Лунный камень Сатапура

14. Слово махараджи

Первин посмотрела на наручные часики. Неужели еще только шесть утра?

Ничего подобного. Накануне вечером она забыла их завести. Комнату заливало утреннее солнце, и большие часы в углу показывали четверть десятого.

Просыпалась она медленно, изнуренная долгим днем пути и прерывистым сном после полуночного визита махарани. Никто ей не говорил, что завтрак подают в определенное время, но у Первин возникло ужасное чувство, что она его пропустила. А заодно, видимо, пропустила и возможность посмотреть, как мистер Басу учит детей, — то самое, ради чего приехала.

Шторы были раздернуты, по полу стлалась широкая полоса солнечного света. В большие плиты бежевого мрамора были вкраплены ромбики из черного оникса. Пол был современный и сильно отличался от мраморных плиток с замысловатой мозаикой из полудрагоценных камней в парадной столовой вдовствующей махарани. Несмотря на сумрак и запах плесени, старый дворец, похожий на ювелирное украшение, бередил воображение Первин: в детстве она много грезила о власти и величии правящих семейств Индии. Знакомство с Путлабаи и Мирабаи показало ей, какие ограничения накладывались на женщин из семей правителей независимых княжеств в отсутствие махараджи — когда некому было звать гостей на празднества и вывозить женщин за пределы дворца.

На прикроватном столике дожидались розовая чашка с тепловатым чаем и три печенья. Горничная наполнила ванну, но и там вода успела остыть. По ее температуре Первин догадалась, что Читра побывала здесь час с лишним назад.

Первин быстро искупалась, надела светло-зеленое сари, расшитое вьющимися лозами и розовыми камелиями, — едва ли не самое элегантное из всех, которые упаковала Гюльназ. От сари пахло сыростью — похоже, вода все же просочилась в саквояж по ходу долгого путешествия под дождем. Но нынче светило солнце, и, хотя нужно было спешить вниз, Первин все же вышла на балкон, чтобы быстренько осмотреться.

Балкон гостевой комнаты был угловым, с него открывался великолепный вид на восток и север. Пологие холмы будто бы заключали долину в объятия, а на востоке, где сияло утреннее солнце, виднелась небольшая деревня из крытых черепицей домиков. Первин подумала: наверное, именно оттуда родом дворцовые слуги. На севере стоял непроходимый лес, стена больших и малых зеленых деревьев. Там, видимо, и погиб князь Пратап Рао. Утраты княжеской семьи стали частью пейзажа, как и тысячи деревьев.

Первин подошла к письменному столу, взяла кожаную папку, в которой лежали рабочий блокнот и два остро заточенных карандаша. Пересекла комнату, закрыла за собой дверь, пожалела, что не может запереть ее на ключ. Солнечный свет струился в коридор сквозь ряд высоких стрельчатых окон, мраморный пол так и блестел. Худощавый мужчина лет двадцати, в красном форменном сюртуке поверх лунги, сидел, привалившись спиною к стене, в дальнем конце коридора; когда Первин подошла, он лениво поднялся. Она думала, что в эту часть дома входить могут только женщины, но, видимо, ошибалась.

— Где Читра? — спросила она: ее удивило, что горничная, накануне проявлявшая такое рвение, сегодня не задержалась, чтобы ей помочь.

— Ее позвала раджмата. Что-то не так? — На лице стража читалась подозрительность.

Выходит, в штате недостаточно горничных, чтобы приставить одну из них к гостье.

— Все в порядке. Где завтракают дети?

— В детской. Но они уже поели.

Первин закусила губу — обидно, что она припозднилась.

— А сейчас у них уроки?

— Возможно. — Стражник бросил на нее неуверенный взгляд. — Оно каждый день по-другому.

— А где махарани?

— Раджмата каждое утро ходит в храм молиться, сейчас как раз возвращается в зенану. Чоти-рани уехала кататься верхом.

Первин кивнула, подумав, что Мирабаи понимает образ жизни пурданашин иначе, чем другие.

— Читра сказала, чтобы вы шли во внутренний сад. Она вам там завтрак приготовила.

