МоделBiblos. Модельный бизнес по-русски

Охотник

«У дверей заведенья народу скопленье, топтанье и пар», – пел Макаревич двадцать пять лет назад. Сегодня топтанье стало непереносимым. Хочется отлить, но выползти из плотной толпы, осаждающей двери «Раута», невозможно. Во-первых, не выпустят теснящиеся слева и справа страждущие, во-вторых, попадешь обратно в очередь. «Раут» – один из самых модных, читай – бестолковых, клубов столицы. Ни пожрать, ни выпить, ни потанцевать, ни пообщаться, ни познакомиться толком. Зачем же сюда ломятся люди? Причем зачастую вполне успешные, умные, богатые, которые могут себе позволить не проводить время так бездарно. Причины те же, которые заставляют многих людей жениться или выходить замуж. Вы знаете, какая причина, согласно исследованиям американских социологов, стоит в этом вопросе первой в списке? Посмеемся вместе: потому что так «делают все»! Некоторые пытаются найти противоядие от бесполезных ночных клубных бдений в посещении более интеллектуальных событий вроде открытия выставки, презентации фильма, концерта в консерватории. Там тоже полным-полно «тусовщиков», которые в поисках фуршета или светской засветки выбрались туда при полном параде. Но есть огромная группа людей, которые ходят в клуб и на светские мероприятия, как на работу.

Двери «Раута» отворились и выплюнули несколько человек, уже получивших порцию сомнительного удовольствия в виде коктейля из оглушительного рева динамиков, невообразимых запахов пота, духов и чего-то похожего на индийские благовония, а также радости созерцания вихляющих ног танцовщиц где-то под куполом заведения, помещенных для защиты от сексуально-озабоченной публики в некие подобия клетей.

Я вообще не понимаю, зачем им все это. Ну, есть у тебя бабло. Ну, имеешь ты «ягуар» или «бентли». Ну, прикупил ты на распродаже в Милане шмоточки из последней коллекции D&G или Roberto Cavalli. Так наслаждайся этим! Прикосновением к тканям, облегающим твое стройное тельце, подправляемое ежевечерне в каком-нибудь фитнес-клубе. Послушностью авто, следующего повелениям твоих рук на руле. Мимолетными взглядами проходящих мимо красоток, когда ты паркуешь его у бизнесцентра, где находится твой офис. Нет! Они прутся, проклиная все на свете, практически каждой ночью то туда, то сюда, где собираются братья и сестры по несчастью быть «сливками общества», светской тусовкой, селебритис или jet set. И ладно, если бы в поисках приключений, снять на ночь себе подобную или подобного, получить удовольствие. Еще одно в ряду прочих сибаритств, наряду с сигарой, новой тачкой, прикидом от Готье. Ну, может, даже там дадут какую-то награду типа статуэтки «Самый часто мелькающий на страницах желтой прессы»… Но это пару раз в год, а в остальные вечера: презентации дорогих сигар и виски, которые иногда даже не пробуют, потому что не хочется; день рождения владельца модного заведения, которого все тихо ненавидят за успех и сохранившийся блеск в глазах; after party по случаю завершившейся Недели моды, на которой так и не удалось побывать; выгул щенка на руках известных телеведущих и моделек, на которых тошно смотреть, – да мало ли поводов собраться охламонам и оболтусам богатых родителей или хапнувшим вдруг нежданно на голову свалившийся халявный контракт. Им скучно все это, но… Желание выглядеть в чужих (а более всего в собственных) глазах неповторимым, самым красивым, входящим в сотню, а то и десятку, эксклюзивным, светским, играют с ними злую шутку.

Я сам ловлю себя на мысли: как же так? Я такой талантливый, не урод, одеваюсь со вкусом… а… не там… Но следом нагоняет мысль: а зачем? Не лучше ли заняться тем, что тебе дорого, что нравится, что захватывает? Включить на полную катушку что-нибудь из старенького «Deep Purple» или, наоборот, в тишине слушать мурлыкание Майкла Франкса. Поваляться с очередным шедевром Ефимова или перечитать (давно хотел это сделать) поразивший в юности «Штилер» Фриша. Съездить в пропахший грибным духом лес или просто выйти на Ленинские горы и посмотреть на извивающуюся под тобой Москву-реку. Сентиментально? Самолюбование? Ничуть. Надо делать то, что нравится.

Ну не верю я, глядя на напыщенные лица и тусклые глаза «московской богемы», что им любо здесь и сейчас. Но – noblesse oblige (положение обязывает). Все глянцы кричат об их исключительности, наркотик популярности уже бродит по их венам перемешанный местами с кокосовым туманом, местами с дельфиновыми стаями, они не могут остановиться, они обречены крутить колесико, чтобы не остановилась эта карусель.

