Лунный камень Сатапура

13. Полуночный визит

Оберточная бумага, которую дал ей Колин под подарки для детей, была ярко, по-рождественски украшена зелеными листьями омелы и красными ягодами. Первин надеялась, что правителей Сатапура не оскорбит связь бумаги с Рождеством, как и то, что она не новая. Еще в гостевом доме Первин аккуратно расправила на ней все морщины — бумага явно успела побывать в употреблении — и завернула книги как можно аккуратнее, перевязав красной лентой для официальных документов. Переживала она зазря. Дети не обратили на бумагу никакого внимания и тут же содрали ее, чтобы рассмотреть содержимое.

— Мои дети перевозбудились. Приношу свои извинения. — Мирабаи, лежавшая на одном из диванов, смотрела, как клочки бумаги разлетаются по мраморному полу. Читра кидалась поднимать каждый из них.

— Ничего страшного, — заверила всех Первин. — Пусть порадуются сюрпризу.

Джива Рао стремительно пролистал «Ветер в ивах». Поднял глаза, на лице отражался интерес, хотя и несильный.

— А почему эти животные в одежде? И кто они такие?

Падмабаи, смотревшая брату через плечо, пришла к собственному выводу:

— Там животные в мальчиковой одежде. Очень странно!

— Как интересно. Принесете мне обе книги? — попросила Мирабаи.

Первин подошла тоже и встала рядом с семейной группой. Хорошо, что вдовствующая княгиня не пришла — она бы все испортила своим присутствием.

— Перед вами типичные костюмы, какие носят английские джентльмены, — сказала Первин. — Я могу почитать вам из обеих книг, если ваша мама сочтет, что у нас есть на это время.

— Почему и нет? — На лице Мирабаи мелькнула улыбка. — Вот только английский у них слабоват.

— Тогда я буду переводить на маратхи. — Первин начала читать и тут же наткнулась на несколько непереводимых слов. В уголке сидела Читра и хихикала, зажимая рот ладошкой.

— А этот английский лес такой же большой, как у нас в Сатапуре? — прервал ее на полуфразе Джива Рао.

— В книге описан ненастоящий лес, так что трудно сказать. А вот горная цепь, которая обрамляет джунгли Сатапура, много длиннее всего острова, где находится Англия!

— Совершенно верно, — сказала Мирабаи, подвинувшись на диване, чтобы посмотреть сыну в лицо. — Горная цепь Сахьядри — ее еще называют Западными Гатами — начинается на юге, в Траванкоре, и проходит через весь Гуджарат. Это то место, куда много веков назад пришли соплеменники Первин-мемсагиб.

— Вы изучали историю и географию? — с интересом спросила Первин.

— Еще бы. Я получила достойное образование в монастырской школе, в отличие от моих несчастных детей.

Да, княгиня не стесняясь проталкивала свой план заморского образования. Что понятно — женщина со светлой головой, не забывшая того, чему ее учили, считала, что ее детям важно получить такое же образование. Первин продолжила читать вслух, но вскоре ее прервал стук в дверь.

— Явилась — видимо, хочет отправить их спать, — пробормотала Мирабаи.

Читра с извиняющимся видом кивнула махарани, а потом бросилась открывать дверь.

Но то была не пожилая княгиня. В комнату вступил щут Адитья, на плече у него сидел Бандар. Увидев собравшихся, обезьянка спрыгнула на пол, подбежала и устроилась на коленях у Падмабаи, совсем рядом с Первин. Первин долго любовалась Хануманом и его сородичами, равно как и Бандаром у Адитьи на плече, но сейчас едва удержалась, чтобы не отодвинуться. Ей было не отделаться от ощущения, что одна из каменных гаргулий на здании Верховного суда в Бомбее вдруг взяла и ожила.

— И что это вы тут делаете все вместе? — поинтересовался Адитья, подходя и заглядывая в книгу. Первин подумала: похоже, он недоволен, что с ним не поделились планами на после ужина.

— Всего лишь читаем, — сказала Первин и улыбнулась, потому что обезьянка протянула руку и попыталась вырвать у нее книгу.

Адитья отобрал книги и стукнул Бандара по голове.

— Вот ведь глупый! Ты же не умеешь читать!