— В какой сад? — Первин дворец казался лабиринтом зеленых участков и закоулков.

— Как вниз спуститесь, увидите большую арку. За ней сад и есть.

Первин поблагодарила его и стала спускаться с лестницы. Поскользнулась на полированном мраморе в расшитых жемчугом туфельках, позаимствованных у Гюльназ, схватилась за перила. Лодыжки болели после вчерашней прогулки по грязи, спину то и дело пронизывала боль. Первин не чувствовала в себе столь необходимых ей сил.

Прежде чем ей удалось найти нужную арку, которая вела к столовой и прилегающему к ней саду, пришлось осмотреть несколько других. Один из слуг провел ее в современную столовую — стены ее украшал ряд живописных портретов мужчин в усеянных самоцветами пагри, все в полупрофиль. Даже не будь их кафтаны унизаны нитями жемчугов и бриллиантов, Первин сразу бы догадалась, что перед ней три последних махараджи — об этом говорил властный взгляд золотисто-карих глаз.

Комната была обставлена нарядной, с плавными обводами мебелью из красного дерева, с высокого потолка тут и там свисали люстры из бельгийского стекла. Длинный стол был уставлен серебряными блюдами с подогревом. Завтрак, поданный для нее лично, ошеломил Первин. Тут и малой доли не съешь.

Высокая двустворчатая дверь в дальнем конце столовой выходила в очаровательный регулярный садик-партер. Прямоугольные клумбы были засажены цветущими алыми розами, оранжевыми бархатцами и белыми датурами. Павлины расхаживали по гравиевым дорожкам и сновали между клумбами. Поверхность круглого пруда полностью покрывали лотосы. Вид был утонченный и романтический.

— Пусть дожди и сильные, зато цветы хорошо растут, — обратилась Первин к садовнику, сидевшему на корточках у розового куста.

Тот, явно напуганный, нагнул голову.

Первин добралась до круглого чугунного столика. Он был накрыт на одну персону: серебряный прибор, фарфоровая тарелка, медная вазочка с белыми розами. Первин порадовалась, что о ней кто-то вспомнил. Изящный столик на одного выглядел куда привлекательнее большого, из красного дерева, за который запросто могли усесться сорок человек.

— Прошу, садитесь. — К ней приблизился слуга в новенькой синей ливрее, с приятным круглым лицом; в руке у него был чайник на серебряном подносе. — Чоти-рани всем советует есть на воздухе, если светит солнце!

Первин подумала, что старшая махарани наверняка этого не одобряет, ведь от солнца темнеет цвет лица. Да и вообще, что эта дама думает о том, что невестка ее так посмуглела от ежедневных прогулок верхом?

Первин взяла со столика лиможскую тарелку и пошла к буфету в столовую — наполнить ее едой.

— Нет! Мне положено вас обслуживать! — мягко остановил ее слуга. — Чего мемсагиб желает?

Первин неловко передала ему тарелку. Мирабаи тревожилась из-за яда. Первин пока не понимала, стоит ли принимать это всерьез. Подумала, не попросить ли привести Ганесана, потом сообразила, что пес наверняка с хозяйкой на прогулке. Выбора не оставалось — она вслед за слугой пошла в столовую, где он принялся с гордостью перечислять названия блюд. Указал на овощные котлетки, зажаренные до хрустящей золотистой корочки, густой дал со сладким изюмом, аппетитный карри из помидоров и цветной капусты и на похе — то самое блюдо из дробленого риса, которое подавала Вандана. Видимо, местный деликатес. Тут же были пышные пури, хрустящие параты, маслянистая яичная каша, яйца вкрутую, а также высокий графин со свежевыжатым соком лайма.

В обычном случае Первин порадовалась бы такому изобилию, да и час был не ранний — желудок требовал пищи. Но, вспомнив предупреждение Мирабаи, она неохотно произнесла:

— Мне, пожалуйста, два яйца вкрутую и один пури.

— Всего-то? — спросил слуга с вызовом.

Первин ощутила, что на нее давят, но решила не подавать виду.

