Молчара

7. Инь

Когда-то, сто лет назад или, может быть, двести, когда они каждую пятницу ходили в клуб, пили дешёвый ром с колой и знакомились с девушками, Егор рассказал Боре, что у него не стоит без виагры. Даже в постели с любимой женщиной. Боря запомнил и подначивал каждый раз, когда ему казалось, что он как самец меркнет на фоне привлекательного друга. У Бори тогда не было английского пиджака и японской машины, а у Егора вышла лишь одна повестушка в сборнике фантастики, поэтому соревнование за самочек разворачивалось в основном в плоскости внешности. Тут Боря проигрывал всухую.

Но если сравнивать потенцию… Учитывая количество Бориных детей, жён и любовниц, Егор мог считать себя полным неудачником.

Он перегнулся с кровати, открыл тумбочку и пошарил в ней рукой. Голубоватого рассеянного света, льющегося в незашторенное окно, не хватало, чтобы рассмотреть салфетки, зарядку для телефона, маску для сна и коробочку с таблетками, но Егор знал все эти предметы на ощупь. Он взял таблетки и поискал срок годности. Слишком темно. Когда он последний раз пользовался ими? Года три назад? Они всё равно не помогали. Если нет желания, таблетки не помогут. Проблема не в члене, а в голове.

Он бросил коробку в ящик и с силой его захлопнул. Доводчик сработал мягко и бесшумно. Егор упал на подушку и закинул руки за голову. Ему не впервые позориться. Но в этот раз всё может быть иначе. В этот раз в голове у него картинка, от которой встаёт быстро и крепко. Для надёжности та же картинка запечатлена в телефоне на трёх десятках фотографий — со всех возможных ракурсов, снизу, сверху, сбоку, издалека и крупным планом. Молодая женщина, выгуливавшая коляску в парке, наверняка подумала, что он сумасшедший. Кто ещё будет столь рьяно фотографировать памятник советскому командиру и чешскому партизану?

Сорок пятый год. Солдаты целуются. Ну и что?

Сколько раз он видел этот памятник до того, как рассмотрел по-настоящему? До того, как Саша Лукин сказал свои странные, невозможные, почти что неприличные слова о мужской любви?

Инна вышла из душа в одном полотенце, отбросила его и скользнула под одеяло. От неё пахло водой и итальянским мылом — лёгкий цветочный аромат. Не стала пользоваться его гелем для душа, выбрала мыло. Горький древесный аромат — для мужчин, цветочный — для женщин. Настоящая женщина.

Её глаза блестели в полутьме, губы были приоткрыты, словно ей не хватало воздуха, но она не сделала навстречу ни единого движения. Одеяло укрывало её грудь, оставляя голыми только плечи. Егор привстал на локте:

— Инна, я не тот человек, который нужен молодой девушке. Я много работаю, мало зарабатываю и привык жить один. Я не хочу, чтобы у тебя на мой счёт были какие-то планы. Не хочу, чтобы ты потом была разочарована или обижена. — Прозвучало малодушно и пафосно, как в плохой мелодраме. Впервые в жизни он сказал такое девушке. Откуда вообще всплыли эти слова? — Но ты мне нравишься, и если ты не против…

Она нашла под одеялом его руку и потянула к себе:

— Я не против, — а когда он наклонился, прошептала в самое ухо: — Не беспокойся, я не прилипчивая. Обычно это мужчины за мной бегают.

По спине побежали мурашки — то ли от щекотного дыхания в ухо, то ли от близости обнажённого тела. Его чуть-чуть потряхивало, под ложечкой засосало. Когда последний раз в его кровать ложилась женщина? Он прикоснулся губами к её щеке — прохладная, увлажнённая кожа, без малейшего изъяна, почти скользкая на ощупь. Инна, инь. Женское начало. Темнота, влага, ожидающая пустота. Он должен наполнить её своим сухим жаром, своей полнотой.

Но ни жара, ни полноты не было.

Они целовались и целовались. Пора было переходить к сексу, но приятных тактильных ощущений от гладкой кожи, свежего мятного дыхания и мокрых чавкающих поцелуев не хватало для полноценной эрекции. Полноценная — это по утрам, когда стоит так, что не отогнуть от живота, горячо и твёрдо. Но никогда с женщиной. Ну, кроме тех первых опытов, когда перед глазами мутилось от желания потрахаться хоть с кем-нибудь, — тогда ему хватало минуты, чтобы кончить. Потом оргазм уже не приходил так легко.