— Бандар, наверное, недоволен, что мы смотрим на других животных! — хихикнула Падмабаи, а обезьяна забралась обратно Адитье на плечо. — Адитья, ты бы купил Бандару шапочку для верховой езды, какую носит мистер Жаб.

— А в Сатапуре животные — которые живут за стенами дворца — тоже носят одежду? — спросил Джива Рао у Адитьи.

— Наше княжеское животное — тигр. Возможно, в лесу обитает княжеское тигриное семейство — и они носят одежду наших цветов! — Фигляр оскалил зубы, изображая свирепого тигра, и дети расхохотались.

На лице Мирабаи не было ни тени улыбки, и Первин подумала: она, видимо, вспоминает, какой смертью умер ее старший сын. Наверное, каждый раз, когда ее второго сына называли придуманным именем, ей делалось больно.

— В следующий раз, как поедешь через лес, ищи там животных в одежде, — приказал Адитье Джива Рао. — Можешь взять у раджматы бинокль.

— Она мне его не даст. Все высматривает из старого дворца чужаков. — Адитья приставил к глазам воображаемый бинокль и поджал губы, очень точно подражая сердитому виду вдовствующей махарани. Дети опять рассмеялись, Мирабаи же нахмурилась сильнее прежнего.

— А может, она высматривает еще и дядюшку Сварупа! Он всегда привозит такие замечательные подарки! — воскликнула Падмабаи, бросив быстрый взгляд на мать. Потом княжна подошла к ней поближе, и Мирабаи ответила ласковой улыбкой.

— Вы, наверное, часто видитесь с дядюшкой, — предположила Первин. Еще бы, он же премьер-министр.

— Очень часто. У него нет своих детей, поэтому он нас очень любит. — В голосе Дживы Рао зазвенели счастливые нотки.

— Может, кто и называет это любовью. Только не я. — Голос Мирабаи прозвучал зловеще.

Каковы, по мнению Мирабаи, были побуждения ее деверя? После ее загадочного замечания, явно предназначавшегося для ушей Первин, Джива Рао и Падмабаи сразу понурились.

Первин обрадовалась, когда шут прервал молчание. Он жизнерадостно произнес:

— А не пора ли закрыть книги? Я пришел проводить махараджу и раджкумари в детскую.

— Вы им не айя. Это не ваша обязанность, — ответила Мирабаи, гладя дочку по голове.

Первин догадалась: махарани хочет, чтобы дети еще побыли с ней.

— Мне это поручила раджмата. — Шут с виноватым видом повесил голову. — И, как вы знаете, она будет следить с галереи старого дворца, когда в детской погаснет свет.

— Ну, тогда нужно идти. Завтра сможете еще почитать с Первин-мемсагиб. — Мирабаи повернулась к Первин. — А еще вы посмотрите, как мистер Басу проводит с ними свои жалкие уроки.

— В какое время у них начинаются занятия? — спросила Первин, отметив про себя, что Мирабаи послушалась указаний свекрови касательно детей, хотя той с ними и не было.

Мирабаи пожала плечами.

— Ну, после завтрака.

— Если не будет дождя, я вместо этого пойду пускать змея. И вам всем покажу, — великодушно сообщил Джива Рао.

— С удовольствием посмотрю. — Первин глянула на него с улыбкой. У нее постепенно складывался образ того подлинного мальчика, который обитал за золотым шитьем щегольского костюмчика. Любит животных и прогулки; ему тяжело даются формальности и ограничения, соблюдения которых требуют от него старшие.

— Дети, идем. Книги можете забрать с собой. — Адитья нагнулся и взял книги с кофейного столика из черного дерева — Бандар крепко держался за его шею. Первин уставилась на обезьяньи руки, сообразив, что они очень похожи на человеческие. Она это и раньше замечала, но сейчас, когда обезьянка прижималась к хозяину, она вдруг подумала про ребенка и его отца.

Дети неохотно встали. Оба обняли мать и Читру, а потом двинулись к двери.

— А можно мы на сегодня поменяемся книгами? — спросила княжна Падмабаи у Первин. — Джива Рао почитает мою, а я посмотрю картинки в «Ветре в ивах!»

— Нет! Больно мне интересно смотреть на картинки с девчонками! — тут же запротестовал Джива Рао.

— Будете спорить — отберу обе книги, — пригрозила Мирабаи. Голос звучал строго, но во взгляде читалась любовь.