— А! Еще банан. Я сама его очищу.

— Вы прямо как англичанин, который сюда раньше приезжал, — произнес слуга отрывисто.

— Последний агент, мистер Маклафлин? — Судя по всему, тот был завсегдатаем во дворце.

Слуга кивнул.

— У него желудок легко расстраивался, поэтому он ел только английскую пищу. Но вы-то индуска. Должны попробовать нашу еду. Повар специально старался, зная, что у нас гостья издалека. Вот похе, особый дворцовый деликатес, дал с изюмом, карри из цветной капусты…

— Я попробую похе, — сказала Первин, чтобы не обидеть ни в чем не повинного человека.

Тот удовлетворенно улыбнулся.

Она поставила тарелку на садовый столик рядом с чайником и начала есть. Но когда слуга вернулся в дом, быстрым движением выбросила похе под куст туберозы. Пробовать было страшно.

Пока она чистила банан, к ней подскочила обезьяна. Первин кинула ей шкурку, подумав, как обезьянка похожа на Бандара, ручного спутника шута, который постоянно ездил у него на плече. Обе зверушки были серого цвета с бежевыми мордочками. Первин призадумалась: вот, одной выпали всевозможные лакомства и наряды, а другая вынуждена попрошайничать. Интересно, которой повезло больше?

Тут тишину рассек громкий вопль, пришлось прервать размышления. Вопль был явно радостный, следом раздался заливистый смех. Первин поняла, что это Падмабаи играет на одном из верхних этажей. Скорее всего, и брат с ней рядом.

Первин посмотрела вверх, на садовую стену, и увидела в небе красный лоскут. Воздушный змей. Видимо, дети бегают по крыше нового дворца. Ей тут же представилось, что они могут оттуда свалиться, тревога разом перебила аппетит.

Когда слуга принес еще чая, Первин указала ему на змей:

— Князь с княжной играют на крыше?

Его, похоже, удивил этот вопрос.

— Конечно. Они там не одни.

Откуда слуге, подающему блюда в столовой, знать, что творится у него над головой?

— Но мать их уехала на прогулку, а вдовствующая махарани в зенане — кто же там с ними?

— Ну, наверное, их айи. — Он передернул плечами — подумаешь, какая разница.

Но Первин не слышала взрослых голосов, нервы у нее расходились. Она оттолкнула наполовину опустошенную тарелку и встала.

— Попросите кого-нибудь проводить меня к ним.

Зрелище на крыше окончательно ее всполошило. Князь Джива Рао бегал по плоскому участку у самого края и держал в поднятой руке бечевку от змея. От неба его отделял лишь парапет высотой меньше метра. Падмабаи бежала сзади, поспешая, насколько позволяли коротенькие ножки.

— Прекратите, пожалуйста! Вы оба! — крикнула Первин, как только слуга, который отвел ее на крышу по узкой крутой лестнице, удалился.

Джива Рао от неожиданности встал как вкопанный. Падмабаи, не успев затормозить, влетела в него со спины. Первин вскрикнула — дети повалились на крышу прямо возле низкого парапета. Оба закричали от страха. Первин бросилась к ним, в ужасе от того, что своей внезапной командой спровоцировала столкновение, — и тут вдруг раздался другой голос.

— Какая же глупость на них кричать! — рявкнул шут Адитья. — Они просто играют!

— Пускать змеев на крыше небезопасно. Дети бегают у самого края. И это… — Она запнулась, понимая, что аргументы ее не слишком уместны. Действительно не следовало кричать и пугать детей.

— Там на краю бортик, и мы всегда здесь играем, — сказал Джива Рао, протягивая руки, чтобы Адитья помог ему подняться. Встав, князь сдвинул брови и рявкнул, обращаясь к Первин: — А вам тут делать нечего. Я вас изгоняю!

Первин опешила, но желание приструнить мальчика тут же сменилось пониманием, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Махараджа, простите, что я вас напугала. Я всего лишь пришла посмотреть, чем вы обычно занимаетесь на протяжении дня.

— Сиятельный махараджа по ходу дня занимается тем, чем ему заблагорассудится, — произнес шут, подмигивая Первин.

