал из себя пан генерал Трофимович!
Поручик не мог сдержать триумфальной усмешки при виде неожиданно посерьезневшего лица нового начальника. Ну вот ты и на крючке, подумал он. И что теперь?
Глаза украинского полковника опасно сощурились. Он обменялся коротким взглядом с Морковкой. Тот кашлянул.
- Пан генерал Трофимович. Сам начальник Генерального штаба побеспокоился. Вольно, поручик, а не то удар случится, если станете так половинки сжимать. Или вообще – присядьте. Поговорим.
Он указал на установленные у входа в палатку складные стулья. Поручик, несколько сбитый с толку, взял себе один. Нет, не такой реакции он ожидал.
Тишина, нарушаемая только шумом кондиционера, невыносимо затягивалась. Черняк внимательно изучал измятый документ, как будто бы желал проверить, действительно ли подпись генерала Трофимовича неподдельная. Кто-то снаружи хриплым, но далеко разносящимся голосом сомневался в порядочности матери квартирмейстера, а так же обвинял того же в пассивном гомосексуализме. Поручик был уверен, что узнает пропитый баритон капрала, который привез его сюда. И он не ошибался.
Стул заскрипел, когда Карпинский попытался поменять неудобное положение. Этот звук вырвал Морковку из задумчивости.
- А, вы еще здесь? – притворно удивился полковник, откладывая наконец-то несчастный приказ. – Тогда я вам кое-что поясню, поручик.
Украинец беспокойно пошевелился, постучал пальцем по циферблату часов.
- Спокойно, Павло, это недолго, - успокоил его Черняк. – Все устроим на раз-два. Не в первый раз.
Он искривил губы в злорадной гримасе. Морозов, уже расслабившись, рассмеялся басом.
- Генерал Трофимович пишет здесь, что вы юрист. Прокурор. И сюда приехали, чтобы провести следствие по делу смерти поручика Михаляка. На полк славы, ясное дело.
- Так точно! – выпалил Карпинский. Морковка снова покачал головой, как будто с разочарованием.
- И вас наверняка не удивляет, что это первый случай следствия за целый год?
- Так точно.
В голосе поручика уже не было той уверенности, что мгновение назад. И вообще, до него дошло, что он ступает по тонкому льду, хотя данное сравнение в палатке, в иракской пустыне было весьма неподобающим.
- И вы же, наверняка, не станете, говорить, будто бы это исключительно потому, что поручик Михаляк был сыном сенатора Михаляка? Который, как любящий папаша, посчитал, будто бы в избирательной кампании ему пригодится сынуля, защищающий демократию, цивилизацию и чего мы там еще защищаем?
- Да… - поручик замолчал и застыл с раскрытым ртом.
- Ну вот, и я считаю, что не станете, - добродушно усмехнулся Морковка. – Не станете же вы утверждать, будто бы начальник Генерального Штаба поддается нажиму откуда-то сверху. Я прав?
Карпинский, совершенно не по-уставному, лишь кивнул. Под мышками мундирной рубашки разливались громадные, темные пятна пота. Он уже понял, в какое дерьмо влез. А точнее, в какое дерьмо его сунули.
Черняк глядел на него чуть ли не с сочувствием. Он поднялся и вышел из-за своего стола. Он уже не был постаревшим хрычом, естественным назначением которого казался какой-нибудь тыловой склад. Водянистые глаза рыжего блеснули сталью, и неожиданно Карпинский увидел перед собой кого-то, кем данный мужчина был на самом деле - жесткого командира, который уже отслужил больше года на этой паскудной войне. Он хотел сорваться со складного стульчика, но его удержал жест полковника.
- Давайте поглядим на все это с другой стороны, - начал Черняк с видимой скукой. – Вы нравитесь моему старому школьному знакомому Влодеку Трофимовичу. И захотелось ему устроить вам легкое назначение. Ну так, по знакомству.
Полковник взял со стола стек, который, вне всякого сомнения, он свистнул у какого-то исключительно претенциозного лайми. Он начал постукивать ним по голенищам пустынных сапог, акцентируя сказанное. Сам он не выглядел нисколько претенциозно.
- У Влодека были добрые намерения, только мало данных по месту. Такое задание, здесь, оно весьма опасное. Здесь ведь война. Коллеги могут воспринять нехорошо, когда кто-то начнет им голову морочить, обвиняя Бог знает в чем. Они же вынесли Михаляка под обстрелом, рискуя жизнями. Ну в граната в сортире – оно штука неприятная, в особенности, если срешь на соседнем очке. Но такие вещи случаются. Дерьмовая смерть, в самом конкретном смысле этого слова.
Поручик понял, что Черняк вовсе не шутит. Как бы для подтверждения его слов, украинец серьезно покачал головой.
- Потому я тоже склонюсь к просьбе Влодека относительно протекции, - продолжил Морковка. – По протекции он направляет вас для проведения следствия. Ну а я, по старому знакомству, направляю вас в разведывательный взвод. На место Михаляка. Потому что юристы тут никому не нужны, зато ужасно не хватает взводных. Я подавал запрос, и тут вы мне будто с неба падаете. Какие-нибудь вопросы, поручик?
Снова только движение головой, неуставное и совершенно невоенное отрицание. Тяжелая рука полковника легла на плечо совершенно утратившего запал офицера.
- Послушай, сынок. – Впервые в голосе Морковки зазвучали дружеские нотки. И нечто вроде заботы. – Все будет не так уж и паршиво, выживешь, если будешь вести разумно. Ведь Борейко тебя уже немного ввел в курс дела? Я специально выслал его за тобой. Это хороший офицер, хотя на вид это и не так.
Пальцы полковника сжались у него на плече.
- Михаляк тоже был ничего. Жаль только, слишком вырывался из строя. Только папаша его тут ничего не добьется! Понял? Если еще нет, то вскоре поймешь. Слушай старших коллег и сержантов со старшинами. Это кое-что не то, чем у тебя там, за письменным столом. Военную кафедру вспомнишь.
Карпинский молчал. Он лишь с еще большей мрачностью размышлял о том, как из всего этого выкрутиться. И выходило так, что в голову ничего не приходило.
