Мизантроп

И Лида попалась

Время до обеда тянулось раздражающе медленно. Я не мог понять смысла дурацкого спектакля, в котором мне пришлось играть роль адвоката.

— Я не привык чувствовать себя дураком. Но сегодня я выглядел именно так.

— Не верю, — ответила Лида. — Наверняка, ты был как всегда логичен и честен. А неприятный осадок остался потому, что ты не понимаешь, как тебя использовали. Вы играли в разные игры.

— Именно.

— Говорят, что твои знакомые подрались. Но, если разобраться, это бессмыслица. Во-первых, у них не было очевидного повода. Во-вторых, если бы им и в самом деле захотелось подраться, то они нашли бы более подходящее для этого место.

— Ты права.

— И получается, что ты не был участником спектакля. Только зрителем. Спектакль разыграли для тебя.

— Но зачем?

— Чтобы ты проникся.

— Чем?

— Об этом я должна тебя спросить. Чем ты проникся?

— Разозлили они меня. Нервы ни к черту.

— Вот. Будем считать, что этого враги и добивались.

— Ты так говоришь, словно эта драка укладывается в сюжет твоей книги.

— Самым прекрасным образом. Словно я придумала.

— Расскажи.

— Потом. Меня вызвали в издательство. Нужно какой-то важный документ подписать.

— Что случилось? — спросил я.

— Понятия не имею. Текст я должна сдать через месяц. Если они попытаются перезаключить наш договор, я буду против. Скорее всего, какая-нибудь их серия стала хорошо раскупаться, и мне предложат выгодную халтуру, надо будет написать по готовому синопсису книжку за месяц. Пожалуй, соглашусь. Деньги лишними не бывают.

Хотел бы я у Лиды научиться всегда смотреть в будущее с оптимизмом. Мне этот вызов не понравился. Почему-то показалось, что это проделки Карачуна. Не сомневаюсь, что Лиду он в покое не оставит. Но я сдержался и не стал делиться плохими предчувствиями. Наоборот, попытался улыбнуться, чтобы успокоить ее.

— К ужину вернешься?

— Не знаю. Не исключено, что придется поголодать.

— Съешь хотя бы мороженое.

Лида послушалась, вытащила из морозилки стаканчик черносмородинного и отправилась в издательство.

Мне стало страшно. Ужасно привыкать к мысли, что ничего нельзя изменить. Лиду заставят делать что-то для Карачуна и его Хозяина, как заставляют меня. Я не смог ее уберечь. Неприятно было сознавать себя беспомощным,

Когда я нервничаю, то начинаю беспрестанно есть. Так мне легче переносить волнение. Начал с яичницы с луком и помидорами. Показалось мало, добавил бутерброд с сыром и колбасой. Выпил чашку кофе с конфетами. Открыл пакет с овсяным печеньем и довольно быстро справился с ним. Пришла очередь мороженого. В общем, время ожидания пролетело незаметно. Я дал себе десять минут перерыва, пытаясь придумать, что бы еще сожрать. И тут, на мое счастье, домой вернулась Лида. До ужина оставалось еще два часа, можно было рассчитывать, что аппетит за это время вернется ко мне.

— Я бы хотела поговорить с тобой, — сказала Лида. — Скажи, когда будешь свободен.

За десять лет совместной жизни я никогда не слышал от нее такой странной просьбы. До сих пор, если Лида хотела мне что-нибудь сказать или о чем-то спросить, она делала это. Разрешение ей не требовалось. Объяснение могло быть одно — случилось что-то неприятное. Не могу сказать, что удивился. Неужели предчувствие не обмануло?

— Слушаю тебя. Что случилось?

Редко приходилось видеть Лиду растерянной или, тем более, испуганной. Она любила повторять, что в любом положении существует возможность принять правильное решение. Даже в самом безысходном и проигранном. Если нет сил бороться, нужно признать поражение и начать новую игру. Не отыгрываться, конечно, а выбрать самую выигрышную стратегию в новой сложившейся жизненной ситуации, даже в самой поганой и неприятной. Всегда есть верное решение, а есть ошибочное. Думающий человек должен уметь делать выбор. Освобождает от этого только смерть. Собственно, она так всегда и поступала. И писала об этом в своих книгах. И вдруг все изменилось. Наступил день, когда Лида не смогла самостоятельно решить, что делать. Ясно, что случилось что-то серьезное.

— Издателям сегодня удалось меня удивить. Не знаю, как и рассказать.

— Главный редактор?

— Его заместитель.

— Ты его никогда не боялась.

Лида посмотрела на меня с удивлением, а потом от души рассмеялась.