Когда дети взяли у Адитьи книги, каждый свою, Первин заговорила с Мирабаи:

— Вы не могли бы остаться еще на пять минут? Мне хотелось бы поговорить с вами наедине.

— Нет. — Махарани поднялась, будто и не заметив протянутой руки Читры. — Я слишком устала, а завтра мне очень рано вставать.

По напряженному выражению лица махарани Первин поняла: той, видимо, непривычно выполнять чужие просьбы. А может, дело в меланхолии, из-за которой она живет в постоянном страхе.

— Хорошо. Тогда спокойной ночи.

Мирабаи напоследок снова окинула комнату взглядом.

— Я не осматривала ваши покои до вашего прибытия; здесь пахнет сыростью. Откройте на ночь двери на балкон, чтобы проветрить. В закрытых помещениях всегда заводится плесень. Именно это произошло в старом дворце. Там стоит многовековая вонь.

— А! — ответила Первин, вспомнив, какой запах ударил ей в нос в дурбаре. — Вот только сейчас идет дождь…

— Дождь прекратится. А вы будете дышать свежим воздухом.

После того как Читра заплела ей волосы на ночь, Первин надела халат и вышла постоять на балкон под крышей. Там было шумно, как на оживленной лондонской улице: квакали древесные лягушки, стрекотали сверчки, дождь барабанил по крыше. Вот только, в отличие от Лондона и Бомбея, небо здесь было полностью черным, единственная точка света находилась где-то вдалеке, у самой земли. Может, фонарь стражника. При этой мысли она вспомнила про Лакшмана и его людей, которых разместили там же, где слуг. Они наверняка крепко спят после целого дня пути с паланкином на плечах. И вряд ли их тревожат темные горы вокруг дворца, да и что бы то ни было еще.

Первин не было страшно в маленьком бунгало Колина, расположенном в глубине леса, — однако и в безопасности она там не была, ведь кто-то ее ограбил. С тех пор она постоянно оставалась настороже. Может, во всем виноваты разговоры Мирабаи об отравлениях и ее намеки на нечистого на руку деверя; может — откровенная враждебность Путлабаи. В любом случае Первин давно уже не чувствовала себя такой беспомощной, хотя и находилась в укрепленном дворце, где было полно стражников и слуг.

Ей подумалось: а ведь, наверное, то же самое испытывает и старая махарани. Она уже десять лет живет без мужа, потом — внезапные смерти сына и старшего внука. Как она, видимо, придавлена одиночеством и страхом перед новыми потерями.

К сожалению, в той бесцеремонности, с которой вдовствующая княгиня относилась к невестке и Первин, не было ничего необычного. Первин был прекрасно знаком тот затаенный гнев, который вызывали презрительные манеры пожилой дамы. Ей приходилось сдерживать себя, чтобы не реагировать на Путлабаи так же, как она когда-то реагировала на Бехнуш Содавалла, свою свекровь. После развода с Сайрусом она могла бы навсегда забыть об этой женщине — что сняло бы с ее психики огромную нагрузку. Но получить развод по парсийскому праву Первин не удалось, им с мужем присудили раздельное жительство.

Первин глубоко вздохнула и напомнила себе, что не собирается жить прошлым. Нужно будет тщательнее выбирать слова, следить, нет ли где яда, и решать возложенную на нее задачу. Она вытащила из саквояжа блокнот и стала вкратце записывать услышанное за ужином от обеих махарани. Нужно составить четкое представление о том, чего хочет каждая из дам, хотя удовлетворить обеих, скорее всего, не получится.

Записи отняли около получаса, и, покончив с ними, Первин поняла, что пока еще не хочет спать. На другом конце комнаты она приметила книжный шкаф из покрытого изысканной резьбой красного дерева и пошла посмотреть, что в нем хранится. Книги стояли вперемешку, на английском, хинди и маратхи — что примечательно, были здесь даже труды по математике и географии. По истории княжества ничего. Первин взяла богато иллюстрированное издание «Махабхараты» и забрала с собой в постель; при свете свечи она читала текст на хинди, пока ее не стало клонить в сон — тогда она задула свечу. В голове крутились имена властителей и мудрецов, подумалось: наверное, поэтому князю Дживе Рао книга кажется скучной. Она закрыла глаза и, постепенно приспособившись к гулу насекомых, погрузилась в сон.