Полковник свою речь закончил. Оставалось подняться, щелкнуть каблуками, отдать честь и уйти.
Когда он уже отводил полотнище у входа, и низко стоящее солнце больно укололо в глаза, его еще догнал голос Морковки:
- Я назначил вам водителя, поручик. Капрала Квятковского, у вас был случай познакомиться с ним. Гораздо больше он известен как Квятек.
Только этого мне, блин, не хватало, мелькнула мысль.
- Езжай с ними, Борейко, - предложил капрал, не ожидая ответа. Как обычно раздетый до пояса, он копался под поднятым капотом своей любимой тойоты.
Капитан отрицательно покачал головой.
- С чего бы это? – буркнул он. – Не могу же я его вечно контролировать, это парень интеллигентный. Опять же, самое время, чтобы цыпленок оперился.
Квятек выпрямился, оттер грязные руки о собственную грудь, размазывая на ней черные полосы. Он сплюнул.
- Ну, почему ты ничего не говоришь? – раздраженно заявил Борейко. – Я же вижу, что ты не соглашаешься. Скажешь, в чем тут дело?...
- Ты же знаешь…
- Вел он себя разумно, - начал капитан. Его прервало издевательское фырканье Квятека.
- Он ребят стал расспрашивать. Хотел осмотреть место происшествия. – Капрал поднял голос. – Место происшествия, врубись! Долбанные юридические мелочи!
Борейко нахмурился.
- Ты только теперь мне об этом говоришь? – рявкнул он.
- Э-э, спокуха, - довольно-таки непоследовательно пожелал замять дело Квятек. – Мы показали ему нашивку.
- Подействовало?
- Должно было подействовать, она, как сам знаешь, впечатление производит, - рассмеялся капрал.
И правда, подумал капитан, на тех, что вперед рвутся, она действует. Жаль только, что Михаляк не успел увидеть.
Нашивка была маленькая, самая обычная, на рукав, с эмблемой бригады, и даже с приличным шматком того же рукава. Несмотря на то, что потемнела от крови, на ней можно было прочитать надпись: IBSap[30]. Еще имелась ленточка с фамилией, но на ней сохранились только три буквы: "Мас…". Остальное было оторвано.
Так оно вечно и бывает, думал капитан, когда в разведку суют слепого как крот, зато ретивого, типа. Осталась нашивка, кусочек ленточки с фамилией. А на остальное не нужно было даже мешка для останков. Хватило пластикового пакета из кувейтского супермаркета.
- Ты сказал ему, что на этой дороге случаются ловушки? – вернулся он к действительности. – И часто. Послушал?
Капрал какое-то время мялся, постучал отверткой по воздушному фильтру под поднятым капотом.
- Да, - наконец-то, хотя и неохотно, признался он. – Наверное послушал. Только вот знаешь, что-то мне тут воняет.
- Сам ты воняешь, Квятек, - злобно фыркнул Борейко. Ему не хотелось признавать, что у него самого тоже имеются неясные подозрения.
Карпинский вел себя разумно, даже слишком рассудительно. Это никак не соответствовало амбициозному поручику. Не тот тип, чтобы вот так сразу опустить руки. Это возбуждало беспокойство.
- Это камуфляж, - с большим достоинством ответил капрал. – Опять же, и москиты не кусают.
- А кроме того, наш поручик старается в багажнике ездить, - усмехнулся Борейко. – Да, ты бы забрал ленту из пулемета, а не то, словно кавалерист в атаке, пульнет своему коню в башку, то есть – тебе.
- Да забрал я, давно уже, - возмутился капрал. – Ты меня чего, за идиота считаешь? Пулемет старый, еще под русский патрон. Сам он таких не найдет, хотя на базаре они ведрами идут.
- И замечательно, - махнул рукой Борейко. – Ладно, к делу. На этот раз я не поеду, пускай учится быть самостоятельным.
Квятковский в сомнении покрутил головой.
- Ты уверен? – спросил он спокойным, неожиданно тихим и культурным тоном, который ну никак не соответствовал расхристанной униформе, измазанной черным грудной клетке и роже со щетиной. – Помни, что дерзким до золота все ближе. А он все может испортить. И принесли же его черти именно сейчас…
К этому его тону никак не подходит запах пота, смазки и переваренной самогонки, решил Борейко.
- Может станешь с подветренной стороны, - буркнул он. – А то ты пересаливаешь со своим камуфляжем.
- Ты так считаешь? – задумался Квятек, яростно почесывая себя под мышкой. – Может ты и прав, зудит ужасно.
- Так пойди и помойся, - раздраженно заметил Борейко. – А то приучил, понимаешь, только на тебя глянет, так и блюет.
- Ты сам на себя в зеркало погляди, - надулся капрал с деланым оскорблением, но тут же сделался серьезным. – Ты уверен? Мы же, черт подери, уже так близко…
Борейко машинально оглянулся.
- Ты заткни хавало! – со злостью прошипел он. – Потому что он, возможно, ничерта и не найдет, а ты все растрезвонишь! Блин, Квятек, что, нервы уже не выдерживают? Потому что так близко? Ты не бойся, старик за всем следит. Морозов сидит здесь и днем, и ночью, а он мясник тот еще, украинец[31]. Если бы чего подозревал, он дал бы знать, у него кроты повсюду… И обалденная чуйка.
Он прервался, заметив злорадный блеск в глазах капрала.
- Чего-то знаешь? – быстро спросил капитан. Квятковский кивнул.
- С Морковкой сегодня ты не разговаривал…
Это не было вопросом, но утверждением.
- Ну, не разговаривал! – выпустил наконец свое раздражение Борейко. – А когда мне было разговаривать? Я только что вернулся, по пустыне толокся. Давай уже, колись.
Капрал сделал глубокий вдох и решительным движением захлопнул капот тойоты.
- Два дня назад, во время патрулирования, совсем рядом мы наткнулись на поврежденный хамви. На буксире притарабанили сюда, помнишь, даже размышляли над тем, а что эти поросята тут делают. Они же ведь никуда не отправляются без роты абрамсов и вертолетной поддержки. А тут, пожалуйста вам, четверо…
- Ты к делу, Квятек. – Глаза Борейко опасно сощурились. Машинально он постукивал прикладом калашникова по борту вездехода.