— С какой стати я буду его бояться? Но он сделал мне странное предложение. Никогда прежде я не слышала ничего более идиотского. Тем более от своих издателей. Их иногда заносит, но они люди приземленные, без фантазий. И вдруг… Не смейся, но я растерялась.

— Предложил заняться сексом в служебном кабинете?

— Вот еще! Если бы попробовал, получил в глаз. Но он бы не решился на такой безрассудный поступок. У меня безупречная репутация. Они там меня побаиваются.

— Ну? Что же он попросил?

— Не будешь смеяться?

— Нет.

— С головой у меня все в порядке. Предупреждаю на всякий случай.

— Я знаю. Говори, наконец.

— Попросил приготовить пояснительную записку для дьявола, — сказала она торжественно.

— О чем?

— Вот! Ты ухватил самое важное. Всегда любила твою способность видеть главный смысл происшествия. Этот хмырь попросил меня перечислить возможные просьбы, которые люди могут потребовать в обмен на душу.

— Зачем?

— Чтобы дьявол лучше подготовился к переговорам.

— Чушь несусветная.

— Я тоже так подумала, но он был настойчив.

— Скорее всего, какой-нибудь умник задумал написать серию книг о дьявольских штучках. Тема популярная.

— Нет. Мне показалось, что он чего-то боится.

— Поверил в то, что дьявол его строго накажет, если он не договорится с тобой?

— Да, точно. Редко приходится говорить с человеком, который за время разговора несколько раз меняет цвет лица: то он белый, то красный, то желтый… И пот в три ручья. Мне стало его жалко, и я согласилась.

— Что он пообещал тебе за работу?

— Он очень обрадовался, даже всплакнул немного на радости. Сказал, что теперь моей жизни больше ничто не угрожает. Пообещал заплатить деньги, немного, правда, две тысячи рублей.

— Не похоже на дьявола. Тот обычно не жадный.

— Ты смеешься надо мной?

— Ничего смешного в твоем рассказе нет. Будет очень хорошо, если эта история закончится написанием серии оккультных книг. Однако, кажется, дело серьезнее, где-то рядом с нами появились сволочи, решившие поиграть в дьявола. Им хочется скупить людей по дешевке, но их умственный уровень настолько низок, что самостоятельно изобразить дьявола они не могут, вот им и потребовалась информационная поддержка.

— Это лучше, чем дьявольские козни?

— Нет. Люди умеют быть жестокими.

— Ты думаешь, что это люди Карачуна?

— Скорее всего. Есть маленькая вероятность, что это его конкуренты. Но сомневаюсь. Уж слишком грандиозна идея. Для такой операции нужна тщательная подготовка. Они сначала обязательно поубивали бы конкурентов. Так у них работает мозг. Остался бы самый сильный.

— Значит, ты считаешь, что это люди?

— Конечно, люди.

— Но как же быть с продажей души?

— Ты когда-нибудь продавала душу?

— Нет.

— Правильно. А почему? Ты не способна предать. Но продать душу — это предать веру. Если ты не веришь, твоя душа не нужна дьяволу. Имеет ценность только прямое предательство. Принято считать, что предательство — это воинское преступление или нанесение вреда стране. Но у предательства огромный потенциал. Муж предает жену, дети предают родителей, родители детей. Предают свою работу, друзей и самого себя. И во всем этом кошмаре есть общее — всегда обнаруживается кто-то, получающий от этого выгоду. Без этого предательство не имеет смысла.

— Кто же эти благополучатели? — спросила Лида.

— Какие-то люди. Люди, понимаешь? Не мистические персонажи.

— Что же мне делать?

— Включи в свой список стандартный набор: деньги, секс, власть, продвижение по службе, жратву от пуза, доступные воображению извращения и пороки. Думаю, что этого будет достаточно. А если нет — это еще лучше. Заказчики будут вынуждены уточнить свои требования, что нас устраивает, чем ее больше мы будем знать, тем лучше. Наше оружие по-прежнему — информация. Слова часто эффективнее кинжала.

— Пожалуй, так и поступлю.

— Правильнее было бы отказаться.

— Почему-то мне кажется, что за дурацкой историей с дьяволом стоит твой Карачун или, что более вероятно, его Хозяин. Для моей книги такой поворот сюжета просто находка. Мы впервые обнаружили какое-то обоснование поступков твоих врагов. Не знаю, как дело обстоит на самом деле, но в моем тексте попытка стать подобным дьяволу смотрится очень органично.

— Хорошо бы ты ошиблась, — сказал я грустно. — Нам только дьявольских штучек не хватает.