Очередь не двигалась. В клуб, тем не менее, постоянно просачивались какие-то люди. Мне показалось, что я видел в толпе одного из своих старых знакомых еще по работе в студии Переверзева. Десять лет не виделись… А он жив и здесь, в тусовке. Хотя это мог быть не он. А вот Бестию я видел довольно-таки отчетливо. Она подошла с подружкой к «Рауту» со стороны парка. Очевидно, приехали на метро, так как станция находится в той стороне. Не возят ее еще спонсоры. А что же она здесь ищет тогда, если до сих пор не досталась кому-нибудь из сильных мира сего?! Просто тешит самолюбие: глядите, я тоже тут! Или щекочет нервы недозволенным обществом, порочным, как Содом, и недоступным для некоторых, как Сатурн? Ждет все же принца на белом коне? Здесь они редки, но могут встретиться. Эндемики. Раритеты на раритетных же автомобилях. Или какой-нибудь мальчик снимет ее на ночь, наконец. Или она падет жертвой ловеласа из тех, кто дарит духи и обещает золотые горы, а наутро выставляет за порог с одежкой в руках. И пойдет по рукам. Но пока не пошла еще. Странно. Увидела меня – отвела глаза, забурилась в толпу ближе ко входу. Подружка за ней как хвостик. Через минуту я увидел, как они обе скользнули в приоткрытую дверь. Обалдеть! Даже если тебя знают и могут пропустить, как сделать так, чтобы оказаться у входа? Работать локтями? А там? Ну, оказался ты перед дверью. Где фейс-контроль? Дверь закрыта. Стучать? То есть их знают в лицо, перед ними распахнули двери. А может, они просто работать? Да, просто за двадцать долларов и стакан сока изображать публику, красивых моделей, на которых так хорошо клюют богатые дяди. Как политик, имеющий определенный статус, не должен появляться в местах, которые могут принизить его реноме, так же и девушка – любая девушка, модель она или студентка, – не должна появляться в местах, которые ассоциируются с проститутками, съемом и могут внести разночтения в понимание окружающими ее статуса. Любая девушка, особенно красивая. Если она нормальная и хочет просто нормально потанцевать, то должна ходить в клубы, где принято танцевать, а не сниматься… и не туда, где принято нюхать наркоту… есть же нормальные места… где играет живая музыка и т. д.

Еще одна ненавистная мне категория – промоутеры клуба, чья задача сделать место привлекательным и популярным, известным и таким, «шоб не попасть было – круто», – короче, чтобы яблоку негде…

Эти люди живут примерно так. На последние деньги купив «AUDI TT», колесят по злачным местам и, завязывая полезные знакомства, получают подряд – заказ на раскрутку нового клуба. Составляют гигантский бюджет. Инвестор заглатывает наживку. Обещаны и привлекательные прибыли, и красивая жизнь в окружении гламурных моделей, обсыпанных кокаином. Затем закупаются шикарные диваны, обивается все красным плюшем, заставляется стеклянными столами на хромированных изогнутых ногах, картины и фотографии в золоченых рамах заполоняют стены, потом клуб заполняют разномастные тусовщики, а наш Х купается в кокаине и покупает «феррари». Деньги кончаются быстро, если не удается достаточно долго подворовывать из промобюджетов клуба, который либо загибается на втором месяце, либо вообще не поднимается с колен, но инвестору объясняют проблемы и берут новые деньги, если дает. Или находится новый проект – и снова новые миллионы вложений, и новый уже теперь «мазератти» носит нашего Х по Москве в поисках очередных легковерных (и не очень) инвесторов.

Хорошие клубы разоряются именно потому, почему хорошую музыку слушают всего лишь «пять процентов людей на кухнях», а остальные – попсу голимую. Все ломятся в пафосные клубы, где абсолютно нечего делать, кроме съема девушек, называющих себя моделями, забивания ноздрей белым порошком и заказа шампанского по тысяче за бутылку.

На вечеринку мы снова не попали. Пригласительные билеты в виде маленьких парашютиков остались не востребованы строгим контролем. Еще бы! Теперь вместо билетов на входе надо было предъявлять нечто большее, дабы тебя пропустили внутрь.

Я ненавидел подобные тусовки с тех самых пор, как после одного из таких обломов, развернувшись при виде огромной толпы у входа, мы разошлись по машинам и разъехались, и Севка, мой единственный друг за все тридцать лет, что я живу на свете, прекрасный фотограф и обалденный человек, разгоряченный неудачей, так гнал, что на полном скаку влетел в бочину серебристого «мерса», который скрылся с места происшествия (очевидно, был неправ), а Севку доставили в Склиф, и там, не приходя в сознание, он скончался под утро в реанимации.

Я-то жив. Я остался жив. Я не ехал с ним в то раннее утро в машине. Но я часто вижу дымящийся сплющенный капот с текущей из-под него на мостовую струйкой какой-то жидкости. Он буквально отпечатался в моей памяти, хотя я не был на месте происшествия. И именно этот капот я увидел в зеркале вместо своего отражения, когда в один прекрасный момент после секса зашел в ванную комнату (еще ту, десятиметровую, знакомую до трещинок полу и разводов на стенах).

Человек же странное существо. Можно много раз говорить ему, что это или иное есть вредно, но он все равно будет делать по-своему. Но в один прекрасный момент, глянув в тарелку и увидев кусок мяса, например, представит, как та самая моя знакомая, что это – часть плоти какого-то животного. И с тех пор как отрезало. Не ест, и все. Стала вегетарианкой.

Я очень хорошо помню тот момент, когда, смывая ее слизь со своего набухшего, еще не опавшего после соития члена, вдруг явственно ощутил, что это была его последняя эрекция. Только что мы смеялись, вспоминая, как кормили друг друга испанскими клубничинами, вывалянными в мороженом, в зеркальной двери стоящего напротив кровати шкафа отражались мои отсвечивающие красноватыми прожилками яйца, а теперь отражение в ванной комнате моего исхудавшего лица сменилось видением искореженной машины Севки. Сразу за этим голова моя стала раздуваться от ужасной мысли, закравшейся в мозг: ты больше не сможешь трахаться, никогда, никогда… никогда!