- Эй, ты осторожно, краску собьешь, - буркнул капрал, с беспокойством посматривая на проржавевший металл. – Ага, так Морозов потом узнал, что это никакие не солдаты, а офицеры разведки из Наджафа[32]. И как ты думаешь, чего они здесь делали? Эй, ты поосторожней…
На борту тойоты осталась приличных размеров вмятина.
- Так что старый Морковка считает точно так же, - прибавил капрал, увидав, что его любимой машине дальнейшая опасность уже не угрожает. – Что все то следствие по делу Махаляка – это дымовая завеса. Тем временем кто-ир чего-то пронюхал и посчитал, что мы позволи себ обмануть.
Капитан стиснул пальцы на газоотводной трубке штурмовой винтовки.
- Ладно, - сухо бросил он через какое-то время. – Можешь действовать самостоятельно. Но в границах рассудка.
- Граната в очко сортира в игру не входит? – удостоверился капрал, сжимая губы в волчьем оскале, который ну никак не соответствовал широкому, жирному лицу. – А жаль…
- Нет, - ответил капитан со злостью в голосе, - не входит. Но ты должен дать ему какое-нибудь занятие, если понимаешь, что я имею в виду. В принципе, осталось уже немного.
Капрал сдвинул со лба шлем, задумчиво почесал голосу.
- Наверное, уже пора, чтобы Косоглазый Али чего-нибудь подзаработал.
Несмотря на никем не отрицаемую серьезность ситуации, Борейко хохотнул.
- Ну а если не выйдет… - начал он, когда уже успокоился, - …тогда мы объявим его психом. Возьмешь два экземпляра и, как бы случаем, покажешь.
Теперь уже капрал схватился за измазанный живот.
- Блин, Борейко, ну я не могу… Ты как чего-нибудь выдумаешь…
Косоглазый Али именовал себя шейхом. Слишком даже на вырост, потому что его сборище коз и бесчисленных жен сложно было назвать кланом. Зато такой статус обладал массой достоинств.
Во-первых, он заседал в совете племенных старейшин. А точнее, мог заседать, поскольку уважаемые вожди кланов не слишком охотно видели его в своей компании, уже хотя бы потому, что он сделался практикующим шиитом – в новом значении этого слова. Но бытие шейхом позволяло получить гораздо более измеримые привилегии, американские оккупационные власти относились к нему как к равному среди равных. А это означало наличность из различных фонодов, которые должны были стабилизировать новую демократию, и всю эту наличность Али радостно направлял на закупку того, что в значительной мере позволяло ему поднять собственный статус среди своих. То есть – оружия.
Среди членов движения сопротивления позиция Али тоже была высокой. Настолько высокой, что специальный посланец Аль-Каиды, отвечавший именно за этот регион, посещал его часто и всегда подпитывал соответственной порцией наличности. А что с этими наличными Али делал потом, пояснять не нужно.
Ну а роль Косоглазого Али в качестве стабилизационного фактора в регионе вообще была громадной. Он регулярно устраивал засады на польские, болгарские или украинские патрули. Его люди добросовестно ставили на дорогах мины-ловушки, так же старательно маркируя их расположение флуоресцентной краской из распылителя. Совершенно напрасно, потому что на взрывчатке вечно экономили, но ведь взрыв даже самого детонатора мог неплохо кого-нибудь перепугать. Впрочем, в соответствии с неписанным договором, саперы старались не взрывать запалы при разоружении ловушек, чтобы шейх не нес никому не нужные расходы.
Пока что система функционировала к удовлетворению всех сторон. Количество нападений на силы коалиции в одном только этом регионе сектора ответственности международной дивизии превышало среднее значение инцидентов по всему суннитскому треугольнику. И настолько сильно, что ответственного делегата Аль-Каиды оценили в центре, и сам Бен Ладен, саудовский юрист-ренегат, пообещал направить его на курсы самолетовождения. Поскольку все шло хорошо, центр не присылал сюда моджахедов, на которых уже нельзя было так полагаться. Ну а яростно и весьма зрелищно атакуемые, но совершенно бес толку, солдаты обязательно указывали прилетевшим американским вертолетам направление, совершенно не то, в каком удалился Косоглазый Али, его похитители коз и многочисленные жены.
К сожалению, Али был похвальным, но исключением. На территориях, контролируемых другими шейхами, так удачно дела не складывались.
Сухой, горячий ветер поднимал тучи пыли, которая оседала на элегантных тренировочных костюмах и туфлях-адидасах бойцов Али. Сам шейх сжимал толстую трубу РПГ, он всегда считал, что возбудить надлежащее уважение – дело всегда нужное. Он надеялся на то, что поляки – как всегда – подъедут точно в срок. Ну не было у него желания слишком долго торчать здесь, на всеми забытом безлюдье, в тени одной-единственной покрытой пылью пальмы.
На сей раз Карпинский занял место в кабине вездехода. В кузове без патронов смысла торчать не было, ведь тогда бы он был всего лишь дурацкой декорацией. Это доводило поручика до бешенства.
И не только это. Вот уже два дня он пытался выцыганить хотя бы одну патронную ленту. Засушенный, пожилой капитан из логистических служб сначала спросил, это с кем же пан поручик так махнулся, потом предложил, чтобы пан поручик купил себе этих патронов – сколько влезет – на базаре в Карбале. Но за собственные деньги. Карпинскй едва-едва сдержался, чтобы не взорваться. Но даже сейчас, вспоминая ту беседу, он перемалывал ругательства под носом.
Правда, вонь прокисшего пота и переваренной самогонки досаждала уже как-то меньше. Быть может, черт подери, я уже привык, подумал поручик. Или это опущенные стекла помогают. Исподлобья он поглядел на капрала, который, не обращая внимания на дыры в разбитом шоссе, небрежно удерживал баранку одной рукой, а второй с охоткой чесался под пуленепробиваемым жилетом. Ну да, привык, меланхолично подумал поручик.
Квятковский еще прибавил газу. Трехосный грузовик с разведывательным подразделением исчез сзади в клубах пыли. Капрал с издевательской усмешкой на роже повернул голову, услышав сзади восклицание боли и ругань.