Когда Первин проснулась, еще не рассвело. В комнате было тихо — или почти тихо. До нее долетел непонятный звук: шелест ткани, очень тихое дыхание.

В ее комнату в гостевом доме кто-то проник, а она не услышала. Такого не повторится. Но кто это? Лучше, наверное, не выдавать, что она проснулась. Ведь может дойти до потасовки. А если лежать тихо, воры заберут что им надо и уйдут.

Но тут она с нарастающей паникой поняла, что рассуждает неверно. Возможно, к ее постели неслышными шагами приближается убийца, которого послали, чтобы она так и не приняла решения касательно будущего Дживы Рао.

Внутри всплеснулся страх, Первин застыла. Представила себе, в какой ужас придет Колин, не дождавшись ее возвращения. Однако при мысли о нем она вспомнила про свое секретное оружие. Нащупала рядом с подушкой фонарик на батарейках.

— Кто там? — выкрикнула Первин, рывком села и направила луч в темноту.

— Бхагван ке лийе! Тише, ради Всевышнего! — ответил ей яростный женский голос.

Первин направила на голос фонарь и увидела Мирабаи. Лицо махарани было суровым, но в руках, к облегчению Первин, не оказалось ни ножа, ни пистолета.

— Вы велели мне оставить балконную дверь открытой, чтобы проникнуть сюда! — Первин ругала себя за наивность.

— В собственном доме я могу проникать куда угодно, — парировала Мирабаи. — А вы сказали, что хотите поговорить. Не надо мне светить в глаза.

Первин передвинула фонарь, обвела им комнату. Ей хотелось убедиться, что Мирабаи никого с собой не привела. От испуга Первин все еще дрожала всем телом.

Мирабай стремительно скользнула к письменному столу и зажгла свечу в лампе. Посмотрела на Первин, пояснила:

— Электричество по ночам отключают. Мы его вынуждены экономить.

Первин попыталась говорить как можно мягче, хотя волнение пока и не улеглось. На Мирабаи были широкие шаровары под очень коротким сари — весь комплект из мягкого бежевого шелка, прошитого золотыми нитями. То, что махарани оделась так, чтобы, как мужчина, лазать по стенам, свидетельствовало о дерзости ее вторжения.

— Но почему вы пришли ночью, а не с утра?

Мирабаи опустилась в одно из обитых бархатом кресел. Но на спинку откидываться не стала, сидела очень прямо, будто используя официальную позу в качестве одного из способов защиты.

— Вы верите в то, что я люблю своего сына?

— Разумеется! — У Первин не возникло ни малейшего ощущения, что заботливость, которую махарани проявляла за ужином, наигранна. Тем не менее стоило послушать, что она имеет сказать. Поэтому Первин решительно откинула с кровати москитную сетку. Опустила ноги на пол, в мягкий мех ковра, встала, пересекла огромную комнату и села в такое же кресло напротив Мирабаи. Увидела, что Мирабаи окинула взглядом ее простую ночную сорочку из белого хлопка. Невестка долго уговаривала Первин взять вещицу поизящнее, с кружевной отделкой, но Первин отговорилась тем, что по ночам общаться с правителями ей не придется.

— Я люблю сына, — повторила Мирабаи, и теперь, вблизи, Первин смогла разглядеть, что в глазах у нее стоят непролитые слезы. — Отослав князя Дживу Рао в Англию, я обреку себя на разлуку в самые важные годы его жизни. Но при этом я знаю: это единственный способ спасти ему жизнь.

Первин невольно содрогнулась. Еще раньше, прочитав письмо Мирабаи к Колину, она начала гадать, что махарани имеет в виду под «физической безопасностью» своего сына. Вдовствующая княгиня тоже чем-то встревожена. Хоть в чем-то махарани единого мнения — возможно, именно на этой основе Первин и сможет привести их к единомыслию. Она негромко произнесла:

— Чоти-рани, агенту вы писали про образование своего сына. Вся ваша аргументация строилась вокруг этого. А теперь вы говорите, что есть и другие обстоятельства?

Мирабаи не сводила с Первин лучистых глаз.

— Образование меня тоже волнует. Басу мало чему может его научить. Но главное — это его жизнь. Мне очень страшно, как никогда еще не было.