Но теперь, в свете открывшихся обстоятельств, диких, пикантных и нелепых… В свете нового чувственного опыта, невзначай подаренного ему беспечным выдумщиком Сашей Лукиным… Вот из кого получится настоящий писатель-фантаст…

Он вызвал в памяти образ советского командира — погоны не рассмотреть, слишком высоко. Кто он — лейтенант, капитан, майор? Он не молод, ему далеко за тридцать, но у него большое и здоровое тело. Пальцы сжимают букетик сирени, он держит её чуть на отлёте, пахнет одуряюще, весна сорок пятого, он жив, война окончена. Другой рукой он прижимает к себе чешского партизана. Мальчишка. Старая пропылённая гимнастерка, мешковатые штаны, совсем юный, пылкий, счастливый. Наверняка горячий как огонь. Он же янь. Запрокинул голову в поцелуе, пилотка вот-вот свалится. Отдаёт свои губы советскому воину…

Член напрягся, Егор взял его в руку, начал скупо, но жёстко подрачивать. Инна ощутила бедром эти вибрации, отвела его руку и принялась ласкать член тонкими холодными пальцами. Ах, Инна, нельзя ли покрепче, не так по-девичьи деликатно? Я же ничего не чувствую. Можешь по-мужски?

Он стащил с неё одеяло, обнажилась грудь. Совершенно плоская, с торчащими сосками — от холода или возбуждения. Это, наверное, и есть нулевой размер. В голубоватом свете отчётливо виднелся край рёбер, широковатая грудная клетка, костлявые ключицы — и практически полное отсутствие молочных желез. Девочка-мальчик, замёрзший андрогин.

В паху мощно отозвалось желанием. Потянуло, напряглось. Егор развёл длинные ноги и вошёл в мягкую влажную щель. Но он не смотрел туда. Он смотрел на грудь, положил на неё обе ладони, гладил и щипал за соски. Потом наклонился и, кончая, лизал их, грубо брал в рот.

Уткнулся лбом в жёсткую грудину.

Кто-то звонил на домашний телефон, потом на мобильный, потом снова на домашний. Он перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло. Краем сознания отметил, что из гостиной пахнет кофе и доносится бормотание телевизора, — и снова заснул. В следующий раз проснулся от звонка в дверь. Кого это принесло рано утром в субботу?

В спальню на цыпочках зашла Инна. На ней была его вчерашняя футболка, доходившая ей до середины бёдер. Колени её покраснели и как будто шелушились. Бедная девочка.

— Там какая-то женщина, — сказала Инна, — по домофону видно.

— Женщина? — переспросил Егор и сел на кровати.

Где трусы? Где хотя бы халат?

— Она с котом, — добавила Инна шёпотом. — Или это летучая мышь? Я не знаю, какое-то странное животное…

Чёрт! Это же Кэт с Музой! Он обещал приютить кошку, пока Кэт смотается к родителям в Лодейное поле. Муза ненавидит ездить в машине, её укачивает до рвоты и обморока, но и оставаться одной на выходные не любит: потом у неё депрессия и диарея. А Егора она любит. И его помеченную квартиру тоже.

— Это моя… — начал Егор, но запнулся.

Он нашёл трусы, натянул их в прихожей и открыл дверь.

— Молчара, как обычно, дрыхнет до полудня, — недовольно сказала Кэт, заходя в квартиру. — Держи Музку.

Горячая лысая киска мяукнула громким, почти человеческим голосом, и с удовольствием перешла на руки Егора. Он машинально погладил её по кожаным складкам. Кэт сбросила босоножки на головокружительных каблуках и сразу стала маленькой и трогательной. Ну прямо пятиклашка. Неопределённого пола.

— Ты кофе варишь? Здорово пахнет, налей мне тоже. А колбаса или сыр у тебя есть? Не успела позавтракать…

И тут она увидела Инну — босоногую, с мокрыми волосами, в мужской футболке. Брови Кэт поползли на лоб. Егор впервые такое видел. Хотелось замереть и досмотреть шоу бровей, но Муза снова мяукнула и начала выцарапываться из его объятий, словно почувствовала состояние хозяйки. Хозяйка тоже выпустила когти — в переносном значении. Внутри себя. От неё волнами исходила враждебность.

— Знакомься, это Инна, — сказал Егор преувеличенно мирным и фальшивым тоном, спуская Музу с рук и подталкивая её в сторону комнаты. Но кошка встала как вкопанная.

— Ага, — сказала Кэт и начала надевать босоножки.

— Ну стой, ну куда ты? Ты же кофе хотела…

— На заправке куплю.

— Ну перестань, Кэт, в самом деле. Вчера Боря приходил, девушек пригласил…

Она выпрямилась, одёрнула платье и протянула полиэтиленовый пакет:

— Тут кошкина еда и туалет. И не пускай её под кондиционер, она может простудиться. Всё. Пока. В понедельник заберу кошку.

Она процокала до лифта с таким видом, словно каждым шагом забивала гвозди в гроб их отношений.

— Будь осторожна на дороге! — крикнул Егор вслед. — Позвони мне как доедешь! Я буду ждать.

Лифт уехал, он закрыл дверь. Обернулся. Инна вытаскивала из пакета кошачьи консервы и разглядывала яркие упаковки. Муза нюхала воздух под дверью, словно оттуда ещё доносился запах Кэт.

— Кто она? — безразлично спросила Инна.

Ни один мускул на её лице не дрогнул. Какое удивительное самообладание. Тебя застают полуголой в чужой квартире, а ты даже бровью не ведёшь.

— Это моя жена.

— Бывшая?

— Почему бывшая? Настоящая.