- Вы бы схватились за ручку, пан поручик, - посоветовал он добродушно, перекрикивая дырявый глушитель. – И разрядите этот свой "берилл"[33], а не то, не дай Боже, бабахнет.
Последующее ругательство прозвучало еще громче.
- И закройте уже это окно, - прибавил Квятек. – Мне пыль плохо на горло действует, очень оно у меня чувствительное, а тут еще эти сквозняки…
- Черт вас подери, Квятковский. Меньше водки жрите, так и горло меньше будет болеть! Вы же его прожгли своей самогонкой!
- Так точно! – крикнул в ответ капрал, оскорбление в его голосе было четко слышно, несмотря на шум. Он уставил глаза в полукруг на лобовом стекле, который, при определенном допущении можно было посчитать свободным от пыли. Он даже перестал чесаться, впрочем, делал он это исключительно по привычке, потому что, в соответствии с рекомендацией Борейко, он наконец-то выкупался. А поручик и так за свое уже получил.
Но газу он прибавил еще больше. Они приближались к условленному месту, как обычно, капрал хотел оказаться подальше от остальных разведчиков, чтобы дать время Косоглазому Али действовать спокойно и обдуманно. Сейчас был самый подходящий момент подготовиться к операции. Квятек проверил натяжение ремня безопасности, потом нащупал пластиковую бутылку, сунутую рядом с сиденьем. Все было на месте, сам он тоже был готов.
Поручик еще чего-то там бормотал себе под нос, когда метрах в пятидесяти от капота вырос черный куст взрыва. Грохот по причине дырявого глушителя был практически неслышимым. Косоглазый Али, как всегда, начал с тяжелой артиллерии.
Квятек грубо вдавил педаль тормоза. Он надеялся на то, что встал достаточно далеко от машины с разведчиками, чтобы их грузовик не влепился ему в кузов, потому что, из-за тучи сзади, в зеркале заднего вида он ничего не видел. Тойота затанцевала на дырявом дорожном покрытии, капрал теперь держал руль обеими руками, отмечая при этом, что немного стягивает влево. Прежде чем вездеход остановился поперек дороги, капрал еще успел подумать, что нужно будет поговорить со спецом из мастерской, где проводил последний осмотр. Втора мысль была довольно приятной. До него дошло, что Карпинский не застегнул ремень безопасности и, возможно, разобьет теперь рожу о приборную панель.
Автомобиль застыл на месте, двигатель на мгновение завыл на высоких оборотах, после чего заглох. Капрал провернул ключ зажигания раз – другой, стартер застонал. Безрезультатно. Четко был слышен треск идущей поверху очереди.
- Выпрыгивай! – заорал Квятек.
Офицер выкарабкивался неуклюже, по его лицу, как удовлетворенно заметил капрал, с разбитого лба стекала струйка крови.
- Да вылазь, блин! И быстрее, а не то прижарят нас здесь! И сразу же на землю и за машину!
Карпинский лишь бессознательно мотал головой. Капрал лишь незначительно ухмыльнулся, рванул рукоятку со своей стороны. На дорогу он выпал, хватая в полете пластиковую бутылку.
Он даже успел сделать пару приличных глотков, прежде чем почувствовал, как поручие дергает его за штанину. Сделал еще один и только потом обернулся.
Смешавшаяся с пылью кровь застывала на лице прокурора гротескной маской. С невольным признанием Квятек отметил, что оружие Карпинский не бросил.
- Башку ниже держи! – заорал капрал, перекрикивая усиливающуюся канонаду. Али патронов не жалел, очереди шли все ниже. Квятек выругался, когда одна, а потом еще одна пуля пробили кузов. Он торжественно пообещал себе, что в ходе ближайшей встречи покроет этого ненастоящего шейха матами с головы до ног. Ага, и прикажет возместить расходы!
Он вновь выругался, когда посыпалось стекло из разбитой рикошетом фары. А вот это, блин, уже перебор, со злостью подумал водитель.
- Квятек, и что теперь? – В голосе Карпинского звучало неподдельное отчаяние. Это же он впервые под обстрелом, дошло до капрала. Он даже испытал нечто вроде сочувствия.
Он надеялся на то, что беспомощное пожатие плечами вышло убедительно.
- Их тут сотни, пан поручик, - мрачно заметил он, когдпа старательно нацеленная очередь простегала дорожное покрытие буквально в нескольких метрах от тойоты, вздымая облака пыли. Но будет гораздо меньше, мстительно подумал он, если машину попортят.
- И что теперь?
- Только молиться, чтобы ребята успели завернуть.
Он надеялся на то, чтобы эти слова прозвучали в достаточной степени обреченно.
- И подмогу вызвать. Иначе долго мы тут не удержимся..
А самое главное, чтобы тебе какая глупость в башку не влезла, не на шутку обеспокоился Квятек, видя, как поручик прижимает щеку к прикладу берилла. В договоре ответного огня в Али не было. Капрал хотел было уже подбить руку поручику, как в ушах зазвенело от близких разрывов.
Снаряды из РПГ попали в цель безошибочно: не слишком далеко и не слишком близко. В самый раз, чтобы оглушить, но не наделать особого вреда. Подействовало.
Обеими руками Карпинский придерживал на голове перекосившийся шлем. Намерение героической обороны утраченной позиции его уже полностью покинуло.
- Это модифицированные РПГ-7! – завопил Квятек, надеясь, что поручик его услышит, несмотря на звон в ушах. – Контрабандные, абрамс пробивают с передка до заду!
Капрал бесстыдно врал. Снаряды к гранатомету, которыми пользовался шейх, были из старых саддамовских запасов, и произведены они были в Румынии. С трудом они пробили бы кожух хамви, зато одним достоинством обладали. Они были дешевы!
- Господи Иисусе и Дева Мария… - простонал Карпинский.
- Ага, а еще святой Иосиф, - согласился с ним Квятек и глотнул из своей синей пластиковой бутылки. Жгучая финиковка стекла в желудок, и мир сделался намного приятнее. Даже если принимать во внимание летающие вокруг маленькие, зато смертельные кусочки металла. И близящуюся наиболее опасную часть забавы.