По спине у Первин прошел холодок. Чтобы Мирабаи не заметила ее реакции, Первин подошла к альмире, достала свою шелковую накидку. Завернулась в нее, снова села в кресло.

— А на каких основаниях вам за него страшно?

— Смерть его старшего брата не была случайностью. Его убили. — Махарани глубоко вздохнула и только потом продолжила: — Мне кажется, кто-то поставил перед собою цель истребить моих детей. Кто — не знаю, но чутье не обманешь. Это такая же правда, как то, что снаружи идет дождь, что я дышу воздухом.

Чтобы инициировать расследование прошлых смертей, Первин нужны были убедительные доказательства.

— Скажите, пожалуйста, почему вам кажется, что князь Пратап Рао был убит?

— Да вы послушайте! — Мирабаи стиснула руками подлокотники кресла. — В тот день, когда моего старшего сына увезли на охоту, я была здесь, во дворце, с другими детьми. Утром мы все вместе молились в дворцовом храме. Сперва — Шиве, искореняющему зло. Он наше главное божество. У нас еще есть отдельный храм, где стоит каменная статуя Араньяни, покровительницы лесов. Я всегда оставляю у ее подножия цветы и фрукты. И в тот день, посмотрев на статую, я увидела слезы у нее на щеках.

Первин очень постаралась сохранить нейтральное выражение лица. В первый момент она отреагировала скептически — кто угодно мог пролить на статую несколько капель воды, а может, в потолке образовалась протечка. Но что, если речь идет о настоящих слезах? Араньяни представлялась Первин какой-то неведомой силой.

— Нужно мне было показать это чудо детям. Но они бы стали спрашивать, что это означает. Я же подумала: слезы могут говорить о том, что в лесу что-то случилось. — Махарани опустила глаза вниз, покручивая браслеты на левом запястье. — Под конец дня я поднялась по лестнице на верхний этаж дворца. Там есть открытая галерея, с которой видно далеко в лес.

Первин кивнула, дабы не прерывать собеседницу.

— До охотничьих угодий отсюда семь километров. Выстрела я не слышала, но сразу поняла: что-то случилось, потому что в небе кружили стервятники.

— В ваших краях вообще много птиц.

— Стервятники не убивают, они питаются убитыми, — возразила махарани. — Я такое видела не раз, потому что охотилась с самого детства и до смерти мужа. В тот день я объяснила появление стервятников тем, что сын мой убил тигра или леопарда, тело освежевали, а кости бросили птицам. Я почувствовала облегчение, ожидая, что через несколько часов они вернутся.

— А кто свежует добычу? — поинтересовалась Первин: махарани говорила без всяких эмоций, но перед глазами вставала очень неприятная картина.

— Уж всяко не мой сын, — ответила Мирабаи, бросив на Первин сочувственный взгляд. — Обычно — грумы, которых берут на охоту. Они снимают шкуру — это трофей того, кто застрелил зверя, из нее изготавливают ковер. — Она помолчала. — Ковры в этой комнате — добыча моего мужа.

— Понятно. — Первин не стала упоминать, что ей было жалко леопарда и она старалась не наступать на ковер. Она знала, что охотничьи трофеи — неотъемлемая часть дворцовой жизни.

— Но по ходу охоты не убили ни льва, ни леопарда; это подтвердили все участники. — Мирабаи продолжила, и голос ее дрожал: — Деверь видел в тот день, что сын мой заблудился в лесу, а ночью его загрыз леопард или другой зверь. Но я вам уже сказала, что сразу после полудня видела круживших стервятников. И полагаю, что они прилетели за моим сыном.

В зороастризме, который исповедовала Первин, стервятники были обязательными участниками погребальной церемонии. После похоронных обрядов тело уносили на башню, чтобы птицы склевали плоть. Тем самым человек отдавал свои долги миру и не заражал ни воду, ни почву. Но Первин понимала, что сейчас не время обсуждать отношение ее соплеменников к этим птицам. Нужно было вытянуть из Мирабаи всю запутанную историю, не вызвав у нее при этом нового потрясения.

— Я прекрасно вас понимаю. Но, может, зверь убил покойного махараджу и убежал? А потом появились стервятники.

— Возможно, но я так и не видела его тела. — Мирабаи отпустила подлокотники, в которые вцепилась мертвой хваткой, и плотно обхватила себя руками, будто пытаясь утешиться. — Деверь сказал, я не вынесу этого зрелища. Свекровь и ее фрейлина обмыли покойного, ничего мне не сказав. А потом его увезли и похоронили.