Она поняла, что раздражение его уже прошло.

— Махараджа, а уроки у вас тоже когда вам заблагорассудится?

Князь Джива Рао поджал губы, будто в рот ему попала какая-то гадость.

— Когда дождь, я иногда хожу на уроки.

— Смотрите! — Падмабаи стояла на коленях, держась за парапет, и смотрела вниз. — Кто-то приехал! Еще один гость, и не в паланкине. А на машине!

Первин осторожно шагнула к краю и посмотрела вниз, пытаясь отогнать страх падения. Очень-очень далеко по дороге двигалась ярко-зеленая машина. И почему она не заметила этой дороги вчера?

— Дядя! — радостно воскликнул Джива Рао. — Это его «мерседес-кардан».

— Да, — подтвердил Адитья, встав у самого края и щуря глаза. — У князя и княжны острый глаз. К нам едут князь Сваруп и его свита.

Джива Рао сунул бечевку от змея Адитье в руку.

— Пошли.

— Вы его увидели, но он пока далеко. У ворот ваш дядя будет минут через двадцать. — Намотав бечевку на широкую руку, шут бросил на Первин озорной взгляд. — Видимо, услышал о приезде нашей замечательной юристки и тоже решил пожаловать!

Первин это предположение совсем не понравилось.

— А кто ему про это сообщил? Разве во дворце есть телефон?

— Нет. А почему вы спрашиваете? Уже захотелось позвонить англичанам? — Шут негромко фыркнул.

Ее вопрос он превратил в шутливое обвинение.

— Даже если бы я и захотела позвонить сатапурскому агенту, у него нет телефона! — отрезала Первин и только потом поняла, что высказалась слишком резко. — Мне просто хотелось понять, откуда князь узнал о моем приезде.

— Общаемся мы только письмами, — ответил фигляр.

— А еще ты возишь записки на лошади! Вечно ездишь туда-сюда! — Падмабаи глянула на него с вызовом, и он, чуть помедлив, улыбнулся.

Первин не сомневалась, что после прибытия любимого дяди княжеские дети проявят еще меньше рвения к учебе.

— Поскольку князь вот-вот прибудет, не могли бы вы показать мне книги, по которым занимаетесь? Раз — и закончим одно важное дело, правда?

Джива Рао нахмурился, а Падмабаи, наоборот, засияла.

— Да-да! Они у нас в партах. Свои я вам покажу.

Мистер Басу давал уроки в великолепном зале на первом этаже. Пол, выстланный черным и белым мрамором, пятиметровые окна с видом на сад — Первин в жизни не видела такой классной комнаты, при том что в ней стояли классная доска и настоящие тиковые парты со скамейками. На подставке высился глобус, со стены, украшенной прихотливой лепниной, свисали карты Индии и мира в рамках. Но сильнее всего ее поразил портрет Мохандаса Гандиджи в раме. Глаза духовного лидера за стеклами простых очков глянули на нее приветливо, и все же человек этот здесь выглядел неуместно — считалось, что Сатапур полностью поддерживает британское правление.

Дети вошли первыми и тут же начали хихикать, сперва в кулачки, а потом и в открытую. Джива Рао и Падмабаи смотрели Первин в лицо, выжидая, как она отреагирует на пожилого джентльмена, который развалился в большом плетеном кресле, закинув ноги на длинные подлокотники. Первин тоже улыбнулась. Она не раз видела, как адвокаты спали в той же позе в клубе «Рипон», но во дворце это выглядело совсем неуместно.

Джива Рао заливисто расхохотался — с мощью, неожиданной для маленького ребенка. Спящий вздрогнул, открыл глаза. Несколько раз мигнул, складки, сбегавшие от губ вниз, сделались глубже: пробудившись окончательно, он стал нашаривать очки.

— Что такое? — осведомился он. — Вы мне помешали.

Заговорила Первин — похоже, старик ее просто не заметил:

— Доброе утро, сэр. Вы мистер Басу?