- Как ты считаешь, успели они завернуть? – В глазах Карпинского уже был один только страх. Капрал решил чуточку попустить. Важно, чтобы поручик оставался более-менее в сознании.
- Ничего не горит, значит успели, - живенько ответил он. – Сейчас вертолеты будут здесь.
Капрал знал, что грузовик стоит где-то за поворотом, а ребята, вызвав силы быстрого реагирования, прислушиваются к слабеющей пальбе и покуривают, ожидая подкрепления. Квятек ни за что не боялся, знал, что там одни доверенные товарищи. У всех в деле имелась своя доля.
Канонада затихала. Сухой треск калашниковых и М-16 заменили глухие взрывы, похоже, ручных гранат. Али уже отступал, на самом деле это взрывались петарды, обязанные изображать продолжающийся бой. Квятковский стиснул запотевшую ладонь на дымовой свече. Он молился про себя, чтобы все пошло хорошо, и чтобы союзнички под конец ничего облажали. До сих пор свою роль они отыгрывали безошибочно. Только ведь каждый, в конце концов, может ошибиться.
Наконец-то повисла тишина. Отдельные выстрелы доносились со все большего расстояния. Капрал считал уходящие секунды, из которых складывались совершенно неприятные минуты.
Апачи появились неожиданно, с ревом турбин и стуком четырехлопастных роторов. Раньше их никто не слышал, вертолеты должны были лететь над землей. Один мелькнул над обездвиженной тойотой, вздымая тучу пыли. Капрал сорвался с места с матами, на зубах у него скрипел песок, он ничего не видел. Нащупал шплинт дымовой гранаты, вырвал его, кинул цилиндрический предмет, плюющийся клубами оранжевого дыма, как можно подальше от себя. Квятек все еще кашлял и отплевывался, когда снова упал на колени.
Грохот лопастей несколько удалился. Народ уже начинал хоть что-то видеть, пыль опадала. Ведущий апач отскочил подальше, второй наматывал тесные круги над тойотой. Ствол пушки двигался в соответствии с движениями головы стрелка. Квятковский почувствовал, как желудок подкатывает к горлу, когда ему показалось, будто бы черный зрачок заглядывает ему прямо в глаза. Как-то у него была возможность увидеть, что тридцатимиллиметровые пули оставили от человека, который был настолько неосторожен, что вечером выехал на тракторе в поле.
Быть может, парни будут настолько рассеяны, чтобы не принять нас за мусульманскую свадьбу, с висельным юмором подумал Квятек. Моя таратайка никак не похожа на невесту.
Апач склонил нос, прибавил газу. К первому вертолету присоединился и второй.
- Good hunting, boys, - буркнул Квятковский под носом. – By the way, а летите-то вы не в том направлении…
И только после этого нервы ему отказали. Капрал тяжело грохнулся на собственный зад.
- Ну что, пан поручик, продолжаем жить дальше.
Карпинскому удалось даже усмехнуться.
- Ну и что?
- Ну и дерьмо, Борейко, - недовольно ответил капрал. – Устойчивым он оказался.
Квятек загасил бычок на дверце машины, после чего тщательно сцарапал след грязным пальцем. Капитан был слишком задумчивым, чтобы обратить внимание на эту странную непоследовательность, хотя еще минуту назад Квятковский долго и громко выступал на неосторожность шейха, который повредил его замечательную машину. И правда, в корпусе прибыло прострелов и шрамов от обломков. А больше всего капрала доставала разбитая фара, с запчастями было нелегко с тех пор, как миссия ООН покинула Ирак. Новой фары не было возможности ни у кого свистнуть.
Сообщения были не самыми хорошими. Карпинский оказался устойчивым.
Как правило, засады, организованной Косоглазым Али, было достаточно. Стычки с отрядом похитителей коз были намного драматичнее и живописнее, чем с боевиками Аль-Каиды, палестинскими идеалистами, остатками армии Саддама и террористами всяческой масти и формата. Эти всегда были уж слишком случайными, участники таких боев не обращали внимания на правильную режиссуру, они стреляли, чтобы убить. В сражениях не хватало настроя безнадеги, которую так замечательно могли сотворить Квятек и Али.
До настоящего времени все действовало. Подобным образом они избавились от нескольких неудобных офицеров, присланных в рамках ротаций и пополнений. Офицеров, слишком рвущихся вперед, или, наоборот, слишком трусливых и излишне прикрывающих собственную задницу. Офицеров непьющих, а ведь всем было известно, если кто не пьет, тот закладывает. А еще, офицеров излишне любопытных. В особенности эти последние представляли проблему, когда предприятие начало благополучно развиваться ради всеобщей пользы. И когда большими шагами близился великий финал.
Но вот Карпинский оказался устойчивым. В себя он пришел очень быстро. А психолога обозвал очень неприличными словами, когда тот настырный человечек начал что-то рассказывать про "битвенный шок" и "травматические переживания, выжигающие не удаляемый след в подсознании". Он не позаботился о том, чтобы смыть с лица маску из засохшей крови и пыли, прежде чем сдать рапорт, в ходе которого особо не приукрашивал. Даже Морковка, несмотря на беспокойство и неприязни к поручику, не смог скрыть своего удивления.
И что самое паршивое, поручик даже не пытался упоминать о переводе в Аль Хилла, на базу, которую все считали наиболее безопасной. И это несмотря на то, что полковник Черняк пытался ему эту мысль как-то осторожненько подсунуть.
Квятек присел на ступеньках кабины с открытой дверью. Он все еще чесался, но сейчас от него несло только самогонкой. Он вытащил смятую пачку.
- Хочешь? – спросил капрал.
Борейко отрицательно покачал головой.
- Как ты можешь курить эту гадость?
Квятковский криво усмехнулся, вытащил смятую сигарету без фильтра.
- Потому что дешевые, - буркнул он. – И москиты в палатке от них дохнут, на лету падают.
- И не удивительно, - прокомментировал это Борейко.
Он немного отодвинулся, когда Квятек щелкнул щегольской бензиновой зажигалкой и выпустил первый клуб дыма. Курево, поставляемое дружками Морозова, и вправду можно было рассматривать как эффективное средство борьбы с насекомыми.
- Ты же можешь позволить себе и лучшие сигареты, - прибавил капитан.