— Понимаю, откуда у вас столько вопросов, — кивнула Первин.

— Я просила, чтобы мне вернули одежду сына. Они сказали, от нее ничего не осталось. Но животные не едят ткань. Там должны были быть клочья!

— Так вы думаете, что кто-то застрелил вашего сына во время охоты? — спросила Первин.

— В отчете врача не сказано, что в него стреляли. И князь Сваруп, и Адитья утверждают, что, согласно отчету, выстрела не было. Но это не может служить убедительным доказательством, ведь его ружья не нашли!

Тут было над чем призадуматься.

— А кроме князя Сварупа и шута Адитьи кто еще ездил на охоту?

— Четыре грума. Имен их я не знаю, но двое были из дворцовой прислуги, а двое служат у князя Сварупа.

— А князь Пратап Рао выказывал нервозность перед охотой на леопарда? — Первин подумала, что юный махараджа мог заподозрить преступные намерения одного из своих спутников.

— Да. И очень сильную! — Слова так и полились из Мирабаи: — Он плакал, а когда я спросила о причине, сказал мне: он боится, что князь Сваруп сам застрелит всех зверей, как это бывало раньше. Ему очень хотелось обзавестись собственным ковром из леопарда. Многим князьям младше него уже случалось убить тигра или леопарда, и в детских у них лежали трофеи.

Первин интересовали вовсе не эти подробности, однако слова Мирабаи подтверждали рассказ доктора о том, что именно по настоянию мальчика никто, кроме него, не был вооружен. Возможно, он обронил или оставил ружье где-то в лесу, так как оно оказалось для него слишком тяжелым. Но была у нее и другая версия, которую она не озвучила Мирабаи: кто-то подстерег мальчика, ударил прикладом, а потом избавился от оружия.

Младшая махарани подалась вперед и в упор глянула на Первин.

— Да, сын мой волновался, и я очень надеялась, что ему представится случай отличиться. Он был весь в меня — всегда во власти сильных чувств. Мне нужно было сказать ему: «Ты слишком молод, не справишься. Оставайся дома, в другой раз поохотишься». Тогда он был бы жив!

В голосе Мирабаи Первин услышала неизбывное горе — и в ней всколыхнулась собственная печаль. Она прекрасно знала, каково это — сожалеть о собственных поступках.

— Я от всей души вам сочувствую — такая утрата. И не уверена, что мы когда-то узнаем правду.

Мирабаи мрачно покачала головой.

— Он мертв, его уже не вернуть. Мне остается одно — оберегать жизнь Дживы Рао. Про то, что он заболел из-за дождей, я сказала лишь затем, чтобы умиротворить раджмату, а сама при этом уверена: кто-то из обитателей дворца отравил его на прошлой неделе. И жив он лишь потому, что я опознала симптомы и стала поить его йогуртом.

Первин очень сочувствовала Мирабаи, но такое наслоение душегубства трудно было воспринимать всерьез.

— А вы уверены, что речь идет о яде, а не просто о расстройстве желудка?

Мирабаи коротко, но плотно прикрыла глаза. Потом открыла и сказала:

— В наших лесах растут самые разные растения. Поскольку число жителей резиденции сократилось, в моем дворце часто подают еду, которую приносят из старого, где живет она вместе с ее слугами — а они всегда меня ненавидели. Махараджа заболел после того, как сходил к ней на ланч, пока меня не было. Я не знала, что он собирается там есть, поэтому Ганесана забрала с собой. Мне нравится, когда он бежит рядом на верховых прогулках.

— Значит, Ганесан был с вами и не мог попробовать пищу! — быстро сообразила Первин и тут же мысленно укорила махарани за ее небрежность. Она ведь могла оставить одну собаку с сыном, а на прогулку для защиты взять другую. — А вы всегда забираете Ганесана гулять, когда дети садятся за стол?

— Никогда не забираю. Просто я вернулась позже, чем рассчитывала. Начался дождь, дорогу залило, пришлось искать окольный путь во дворец. Глупо было отправляться на прогулку, зная, какие на небе тучи. — На ее лицо тоже будто бы набежало облако.

