Молчара

33. Ты счастлив?

На Рождество он пошёл в церковь, которая находилась в парке. Праздничное людское столпотворение его не смущало. Он постоял у икон, ещё раз взвесил все за и против и воткнул в песок купленную свечку. Зажёг от своей зажигалки и мысленно загадал желание. Молиться он не умел, но в бога верил. В того, кто создал всё живое. На обратном пути Егор сделал крюк и прошёл мимо памятника, который так поразил его в мае. Советский командир по-прежнему жарко целовал молоденького чешского партизана, только теперь их плечи окутывала пушистая снежная мантия — одна на двоих. Веточка сирени в руке командира напоминала о весне, о Саше и несбывшейся любви.

Стоя у памятника, Егор закурил и позвонил Шерману:

— Павел, свяжись, пожалуйста, с тем немецким хирургом, про которого ты рассказывал. Договорись на ближайшее время. Я хочу сделать операцию.

— Ты уверен? — спросил Шерман. — Необязательно торопиться, ты можешь ещё подумать.

— А что тут думать? — возразил Егор. — Сколько времени прошло с момента публикации твоих первых статей?

— Четыре месяца.

— И больше месяца после передачи по телевидению. Обо мне узнало сто миллионов человек, но синдрома Шермана ни у кого не обнаружилось. Давай посмотрим правде в глаза: я единственный мужчина, которому нравятся мужчины, других таких нет.

— И всё равно ты можешь отложить операцию. До лета, например. Возможно, кто-нибудь появится.

— Я в это больше не верю. Я принял решение: я хочу стать обычным.

В жопу такую уникальность. Даже сексом заняться не с кем. После интенсивных совокуплений в загородном доме Шермана, Егор страдал от лютой неудовлетворённости. И понимал, что по сути его половая жизнь закончена, пусть даже она и протекала в рамках научного эксперимента. Тело, познавшее настоящее наслаждение, не соглашалось на суррогат (хотя Шерман и прописал Егору кое-что для поднятия духа в постели с женщинами). Егор мог спать с Кэт, но не хотел.

Шерман молчал, вздыхал в трубку, потом сказал:

— Ладно, я напишу доктору.

— Ты поедешь со мной в Германию?

— Конечно.

В конце января они сели в самолёт Санкт-Петербург — Берлин и полетели навстречу новой жизни. Их провожала Кэт.

Однажды Егор увидел в интернете ролик, на котором глухой ребёнок впервые услышал голос матери. На детском личике отразилась целая гамма чувств — от испуга до интереса и неподдельного счастья. После операции Егор испытал то же самое.

— Я привёл к тебе медсестру, — сказал Шерман, пропуская к больничной койке блондинку с лукавым взглядом. — Ты не первый пациент, который хочет проверить свои способности, едва выйдя из наркоза. Это Луиза. Трахать девочку нельзя, но потрогать можно. Дерзай!

Пряча улыбку в бороде, Шерман вышел в коридор. Блондинка села на край кровати, сказала по-английски:

— Привет, Георг! Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил Егор, трогая пластырь на голове.

— Дай мне руку, — попросила она.

Затаив дыхание, Егор исполнил просьбу. Луиза положила его руку на свою коленку и приподняла белый халатик, разрешая погладить бедро. Егор медленно скользил пальцами по гладкой женской коже и прислушивался к ощущениям. Луиза слегка раздвинула ноги. Когда пальцы коснулись трусиков в промежности, у Егора что-то щёлкнуло в мозгу, а член встал. Егор неосознанно обхватил Луизу за талию и потащил к себе, как голодный неандерталец.

— Найн, найн, — засмеялась она. — У меня есть муж! Но я рада, что у вас всё в порядке.

Тот же эффект на Егора произвела и другая медсестра — немолодая афронемка, а также ночная сиделка, совсем уж некрасивая тётушка. Шерман сказал, что гиперсексуальность скоро поутихнет, нужно время, чтобы в мозгу образовались новые нейронные связи. А пока что Шерман рекомендовал найти в интернете симпатичных девчонок и заняться онанизмом. Егор последовал совету доктора. Оказалось, что в интернете нет несимпатичных девчонок, — каждая была совершенством! Грудки, попки и влажные киски туманили разум и пробуждали желание. Егор всецело понял Сашу.

Они задержались в Берлине ещё на неделю после выписки из больницы. Обоим хотелось отдохнуть. Гуляли по сырому городу, пили пиво, обедали в ресторанах. Егор затащил Шермана на концерт любимой рок-группы.

— Ты счастлив? — спросил Шерман перед отъездом.

— Не знаю, — ответил Егор. — Я теперь как Боря Остроухов — постоянно хочу трахаться, а все девушки вокруг кажутся красотками. Надо научиться приёмам соблазнения, а то я ничего не умею. Чувствую себя дикарём. Может, дашь пару советов?

— Завтра ты увидишь свою жену, — напомнил Шерман, — пусть она будет первой. Я восхищаюсь этой женщиной. Тебе очень повезло.

Егор смутился. Он думал про Кэт все эти дни — хотя какие дни? Месяцы, годы! — и пришёл к однозначному и закономерному выводу: они не могут быть вместе.