И вытащил из за ремня на шлеме пачку марльборо. Потом нерешительно стал крутить ее в руках.
- Все мы себе можем позволить, - ответил ему Квятковский. Он затянулся настолько глубоко, что жар ярко засветился в наступающей темноте. – Вот только, блин, мне не нравится. Я не такой любитель деликатесов, как ты. И терпеть не могу набивать деньгами карманы союзников.
При упоминании союзников Борейко скривился. Капрал тоже сделался серьезным, похоже, подумал о чем-то малоприятном.
- Ты прав, - буркнул он и со злостью бросил окурок на землю, после чего растер его подошвой тяжелого ботинка. – Что-то чувствую я неприятности…
- Вот что, обязательно надо каркать? – разозлился Борейко. – А может предложишь что-нибудь конструктивное?
В глазах капрала блеснуло оживление.
Граната в сортире? – высказал он предположение. Капитан отрицательно покачал головой.
- Так я же в шутку сказал… - возмутился капрал. – Ты за кого меня, курва, считаешь?
Борейко не обратил внимания на чистосердечное возмущение приятеля. У них была проблема. И никаких доказательств, а только туманные предположения. Нечто такое, что можно было назвать всего лишь предчувствием. И хлопоты эти наваливались в самый паршивый момент. Всего лишь за две недели перед окончательной реализацией.
Всего лишь за две недели перед моментом, когда все, кто имеют свою долю в предприятии, сделаются отвратительно богатыми. И смогут направиться в направлении саудовской границы. И мы, возможно, даже купим себе абрамс, подумал капитан, тогда будет безопаснее ехать. И выкрасим его в розовый цвет.
Все мечтания он отложил на потом. Сейчас необходимо сконцентрироваться на проблемах. Нужно спровоцировать его на какие-то действия, решил он, если их подозрения верны. И тщательно следить.
- Все нормально, Квятек, - буркнул он наконец, совершенно усталым жестом оттер покрасневшие от пыли глаза. – Начинаем альтернативный план.
Капрал несколько оживился. Не любил он ждать, это никак не соответствовало его натуре.
- Думаешь, подействует?
Борейко согласно кивнул.
- Либо так, либо каким-то другим способом, - тихо ответил он. – В самом лучшем случае, покажет себя психом, и айболит ему такое заключение выпишет, что самое лучшее, что будет его ждать, это самая скоростная поездка на родину с последующей пенсией по состоянию здоровья. В худшем же случае… Ну, ты, похоже, и сам догадываешься. С одной стороны, хорошо, что это уже недолго.
Очередной вонючий окурок без фильтра описал дугу в темноте. Квятковский потер ладони.
- Ладно, за работу. Мне нужно будет кое-чего привезти. Завтра с утра устроит?
- Нормально, только не опаздывай. После обеда он начинает службу, скорее всего – оправится в патруль. А тогда вырвется из-под контроля и хрен его знает, кого встретит по дороге.
Амортизаторы тойоты застонали, когда капрал поднялся с порожка. Нужно будет поменять, слишком много езды по бездорожью. И тут же рассмеялся. Никакого смысла, осталось всего две недели.
- Морковка знает? – еще спросил он. – Ты его предупредил?
Прожектора вдоль высокой ограды из колючей проволоки, дополнительно защищенной витками концертины, еще не загорелись. Квятковский не видел лица Борейко, которое пряталось в еще более густой тени под краем шлема. Но в голосе четко были слышны насмешливые нотки.
- Так старик сам все и придумал.
Когда-то, в прошедшие и заслуживающие забытья времена, полковник Черняк учился в московской Академии Генерального Штаба. Потом, после успешной верификации, засчитал пару семестров Вест Пойнт. Он прекрасно знал, как осущесвлять броневой удар в соответствии с советской и американской доктринами. Зато в интригах оказался намного более слабым.
Альтернативный план тоже не сработал. Выбравшись из лабиринта палаток, размещавших склады, ремонтные мастерские и другую логистическую фигню, поручик Карпинский и на самом деле выглядел выбитым из равновесия, но кроме этого – не сделал ничего.
Совершенно ничего.
Борейко, который небрежно опирался на разбитый хамви, по причине отсутствия запчастей поставленного на прикол уже больше месяца, стиснул губы. Даже против солнца он видел, как вместо испуга и смущения, на лице поручика блуждала усмешка.
Усмешка триумфа, дошло до капитана. До него дошло, что они собственноручно только что подсунули прокурору решение.
- Курва мать… - с сердцем ругнулся он.
- По самой сути, - согласился с ним полковник Морозов, который совершенно неожиданно, неизвестно откуда, появился рядом с Борейко. У него был к этому талант, на первый взгляд неуклюжий и флегматичный, двигался он с грацией толстого котяры.
Капитан обернулся. Седые волосы полковника, коротко подстриженные чуть ли не у самой кожи, не заслоняли неприятного шрама на черепе. Морозов улыбался, только это никак не походило на таинственную гримасу чеширского кота. Скорее, он смеялся на все сто, словно бы видел перед собой жирную мышь.
- И кто это тебе так башку разбил, Павло? 0 спросил Борейко, сам не осознавая, почему это ему пришло в голову.
- С трехколесного велосипеда в детстве навернулся, - нетерпеливо махнул рукой украинец. – Сами справитесь или мне своим сказать?
- Сами, - решил капитан. – Это наш сексот, и нам его и топить.
- Ты погляди, какой герой долбанный…
Что бы там ни было, но в голосе Квятека звучало неподдельное восхищение.
В кабине стоявшей на обочине тойоты было жарко. Полдень – не самое подходящее время для засады, в энный раз подумал Борейко, делая глоток из синей пластиковой бутылки. На сей раз – как исключение – в ней была вода, рекомендованная и предлагаемая командованием, с прибавлением солей и электролитов. Отвратительная ужасно, зато здоровая.
Капитан сплюнул в открытое окно. Патруль, который они ожидали, неожиданно запаздывал. А инстересно, что эе их так задержало, размышлял Борейко, как наконец увидел приближающиеся машины.