Первин все же не верила в теорию махарани — ведь старшая княгиня так тревожилась о безопасности детей.

— Но какой смысл бабушке давать яд своим внукам? Она наверняка их очень любит.

— Любовь бывает разная. А кроме того, возникает вопрос: кого она любит сильнее? — Мирабаи вгляделась в Первин. — Мой сын — не тот тихий и послушный мальчик, каким она хотела бы его видеть. Если его не станет, на гадди взойдет мой деверь. Князь Сваруп — ее сын, она всегда его обожала. Он ее любимчик.

— Мне кажется, престолонаследие устроено иначе, — возразила Первин. — Если княжеский род угаснет, в дело, насколько я знаю, должно будет вмешаться Колхапурское агентство.

Мирабаи раскрыла рот, будто ей не хватало воздуха.

— Вы в этом уверены? А кто тот человек, кому дарованы такие права? Вице-король, сам король Георг?

Первин не хотела давать ответ, который мог быть истолкован как ее личное мнение. Предпочла уклониться.

— Не знаю. Однако, насколько мне известно, решение о престолонаследии принимают крайне взвешенно.

— Возможно, вы и правы, — стоически произнесла Мирабаи. — В конце концов, британцы же организуют династические браки.

Эти слова ошарашили Первин.

— Вы хотите сказать, что ваш брак организовали не ваши родители?

— Директор Колхапурского агентства написал мужу вдовствующей махарани и предложил меня в невесты будущему махарадже Сатапура. Согласие было достигнуто лишь через несколько лет, и, разумеется, я ни разу не видела жениха до свадьбы. Мне было шестнадцать лет. Я только что закончила десятый класс школы. — Она бросила взгляд на книжный шкаф в другом конце комнаты. — Вон там мои старые учебники.

Первин поняла, откуда взялся такой странный набор книг.

— А почему вы не держите их в своих покоях?

— Свекровь этого не одобряла. Говорила, ни к чему мне эти книги, я ведь теперь махарани. Единственное, что мне нужно знать, — обычаи зенаны. — Бросив на Первин лукавый взгляд, махарани добавила: — Но я до сих пор получаю газеты. При жизни мужа их доставляли с каждой почтовой каретой, и я не вижу причин от этого отказываться.

— Но мы ведь в княжеской Индии, не под управлением британцев. Почему правящие семейства позволяют англичанам устраивать браки их детей? — Едва вопрос сорвался с губ, Первин вдруг догадалась: неприязнь Путлабаи к невестке может объясняться тем, что ее сына вынудили вступить в этот брак. Возможно, махарани предпочла бы дочь одного из местных аристократов.

— Если княжество не соглашается на эти ненавязчивые предложения, может увеличиться размер дани, которую мы платим англичанам. А кроме того, я знаю, почему выбрали именно меня. Мой отец никогда не высказывался против правительства, отправил меня в тот пансион в Панчгани, который предложили ему англичане. Ни я, ни мать никогда не соблюдали пурду. Было время, когда меня считали образцом индийской женственности. — При последних словах ее тонкие губы искривились. — А теперь я сижу одна в этом дворце, потому что раджмата утверждает: если я нарушу пурду, народ этого не одобрит.

Мысли Первин неслись вскачь. Было совершенно ясно, что внутри своего дома эти женщины не соблюдают пурду в традиционном смысле слова; она существует лишь напоказ жителям княжества. Тихий бунт Мирабаи заставил Первин вспомнить Вандану, которая тоже страдала от одиночества. Возможно, две этие волевые женщины смогли бы подружиться. Первин как бы между делом заметила:

— Я познакомилась с одной очень милой дамой, которая живет километрах в двадцати отсюда. Зовут ее Вандана Мехта, раньше она была как-то связана со дворцом. Я расспросила Читру, но та ее имени не знает. А вы?

Мирабаи наморщила лоб, помолчала. Потом наконец произнесла:

— Я ее не знаю, но я ведь не бывала во дворце до брака. А Читра, видимо, не признала ее потому, что раньше у нее было другое имя.

Первин заинтересовалась:

— Почему вы так думаете?

— В индуизме женщины часто меняют имена по требованию родни мужа. Когда я сюда переселилась в 1905 году, меня перестали звать именем, которое мне дали родители.

— А какое они дали вам имя?