— Он самый! — ответил старик, и мутные глаза наконец-то сосредоточились на ее лице. Он распрямился, поправил плед на коленях и строго обратился к детям: — Кто эта женщина?

— Первин-мемсагиб, — ответила Падмабаи, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. — Она нам книжки привезла!

— Меня зовут Первин Мистри. — Первин подумала было добавить «эсквайр» и дать наставнику понять, что она юрист, но потом решила не выпячивать своего положения. — Я представитель Колхапурского агентства, приехала с визитом к княжеской семье.

— И в чем цель вашего визита? — Вид у наставника был довольно рассеянный, как будто он так до конца и не проснулся.

Первин поняла: ее появление может стать серьезным ударом для почти восьмидесятилетнего старика, привыкшего к легкой жизни. Она мягко пояснила:

— Нужно принять решение касательно дальнейшего образования махараджи. И я буду вам крайне признательна за мудрый совет.

— Вы гувернантка? Не нужна мне ничья помощь. — Он оттолкнул руку, которую она ему протянула, и медленно опустил ноги на пол.

Первин смотрела, как он собирается с силами, прежде чем встать, и почти физически чувствовала его раздражение.

— Простите, что неточно выразилась. Я не буду здесь работать. Я юрист, практикую в Бомбее. Я лишь помогаю сатапурскому политическому агенту принять решение относительно дальнейшего образования махараджи. Хотела с вами переговорить, осведомиться об успехах махараджи.

— К нам едет дядя. Давайте быстренько покажем ей уроки — и туда. — Голос Дживы Рао звучал так, будто он уже был правящим махараджей.

— А можно почитать книги, которые привезла Первин-мемсагиб? — спросила Падмабаи. По дороге с крыши она успела прихватить их из детской и теперь протягивала наставнику.

— Ага, — сказал он. — «Ветер в ивах» Кеннета… — Голос его стих. — И «Галерея из маргариток» Кейт Грин. Нужно спросить у раджматы, разрешит ли она вам читать эти иностранные книги.

Первин с ужасом обнаружила, что наставник не без труда прочитал названия книг и имена авторов. Возможно, причиной тому — белесая пленка катаракты, которую она заметила у него на глазах.

— Но раджмата не умеет читать по-английски! — запротестовал Джива Рао.

— А мама не против, я и так это знаю, — заявила Падмабаи, хватая книги и прижимая к себе. — Ну пожалуйста, учитель!

Мистер Басу снова моргнул.

— Ну ладно, — сказал он ворчливо. — Вот и полистайте эти книги, а я пока покажу даме наши учебники.

— Я не хочу, чтобы вы ей их показывали. И скажите, что я не желаю уезжать в школу. — Махараджа резко пнул ножку кресла Басу.

У того дрогнули плечи, а мальчик рассмеялся.

— А почему вы, махараджа, не хотите учиться в школе? — Первин заметила, как невоспитанно он себя ведет, но твердо решила не подавать виду.

Махараджа закивал.

— Я там никогда не бывал и не собираюсь.

Тут Первин пожалела, что спросила его мнения. Она создала ситуацию, которая чревата противостоянием. Куда полезнее просто наблюдать и самостоятельно приходить к очевидным выводам.

Мистер Басу повел Первин прочь, сгорбившись совсем сильно. Что это — облегчение или печаль? Он проводил ее в темную гостиную, тесно заставленную обитой штофом викторианской мебелью.

— Мои личные покои. Всю мебель мне подарил покойный махараджа.

Первин, расслышав гордость в его голосе, не стала ничего отвечать. Она смотрела на огромную люстру с каскадом хрустальных подвесок — выглядела люстра даже не богато, а крикливо.

— Бельгийское стекло! — произнес Басу, как будто гостья и так этого не знала.

— Великолепно, — похвалила Первин, думая о том, что, судя по люстре и портрету короля Георга и королевы Марии в золотой раме, старик не чурается ничего европейского. При этом, похоже, мистер Басу недоволен, что махарани Мирабаи раньше училась у учителей-англичан, и не хочет, чтобы дети читали иностранные книги без позволения вдовствующей княгини. Странное противоречие, да и портрет Гандиджи в классной только запутывал ситуацию.