И действительно, Карпинский был смельчаком и любил рисковать. Он гордо торчал у ручного пулемета, смонтированного на поворотной площадке слегка бронированного хамви, который значительно опередил грузовик. Хамви никто уже не желал пользоваться, потому что едущий на нем буквально напрашивался на снаряд из РПГ. Сами американцы перемещались уже исключительно на гораздо лучше бронированных "страйкерах"[34], причем, в сопровождении танков, а свои легкие машины они передали союзникам. Те же, наученные опытом, что боевики, неважно, сунниты или шииты, курды или палестинцы, не морочили себе головы идентификационными знаками или национальными флагами, как можно быстрее пересели на вытащенные Бог знает откуда полноприводные вездеходы. Лучше всего, на такие, которые выглядели самыми гражданскими.
- Опоздал, - заметил Квятковский, поглядев на часы. – Добрые двадцать минут вне графика. Любопытно, тебе не кажется?
Борейко кивнул.
- Действительно. Но вскоре узнаем.
Бронированный автомобиль притормозил настолько, что тянувшаяся за ним туча пыли сделалась прозрачной настолько, что за ним можно было видеть грузовик. Сквозь плоское стекло хаммера можно было заметить и красное пятно. Бялас, скривился капитан, и его идиотская бандана на лысой башке. Вряд ли он доволен тем, чио ему приказали вести нечто подобное.
Бялас грубо вдавил педаль тормоза, заблокированные колеса вырывали колеи в покрытой щебенкой дороге. Водила, похоже, и вправду был взбешен, так что отыгрался единственным возможным образом 0 если бы поручик судорожно не схватился за стойку пулемета, он обязательно вылетел бы из машины.
Хамви остановился поперек дороги рядом с неподвижной тойотой. Взводный Бялас освоил контролируемое скольжение до совершенства.
- Ладно, начинаем, - бросил Борейко, слыша, как Карпинский ругается сдавленным голосом. Он вышел из машины и поудобнее схватил свисающий с пояса короткий "кольт коммандо". С другой стороны хлопнула дверь. Капрал Квятковский тоже был готов.
Карпинский прервал свою литанию ругани в адрес водилы, который сидел неподвижно, даже не повернувшись к начальнику. Лишь его шевелящиеся губы свидетельствовали о том, что в долгу он никак не остается.
- Ну, чего вы там застряли, парни? – В лице поручика случилась явная перемена. Он злорадно оскалился. - Таратайка испортилась? Я же говорил, возьмите чего-нибудь поприличнее.
Он похлопал по кевларовой, окрашенной в пустынный бежевый цвет кирасе, потом спрыгнул на дорогу.
Борейко сделал шаг вперед. Капрала он не видел, но знал, что тот заходит сбоку, чтобы случаем не очутиться на линии огня.
Карпинский снял очки-консервы с запыленными стеклами. Он даже выглядел бы смешно со светлыми обводками вокруг глаз на потемневшем от пыли лице, если бы не агрессивный взгляд и до сих пор кривящая губы насмешка.
Борейко все сильнее удостоверялся в собственных подозрениях. По дороге что-то случилось, уж слишком поручик был уверен в себе.
Он позволил себе короткий взгляд через плечо. Из грузовика как раз спрыгивали солдаты из разведывательного отделения. Только свои, сплошные пайщики. Со вздохом он поднял короткоствольную винтовку. Увидал, как с лица поручика сползает насмешка, как в глазах вместо вызова появляется страх.
Поручик Карпинский тоже уже все понял.
- Поедешь с нами.
В голосе капитана прозвучала нотка сожаления. Каким-то образом, но этот парень ему даже нравился, его личная отвага ему даже импонировала.
- Мы не сами. – Поручик был бледен, эта его бледность пробивалась сквозь смешанную с потом пыль. – Ты арестован, Борейко. Ты, и этот твой вонючка. Оружие лучше бросить. Нужно было все делать быстрее, пока не подъехали остальные.
Борейко, с деланным сожалением, кивнул. Кто-то, скорее всего, взводный Бялас, фыркнул.
- Ты бы лучше оглянулся.
Карпинский все понял еще до того, как повернуть голову. Оружия у него не было, такого коварства он не ожидал. С машины он спрыгнул, как там и стоял. А за ним уже полукругом встали разведчики. Солдатам даже не нужно было поднимать дула своих бериллов.
- Поедешь с нами, - повторил капитан.
- А не лучше будет здесь, на месте, за первым попавшимся барханом?
Даже сейчас поручиком можно было восхищаться. В его голосе не было страха, а всего лишь едва сдерживаемая взбешенность. Нужно заканчивать, понял Борейко, через мгновение он бросится на нас с голыми руками, не думая о последствиях.
- Квятек!
Капрал подошел со своей стороны, взял Карпинского под руку. Тот рванулся, увидав белую ленту одноразовых пластиковых наручников. Но через мгновение отказался от сопротивления и только лишь пронзил Борейко яростным взглядом.
- Видишь, бурый перец! – загоготал Бялас.
- Заткните хлебало, взводный! – холодно отрезал Борейко. – Вы с офицером разговариваете! Прошу прощения, Анджей…
- Иди нахрен, - бросил поручик и очень точно сплюнул Квятковскому на ботинок. Пластиковые наручники замкнулись на запястьях. Капрал дернул за связанные запястья.
- Не прикасайся ко мне, сам пойду!
Борейко кивнул головой в ответ на вопросительный взгляд, и Квятковский пустил офицера. Тот направился к белому вездеходу, даже не оглядываясь, и с трудом забрался в кабину.
- Борейко! – один из солдат рядом с грузовиком махнул рукой.
- Займись им, Квятек, только вежливо. Лишь бы не выпендривался, - бросил капитан. – Сейчас я вернусь и валим отсюда.
Он отошел и вмешался в группку солдат.
- Э-э, Квятек… - Бялас только теперь решился заговорить. – Что будем делать с таратайкой?
Жестом головы он указал на разрисованный в пустынный камуфляж почти новенький хамви.
Капрал нерешительно почесал себя под мышкой.