— Кея. — Имя она произнесла совсем тихо. — На санскрите означает «цветок муссонов». Когда я родилась, дул очень сильный муссон. Но скажите мне… по вашим словам, фамилия этой дамы по мужу Мехта. Она замужем за предпринимателем-парсом?

— Да! Его зовут мистер Язад Мехта. Я с ними обоими познакомилась в гостевом доме. — Первин пыталась понять, считалось ли здесь предпринимательство чем-то зазорным.

— Фигляр однажды говорил про этого человека. — Мирабаи провела рукой по лбу, как будто отгоняя головную боль. — Он хотел построить там, в горах, плотину для электростанции.

— И что вы об этом думаете? — Первин отметила про себя острую реакцию махарани.

— Печально будет, если пострадает природа. Вырубят леса, животные останутся без приюта. Это наверняка разгневает Араньяни.

Первин удивилась.

— Но разве вам не нравится, что во дворце есть электричество и водопровод?

Мирабаи поерзала в кресле, как будто ей вдруг сделалось неуютно.

— У нас собственная электростанция рядом со дворцом, электричество поступает оттуда. Раджмата считает, что во дворце должны быть современные удобства для гостей, а остальные вполне могут обойтись и без всего этого. Крестьяне все равно не смогут платить за лампочки — так зачем им электричество? Уверена, что именно это она вам и скажет.

Первин прекрасно сознавала, что во дворце с его роскошью — электрическим освещением и горячей водой — должна бы чувствовать себя куда уютнее, чем в гостевом доме, однако это было не так. Она подумала про истощенных крестьян, их безысходную жизнь, сгоревшие дома, так и не отстроенные заново. Мирабаи однозначно давала понять: с точки зрения правителей, так все и должно быть. Первин неохотно напомнила себе, что это ее не касается, она приехала определить будущее махараджи.

Заметив, что Мирабаи опять насторожилась, как при ее приезде, Первин попыталась ее успокоить:

— Я не выступаю за строительство электростанции. И ограничусь обсуждением вопросов, связанных с образованием махараджи.

— Вы должны сказать англичанам, чтобы они настояли на его обучении в Англии. В какой именно школе, мне все равно — главное, чтобы у него были эти восемь лет, чтобы окрепнуть душой и телом. — Мирабаи встала и бросила взгляд на закрытую дверь. Потом повернулась к Первин спиной и пробормотала: — Может, Бог распорядится иначе и он за это время умрет. Здоровье у него слабое: он слишком любит сладости. Через восемь лет моему сыну исполнится восемнадцать. Тогда Джива Рао сделается полноправным правителем — и уже никто не встанет на его пути.

— Понятно. — Первин знала по опыту: вредно рассчитывать на то, что люди поведут себя так, как тебе хочется. Нельзя было исключить, что Мирабаи сыграет в устройстве дворцовой жизни роль столь же деструктивную, как ее предшественница.

— Мне пора. — Мирабаи кивнула и пошла через комнату к балкону.

— А почему не через дверь? — удивилась Первин. — Это безопаснее, чем лазать по стене!

— Меня увидят стражники в коридоре, — сказала Мирабаи, напомнив Первин, сколько вокруг скрытых соглядатаев. — Кстати, моя спальня находится прямо под этой комнатой. На случай, если вам понадобится повидаться.

Первин ни при каких обстоятельствах не полезла бы по фасаду дворца ради того, чтобы побеседовать с махарани. Мирабаи подошла к перилам, а Первин осталась в волнении стоять на балконе; она включила фонарь, чтобы махарани видела, куда ступает.

— Нет! — сквозь зубы произнесла Мирабаи. — Кто угодно сможет увидеть снизу этот луч!

Похоже, за княгиней следили постоянно. Первин тут же погасила фонарик.

— Да хранит вас Бог.

Мирабаи свесила ноги и, крепко цепляясь за углубления в сыром мраморе, начала перебирать руками. В последний раз подняла лицо. Прошипела:

— За меня не беспокойтесь. Беспокойтесь за моего сына!

А потом исчезла, и через миг внизу что-то мягко стукнуло.

— Все в порядке? — прошептала Первин, свесившись вниз, — ответа она ждала с нетерпением. Стук отозвался в ее собственном теле.

— Да! — раздался снизу яростный шепот. — Только никому не рассказывайте, как я пришла, особенно детям. А то ведь захотят попробовать!