Мистер Басу вручил Первин парочку тонких тетрадок. Она смотрела, как он медленно опускается в мягкое кресло. Ей он указал на бархатную банкетку, там она и пристроилась.

— Хотите чаю? — спросил мистер Басу. — Могу попросить.

Первин покачала головой, ощущая, что он пытается отвлечь ее от основного дела.

— Нет, спасибо. Не хочу занимать ваше время. Мне всего лишь нужно получить представление об успехах махараджи в учебе.

— В руках у вас его работы за последний год. Полагаю, вы это сочтете достаточным. Тот же курс обучения прошли его отец и дядя.

— Всего две тетрадки? — Первин перелистала страницы, многие оказались чистыми. — А как часто вы занимаетесь?

— Когда он пожелает. Примерно по часу, раз в несколько дней. Я жду его всегда — как вы сами видели, — но он не очень ко мне стремится. Княжна гораздо прилежнее. Она хочет научиться читать, складывать цифры, все такое. Ей достался острый ум покойного отца, хотя ее брату он нужнее.

Первин задело пренебрежение, с которым старик говорил об успехах княжны, но она сдержалась и стала перелистывать первую тетрадь. По большей части Джива Рао писал тексты на полстраницы, и они были куда проще, чем то, что она, по воспоминаниям, писала в его возрасте. Отчетливее всего были обозначены названия, явно скопированные с доски: «В чем состоит долг правителя?», «Что такое история Англии?» Джива Рао писал аккуратным почерком на маратхи, но только простыми предложениями, без всякого признака собственной мысли.

— Вы читаете лекцию, а потом просите его записать основные тезисы? — спросила Первин.

— Совершенно верно, — ответил старик не без самодовольства.

— То есть… ваши обязанности сводятся к одному часу в день?

— Ничего подобного! Я все время тружусь. По шесть часов в день ожидаю детей, пусть даже они и не приходят. — Он выставил вперед костлявые руки, показал ей шесть пальцев — и ей вдруг подумалось, как скучно с ним учить математику. — Княжна иногда задерживается в классе, ей кажется, что цифры — это такая игра, она всегда хочет узнать побольше. Вот почему у нее такие успехи. Я часто отсылаю ее прочь и велю возвращаться с братом. Нельзя, чтобы она его превзошла.

Итак, Падмабаи успевает в учебе, узнаёт все больше, хотя младше брата на три года. Это действительно выглядит неподобающим.

— А что говорят махарани про успехи детей?

— Они знают, что я все делаю правильно. — Старик медленно подался вперед, будто у него заболела спина. — Я сохраняю традиции, чего и хочет раджмата. Младшая махарани иногда жалуется, но сама-то она где? Вечно то ездит верхом, то читает газеты.

Первин без всякого выражения произнесла:

— Чоти-рани упомянула, что училась в монастырской школе.

Старик кивнул.

— Да, в каком-то девичьем пансионе в Панчгани. Она считает, что пансион с учителями-англичанами — единственный способ получить престижное образование.

— Возможно, в школьной обстановке князь Джива Рао будет более добросовестно относиться к учебе. — Первин посмотрела на наставника, пытаясь придумать, как бы заставить его порассуждать и при этом не обидеть. — А покойного махараджу Махендру Рао и князя Сварупа учить было так же сложно, как и махараджу?

— Ничего подобного! Потому что они всегда вовремя приходили на занятия. В противном случае отец их наказывал! — Басу легонько стукнул ладонью по подлокотнику, подчеркивая свои слова, потом поморщился. — Он был жестким правителем. Потому Сатапур и процветал. Никому не давал лениться: ни крестьянам, ни собственным детям.

— То есть вы считаете, что по темпераменту и способностям между представителями двух поколений есть разница?

Старик посмотрел на нее со знающим видом.

— Когда два брата учатся вместе, один всегда ведущий, а другой ведомый. Покойный махараджа Махендра Рао был старшим и стал ведущим, ибо был первым наследником. Князь Сваруп знал, что его обязанности скромнее. Ему выделят небольшой дворец неподалеку и прилегающие к нему земли; он получит состояние, но, в отличие от брата, не власть. Поэтому он старался меньше и до сих пор склонен к эгоизму.

Сказано было дипломатично, но согласовывалось с тем, что Первин уже слышала про князя Сварупа.

— Давайте вернемся к недавним временам: каково вам было учить Дживу Рао и его старшего брата — пока тот был жив?

— Вы имеете в виду князя Пратапа Рао, который умер год назад. — Старик понизил голос, как будто боялся, что его подслушивают. — Негоже плохо говорить о мертвых, но скажу правду: он не любил делать уроки. Князь Джива Рао хотя бы слушался, а еще он любил брата и пытался помочь ему с учебой.

Это Первин удивило — Джива Рао не производил впечатления добросовестного ученика.

— Чем младший брат может помочь старшему в получении знаний?

Старик вздохнул, будто вопросы ее были для него мучением.

— Представьте себе, что я спрашиваю у них обоих: «Назовите имя князя, который правил Сатапуром с 1680 по 1720 год». Если Пратап Рао отвечал неправильно, Джива Рао делал то же самое, хотя, возможно, и знал правильный ответ. Не хотел, чтобы брату было неловко.

Первин подумала: вряд ли тут речь идет о поддержке, скорее об опаске, что тебя сочтут слишком умным. Она точно так же поступала в Государственной юридической школе, когда была неопытной восемнадцатилеткой, да еще и единственной женщиной на курсе, над которой издевались все студенты-мужчины.

— А сколько мальчикам было лет, когда вы такое за ними заметили?

— Не припомню. Оно так было всегда. — Сгорбившись в кресле, наставник смотрел на нее подслеповатыми глазами.

Первин хотела бы сказать, что ему пора на покой, но подумала, что Басу, видимо, боится жизни за стенами дворца. Он здесь так давно — это похоже на своего рода пурду. Первин решила вернуться к вопросу о детях и заметила:

— Ну а теперь получается, что княжна Падмабаи очень хочет учиться, а вот князь Джива Рао — нет.

— Дело не в том, что у него плохие мозги! — Басу погрозил ей узловатым пальцем. — После кончины последнего махараджи князь Джива Рао все забросил. Перестал заучивать историю предыдущих махараджей. Перестал исправлять свои работы. Можно подумать, брат оставил ему в наследство худшую свою черту — лень. Или он думает, что, став махараджей, получил право предаваться порокам своих предшественников.

Диагноз мистера Басу никак не учитывал того, что и сам он как учитель совсем сдал. А еще Первин подумала: возможно, князь Джива Рао утратил интерес к учебе, потому что горюет по утраченному брату. Терзается одиночеством. Она спросила:

— А во дворце бывают гости?

Мистер Басу устало покачал головой.

— Вам-то какое дело? Мне казалось, мы говорим про образование.

— Мне важно знать, есть ли у детей друзья. Отсутствие у брата и сестры внешних связей, безусловно, можно назвать недостатком.

Басу фыркнул.

— Впервые слышу, что в Сатапурском дворце есть какие-то недостатки! И потом, они иногда видятся с дядей.

— Да, и, как мы все знаем, он прибудет с минуты на минуту. С чем, как вы думаете, связан этот визит?

— Он исполняет должность премьер-министра, но вас это решительно не касается. По вашим словам, англичане послали вас выяснить, чему я учу махараджу. Ничему, что вызвало бы их неодобрение. Не я повесил в классной портрет этого бунтаря.

Он явно имел в виду Гандиджи.

— А кто?

Босу склонил голову.

— Чоти-рани. Не смейте никому про это говорить.

Первин все сильнее проникалась уважением к махарани Мирабаи.

— С меня никто не спросит отчета о том, чем украшен дворец. А про князя Сварупа я спросила, потому что пытаюсь понять, есть ли у детей регулярные посетители. Правительство беспокоится за их благополучие.

— Это верно, — раздался голос от двери. — Вы хотите, чтобы мы вырастили князя, который во всем будет покорен Георгу и его империи.