- РПГ у вас есть? – спросил он через минутку. – Так столкните его на обочину и расхуярьте. В отчете напишите, что преобладающие силы мятежников неожиданно напали на вас. Попали в машину, ты чудом спасся, а вот пан поручик погиб. – Он кривил мину на роже, покрытой светлой, двухдневной щетиной. – Погиб, - акцентируя, повторил он. – И у него имеется семья. – Он протянул руку к дверной ручке, желая занять место за рулем, но тут же кое-что припомнил. – Ага, и в рапорте допишите, что в хаммере было двадцать пять… э-э… сорок обойм к бериллу. Они до сих пор на мне висят, а тот косоглазый сукин сын до сих пор не заплатил.
Борейко вернулся вместе с солдатом, который тащил зеленую трубу гранатомета. Капитан постучал по крыше.
- Поехали, Квятек!
Застонал стартер, прогоревшая выхлопная труба выпустила клуб дыма.
- Допишите туда же и примус! – капитану пришлось поднять голос, чтобы перекричать грохот двигателя. – На последнем барбекю, зараза, взорвался, а до сих за мной числится!
Вскоре пыль, поднятая уезжающей тойотой, опала. Солдаты из разведывательного подразделения сбились кучкой в тени навеса грузовика.
Низенький и худющий рядовой в очках еще раз пробежал глазами список.
- Ладно. Проверяем еще раз. Сто двадцать обойм к бериллу и два ящика гранат. Спирт чистый, медицинский, разливной; всего сотня литров…
Каждую позицию он тщательно оптичивал фломастером, смешно высовывая при этом язык.
- Шестнадцать пар ботинок и один отдельный, в скобках, левый. Примус пана капитана. Комбинезон химзащиты о пэ один, три штуки. Полевая койка…
Кто-то беспокойно поерзал.
- Допиши еще дизель-генератор, двадцать киловатт. Ну, ты знаешь, тот самый, что стоит у Кусая.
Рядовой высунул язык чуть ли не до подбородка. Он выводил четкие, красивые буквы.
- Агрегат весит почти что тонну… - не совсем уверенно начал протестовать взводный Бялас. – Разве все это в хаммер влезет?
Худой солдат закончил записывать и спрятал язык, затем протер свои очки в проволочной оправе.
- Не влезет, так что с того? – Он с жалостью поглядел на взводного. – Машина была перегружена, вот и поломалась.
Поручик начал сдавать позиции крутого парня уже после трех часов езды. Усаженный между Квятеком и Борейко, он беспокойно крутился, нервно сжимая пальцы ладоней в пластиковых наручниках.
Капитан проверил, не синеют ли у поручика руки по причине недостатка кровообращения. Все было в порядке.
Теперь они ехали через пустыню, совершенно безлюдную. Все чаще им встречались холмики выветренных скал. Какое-то время их сопровождал американский разведывательный вертолет, но союзники не заметили ничего подозрительного в белой, поцарапанной тойоте, на крыше которой имелась огромная эмблема международной дивизии, нарисованная уже лущащейся краской. Все было в порядке, ведь они до сих пор находились в польской зоне, которая, после бесславного отступления британцев почти что год назад, теперь растягивалась от Карбалы до самой Басры. А к западу – до самой сирийской границы.
Борейко исподлобья поглядывал на пленника. По мере того, как они отдалялись от базы, тот явно терял самоуверенность. Несколько раз он раскрывал рот, как бы желая что-то сказать. Но, как до сих пор, отказывался, видя издевательские взгляды, бросаемые ему Квятеком.
- Хочешь что-то сказать? – спросил наконец капитан. На Карпинского он и не глядел, а безразлично смотрел в запыленное лобовое стекло.
Поручик хотел сглотнуть слюну. Не удалось, слишком засохшим было горло.
- Иди ты нахрен, - только и прохрипел он.
Квятек отпустил руку, которой держал руль, и вытянул из-за сиденья бутылку с водой. За спиной пленника он подал ее Борейко. Тот открутил пробку, подсунул ко рту поручика.
- Притормози, - бросил он капралу. – А не то он зубы выбьет.
Квятковский коротко фыркнул и прибавил нецензурный комментарий. Но притормозил.
Карпинский подавился водой и раскашлялся. Вода стекала с пересохших губ, капала по подбородку и шее, смывая пот и пыль, образуя грязные полосы.
- Хватит! - фыркнул он наконец. – Благодарю, - прибавил он иронично.
Капитан какое-то время молчал.
- Анджей, я знаю, что ты встречался с американцами, - начал он. – И все это не случайно, вот не поверю я, что как раз на вашем пути стоял "блэкхок". Они здесь редко летают, я знаю, можешь мне поверить. Здесь я сижу уже полтора года. И ты нас сдал, вот что.
Поручик хотел усмехнуться с превосходством, но только скривился, когда заболела лопнувшая губа.
- Ничего с тобой не случится. – Капитан все так же глядел прямо перед собой, на серую полосу пустынной дороги. – И ты, наверняка, догадываешься, что долго все это уже не протянется. Посидишь в безопасном месте, мы тебя выпустим, когда уже не будешь мешать. А вот насколько это место будет безопасным, это зависит уже только от тебя. И тоих дружков. Так что будет лучше, если ты расскажешь, что тебе известно. И сколько знают они.
Карпинский какое-то время молчал, обдумывая предложение. Оно ему никак не нравилось, вот только все пошло не так, как ему бы того хотелось. К счастью, осталось еще кое-что, о чем эти не знали. И теперь все зависело от обстоятельств.
Наконец он решился.
- А почему ьы я должен был все вам рассказывать? – попытался он еще раз разозлить Борейко. Поручик надеялся на то, что если капитана вывести из равновесия, он будет менее осторожным. А вот это уже ему было нужно для реализации наскоро придуманного плана.
- Ведь это измена, Борейко, - продолжил он, жестко и с презрением. – Ведь я и вправду являюсь прокурором, и, честное слово, не могу подсчитать тех параграфов, в соответствии с которыми всх вас следует расстрелять. Напоминаю, что уже более года мы официально находимся в состоянии войны.
Тут он злорадно ухмыльнулся.
- Договоренности с неприятелем, это раз, - продолжил Карпинский. – Сознательный обман союзных войск. О торговле и воровстве даже не буду упоминать, в условиях постоянной реализации преступного действия… Заговор, потому что ведь и тот лысый хрыч тоже во все это замешан…
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги